— мадам кудзё?
девушка подняла взгляд на собеседницу. чашка чая давно уж забыта в руках обеих, а сам напиток стал холоднее вечернего бриза. собеседница была явно озадачена и даже обеспокоена чем-то. в вопросительном жесте приподняла бровь, на мгновение выходя из апатичной пустоты, в которую сама того не заметив ушла.
— простите… в последнее время вы кажетесь мне печальнее, чем обычно. вас что-то тревожит?
тревожит ли её что-то? нет. теперь нет.
всё давно сложилось, ей давно уж стало всё понятно. она наивная, глупая идиотина, раз не заметила того раньше, но какой смысл это имеет теперь? может ли теперь она сделать что-то с этим? главное, что она осознала, что она поняла, что она додумалась сложить все детали этого, казалось бы, запутанного пазла в единую, цельную картину, что наконец открыла ей глаза.
всю жизнь она позволяет пользоваться собой тем, кто умнее. пожалуйста, она снова наступила на те же грабли, снова будучи марионеткой в чьих-то руках. она снова оказалась лишь инструментом, лишь маленькой толкающей силой, не имеющей никакого смысла и никакой роли во всём механизме, во всей цепочке, во всей пьесе. тот самый второстепенный герой, наличие или отсутствие которого повлекло бы за собой ровным счётом ничего.
как же отвратительно и беспомощно она себя чувствует.
заметь она раньше… интересно, насколько бы сильно всё изменилось? было бы ей так же больно, обидно и противно, как сейчас? или было бы в разы проще отпустить?
будь она разумнее, послушай она тогда, что твердил её разум… страдала бы она меньше, чем сейчас? или состояние, напоминающее смесь апатии и равнодушия, было бы соизмеримым с нынешней его концентрацией?
она всегда была права, называя её недалёкой.
сначала те, кто считался ей семьёй. затем та, кого она сама считала своей семьёй. своим новым стартом, новой мотивацией жить, продолжать бороться. она лишь игрушка в их руках, кукла в домике, что власти над собственной судьбой никогда не имела и не будет. кукла, которой пользуются все, кому хочется. её мнение никого не волнует; его для них не существует, как и её самой, по своей справедливой и ранящей сути.
о архонты, какая же она дура.
перед глазами снова её образ, такой отчётливый и реалистичный, будто она стоит прямо перед ней; снова эти мягкие и обманчиво тёплые пурпурные глаза; непонятная ухмылка — то ли расслабленная и нежная, то ли насмешливая и издевательская; мягкие (и на вид, и на ощупь) локоны цвета только-только распустившихся бутонов юного дерева сакуры, нежные уши, опущенные из-за тяжести церемониальных серьг, лишь подчёркивающих статус и почёт, который она несла на своих хрупких плечах с гордо поднятой головой.
она видела в ней свой ориентир, свою полярную звезду, что может указать на верный путь её, заблудшего в опасном океане одинокого моряка, самого дорогого человека, самого близкого, родного, что знала о ней всё — вдоль и поперёк. и ведь она действительно видела её насквозь и спокойно этим пользовалась.
все слова любви, привязанности, важности, вечности оказались лишь частью её гениального плана, лишь смещением её на роль обыкновенной пешки на огромной шахматной доске, пешки, что было суждено просто пропасть из виду в первых же актах.
а ведь сара любила её. любила всем своим грешным и ныне разбитым на миллиарды, а то и больше кусочков сердцем, всем своим проклятым существом, каждой клеточкой своего избитого тела, каждой фиброй собственного организма. и ради чего теперь это всё? ради того, чтобы увидеть её поистине, искренне счастливой с другой? для чего же тогда было всё это? для чего она посвятила всю себя? для чего она училась любить?
были так близки, чтобы так отдалиться друг от друга, словно ничего никогда не было. словно всё так же просто коллеги, просто одна цель, одно предназначение.
любовь — проклятая штука, и с ней всё ещё столь молодая кудзё сара связываться не хочет больше никогда. подави всё это, утопи, закопай поглубже, туда, где сам не достанешь, да даже попросту не вспомнишь. самоконтроль — вот что сейчас является её главной целью, миссией, задачей.
не было никакой любви. по крайней мере, между ними. это даже звучит неправильно: генерал армии и верховная жрица. то ли дело верховная жрица и её божество… как иронично, что для неё никогда не бывает места. куда бы она не пошла, она везде лишняя, везде не вписывается, везде как белый ворон. стоит ли вообще пытаться? всё, что у неё осталось сейчас, это работа, хоть и той самой, которой она в свете последних событий может лишиться. а всё почему? а ведь снова благодаря ней (из-за неё?). «тобой успешно пользуются те, кто умнее тебя».
потухший янтарный взгляд поднялся в пару сверкающих беспокойством серых глаз напротив, по ту сторону чайного столика. раны от ожогов начинают затягиваться, болят меньше. лекари заключили — жуткие шрамы от огня останутся на всю жизнь, но это не страшно. она привыкла (тяжелее будет справиться с теми, что на душе, на разбитом сердце). кудзё горько усмехнулась, бросая юной леди камисато печальную улыбку:
— нет, больше уже ничего не тревожит. не беспокойтесь, леди камисато. всё уже в прошлом.