Мэри Уотсон у ш л а и з ж и з н и.
Розамунд м е р т в а.
Женщина, которую ты любил, п о г и б л а.
Джон перебирает, прокручивает фразы в голове раз за разом, переставляя слова как кирпичики, и каждый раз отказывается принимать их болезненность и абсурдность.
Шерлок Холмс у б и л твою жену.
Джон старается держаться: ходит на работу, подыскивает сразу двоих психотерапевтов, видится с дочерью по выходным. Но постоянно неосознанно спрашивает, какую рубашку надеть перед выходом, какое мясо лучше брать в супермаркете и во сколько забрать малышку от Молли в субботу, называя пустоту рядом с собой именем Мэри.
Имитация жизни, от которой не спасает даже выпивка.
По ночам он лежит в кровати, таращится в потолок и слушает, слушает мерзкий шепоток в своей голове.
Интересно, что бы сказала Мэри, узнай она, какой ты на самом деле отвратительный слабак?
Ей-то хватило мужества жить со своими пороками. А тебе?
Чем заслужила Рози отца, который даже не справляется с ней?
— Заткнитесь, — цедит Джон сквозь зубы, и его собственные демоны щерятся-скалятся из темноты по углам стылой спальни.
Ему хотелось бы заорать, заткнув уши, или палить в стены со всей дури, как Шерлок, но вместо этого он продолжает лежать и слушать чёртовы ночи напролёт с поистине мазохистским не_удовольствием.
— Прекрати делать это с собой.
Голос тихий и хрипловатый от долгого молчания. Джон вздрагивает, сидя за кухонным столом перед стаканом с бренди. Мэри Уотсон нет, но она есть. Воссозданный до мельчайших подробностей кровоточащий образ внутри него самого, медленно утягивающий прямиком в ад.
— Я не смогу отпустить тебя, ты же знаешь.
Он чувствует напряжённой до мелкой дрожи спиной внимательный взгляд, прошивающий насквозь, но почему-то боится обернуться назад.
Джон прерывисто вздыхает; воздух в лёгких превращается в один склизкий непроходимый ком, но всё же ему с трудом удаётся досчитать до десяти с закрытыми глазами, а затем сделать глубокий выдох в попытке избавиться от ощущения удушающе ласковых рук на своих плечах.
Не помогает.