Да, не мной тот бой был начат,

Но закончен будет мной. 

Разве стены что-то значат

для Тебя, Спаситель мой?

Марко Поло

Сердце вылетало из груди. Оно билось о ребра, как птица о прутья клетки, болезненно сжималось, трепыхалось, хотело на свободу. Жанна должна бежать — и она бежала, как могла, сжав зубы, не обращая внимания на боль в пересушенном горле и ногах. Внизу хрустела сухая трава и поднималась пыль: лето было жарким. Она бежала. Останавливаться было нельзя. Остановишься — не хватит сил снова начать.

Кружилась голова от недостатка воздуха. Хотелось заиметь еще один рот, чтобы вдыхать им тоже. Волосы неприятно липли к мокрому лбу.

 — Подвинься! — ее грубо толкнули сзади с прыгающей тропинки под ногами.

Жанна упала. Вскрикнула от неожиданности, когда ей наступили на волосы, и закрыла глаза, чтобы в них не попала земля, вспаханная чужими кроссовками.

 — И что только Хао углядел в такой слабачке, а? — рассмеялась Канна. Две подружки рядом с ней поддержали ее смех.

«Столько лет прошло, а они все никак не смирятся», — подумалось ей. Жанна лежала с отчаянным наслаждением, ощущая благодарность своего тела от отдыха. Она стала приспешницей Хао десять лет назад, а они все равно ревнуют. Косые взгляды Жанна сносила, но такое спускать с рук было нельзя. Ибо сказано было — Бог не только любовь. Бог еще и строгий судия.

Сжав зубы, она поднялась на руках и на последних силах побежала с низкого старта, ускорилась, не обращая внимания на круги перед глазами. Рыжие хвостики Мати были приметны среди деревьев. Еще немного!

 — Шамаш! — Рукоять сама собой оказалась в руке. — В ритуальный кинжал! Океан боли!

Хранитель ей повиновался. Волнистое обоюдоострое лезвие засветилось белоснежным фуреку, заволновалось, как море в шторм. Одно движение рукой — земля перед Ханагуми превратилась в железные волны, безупречно острые и пока еще безупречно чистые. Мати отскочила, приземлилась на пятую точку, заработала ногами, отодвигаясь от смертельного места. Сообразив, потащила за собой Мари. Канна стояла дальше.

Ее судьба была предрешена. Жанна двинула кинжалом, задавая направление. Железные волны вздыбились, кинулись приливом. Одно мгновение промедления — и нога Канны увязла в лезвиях. Та самая, которая наступила на волосы. Испуганные отчаянным криком и брызнувшей кровью птицы сорвались с деревьев. Жанна опустила кинжал. Волны остановились. Канна тяжело дышала, припав на колено, пыталась высвободиться, как зверь из капкана, но не могла.

 — Ты больная? — голос Канны дрожал и срывался на писклявый крик.

Жанна проигнорировала вопрос. Взмах кинжалом крест-накрест, и бегущая на нее Мати оказалась пришпилена к дереву. Зашипела от злости, когда один из железных шипов, будто играя, вонзился в сантиметре от ее лица. Она вздрогнула, закрыла глаза и отвернулась, сжав зубы, чтобы больше не произнести ни звука.

Мари некоторое время целилась в нее из пистолета, но поняв, что осталась совершенно одна, опустила свою куклу.

За все время Жанна едва ли сдвинулась с места. Она все еще не отдышалась от спринта, и ее голос звучал прерывисто. Ей приходилось говорить то на вдохе, то на выдохе.

 — Мы все должны работать сообща, чтобы помочь господину занять престол. Мне надоело, что ты, — она обратилась к Канне, — постоянно пытаешься перетянуть одеяло на себя и, тем самым, ставишь под удар планы Хао. Но, — голос Жанны смягчился, — если ты сейчас извинишься и пообещаешь больше так не поступать, и с достоинством служить будущему Королю, я прощу тебя и исцелю.

Некоторое время они играли в гляделки.

 — Д-да, — наконец сказала Канна, заикнувшись, — я была неправа. Прости.

Мари с Мати коротко переглянулись, но остались неподвижны.

 — Ничего, — взгляд Жанны потеплел. — Я прощаю тебя. Милосердие — высшее благо.

Она подбросила кинжал и схватила его за кончик лезвия. Смертоносный океан исчез. Канна со стоном повалилась. Земля под ней была влажной и бурой. Жанна подошла.

 — Дай посмотреть.

Исполосованная рваными синюшными ранами нога выглядела страшно. Что было со ступней, понять было нельзя из-за обуви, но, судя по полностью мокрому из-за крови и рваному кроссовку, дела были плохи. На самом деле, Жанне было все равно. Одно движение рукой — и любые раны зарастали на глазах. Ее белоснежное фуреку тонко вплеталось в чужую энергетику, ускоряя регенерацию тканей и не оставляя даже шрамов. Если, конечно, в этот момент ее никто не прерывал.

Как сейчас.

От пуль Мари ее спас щит Шамаша. От запущенного Матильдой Джека Жанна увернуться уже не успела. Его вращающиеся лезвия больно резанули по рукам. Кинжал выпал из рук. Сверхдуша исчезла. Жанна поднырнула под смеющуюся тыкву, чувствуя, как волосы шевелятся от скорости лезвий над головой.

Кинжал был снова в руке. Один взмах. Сверхдуша была не так сильна, как в прошлый раз. Она остереглась, начала экономить. Джека настигла ее гильотина. Тыква лопнула, как перегнившая… тыква? Жанна отпрыгнула, чтобы ее не испачкало в соке. Сверхдуша Матильды пропала.

Жанна выпрямилась. У ее горла висел наконечник копья. Лица призрачного рыцаря, с ног до головы, закутанного в латы, бело не видно, но Жанна могла поклясться, что он самодовольно ухмыляется.

 — Молодец, Ашкрофт, — Канна затянула сигарету и выдохнула новую порцию синеватого дыма, которая присоединилась к рыцарю. — Задержи ее. Уходим, — коротко сказала она и повернулась спиной. Чуть прихрамывая, она поспешила прочь.

 — Мне кажется, — хладнокровно заметила Жанна, — твои извинения были не вполне искренними. Ничего, мы вернемся к этому разговору.

 — Да я тебе ночью пальцы отрежу! — крикнула Канна, обернувшись.

 — Шамаш, стальные объятья.

Блеснул кинжал в ее руках, и доспехи рыцаря вывернулись внутрь, как старый носок. Дух не чувствовал боли, но удержать копье больше не мог. Да и нормально стоять тоже.

 — Мне жаль, сир.

Рыцарь на мгновение стал снова табачным дымом и разъединился на две половинки: верхнюю и нижнюю. Верхняя выпрямилась и крутанулась вокруг своей оси.

 — Прошу прощения, леди.

Удар латной перчатки пришелся ей в челюсть. Жанна упала безмолвно, но Шамашу не нужны были слова. Сжал объятья сильнее, и от рыцаря осталась только эктоплазма. Остатки синеватой дымки поколебались, но не стали продолжать бой — юркнули в чащу, за хозяйкой.

По ближайшей травинке ползла божья коровка. Жанна наблюдала, как она сердито распускает крылья, собирает обратно, но все равно оставляет встревоженный черный краешек. Хоть бы божья коровка была единственной ее соседкой. Не хотелось бы нарваться на злых лесных муравьев или, еще хуже, змей.

Жанна перевернулась на спину. Лопатки тут же больно впились в камни и корни. Лучше всего лежать на земле осенью, в мягкой сладко пахнущей листве, а не летом. Крона над головой шумела. Жанна любила представлять ночью, что именно так шумит океан, и сейчас ее по привычке поклонило в сон. Она закрыла уставшие глаза, чувствуя приятную прохладу собственного исцеления на лице.

Нет-нет, спать было никак нельзя, хоть даже и очень хотелось. Утреннюю пробежку нужно было закончить, тем более что осталось совсем чуть-чуть. Сейчас она сосчитает до десяти — нет, до двадцати! — откроет глаза и побежит снова. Труднее всего бывает за шаг до победы.

Раз. Два. Три…

 — Чего лежим, кого ждем?

Знакомые насмешливые интонации проняли ее с макушки до пят лучше любого будильника на всем белом свете! Хао всегда бежал позади своих приспешников, и это подгоняло их подобно тому, как зверей гонит лесной пожар.

Жанна решила, что оправдываться нет никакого смысла, он и так знал все ее мысли. Вместо этого перешла в наступление:

 — Твои тренировки меня доведут до состояния трупа.

 — Что ж, в команде будет запасной хранитель или еда для Духа Огня. Зависит от моего настроения.

Самое отвратительное в шутках Хао было то, что они могли запросто оказаться не шутками. Жанна открыла глаза. Хао в прямом смысле нависал над ней. Его грудь тяжело вздымалась от сбитого дыхания, лицо покрывалось красными пятнами, волосы, собранные в высокий хвост, были мокрыми от пота.

Хао каждый раз, перерождаясь, строил свое тело заново, и ему было так же тяжело, как и всем остальным. Почему-то эта, в сущности, элементарная мысль придала Жанне сил. Она поднялась. Хао тем временем задумчиво осматривал поле недавней битвы и сейчас его внимание захватила свежая кровь на крупных листьях лопуха, тягуче капающая на землю.

 — Не моя, — почему-то сочла нужным уточнить Жанна. Ей захотелось, чтобы Хао увидел, что трое шаманок убежали от нее одной. Он, конечно, и так знал из ее мыслей, но хотелось, чтобы видел своими глазами. Тогда бы он похвалил за силу, сделал замечания по технике.

Хао остался равнодушен.

 — Я правильно понимаю, что во время моих тренировок у вас еще остаются силы, чтобы выяснять отношения? — как бы невзначай спросил он. — Это хорошо.

Хао побежал дальше, не оглядываясь. Жанна осталась на месте в секундном замешательстве, но, очнувшись, рванула следом. В лагере к занятиям относились серьезно, и не было большего позора, чем прибежать позже Хао. Через время, сравнявшись с ним, Жанна взяла свой темп. Идти на обгон она не решилась — это было бы некрасиво — поэтому бежала рядом. Дыхание у нее выровнялось, но все равно было тяжелее, чем дыхание Хао. Она попробовала дышать с ним синхронно, но Хао вдыхал воздуха больше, чем могла вдохнуть она, и у нее закололо в груди и снова закружилась голова. Бросив это дело, она снова взяла свой ритм.

Какие же глупости она творит! Жанна с опаской покосилась на Хао, радуясь, что ее стыда не видно из-за разгоряченных щек, и гадая, читает ли он сейчас ее. Хао бежал, будто бы ничего не замечая, и она позволила себе успокоиться.

Секрет силы Хао был не в утренних пробежках, вегетарианстве и уж точно не в дыхании, а в дисциплине разума и тела. Он часто говорил, что нет никакого смысла в тяжелых тренировках, если они не регулярны. Сколько бы раз Жанна не падала, она заставляла себя подниматься, если на горизонте маячил Хао, и вовсе не из-за страха перед Духом Огня. Она хотела быть полезной, хотела быть сильной — ради их общего дела.

Увы, получалось не всегда.

Поначалу Жанна боялась Хао. Они были почти сверстниками, но уже тогда, в совсем малом возрасте, она чувствовала, что он не такой, как она. Люциус уважительно замолкал, когда Хао говорил и говорил он чаще всего что-то, что ей было непонятно. Она слушала его речи, стараясь поймать смысл в словах, но он куда-то улетал от нее. В такие моменты Жанна вцеплялась пальцами в черную рясу Люциуса, ища в нем защиты, и смотрела на происходящее широко распахнутыми глазами.

А посмотреть всегда было на что. Хао был силен, по-настоящему силен. Один вид его хранителя — его истинный облик, а не милый огненный шарик, который он показал ей при знакомстве — приводил шаманов в священный трепет. Хао убивал и миловал, подчинял и отпускал духов, играл со стихиями всерьез или ради забавы. Еще он много знал, наверное, даже больше, чем умел. Порой, когда он был в хорошем расположении духа, бойкой Матильде удавалось развести его на какую-нибудь историю. Она, сидя у костра вечером, толкала тощей коленкой Блокена, а локтем кого-то из братьев Бозз, чтобы они поддержали ее. Чаще всего Хао поддавался общим уговорам и начинал рассказ: о голоде и смертях; о прекрасных дворцах императора и его подлых придворных; о племени патчей, хранящих Великого Духа. Бывало и смешно, и страшно, но каждый раз все слушали, затаив дыхание.

Порой Хао сам просил их рассказать что-нибудь или спеть Пейота. Тот всегда с радостью бил по струнам своей гитары и начинал одну из своих мексиканских песен. Весь его репертуар команда знала наизусть и подпевала нестройным хором, даже не понимая слов. В такие ночи Дух Огня веселился вместе с ними, и костер вспыхивал и сыпал искрами в такт аккордам.

Жанна сторонилась Хао. Она чувствовала в нем что-то темное, злое, но никому не говорила об этом. Как будто тяжелое колючее одеяло однажды укрыло его с головой, и Хао с той поры отчаянно не хватало воздуха. Он изображал себя прежнего, до одеяла, но порой словно не выдерживал, что-то в нем срывалось, ухало вниз, и глаза его темнели. Тогда чаще всего гибли люди.

Она часто ловила на себе его изучающий взгляд, который становился насмешливым, стоило им столкнуться глазами. Жанна тогда зажмуривалась, ее душа уходила в пятки. Так было до тех пор, пока однажды, за пару лет до Турнира, она на утренней пробежке не прибежала позже всех, позже Хао. Они разбили лагерь на берегу Байкала, невидимые для посторонних. Противная сухая летняя трава прокалывала спортивные штаны и колола кожу, царапая до крови, да лезла в рот мерзкая мошкара. Она несколько раз отмахивалась от нее, спотыкалась и падала в колючую траву, сбивая колени и локти. Хао обогнал ее почти в самом конце маршрута. Жалость к себе сдавила Жанне горло, и она тогда не смогла встать, расписавшись в собственной слабости.

Хао отступил от нее. Что-то донельзя обидное мелькнуло в его взгляде — разочарование пополам со скукой — и он побежал дальше. Жанна добралась до лагеря многим позже него. Она шла, игнорируя осуждающие взгляды, выдергивая из волос колючую солому, ведомая лишь одной мыслью: вода.

Ей хотелось пить так, будто бы, как минимум, неделю она провела в пустыне, а свою бутылку с питьевой водой она потеряла еще на середине дороги. В горле была засуха. В тщетной попытке собрать и сглотнуть хоть немного слюны, она терпела неудачу за неудачей. Жанна еле волокла ноги мимо ехидно скалившихся Ханагуми в ту часть лагеря, в которой они хранили припасы и питьевую воду.

То, что Жанна увидела там, заставило ее остановиться. Хао. Он стоял, сложив руки на груди, и что-то строго выговаривал Люциусу и Зен Чину. Со стороны это смотрелось бы странно: ребенок отчитывал по поводу каких-то вредителей двух здоровых дядек, неловко переминающихся с ноги на ногу. На самом же деле все было логично: Зен Чин отвечал за готовку, Люциус — за продуктами для этой готовки, а Хао знал о жизни в полевых условиях гораздо больше любого современного человека.

Страх перед Хао, усиленный во сто крат стыдом за ее провал на тренировке, пригвоздил ее ступни к земле железными гвоздями. Она стояла, разрываемая на части желанием собственного тела и нежеланием сознания приближаться к разозленному лидеру. Наконец, страх победил. Жанна поплелась к своей палатке, ворочая во рту распухший язык, напоминающий наждачку. Она обмылась, смывая засохший пот и вязкую пыль, и переоделась в легкое белое платье, чтобы ее разгоряченная кожа быстрей остыла.

 — До сих пор боишься меня? — спросил ее Хао десятью минутами спустя.

Жанна стояла по щиколотку в прозрачной воде, босиком на шероховатом, поросшем мхом камне. Помня, что в Байкале пресная вода, она сначала хотела напиться из озера, но чем дольше она смотрела на зеркальную водную гладь, тем дольше ей казалось это плохой идеей. Услышав голос Хао, она от неожиданности выронила подол своего платья.

 — Тебя все боятся, — ее голос от жажды звучал сухо и тяжело.

Жанна смотрела, как белые кружева подола мокнут, становятся тяжелыми и серыми. Они медленно тонули в воде и начинали противно липнуть к ногам. Жанна не хотела отвечать прямо. Боялась сказать правду, а соврать боялась еще больше. Разве можно задавать такие вопросы, так мучить ее, если сам прекрасно знаешь?

 — Страх бывает разным, — его ответ. Жанна ощутила движение сзади.

Он остановился по левую руку от нее. Вода рядом с ней вспенилась, накатила мутной волной, потревоженного песка. Хао стоял рядом с ней. Вокруг него образовался ровный сухой круг: словно кто-то очертил невидимую границу, которую не смела пересечь вода. Он нагнулся и поднял с земли красно-черную плоскую гальку, мокро блестящую на солнце.

 — У тебя страх, как у добычи, застрявшей в когтях хищника. Дышишь тяжело, пытаешься унять сердце, даже поднять взгляд страшишься. Страх жертвы. Мне это не нравится.

Хао вскинул руку. Жанна вздрогнула и отступила на шаг. Только через мгновение она успела метнуть взгляд в сторону. Галька мягко попрыгала по воде. Прыг-прыг-прыг-буль! Она похлопала глазами на расходящиеся круги по воде и смущенно подобрала распушенные влажным ветром волосы, заметив его смеющийся взгляд.

 — А разве не так? — Жанна опустила глаза. — Дух Огня тот же хищник, и каждый из нас может оказаться в его когтях. Ты не делаешь разницы, союзник перед тобой или соперник — для тебя всё, как будто бы, едино. Бывает, ты смеешься на прямые оскорбления, а, бывает, злишься на невинные шутки. Тебя невозможно предугадать. Рядом с тобой всегда неизвестность. Разве можно не бояться неизвестности?

 — Ты не знаешь, упадет ли тебе ночью астероид на голову или же ты проснешься, как обычно, но ты ведь не боишься спать? — Хао вскинул бровь. Жанна покачала головой и лишь подумала, что астероидов она и в жизни-то никогда не видела, а смерти людей для нее были картиной частой, но решила не спорить. — В следующий раз обязательно тебе покажу.

Жанна, первую секунду не понявшая, о чем он, потом догадалась.

 — Видишь? — продолжил Хао. — Посторонний не понял бы, почему я сказал так. Для него я был бы непредсказуем и непонятен, но не для тебя.

 — Я знаю, что ты читаешь сердца, — Жанна помолчала, собираясь с мыслями. Хао ее не торопил. — Но как ты можешь убивать людей, только лишь не согласных с тобой, не давая шанса? Как я могу знать, что ты не убьешь меня, если я подумаю с жалостью об очередной твоей жертве?

Жанна плакала о каждом. Она молилась об их душах по ночам, пока не выплакивала все слезы. Тогда ее глаза становились сухими и горячими, а щеки неприятно стягивала соленая маска. Хао знал об этом, и не только потому что слышал мысли. Отекшее лицо Жанны и разбитый вид по утрам говорили ничуть не тише.

 — Я убиваю, когда чувствую опасность. Себе, своим целям, своим людям. — Жанна вскинула глаза, впервые посмотрела на него внимательно, не скрываясь. Хао будто бы не замечал. — Я знаю, что ты хочешь сказать мне. Терпимость и доброта — это большая роскошь, Жанна. В моей спине слишком много ножей, чтобы я мог себе ее позволить. Это горькие, жестокие уроки выживания: либо ты, либо тебя — третьего не дано. Ты ведь не знаешь, что сейчас происходит в мире? — Хао склонил голову набок, улыбнулся ее мыслям. — Не знаешь, — утвердительно кивнул он. — Другие сильные шаманы, подобные мне, тоже путешествуют по миру, ищут молодые таланты, но отнюдь не для того, чтобы склонить их на свою сторону. Они ищут своих будущих соперников и устраняют их до того, как желторотые птенцы станут опасными противниками. Результат Турнира решается далеко за пределами официальной арены. Такова эта жизнь.

 — Это жестоко.

 — Жестоко, — Хао серьезно кивнул, — и я жесток, как жесток любой зверь, убивающий жертву ради собственного выживания. Но станешь ли ей ты? — Жанна вопросительно уставилась на Хао, будто бы он мог дать ответ на этот вопрос. И он ответил: — Да, если будешь представлять для меня угрозу. В другом же случае, тебе не стоит робеть в элементарной просьбе подать воды.

Хао протянул к ней вторую руку, и Жанна только сейчас увидела в ней свою потерянную спортивную бутылку. Она ухватилась за нее с тем чувством, каким, должно быть, утопающие хватаются за спасительный плот.

Ошибкой было бы считать, будто бы Жанна совсем избавилась от страха перед этим странным человеком после разговора, но, по крайней мере, она уже не боялась смотреть ему в глаза и не пыталась стать меньше при его появлении. Тогда Жанна поняла фразу Хао: «Страх бывает разным». Она по-прежнему опасалась когтей Духа Огня и вздрагивала каждый раз от пробивающей до мурашек энергии Хао, но теперь она понимала его мотивы. Жанна боялась гнева Хао, а не самого Хао.

Чем ближе был Турнир, тем серьезнее становились тренировки. Она уже не помнила, когда первый раз, на дрожащих коленях, плакала, что больше не может сдвинуться с места, что призвать сверхдушу быстрее просто невозможно, что ее язык распух от выговаривания сложных техник. Тогда Хао критично осматривал ее с ног до головы и лишь насмешливо ухмылялся:

 — Я могу, а ты не можешь?

Жанна злилась, рыдала, кричала, что каждая клетка ее взрывается болью, что у нее даже не осталось фуреку, чтобы исцелить себя, что он чертов демон из Ада, если он может так спокойно стоять и смотреть на ее страдания. А Хао стоял и смотрел, продолжая ухмыляться и протягивая руку.

 — Твой выбор: остаться здесь или продолжить.

Его всегда спокойный тон отрезвлял Жанну. Она сглатывала, царапая поврежденное истерикой горло, утирала сопли тыльной стороной левой ладони, а правую давала Хао. Мышцы его руки дрожали не меньше ее мышц, но он стоял крепко, а она шаталась. Он отворачивался от нее, не говоря ни слова, и шел делать замечание Пейоту, потому что тот снова потерял контроль над хранителями, или Борису, потому что тот слишком сильно контролировал своего.

Жанна, когда боль в натруженном теле становилась совсем невыносимой, порой не могла заснуть и долго размышляла над тем, что в исступлении смела повысить голос на Хао и говорить о нем ужасные вещи, но он не только не убил ее, а подал руку. Она прокручивала в голове совместную жизнь их команды, пыталась припомнить, кто до сих пор прятал от Хао глаза. Кто боялся его страхом жертвы? Борис, Мохаммед, Кодзи, братья Бозз — Жанна не смогла бы сказать ничего дурного о каждом из них, но внезапная догадка, горькая в своей правдивости, заставила ее прикусить до боли губу. Все они были слабы.

Хао был прав. Он всегда оказывался прав, даже если его решения и слова не были понятны сиюминутно, то открывались через время: неделю, месяц или год. Жанна привыкла доверять ему. Она привыкла верить ему. Если Хао говорил, что так было лучше для всех — значит, так оно и было. Когда она приняла это, чувство спокойствия осадило вечную тревогу ее души.

Сейчас же Жанна бежала рядом со своим господином, не чувствуя ни страха, ни стыда — только досаду от того, в каком положении он ее застал. Увидев ее минутой раньше или позже, она бы произвела совсем другое впечатление.

Наконец-то эта ужасная пробежка закончилась. Жанна выбежала к берегу реки Снейк — они почти всегда останавливались у водоемов — и опустилась на землю, тяжело и часто дыша, как собака на солнцепеке. Все-таки бой во время тренировки не прошел ей даром, обычно она легче переносила утреннюю разминку. Жанна обернулась, изучая ситуацию, как всегда учил Хао. Сокомандники, прибежавшие раньше, уже отошли от нагрузки. Кто-то разминался перед основной тренировкой, кто-то халтурил. Братья Бозз настраивали свои гитары, Люциус вдумчиво чистил свой пистолет. Ханагуми стояли подле Зен Чина, и Канна что-то рассказывала ему с очень самодовольным видом. Судя по его лицу, ему это было интересно ровно настолько, насколько петуху, попавшему в суп, были интересны лекции по кулинарии.

Канна, словно почувствовав на себе взгляд, стрельнула глазами на Жанну и расплылась в улыбке. Она стояла, небрежно оперев бедро о ближайшее дерево, и, прогнувшись в пояснице, наклонилась к Зен Чину.

 — Ну кто-то же должен был, в конце концов, поставить эту выскочку на место? — сказала Канна куда громче, чем предполагалось для обычного разговора. Конечно, чтобы ее услышала Жанна. Конечно, чтобы она поняла, о ком речь. — Думает, если она целитель, так мы ее будем на руках носить!

Жанна раздраженно сцепила зубы. Она не сомневалась, что об их стычке уже знает весь лагерь и в каком свете Канна все преподнесла. Несправедливая обида поднялась и сжалась в белой девичьей груди. Это ее-то на место поставили?

Люциус наконец-то собрал револьвер и обмахнулся своей черной широкополой шляпой с пером.

 — В следующий раз, когда Ашкрофт попадет тебе по ребрам копьем, ты не будешь столь категорична.

 — О, нет, наша святая не станет так дешево мстить. Она ведь выше этого! — последнюю фразу Канна произнесла под хохот подружек.

Жанна глянула на Люциуса и грустно покачала головой, говоря, что не стоило. Люциус не стал оспаривать ее поражение, а значит сам поверил в него. Она могла бы ответить сама. Зен Чин тем временем снял свои круглые очки. На его широком щекастом лице они казались уморительно маленькими.

 — Канна, клянусь тухлыми яйцами, если бы ты знала, в каком месте сидят у меня эти ваши бабские разборки…

Но Канну мнение Зен Чина интересовало мало, ей вообще было все равно, кого именно выбрать жертвой для своего представления. Свое дело она сделала вовремя. К ним подходил Хао, и Жанна решила, что поквитается позже.

 — Наконец-то, босс! — обрадовался Большой Билл, подскакивая с места. — Что-то вы сегодня долго! Никак крепатура замучила?

Отвлеченная Канной, она не сразу заметила, что Хао рядом с ней не было. Они должны были прибыть к лагерю одновременно. Специально отстал?

 — Не только же вам тайком в тенечке прохлаждаться, — вернул ему остроту Хао.

Разнеслись смешки. Наблюдательная Жанна заметила, что некоторые до сих пор сутулятся и боязливо прячут глаза от невинного замечания. Мохаммед настойчиво делал вид, что ему крайне интересно нестираемое пятно на своей волшебной лампе, а Кодзи нервно оправлял свой высокий красно-черный воротник, подозрительно напоминающий вампирский.

К Хао с очень серьезным видом подбежала Опачо, протягивая ему влажное полотенце.

 — Спасибо, моя маленькая. — Подождав пока все обратят внимание на него, Хао продолжил: — К завтрашнему вечеру мы будем в деревне патчей, и нашему кочевому образу жизни настанет конец, — облегчение в его голосе было лишь отголоском оваций, которые сотрясли лагерь. Жизнь в полевых условиях за эти годы порядком успела надоесть. — До начала следующего этапа все тренировки отменяются. Вам нужно восстановиться перед встречей с Великим Духом.

Следующая волна радостных возгласов и аплодисментов едва не снесла Жанну с места. Хао переждал это молча, только пробормотал что-то вполголоса про лентяев. Жанна услышала, потому что стояла ближе всех к нему.

 — Что посоветуете насчет турнирных сражений, господин? — это был вопрос Люциуса.

 — Оставляйте все сомнения за пределами арены, — благосклонно кивнул Хао, — они делают нас слабее. Либо будьте уверены в своих атаках до конца, либо вообще не будьте. Таковы правила боя.

 — Господин, а ведь наши враги тоже уверены в своих силах! — бойко заметила Матильда, взмахнув торчащими короткими рыжими хвостиками. — Особенно этот противный Тао. Мне хочется впечатать его самовлюбленную физиономию в асфальт!

 — Именно, — Хао кивнул, проигнорировав вторую часть реплики. — Наша задача посеять в сердцах врагов сомнения, сделать слабее, тогда убить их или, что гораздо лучше, переманить сильного игрока на свою сторону. У меня на него большие планы.

 — На Тао Рена? — Мати разочарованно выпятила губу. — Зачем он нам?

 — Клан Тао обязан мне всем. Они были моими приспешниками со дня своего изгнания и с тех пор воспитывали яростных воинов. Мне интересно, вспомнит ли их наследник о древних клятвах. Если нет… жалеть о нем я не буду.

 — Я слышала много плохого о Тао, — сказала Жанна. — Должно быть, Рен ужасный человек. Он может дурно влиять на господина Йо.

Отношение к младшему брату Хао в лагере было специфичным. Хао будто бы становился мягче, когда речь заходила о Йо, и жестко пресекал любые попытки говорить о нем плохо, будто бы, оскорбляя брата, они оскорбляют его самого. Даже появление в деревне патчей Хао оттягивал специально, чтобы удостовериться, что Йо найдет ее. Команда, привыкшая ненавидеть всех посторонних, осталась в недоумении, когда им запретили ненавидеть врага, и эта скомканная ненависть направилась на команду Йо — шаманов, которые путешествовали с ним и которых он по наивности называл друзьями.

Жанна видела Йо мельком в аэропорте. Шаман, внешне так похожий на ее господина, оказался настолько слаб по сравнению с любым из их команды, что она даже испытала что-то вроде разочарования. Совсем не так она представляла себе человека, возомнившего, что сможет выиграть Турнир. Но все же было в Хао и Йо что-то общее — взгляд у обоих был одинаково неуютный, будто бы в самое сердце.

 — Мне тоже не нравится его окружение, — кивнул Хао. — Он должен общаться с теми, кто сильнее его, чтобы учиться и развиваться.

 — Например, с вами, — подхалимски вставила Канна.

 — Ты думаешь, друзья Йо слабее него? — спросила Жанна. — Мне казалось, они все примерно одного уровня.

Хао задумался. Над его плечом возник шар дрожащего от жара воздуха, он собрался в красный огонек и распахнул два зеленых кошачьих глаза. Дух Огня, разбрасывая искры, требовательно пнул своего шамана в плечо. Хао взял хранителя на руки, как домашнего зверька.

 — Ты голоден, дорогой? — дух зажмурился от удовольствия, как кот, когда Хао провел пальцем между его рожками. — Пейот, ты проверишь их.

Приказ Хао остался без ответа, что бывает нечасто. Все притихли, неловко глядя себе под ноги.

 — Господин, его нет в лагере, — нашел в себе смелость сказать правду Люциус. — С самого утра.

 — Опять? — уточнил Хао и раздраженно вскинул бровь. — Что на этот раз ему не понравилось?

Пейот, этот мексиканец, подражающий Хао даже в одежде, был сильнейшим из них. Он был одним из первых, кто присоединился к Хао, одним из тех, кто вовсе не боялся смотреть ему в глаза и полностью доверял ему свою жизнь. И, как бы это ни звучало странно, он же вечно сомневался в своем господине. Он уходил каждый раз, когда ему не нравилось какое-то решение Хао; когда ему казалось, что он слишком жесток или слишком мягок, или слишком аскетичен, или слишком властен. Хао своих решений никогда не менял. Когда Пейот возвращался с повинной головой, он мог его отчитывать и кричать, но, в конце концов, принимал своего блудного приспешника обратно.

Даже Жанна поражалась, почему он до сих пор не съеден Духом Огня. Хао только грустно улыбался и говорил, что такого верного приспешника, как Пейот, ему еще поискать нужно. Все, впрочем, относились к этому, как к шутке.

 — Ему не понравилось, что мы медлим, господин, — пояснил Зен Чин. — Он решил, что сможет добраться до деревни патчей сам. Вообще-то он сможет, ты ведь всем нам показывал, где она, — задумчиво добавил он, протирая свои круглые очочки.

 — Все равно приползет обратно, как миленький! — фыркнула Канна. — Каждый раз приползает, и в этот раз приползет!

Хао ничего не ответил на это. Он некоторое время молчал, размышляя.

— Что ж, хорошо. Жанна, ты встретишь Йо по дороге в пещеры. Я хочу посмотреть на тебя в реальном бою.

 — Она? — разочарованно воскликнула Канна. — Она же целитель! Пусть этим и занимается!

 — Я? — одновременно с ней изумилась Жанна.

Хао отвлекся от почесывания Духа Огня и посмотрел на Канну исподлобья. Она стушевалась и потупила взгляд. Пальцы ее нервно перебирали длинные прямые волосы.

 — Простите, господин, вырвалось.

 — Я сам решу, кто чем должен заниматься, — прохладно ответил Хао. — Ты сегодня сбежала от целительницы, оставив ей на растерзание собственного хранителя. Я бы на его месте глубоко задумался. Жанна, — обратился он к ней, — возьми с собой, — Хао прошел взглядом по своим людям, наблюдая за реакцией каждого, — Бориса, Кодзи, Мохаммеда и Билла.

Жанна нахмурилась. Она попыталась найти логику в выборе Хао, но не смогла. Борис, Кодзи и Мохаммед были откровенно слабы, и сначала ей показалось, что он отбирает их именно по такому признаку, но Билл не был из их числа. Может быть, у Хао другое мнение? Может он и Жанну считает слабой?

Она тревожно закусила губу, но когда Хао посмотрел на нее, все ее сомнения разлетелись, как испуганные птицы.

 — Мы должны убить их?

 — Проверить. Если они окажутся чересчур слабы, убейте. Их души пойдут Духу Огня на корм. Ты сможешь? — чуть погодя, спросил он ее.

На миг у Жанны перехватило дыхание. Теперь она не сомневалась, что это проверка, ее личное испытание. Ей понадобилось некоторое время, чтобы успокоить забившееся сердце. Сможет ли она убить тех, кто в дерзости своей считает, будто им удастся победить ее Бога?

 — Я сделаю все, что ты прикажешь, господин.