Я живу в ожидании чуда, как маузер в кобуре,
Словно я паук в паутине,
Словно дерево в пустыне,
Словно чёрная лиса в норе.
©
— Спасибо в карман не нальёшь! — сверкнул Эспе жёлтыми шакальими глазами.
Инкриз добродушно парировал:
— А что бы ты сегодня хотел налить в карман? Можем устроить.
— Да шучу, — шаман отмахнулся, — По вечерам все бирюки грустят, а пьяным сидеть — так вообще одни слёзы.
— Оставайся с нами! — циркач всплеснул руками, — покутим у костра или в кухне. Устроим пирушку. Чудо, что сегодня нет дождя.
— Нужны вы мне очень, — печально хмыкнул Эспе, — только душу перепахивать. Буду на вас смотреть и жалеть об упущенном. Увидимся!
Тиса, сидевшая на своём тюфячке в глубине контейнера, почувствовала, как тело пронзает дрожь от копыт. Нового коня Эспе не жалел, по Свалке ездил быстро. Даже вслед ему она не успела посмотреть.
От вздоха зашевелились пёстрые перья, которые она приделывала к своему новому венчику из матерчатых цветов.
Глупо, что вокруг вечно полно страдающих одиночек. То ли все дружно должны научиться терпению, то ли взяться за поиски всерьёз. Хотела бы она, чтобы её одиночество не было проблемой. Но оно было. И чем больше на неё сваливалось забот, тем острее впивались ночью в бока пружины старого матраса. Чёрные дни бегства, когда семье грозил арест, даром не прошли, с тех пор её сразила бессонница. Если она и засыпала, то просыпалась от утреннего холода — одеяло уже не грело. Надвигалась осень. Выступления сезона закончились, но не хотелось пока ещё убирать амуницию в ящики. Вдруг город закажет ещё танцев и огня напоследок?
Тиса спрятала концы проволок и осторожно расправила искусственные бутоны. Больше, пожалуй, ничего и не прикрутишь к этой маленькой короне.
«Надо было попросить у Эспе каких-нибудь сильных трав на ночь. Эх, голова моя говяжья! Теперь снова завтра буду не жива не мертва. Хотя, все запасы-то у него дома, пришлось бы ехать в город вместе с ним».
Ехать в город. Спереди, без седла или сзади, держась за его плечи. Всю дорогу она бы чувствовала знакомый запах дублёной кожи, чабреца и чёрной живокости, которая уже почти нигде не росла и стала легендой. Шаман умудрялся доставать её в таких местах среди отвесных скал, куда даже падальщики не прилетали. Пожалуй, теперь и сам Эспе станет легендой после всего, что сделал ради влипших в историю с убийством.
Теперь она знала настоящего его, без той сумасшедшинки, которую шаман подпускал ради фарса. Хитрый, самоуверенный, он как-то не вязался с типичным унынием холостяка. До сей поры казалось, Эспе наслаждается свободой.
На несколько часов Тиса оцепенела от круговорота мыслей. Жизнь в последнюю неделю изменилась бесповоротно. То, что ещё вчера казалось вечным, уже рассыпалось пеплом, а те, кого она знала, стали совсем другими. Из-за этого в её судьбе появилось место для какого-то важного манёвра. Будто публика расступалась в ожидании главного номера, затихла и вверила ей всё своё внимание. Причём, сама она была и публикой, и артистом одновременно.
Шаман делал много чего интересного помимо лечения. Он накалывал разные магические татуировки, которые, к тому же, неплохо смотрелись. Ещё он заплетал довольно надёжные локи, но Тису устраивали собственные косы с разноцветными нитками и проводками. Можно было найти и другой способ к нему подступиться…
«Стоп! — Деревяшка обхватила себя руками, — Да какого лешего?! Почему для Ваксы, например, загулять с кем-то не проблема, для Вёха уж подавно, а я выдумываю дурацкие планы? Ну да, Эспе — самое странное существо по эту сторону океана, кого вообще можно хотеть. Для всех так, но не для меня. Уже давно».
На предплечье осталось четыре полумесяца от впившихся в кожу ногтей. Можно обмануть голову, но не своё тело, которому и так сильно достаётся на репетициях.
«Бр-р-р! Вломиться ночью к другу семьи с неприличным предложением — слишком странный поступок. Что меня там может ждать? Может, Эспе вообще упомянул одиночество для красного словца, а сам давно ничего не хочет. Или не может. Не помню, чтобы он заигрывал с кем-то. Что ж, хоть побудем вместе».
— Ой! — Тиса вдруг вернулась в действительность и заметила, как же сильно стемнело.
На барханах Свалки уже заскребли сверчки, а в прохладное небо вонзились звёзды. Проигрыватель крутил заезженную шипящую пластинку под смешки Ваксы с Вёхом, ушедших к огню за пригорком. Инкриз, видно, уже спал или читал, лёжа в постели. И никто за эти несколько часов даже не попытался с ней заговорить, как будто Деревяшки вообще не существовало.
Она выждала ещё немного, убедилась, что все плотно заняты своими делами и улизнула к бочке с водой. Там она зажгла обломок доски, чтобы посмотреть на себя и вдеть медные серьги, так уютно мерцавшие в свете огня.
— Что ж, если для Эспе я окажусь недостаточно хороша, — проговорила она, разглядывая своё лицо с ровным загаром, обрамлённое выгоревшими добела прядками, — то он окончательно зажрался! Лишь бы не отправил меня домой с насмешками… старый придурок.
Последние слова заставили её тепло улыбнуться. Всего-то их разделяло лет десять, просто выглядеть он любил ещё большим бродягой, чем кто-либо из циркачей. Подо всей этой коростой из рваных штанов и потёртой куртки с лапшой на рукавах он был весь созревший, как подрумянившийся ржаной хлеб с тмином, как сухое вино из хвойной бочки. Как всё, чем не позавтракаешь набегу, а оставишь на долгий ужин. Как всё, чего много не съешь и не выпьешь.
Быстрая ходьба по извилистым тропам отлично отрезвляет. Деревяшка опасалась терять голову, ведь ещё неизвестно, когда в следующий раз она сможет себе позволить ночное свидание. Город издалека прищурился на неё жёлтыми огоньками, как стая хищников, и вскоре расступился, дав пересечь главную площадь.
Только бы он был дома…
Прихожую ещё не закрыли на ключ. Стараясь красться как можно тише мимо комнаты хозяйки этажа, Деревяшка добралась до нужной двери и потянула ручку. Он по-прежнему не запирался на ночь. Неприкосновенность Эспе была самым прочным засовом в городе.
Он сидел у стола в одних тонких матерчатых штанах, озарённый оплывшими свечами. Тиса ещё никогда не видела его золотистые волосы собранными на затылке, теперь лицо Эспе казалось совсем другим. Чистым, открытым.
Шаман методично промакивал жидкостью из глубокой миски свою кожу на руках: от локтей до самых кистей тянулись свежие воспалённые татуировки, изображавшие растения с цветами. Символы и буквы очерчивали лепестки, а в корнях пестрела вязь.
Шаг в комнату — и Эспе вздрогнул, увидев гостью.
— Тиса? Что такое? Проходи, проходи…
— Всё в порядке, — шёпотом ответила она и подошла ближе. — Извини, я без приглашения.
Эспе склонил голову, с тревогой присматриваясь к её лицу.
— Выглядишь испуганной. Впрочем, потрепало вас не по-детски. Мало времени было прийти в себя.
Ветошь выскользнула из его пальцев и утонула в крепком травяном отваре. Тиса провожала её взглядом, не зная, что ещё сказать. Тем более, когда он смотрит так внимательно, прямо навылет. Наконец, собралась и продолжила:
— У меня с той ночи, когда был пожар, началась бессонница.
— Бывает, — покивал Эспе, опустив глаза. — Ты не одна с этим в наши-то времена.
— В общем, может, по этой причине, ну или я просто не могу смириться… уф-ф-ф. Всё как будто ненастоящее вокруг, даже ты. Даже я.
— Ну началось! — ухмыльнулся Эспе. — Грибы до сих пор не дали вам ясно понять, что всё вокруг — и есть только сон пьяных богов?
— Раньше всё было по-другому. Моя голова как пустая тыква, которая…
Его взгляд резко обезумел. Он вдруг взял её за запястье одними кончиками пальцев и прервал очень серьёзным тоном:
— Я чувствую, когда меня хотят. А ты?
Тиса чуть не отдёрнула руку.
— Не бойся. Никто не догадывается.
Шаман поднялся, не выпуская её, и тут Тисе стало не по себе. Опасно путать сон с явью. Эспе — напрочь ненормальный, и никто не знает, что за обряды у него в деревне каннибалов. Может, её голова уже к утру украсит какой-нибудь отвратительный алтарь.
— Ты пришла заняться любовью?
Спрашивал осторожно, вкрадчиво, как от него совсем не ожидаешь.
— Тиса, — он заглянул ей в глаза, не дождавшись ответа, — со мной можно всё. Не надо ничего объяснять. Подожди, я закончу.
Чтобы занять руки, Деревяшка села на его место, сама достала со дна миски ткань и продолжила прикладывать её к чёрным рисункам. Эспе глядел теперь с интересом. Доверчиво протянутые руки старался держать ровно.
— Придётся ещё забинтовать. В первые пару дней нужно, а то может плохо выйти. Мне не очень удобно одной рукой, особенно, левой, — его тихий голос пробрался прямо под кожу.
Разматывая пожелтевшие от времени скатки, лохматившиеся по краям, Тиса подумала, что татуировки — самое безобидное, куда их применяли. Виток за витком старые бинты закрыли собой узоры.
— Женщин так и тянет к свежим ранам, — проговорил Эспе. — Что-то есть в них, правда? Запах крови, беспомощность, забота… Ничего, когда-нибудь меня подстрелят.
Его странные слова быстро вывели бы Тису из себя, но он произносил их без самодовольства или уверенности, скорее, размышлял вслух, оставаясь серьёзным.
— Набил у лучшего кольщика среди беста, — продолжил он. — В знак уважения к растениям, которые отдают мне свою силу. Траве без разницы, а вот лекарь должен понимать. Природа и так измучена. Говорят, чёрная живокость появилась после последней войны, когда земля закисла от железа и крови. Обычная синяя ничем не пахнет, а эта… люблю её.
Когда два узелка затянулись поверх бинтов, он взял со стола туго связанный пучок трав и, поджигая его над миской с остатками отвара, сказал:
— Пойми меня правильно, ночные гости могут оказаться не теми, кем прикидываются.
Осыпая пеплом пол, он стал водить чадящими травами возле Тисы. В воздухе таяли петли дыма. Не едкого, лёгкого, без горчинки. Вглядываясь в них, он будто что-то читал. Прогорающие стебельки мягко мерцали в пучке и касались кожи теплом.
— Я — это я? — усмехнулась Тиса.
— К счастью, да. И мысли твои лёгкие, настоящие. Ну, иди сюда.
Деревяшка поднялась со стула и Эспе в два счёта её раздел. Всё происходило как-то слишком быстро, без предисловий. Ни опомниться, ни передумать он не давал ей времени.
Кровати у него не было, только пара ящиков, поэтому Эспе сгрёб подстилку и кинул её на пол. Он только кивнул на получившееся лежбище и сказал:
— На четвереньки.
Тису чуть кольнула эта бесцеремонность. Вместе с тем, ей и самой не хотелось ничего лишнего. Логово шамана и так окутывало всей той романтикой, какую она ждала, а сам Эспе внушал до того приятный трепет, что не терпелось перейти к главному. Деревяшка сделала то, чего от неё хотели и почувствовала как Эспе льнёт к ней горячими бёдрами.
— О, да тут всё готово, — проговорил он, усмехнувшись. — А говорят, в наших краях нет водопадов!
В следующую секунду Тиса почувствовала как в неё со сладкой грубостью проталкивается его совершенно окостеневший от желания член. Эспе старался двигаться размеренно, но было уже слишком поздно осторожничать.
— Сильнее, сильнее… — Деревяшка сжала кулаки, упала на локти и выгнулась, чтобы принимать его ещё глубже, ещё охотнее.
Эспе не послушал, только взялся за её плечи. Через несколько восхитительно жадных толчков его ладони соскользнули ниже и поймали колышущиеся грудки.
Ей вышибало дух от того, что можно просто отдаваться. Эспе плевать на яркость веснушек, на шрамы и царапины, на созвездия её родинок. По сравнению с вялыми городскими прихотниками он совокуплялся как взбесившийся чёрт. Деревяшка уже отчаялась тратить время на недовольные рожи, пустые разговоры и теперь была рада угодить в лапы к обаятельному зверю.
Тиса стала раскачиваться в такт навстречу, шаман хохотнул и отстранился, дав ей лечь на спину. И снова его зрачки сузились как от солнца и остановились. Зависнув над ней, он шёпотом проговорил без пауз, как заклинание:
— Никогда бы не стал это делать, но давно хотел зажать тебя в углу, залезть руками под одежду… Подхватить под коленку и…
Едва ли он пытался напугать Деревяшку, просто в очередной раз потерял берега, зарвавшись.
У Эспе были бледные мальчишеские кисти с точёными костяшками, из-за чего Тиса опасалась смотреть, как он что-нибудь крутит в руках или поигрывает ножом. Он мог поймать её долгий вязкий взгляд. Но теперь это не имело значения и, кажется, Эспе нравилось смотреть, как она истекает. О том, что шаман когда-нибудь коснётся её между ног, она и не мечтала. Его пальцы заскользили там, стали легко поддразнивать, тонуть в раскрывшейся плоти и выныривать.
— Растраханная ты ещё прекраснее, — прошептал Эспе.
Тиса запрокинула голову, стараясь не взвыть, но всё было бесполезно, потому что шаман опустился ниже и впился в порозовевшую мякоть. Деревяшка побоялась, что сейчас он прикусит беззащитную кожу, но он ни разу даже случайно не задел её зубами. Шаман принялся хищно вылизывать её широким и чуть расслабленным языком и эти ласки оказались невыносимыми. Тиса на полминуты забыла как дышать. Она почувствовала судороги и в последний момент решила тоже сойти с ума: заметалась по подстилке, успела оцарапать Эспе плечи и сжала бёдра, которые он догадался придерживать руками. В ловушку стальных мышц гимнастки он так и не попал.
Он оставил её в покое, давая отдохнуть перед продолжением и лёг рядом.
— Я думала, ты как-нибудь откажешься или смутишься.
— Хм! Хм-хм! — усмехнулся Эспе, — мне не так часто перепадает, во-первых. А во-вторых, я тебя давно приметил. Любовался, как ты танцуешь. Мне однажды шепнули, что кто-то из вас в «Чертовнике» пляшет почти голой, а это оказалась Вакса. Фигура у неё ничего, но я надеялся посмотреть на тебя.
Лесть это была или нет, но шаман осторожно взял её за подбородок, поцеловал чуть обветренными губами. Тиса обмякла от внезапной нежности и, оторвавшись, закрыла лицо руками:
— Ох, Эспе… Что мы творим… Я еле соображаю...
Он ничего не ответил, только заботливо убрал её волосы с лица.
— Почему ты Деревяшка? Ничего деревянного в тебе в помине нет.
— Есть такое дерево — Тис. Оттуда и повелось. Я его даже не видела никогда. Ну и при нашей жизни нельзя показывать ничего. Ни боли, ни страха. Я лучше всех в труппе этому научилась. Если я изменюсь, семья меня не поймёт.
Эспе внимательно окинул её взглядом.
— Я пойму. Беста поймут. Поедем к ним? Станешь их ведьмой, будем вместе править ритуалы, все будут нас слушаться. Я не смог вернуть им Вёха, но тебя они примут с радостью. Только представь! — глаза шамана снова азартно блеснули.
— Я ничего такого не умею.
— Не надо уметь. Научишься. Но сначала…
Он снова принялся за дело, теперь уже расположившись сверху, лицом к лицу.
— Да-а-а! — протянул Эспе, прикрыв глаза. — Перед сном надо взбивать подушку. Не люблю, когда слишком тесно.
Тиса с наслаждением сжала его крепкие ягодицы, огладила широкую влажную спину, которую привыкла раздевать только взглядом да в мечтах. Снова подступала щекочущая неудержимая волна судорог от того, с какой страстью Эспе её обхаживал. Когда она стала приподниматься, помогая ему, он тихо зарычал на ухо и пришлось лежать смирно. Едва ли Деревяшке нравилось хоть кому-то подчиняться, но с таким умелым любовником про всё забудешь.
— Девочка моя, постарайся ещё раз. Хочу кончить вместе с тобой, — прошептал он на ухо.
Долго просить не пришлось, из-за этих слов всё случилось за считанные секунды. Приходя в себя после взрыва в голове, Тиса почувствовала как сильно пульсирует внутри неё. Эспе весь дрожал, семя покидало его удар за ударом. Наконец, он, поморщившись от лишнего движения, смог перевалиться на бок.
— Уф, — шаман положил себе руку на лоб. — Хвала богам, не облажался перед тобой. Перед собой, вроде бы, тоже. Годы своё берут, знаешь ли.
С минуту Деревяшка возвращала себе нормальное дыхание. Наконец, смогла спросить:
— Ты это серьёзно по поводу… Быть вместе?
Эспе пожал плечами и проговорил так, будто дело шло о какой-то мелочи:
— Прошлой жизни уже не будет ни у тебя, ни у меня. Учись новому, лови ветер. Уйдёшь, как только захочешь, держать я тебя не стану.
— Отец просто обалдеет, когда узнает. И все остальные тоже, — вздохнула Тиса. — Как же я их оставлю?
— Инкриз — взрослый мужик. Взрослее меня. Я сам с ним поговорю, если хочешь. Остальные тоже не дети. Вам всем пора заняться своими отдельными жизнями.
Эспе поднялся и подошёл к столу, дав лишний раз полюбоваться крепко сбитым телом. Он добавил в миску с отваром ещё каких-то капель из маленьких бутылочек с настойками, вернулся и поставил её возле подстилки.
— Здесь осталось мало, но тебе тоже нужно. Эта штука бережёт от зла и заодно обеззараживает.
Тиса убрала волосы, чтобы шаману удобнее было протирать её кожу. Он молча промакивал каждый дюйм, и когда добрался до коленей, Тиса уже потеряла связь с миром.
— Я падаю, — проговорила она заплетающимся языком. — Здесь повсюду чёрная трава.
— Падай, не бойся. Сегодня ты отлично выспишься.
***
— Ох-ре-неть! — проговорил Вёх, выгребая мидии из костра, — И теперь ты его женщина?
— Ну… Да. Я сходила на пару вечеринок к беста, — Деревяшка покосилась на океан и бриз коснулся сбежавших из хвоста прядок. — Они хорошо меня приняли. Зря ты отказываешься иногда приходить. Лучшая компания, чтобы обдолбаться.
— Меня чуть не извели на шашлык мои замечательные родственнички. Дать им ещё шанс? — проворчал он.
Вакса, обжигаясь, сцапала горячую ракушку. Казалось, её рассказ вообще не интересовал.
— Шаман же как бешеный какой-то пёс, — нахмурился Вёх. — Я его стал побаиваться. Надо же так умело отыгрывать малахольного…
— Эспе всё делает, как бешеный пёс, вот уж правда, — усмехнулась Тиса. — Просто творит, что хочет. Но у него получается быть счастливым. Поэтому он добрый. Напоминает иногда отца.
— А мне он тоже нравился. Вкусный зрелый мужик, — Вакса отправила в рот скукожившегося моллюска и подула на обожжённые пальцы.
— Да вы вообще что ли? — Змеёныш развёл руками. — Так и на зверей перейдёте.
— Завидуешь? — сощурилась Деревяшка. — Такие мальчишки, как ты, обычно нравятся таким мальчишкам, как ты.
— Тьфу! — Вёх злобно кинул рядом с ней палку, которой копался в углях.
На этот раз Вакса рассмеялась:
— Не-е-ет, пусть плачут в умывальник, не отдам им своего доходягу.
Змеёныш постоял на одном месте, покачал головой. Затем, выудил из своей видавшей виды торбы бутылку.
— Стаканы подставляйте. Выпьем, что ли, за молодую семью. За две, точнее. И за одну старую, которой мы были и есть.