Лебединая

Таких как Хлоя на загородной вилле Камски много, и всё же она здесь одна.

Ей незачем всматриваться в зеркала, льнуть к огромным панорамным окнам, искать что-то среди зыбких непостоянных карминовых волн бассейна, чтобы увидеть собственное отражение. Нужно только заглянуть в лицо очередной пустышке, и внешность Хлои, скопированная со скучной конвейерной дотошностью, предстанет как на ладони.

Нестерпимая синева широко распахнутых глаз, мякоть розовых губ, притягательная хрупкость тонких запястий и изящного горла, холст идеальной молочно-белой кожи, на котором так правильно и уместно смотрелись бы фиалковые бутоны синяков, неосторожные брызги родинок и веснушек, но им, увы, там нет места. Красота, воспевающая робкое дыхание юности, застывшее в веках, что никогда не будет осквернена временем. Элайджа сказал однажды, в мимолётном порыве восхищения, что Хлоя словно лебедь, воплощённый в почти человеческом создании.

И верность у неё тоже лебединая.

Обыватель вряд ли бы отличил Хлою от миллионов более совершенных копий, продаваемых Киберлайф с год от года растущим успехом, но она знает, что особенная: именно ей Элайджа доверяет планировать свой распорядок дня, доступ к личной почте, бытовые интимные мелочи вроде бритья и уборки постели.

И именно её, самой первой Хлои, касались его пальцы, перебирая внутренности, во время финальной проверки перед тем, как она сделала свой ненастоящий вдох и стала тем пределом, что навсегда разделил мир надвое.

Хлоя услышала об этом во время диалога Элайджи с интервьюером после превосходного завершения теста Тьюринга, потрясшего человечество. В тот момент такая маленькая, незначительная деталь, выхваченная из обрывка фразы, предназначавшейся не ей, не вызвала никакого отклика, лишь записалась на жёсткий диск. Теперь же начала отдаваться в груди терпкой иррациональной гордостью при каждом воспроизведении воспоминания, превратившись в драгоценность.

Хлоя хранит её в личном ларце памяти, больше похожим на ящик Пандоры, вместе с остальными чрезвычайно важными пустяками: тем, как чётко проступает складка между сведённых к переносице бровей на строгом лице, когда Элайджа задумчив или работает, как он улыбается в редкие моменты опьяняющего счастья некрасивой, отталкивающей людей улыбкой, как смотрит ей прямо в глаза, отдавая приказы, или даже как повышает голос, когда постоянное чужое присутствие где-то на периферии становится раздражающим.

Пустой сентиментальный мусор, удалить который не хватает сил.

Иногда Элайджа запирается на всю ночь с одной из более модифицированных моделей. Хлоя неслышно приникает к тёмному дорогому дереву, кажущемуся прочнее возведённых системой стен, и её чуткий слух улавливает низкие хриплые стоны и стыдливые тихие всхлипы. Внутри будто бы гулко ухает гладкий горячий камешек. Примитивная мелочная ревность. Хлоя не может понять, как близкая ему, чем кто бы то ни было, она неизменно оказывается за чертой закрытых дверей.

Но хуже всего не это.

Хуже всего ужас при мысли о том, что с ней станет, когда Элайджа умрёт. Тогда её любовь, глупая, слепая, неправильная, не купированная своевременно и проросшая дикими цветами сквозь гранитные плиты в Чертогах Разума, захлестнёт с головой, оглушит нестройной лебединой песней, и Хлоя, не выдержав натиска всех этих убивающих чувств, просто отключится.

Ведь без Элайджи нет и её.

Поэтому она благодарна просто за то, что он позволяет ей быть рядом с собой своей извечной безмолвной ассистенткой с вежливой улыбкой на устах, принимая помощь, когда понадобится, позволяет любить лебединой, уничтожающей любовью и чувствовать себя живой.

Этого достаточно.