Чёрное небо

«Быть может, однажды ещё наступит день, когда рыцари Ордо Фавониус только и будут делать, что снимать кошек с деревьев да помогать рассеянным старушкам искать оброненные по дороге кошельки», – как-то раз пошутила Лиза. Кэйа тогда, помнится, сказал что-то вроде того, что, по мнению некоторых, они и сейчас только этим и занимаются, демонстрируя притом надлежащую степень компетентности. «Но кошелёк в любом случае постарайся лучше не терять». Она улыбалась, однако затрещавшие в воздухе вокруг искры были определённо не аллегорией.

Что бы ни происходило прямо сейчас в других уголках мира, для Мондштадта то был ничем не примечательный ясный день. Очередной день, когда Кэйе как рыцарю ещё пока было, чем заняться, но он всё равно не мог пройти мимо необычного волнения, возникшего на перекрёстке. Возбудителями спокойствия оказались двое мужчин. Два прилично одетых джентльмена, тем не менее, общались на повышенных тонах уже явно достаточно продолжительное время, чтобы дело шло к рукоприкладству. Сцена разворачивалась прямо перед «Долей ангелов». Характерного алкогольного благоухания, исходившего бы от них, Кэйа, тем не менее, не уловил. Это на порядок упрощало ему задачу. Спокойного замечания капитана кавалерии вкупе с предложением помочь в разрешении всех разногласий хватило, чтобы дебоширы резко превратились в скромняг.

— Патрульные уже не в состоянии сами разобраться с уличным скандалом, что посылают за тобой? – прокомментировал Дилюк. Кэйа хохотнул.

— Нет, я просто по случайности проходил мимо. Можешь не благодарить. Что они хоть не поделили?

— Горю желанием вникать не больше твоего. Насколько я понял, торговцы пришли обсудить подробности сделки, но условия кому-то показались не самыми выгодными. Мы их выпроводили, когда они проигнорировали все предупреждения. Но эти идиоты просто продолжили ругаться снаружи.

— Знаешь, покуда они делают это за пределами твоего заведения, это уж точно не обязано быть твоей проблемой, – заметил Кэйа. Он, впрочем, и так не сомневался, какой ответ получит.

— Пусть так. Но они беспокоят прохожих.

— Интересно, Полуночный герой не подумывает брать иногда для разнообразия дневные смены? – уже откровенно подтрунивая над названым братом, подмигнул ему Кэйа. Дилюк испустил в точности такой тяжёлый вздох, какой он от него ожидал.

— Если тебе в самом деле больше нечем заняться – заходи, – сухо произнёс тот. — Поговоришь с кем-нибудь. Кроме меня. У меня полно работы.

Сколько же воды – и вина – должно было утечь с тех пор, как появление Кэйи в его таверне было для Дилюка, наверное, самой нелюбимой частью дня – а теперь, смирившись с неизбежным, тот предпочитал, видимо, чтоб он пришёл пораньше, выпил своё как можно быстрее и убрался восвояси. При всей готовности капитана Ордо Фавониус пропустить стаканчик в любое время дня и ночи, у Кэйи ещё оставались дела. Он собирался обстоятельно, со всей ответственностью и на полном серьёзе, словно настоящее приглашение, отвергнуть его, раз уж Дилюк заставил звучать это, как приглашение.

Он не успел.

Он не успел даже толком обработать в своей голове, что никакие дела он сегодня, судя по всему, уже не закончит. Мгновение назад он был в полном порядке, чтобы пришедшее вдруг из ниоткуда странное ощущение устроило ему небольшую встряску. Как глоток дешёвого шампанского, сделанный на голодный желудок: настойчиво кисловатый привкус во рту и лёгкое покалывание, спускавшееся к животу, чувство почти забавное, но малоприятное. Оно тоже длилось не дольше нескольких секунд и вышибло из его груди непроизвольный, совершенно беспричинный (словно само его сбитое с толку тело не знало, как на это реагировать) смешок. Однако после Кэйе было уже не до смеха.

Бывало, в особенно промозглые дни шрам на его правом глазу давал о себе знать. Или совсем другая боль, там же, но где-то глубже, доносилась до него едва слышная, такая же далёкая, как сами земли Каэнри'ах, и с лёгкостью тонувшая в вине... Кэйа с ужасом обнаружил – ужасно, как всё это время в нём спало нечто столь разрушительное, а он и понятия не имел, – что это была она, только в сотню раз сильнее. Словно его голову насквозь пронзили раскалённым железным штырём и начали поворачивать; прикосновение меча к лицу после такого помнилось ему почти поцелуем. От неё боль стремительно расходилась дальше, но не волнами, которые накатывали и схлынули бы затем, как прибой – она собиралась, копилась. Кости ломило, и в итоге, кажется, каждая его мышца пыталась вывернуть себя наизнанку. Кэйе повезло, что он не обедал, в противном случае как минимум его желудок вывернуло бы прямо на сюртук Дилюка. По шее наверняка стекал лишь пот, но Кэйе казалось, что он истекает кровью. Каждая лишняя секунда этого должна была наносить его телу непоправимый ущерб.

С трудом подняв голову, Кэйа не увидел небо.

***

Кэйа едва помнил, где именно его подкосило, но не ожидал прийти в себя в соборе. Где-то в его внутренних помещениях, если быть точнее: небольшая комнатка вмещала в себя несуразный диван, чей-то кабинет, обложенный бумагами, и старое фортепиано, на захлопнутой крышке которого стояла простенькая ваза со свежими полевыми цветами. Кэйа попытался растянуться под плотным, немного попахивающим пылью пледом, и его ноги тут же свесились в пространство за пределами софы. Затылком он при этом упёрся в чьё-то бедро.

— ...Как долго я был не с вами? – произнёс он, следом узрев обращённое к нему бесстрастное лицо Дилюка.

— Часа два.

Его вечно недовольный вид даже в такой ситуации почти заставлял Кэйю испытывать вину за причинённые неудобства.

— Что с тобой, чёрт возьми, стряслось? Тебя осматривала Барбара, сказала, что сделала всё, что смогла. Но она тоже не знает.

«Сделала всё, что смогла» – Кэйю, конечно, больше не раздирало в агонии, но что-то подсказывало, что Барбара была тому причиной в последнюю очередь. Да и последствия, весь причинённый ему вред он явственно ощущал внутри, будто там лежал теперь в руинах целый город.

Кэйа неловко усмехнулся. Примерно вместе с тем он заметил призывно стоявшую рядом с вазой порцию, по всей видимости, его ужина. При ближайшем рассмотрении оказалось, что даже в рыцарской столовой во времена их с Дилюком ученичества содержимое тарелок не наводило своей формой и содержанием такой тоски. Но жаловаться Кэйе было грешно. Он, скорее всего, вообще не должен был здесь находиться.

— Извини, но я тоже понятия не имею.

С той же странной уверенностью, как сильно бы Кэйа ни мог бы возжелать знать хотя бы ради того, чтобы не дать этому повториться, он отчего-то был убеждён, что в ближайшее время боль уже не вернётся.

Конечно, Дилюк ни на миг ему не поверил.

— Ну не смотри на меня так. Я правда ничем не болен и не собираюсь покинуть этот жестокий мир со дня на день. Впрочем, люди иногда падают замертво совершенно внезапно, тут уж я снимаю с себя ответственность.

— Закрой рот и ешь, – выругался на него тот.

— Я при всём уважении к тебе не смогу сделать и то, и другое, Дилюк.

Дилюк вспыхнул.

Покончив с едой, Кэйа был решительно настроен более в храме не задерживаться. Если присутствие Дилюка ещё было для него в известной мере терпимым, то неудобных вопросов от кого бы то ни было ещё он во что бы то ни стало хотел избежать.

— Ты не можешь просто... – однако Дилюк же и встал у него на пути.

— Почему не могу? Усилиями половины Мондштадта, мне уже гораздо лучше, – съязвил он. — Обязательно поблагодарю Барбару при случае, но в другой раз.

Ему не нравился тот Дилюк, которого он обнаружил, очнувшись, рядом с собой. Дилюк, которому было не всё равно – слишком серьёзный. Кэйа был совсем не в настроении подыгрывать ему в этой серьёзности, усиливая тем общее впечатление, будто что-то было не так. Но похоже, только так он смог бы заставить Дилюка прислушаться к нему. Кэйа вздохнул.

— Я бы лучше вернулся домой.

Недоверие мгновенно вымыло из его черт, давая прийти на смену более спокойному, почти кроткому выражению. Ещё слегка опираясь на его руку, Кэйа вместе с Дилюком вышел из собора.

Проводив его до комнаты, которую Кэйа снимал в городе, дожидаться приглашения Дилюк не стал. Он никогда не бывал здесь прежде, откровенно говоря, до сих пор он вообще не знал, где Кэйа сейчас живёт. Он безапелляционно ступил за порог следом за хозяином, попутно дивясь тому, каким его нынешнее пристанище оказалось скромным. Каморка в три шага шириной могла бы похвастаться только неплохим видом из окна, выходившего на тихую и малолюдную, но опрятную улочку. В остальном же, внутри не поместилась даже кухня. Вряд ли, конечно, Кэйа бы на ней готовил. Но аскетизмом его образ жизни никогда не отличался – жалование рыцарей точно позволяло найти себе условия получше, – а значит сюда, скорее всего, тот приходил только спать.

Сумерки опустились над городом. Дилюк старался не подпускать к себе мысли о том, в скольких местах сегодня он уже опоздал и в скольких, быть может, ему опоздать ещё предстояло. Разве что весь Мондштадт будет гореть в огне – но в таком случае он, возможно, не совсем тот человек, который в силах как-то этому помочь (если только помочь не буквально).

— Спасибо, что проводил. Но тебе, наверное, пора, – он предвидел, что Кэйа сразу же попытается его выставить.

— Ты сказал, что не знаешь, что это было. А если тебе снова поплохеет?

— А ещё я сказал, что я уже в порядке. Иди домой и спи спокойно. Ну или отделай пару подонков, если так ты обычно успокаиваешься перед сном.

— Я останусь.

Настолько же, насколько хорошо Дилюк знал Кэйю, Кэйа должен был знать, что повлиять на него в этом решении смог бы теперь только силой – которой у него, после всех событий этого дня, вряд ли имелось в избытке. Альберих всплеснул руками и преувеличенно драматично возвёл очи к небу, после чего громко выдохнул.

— Имей в виду, что вдвоём на моей кровати мы не поместимся, а уступать её тебе я не собираюсь.

— Само собой, – невозмутимо отозвался Дилюк.

Кэйе уже хотелось выкинуть его в окно. Хотя он, к сожалению, представлял себе, насколько Дилюка должно было впечатлить произошедшее с ним, чтобы тот превратился в спятившую курицу-наседку – но Кэйа, после стольких брошенных на него прилюдно презрительных взглядов, в самом деле не имел ни малейшего понятия, как ему следует вести себя с ним таким.

Кэйа переоделся и рухнул на кровать, отвернувшись к стене. Соприкосновение головы с подушкой напомнило о том, как же всё-таки паршиво он себя чувствовал.

— На самом деле, было во всём этом кое-что... странное и крайне определённое, – протянул Кэйа, не будучи до конца уверенным, стоит ли о таком говорить Дилюку, который тотчас напрягся.

— Что?

— Под конец я отчётливо слышал... не как если бы их кто-то произносил, но вложил саму мысль мне в голову. «На дне».

— На дне?

— Да. Не знаю, что бы это значило.

— Ты каждый день что-то ищешь на дне стакана, – хранивший молчание какое-то время, пробурчал Дилюк себе под нос. Грудная клетка Кэйи зашлась беззвучным смехом.

— Чувство юмора у тебя такое же, как ты сам.

— Я и не пытался шутить.

Снова молчание. Затем тихий, почти осторожный вопрос:

— Это как-то связано с... твоим происхождением?

— Возможно.

Кэйа не видел, а потому с такой лёгкостью вдруг вообразил: пока его всего выворачивало от неловкости ситуации, кто был настоящим олицетворением неловкости, так это Дилюк, стоящий посреди комнаты, как потерявшийся ребёнок, до сих пор веривший, должно быть, что один тут ничего не понимает. Кэйа представил себе это и в тот же миг всё ему простил.

— Ты сам столько раз угрожал выкинуть меня на грязную улицу, если я снова напьюсь в твоей таверне, – мягко усмехнулся он. — С чего бы тебе вдруг обо мне беспокоиться?

— Ты не был пьян, – возразил Дилюк как-то... немного обиженно?

— А что, если был?

— Прекрати.

Он словно нарочно испытывал вдруг расширившиеся границы его терпения, пытаясь вынудить Дилюка сдаться. Ну конечно же, Кэйа никак не мог бояться столь неприкрытой его заботы.

Хотя она и впрямь заставляла его ощущать себя без пяти минут покойником.

— Ты плохо кончишь, тут я уверен, – произнёс тот. — Но я никогда не говорил, что хотел бы на это посмотреть.

Кэйа хмыкнул.

Ну хватит уже.

Ночная мгла густела, заползая через открытое окно, втекая вместе с запахами вечерами. У Кэйи никогда не было проблем с городским шумом, но выбор на этой конуре когда-то остановил именно с тем, чтобы мог иногда засыпать в тишине, напоминавшей ему ночи в особняке.

Как он прикрывал глаза, мало-помалу погружаясь в забытьё, но потом вдруг раздавался, вмиг прогоняя сон, тихий скрип, беззвучные шаги, голос, шепчущий его имя...

— Кэйа?

Кэйа не отозвался, притворяясь, что уже спит.

Дилюк, возможно, и сам знал, что на самом деле нет. Но с него не могло быть теперь спросу за тяжесть, что легла Кэйе в основание плеча; тёплое дыхание коснулось шеи, вырвавшись с шумным вздохом, в котором самому Кэйе повезло спрятать свой.

Оставив мурашки бегать по его спине, второй мужчина отстранился. Вскоре заскрипел стул.

В предрассветном часу, в первый раз Дилюк проснулся от того, что мех с накидки щекотал ему щёку.

***

Напротив дома, где Кэйа снимал комнату, расположилось небольшое кафе. Сюда, должно быть, нечасто захаживали, да и сам Кэйа так ни разу и не позволил себе роскоши неспешно попить кофе с булочкой за столиком прямо у него под окном. Спускаясь по лестнице, он давил лезущую на губы предательскую улыбку при виде Дилюка, который сейчас читал за этим столиком газету. Не застав его по пробуждении, Кэйа было решил, что тот уже ушёл.

— Я отправил Джинн записку, что ты сегодня не придёшь, – сообщил Дилюк, пока он разрезал у себя на тарелке яичницу.

— С каких пор ты заделался моей матушкой, отпрашивая меня? – посмеиваясь, заметил Кэйа. Небольшая слабость в теле, может, ещё давала о себе знать, но по крайней мере расположение духа у него с утра было отличное.

— Она видела тебя вчера. Думаю, она и так собиралась дать тебе выходной.

По сути, готовностью себе руку отсечь на алтаре долга Кэйа никогда не отличался. Он ещё припомнит себе эту прихоть, когда придётся разгребать завалы накопившейся в его отсутствие работы, но и тогда вряд ли станет жалеть. Дилюк тоже наверняка сейчас должен был быть где-то в другом месте. Но этим дразнить его Кэйа бы не рискнул. Хоть что-то не разрушить своими руками, хоть раз. Carpe diem.

Так что, когда ему показалось, будто бы Дилюк собирается встать, Кэйа невольно подскочил сам.

Воспоминание, запечатлённое у него где-то внутри, что не выжечь никакому проклятию, на миг ожило перед ним. Солнце точно так же слепило глаза, отражаясь от огненных локонов. Ладонь, упираясь в мокрый песок под ним, вязнет; соль саднит на губах, но на вкус меньше море, чем другие губы, чуть приоткрытые, блестящие от влаги жемчугом. Второй мальчик хлопает пушистыми ресницами, он выглядит так, будто больше ошарашен тем, что только что сделал, чем сам Кэйа.

Сейчас Кэйа смотрит на него сверху вниз, и он всерьёз хочет сделать это, пускай никакая детская невинность его, в отличие от Дилюка, уже не прикроет, не оправдает. Но осекается, натолкнувшись на взор самого Дилюка. К своему огромному разочарованию он обнаружил: ты не сможешь ничего сделать, когда на тебя глядят столь оценивающе... не в хорошем смысле.

— Ты упустил момент, – мрачно произносит Дилюк.

— Вчера я был при смерти.

— Вот не запевай теперь.

— Ты соображаешь так же медленно, знаешь.

Кэйа откидывается обратно на спинку стула и просто долго смотрит на него, молча.

— Ты что, где-то уже набрался?..

Первая мысль, посетившая Дилюка, когда тот обратил внимание, что Кэйа покачивается. Ещё это нелепое выражение на лице, как если бы у самого Дилюка на месте лица возникло нечто буквально противоположное. Как всегда, в конце концов он должен был пожалеть, что дал этому разговору затянуться. Но что Кэйе резко поплохеет посреди улицы без каких бы то ни было на то видимых причин, Дилюк не ожидал и по-настоящему растерялся.

— Эй... Эй! – выскочив перед уже готовившимся посчитать себе зубы об мостовую Кэйей, воскликнул Дилюк: могло показаться, что почти рассерженно. Говорят, на опасность у человека три естественных реакции: бей, беги или замри. Дилюк умел только бить. И хотя очень быстро стало очевидно, что никакому внезапному нападению капитан ни с чьей стороны не подвергся, первое, что сделал Дилюк: притянул к себе Кэйю и напрягся, словно готовился дать отпор.

— Кэйа?!

Скрипя зубами, тот таращился остекленевшим глазом куда-то в пустоту. Дилюка он не видел. Скорее всего, даже не помнил, что тот был всё ещё здесь, пусть и цеплялся за его рубашку так крепко, что, не ровен час, порвал бы. Уж точно не за рубашку беспокоясь, Дилюк поймал его руку и попытался осторожно разжать пальцы – но сведённые судорогой мышцы были тверды, как камень.

«Да что с тобой такое...» – Дилюк впервые действительно предпочёл бы, чтобы мужчина просто был пьян. Но в силу профессии, Дилюк знал, что отравление даже самым паршивым алкоголем выглядит не так. Каким-то образом тот вёл себя ошеломляюще тихо, несмотря на то, что явно мучился от страшной боли. Все, кого ранее привлекло звуками ссоры, давно разошлись. В досягаемости Дилюка была лишь таверна. Но в том, чтобы вести туда Кэйю, дать присесть, налить воды, не было никакого смысла, этому человеку нужен был врач, прямо сейчас.

Постепенно Альберих осел на тротуар, и Дилюку ничего не оставалось, кроме как опуститься рядом, придерживая его.

В любой другой день Дилюк Рагнвиндр сделал бы всё, чтобы избежать второй встречи с кем-то из Ордо Фавониус за час. Но приметив издалека Джинн, он окликнул её, про себя восславив архонтов.

Та уже выглядела достаточно удивлённой в тот момент, когда их с Дилюком глаза встретились. Тем паче действующий магистр вытянулась в лице, стоило одному из сопровождавших её рыцарей воскликнуть:

— Это же капитан!

— Дилюк..? Кэйа?! Что произошло?! – ахнула Джинн, увидев, в каком состоянии был последний.

— Чтоб я знал, – почти процедил Дилюк. Ему, бесспорно, требовалась помощь, но желательно не при таком количестве свидетелей. Не так уж он переживал за сохранение имиджа Кэйи, и всё же...

— Простите, вам придётся уладить это без меня, – распорядилась Джинн, немедля разогнав лишние глаза и уши.

Затем снова повернулась к Дилюку, осторожно поинтересовавшись:

— Он же не... перебрал?

— Я ручаюсь, что у него за сегодня ещё капли во рту не было. Он буквально начал сгибаться пополам от боли ни с того ни с сего, пока не отключился. Чёрт побери, я знаю, о ком мы говорим, но сейчас ему нужен врач!

— Я всё равно должна была увидеться с Барбарой сегодня, – торопливо вставила Джинн. — Мы можем пока отнести его к ней.

Дилюк почувствовал, что снова закипает, но стоило ему услышать вариант решения, который его устраивал – тут же успокоился.

Он не должен был её осуждать. Он был уверен, Джинн тоже беспокоится, по-своему. Она просто не знала Кэйю так, как знал он. Он хорошо мог представить себе степень боли, которую тот испытывал, просто глядя на него. Ощущал исходивший от него страх. Этого было достаточно, чтобы перепугать самого Дилюка не на шутку.

Он подхватил Кэйю и вместе с Джинн поспешил к Барбаре. Всю дорогу он только и мог, что повторять про себя одно.

«Даже не вздумай. Что угодно, но даже не вздумай умирать у меня на руках».