— за меня выходите замуж, александра петровна.

тусклый свет рассеивается за ее спиной, она замирает возле рабочего стола, удивленно уставившись на него.

— не шутите так.

саша в себя быстро приходит, выпрямляется, смотрит сурово, но все равно миша видит, что нервничает. как бы не пытается казаться холодной, но почву из-под ее ног миша все еще способен выбить без особого труда.

— я бы не посмел шутить над подобным.

он, честно, сам не понимает, что именно двигает им, но да, — предложение по-своему искреннее и просить о таком, на удивление, невероятно легко — то ли потому что знает — откажется, то ли правда готов вечность с ней разделить. и это запутывает еще сильнее.

— правды в ваших глазах не вижу.

он усмехается, подпирает рукой щеку.

— выросла — поумнела.

миша в восторге от ее пронизывающего до костей взгляда, — если сам больше ненавидеть не можешь, дай ей причину, чтобы она возненавидела тебя. только бы не перестараться.

— если это все, то я вас оставлю.

дверь закрывается за ней, и миша остается с вежливым сашиным отказом на чертово предложение руки и сердца от берхарда. этому было название, вызывающее липкое, щекотливое чувство, которое миша бы закрыл под сотней замков. но власти над ним — у него нет.

миша улыбается кончиками губ, когда саша вздрагивает, стоит ему пройти рядом на балу. ловит сухое приветствие пьера, и как пьер (конечно, специально), предлагает ей следующей танец так, чтобы миша слышал. миша хмыкает, будто у пьера есть хоть какой-то шанс. саша, сколько бы раз миша не показывал, что любовь ее односторонняя, по-прежнему будет влюбленными глазками смотреть. это почти трогательно. почти, потому с нежными девичьим чувствами играть низко, миша бы любого другого сослал в ссылку за такое, хотя александра петровна сделала бы это первее. а ему можно. михаил юрьевич мог на танец пригласить, а в другой раз танцевать со всеми, кроме нее. может, миша просто ждет, когда она наконец-то пошлет его к чертям. вместо миши, к чертям саша посылает пьера. не совсем к чертям, в неоправданно вежливой манере отказывает, когда тот становится на одно колено, протягивая невероятно дорогое кольцо, клянется счастливой сделать, хотя и брак двух столиц — исключительно политический союз. миша случайно свидетелем сцены оказывается, взглядами с сашей пересекается, он плечами пожимает, мол, твое решение, что хочешь, то и делай, ты же столица. уходит сразу, слыша вдалеке стальное сашино «нет». и вовсе его ладони не вспотели, а живот не скручивало в тугой узел от напряжения.

саша догоняет мишу где-то в нескольких шагах от его покоев; запыхавшаяся, с красными щеками — вид не подобающий для столицы. он оглядывает ее, в первую очередь смотрит на пальцы — никакого кольца не видно, и миша выдыхает.

— а пьер, кажется, искренен был.

— насколько можно быть искренним, предлагая брак по расчету?

миша пожимает плечами.

— никогда такого не предлагал.

она заметно вздрагивает, отводит взгляд и вот сейчас самое время взять ее за руку, притянуть к себе, обнять аккуратно, извиниться за множество грубых слов. и, наверное, прояснить отношения, чтобы за установленную грань не переступать. саша словно улавливает резкую смену мишиного настроения, делает шаг назад.

— тогда, что вы подразумевали тем вечером?

что привязался к тебе, что обида давно ушла, что влюбился так, как никогда прежде и это медленно убивает. ненавидеть ее было легко, любить — страшно.

— а что вы сами думаете об этом?

— вопросом на вопрос отвечать — не культурно.

в голосе нет ни раздражения, ни злости. саша хочет понять, как относиться к нему, как пробить эту его стену.

— в любом случае, мне вы тогда не отказали.

и улыбается напоследок так самодовольно, что саше хочется бросить в него рядом стоящую вазу. она в след кричит, что и не согласилась, но миша вряд ли слышит. доведет когда-нибудь, и тогда даже саша терпеть не сможет, оставит глупую влюбленность и перестанет пробиваться сквозь его скорлупу. миша ведь ей то, о чем она мечтает, дать не может. сашенька взаимной любви желает, как в романах, как в сказках, навечно чтобы. мише смешно с нее, ему бы защитить ее от разбитого сердца, но сам же разбивает его каждый раз. она пытается стену сломать со всем врожденным упрямством и, будто бы не замечает всех его попыток от себя отгородить. разочаруется сильнее, если еще ближе узнает. мишу московского выдержать — это еще постараться надо. саша вроде как старается, принимает его всего, иногда тоже характер показывает, в этот момент весь зимний дворец ругань слышит. они правда достойны друг друга, в хорошем или плохом смысле. но миша убежден, что саше не подходит. только вот проблема, что и другие саше, по его мнению, тоже не подходят. замкнутый круг.

все комнате чувствуют, как несказанные слова повисают между ними острыми иглами. саша раздраженно вздыхает, что-то в ее руках ломается с оглушительным хрустом, никто лишний раз даже не двигается. миша все равно на своем стоит, пускай сам император начнет отговаривать (не начнет), москву он не бросит. всегда так было — пусть город до пыли разрушат, они тоже должны быть там, пока сами же пылью с пеплом не станут.

— хорошо. — наконец говорит она, но и саша, и миша знают: это лишь для вида. никуда она отпускать его не хочет, но кто мишу московского удержит.

перед отъездом он находит сашу в том же кабинете, она пытается работой отвлечься, голову на него даже не поднимает.

— могла бы и спровадить как подобает: со слезами и объятиями.

миша все еще приходит в восторг, стоит столкнуться с ее ледяным взглядом.

— вам только и надо, сердце мне разбивать каждый раз. самому не страшно?

страшно, конечно. он до сих пор огонь стороной обходит.

— если ждать меня будете, то не страшно.

миша видит, как саша из последних сил держится, чтобы не вскочить со стула и не зарыдать у него на плече, но вместо этого крепче перо сжимает. возможно, он был обречен влюбиться в нее, и как бы то ни было, но они и правда друг друга стоят. миша подходит к ней, наклоняется, целует в висок едва касаясь губами. легче почему-то становится.

— вам лучше бы вернуться как можно скорее и чтобы за это время придумали самое трогательное признание в чувствах, иначе за годы вашей холодности ко мне — не прощу.

— как пожелаете, заря моя северная.

ради нее — горел бы сотню раз.

миша выглядит плохо. на лице порез еще не заживший, глаза открывать больно, от ожогов живого места нет — весь перебинтованный лежит, даже одежды не нужно. назвать боль адской, язык не поворачивается. это было гораздо больнее, чем все ощутимое им до этого момента, но наравне с почти плачущей александрой петровной, испуганно смотрящей на него. она что-то обеспокоено лепечет, сжимает руку, а миша только смотреть на нее может, подмечать синяки под глазами, лопнувшие сосуды в них, и ставшие более выразительными скулы. не отходила ведь от него, молилась, очнуться умоляла. миша позволяет себе улыбнуться, хотя надо бы отчитать — нечего тратить драгоценное время столицы сидя тут.

— улыбаетесь? — строго начинает она.

— улыбаюсь. и злюсь на вас.

саша сразу понимает, к чему разговор идет, руку его отпускает, обиженно отвечает:

— я выполняла обязанности как полагается. и с вами была, когда время дозволяло.

о последнем лжет, видно сразу. неправильно разговор начал, но привык уж шипы выпускать, но за это позже извиниться обязательно.

— сашенька, — чуть вздрагивает, от непривычно мягкого тога его голоса, — как и обещал — вернулся. — нежно берет ее за руку, сжимает не сильно, будто дает почувствовать, что рядом, живой. — вы так и не ответили мне тогда. вы выйдете за меня, александра петровна?

возможно, просить выйти за него замуж, лежа в ожогах по всему телу и только очнувшись после комы, — не самый лучший вариант вообще о чем-либо у нее просить.

— михаил юрьевич!

— все же придется обещание сдержать? так и быть, я признаюсь вам, встану на колено, все как положено…

саша устало выдыхает.

— сначала просто сумейте встать, а потом все остальное обсудим.

впрочем, прямого отказа она ему не дала.