Они так и заснули, не приведя себя в порядок, не одеваясь, переплетённые руками и ногами, понимает Аякс, когда просыпается. Вспоминает, что вчера вообще отрубился почти сразу, как только они закончили, и неловко трёт переносицу.
И смотрит на Кайю; вспоминает, как он начал перебирать его волосы и что-то в макушку шептать — Аяксу хотелось услышать каждую мелочь, но его так разморило с дороги и с вечера и с ночи, что он уснул мгновенно. Интересно, когда заснул Кайя?
Кайя теперь лежит на животе, сполз вместе с подушкой вниз, Аякс чувствует, как он коленкой упирается ему в ногу. Лица не видно из-за растрепанных волос и Аякс начинает их осторожно убирать, вплетая пальцы и мягко ими проводя по голове. Не может сдержать хихиканья видя Кайин открытый рот и мокрое пятно от слюны на подушке. Кайя не просыпается от ласки, значит, спит крепко, ну и пусть спит.
Аякс потягивается, встаёт, замечает, что у Кайи из-под одеяла торчит нога и голая задница, сдерживает смешок и подтягивает одеяло, укрывая; затем только хватает свою одежду и уходит в ванную — приводить себя в порядок. Заглядывает к Кайе после — тот всё ещё спит, но уже в другой позе и опять со сползшим одеялом. Аякс фыркает смешливо, зависает в проходе, мнётся... и только тогда вздыхает и идёт на кухню.
Кухня — это не сердце дома, это и есть дом; суть, основа, самое важное. На чужой кухне как на чужой земле: сначала осматриваешь ландшафт, ищешь слабые и сильные места, оцениваешь свои возможности и возможности чужие; то, как пользуется человек своим личным ключевым пространством очень важно, как и то как он себя на нем ведёт. И у Аякса появляется шанс оценить чужую территорию до начала каких-либо действий.
Кайя отличный стратег, в этом Аякс уже убедился. Его стратегии долгоиграющие и чудны́е и, на самом деле, не кончающиеся никогда; он может отступить или даже победить в какой-то своей схеме, но едва ли это значит её конец: это всегда начало новой или какая-то часть одной большой игры.
Это работает у него во всем, в введении боя, в переговорах, в разговорах за вином, теперь Аяксу кажется, что даже в занятиях любовью; но он задумчиво находит крупы в трёх разных шкафах, переставляет путающийся под ногами стул, разглядывает бардак на столах, оценивает наличие еды и понимает: на кухне стратег из Кайи не очень.
Аякс чувствует себя немного неловко на чужой кухне, будто в душу посмотрел; это оказалось интимней, чем видеть Кайю голым. Потому что Кайя всегда был четким и выверенным, знал, что делать и как себя спрятать, вдруг понимает Аякс. Но в окружении своего личного пространства был, наверное, самым честным; и Аякс смакует это чувство, застревает в нём, задумчиво пальцем собирая с открытой полки пыль.
Он рассматривает кухню ещё немного, тушуется даже, снова грустно проверяет продукты, которые есть, нюхает скисшее вчерашнее молоко, морща нос. Наводит порядок, поверхностно, чтобы не лезть куда не стоит, сваливает тарелки в корыто, сметает крошки со стола, расставляет ёмкости так, как было бы удобнее и логичнее. Молока скисло много — обидно — он замешивает тесто для блинов; яйца оказались даже в такой кухне, и он выдыхает облегчённо, когда отыскивает в углу какого-то ящика богами забытую муку; ничего не понятно — что где стоит, и никакой осмысленности в беспорядке нет, Аякс морщится и раздражается, но когда всё найдено, к нему быстро возвращается хорошее настроение. Мешает тесто чем попало, разжигает огонь в печке, разогревает сковороду.
Кайя спал все время, что он валялся, им любуясь, что он изучал его кухню, что он наводил порядок, ругался и готовил; и только сейчас, когда Аякс, напевая, набирает в черпак очередную порцию почти закончившегося теста, он слышит шорох за спиной.
Разворачивается резко, на инстинктах, сердито шипит, когда проливает немного теста, но видит Кайю и тут же расплывается в улыбке.
— Доброе утро, соня! Как спалось? — кидает через плечо, затем тут же кладёт в миску черпак с тестом и перекрывает воздух в печи, чтобы уменьшить огонь; разворачивается, пытаясь сдуть мешающие волосы, убирает их заляпанными руками и пачкает лоб в муке.
Кайя очаровательный. Сонный, помятый, абсолютно растрепанный и почему-то совершенно потерянный, мнется у порога кухни, как не у себя, и разглядывает Аякса, будто впервые его видит; пока Аякс смотрит, ожидая ответа, Кайя берёт себя в руки, все ещё озадаченный; хмурится — едва заметно (но Аякс научился различать) и улыбается осторожно, краешком губ:
— Доброе. Хорошо...
Аякс невольно расплывается в улыбке тоже, неконтролируемо широкой, и тут же отворачивается обратно к блинам, спохватываясь, и задорно-взволновано сообщает:
— Вот, блины готовлю! Уже всё почти... Эти уже готовые, бери, садись!
— Блины? — как-то совсем потеряно повторяет Кайя. — Ты что, выходил за продуктами?.. — спрашивает он напряжённо.
У Аякса невольно вырывается смешок, и он отвечает:
— Не переживай, не выходил. У тебя всё на кухне нашлось для блинов.
И оборачивается через плечо тут же, чтобы поймать Кайин взгляд — действительно озадаченный.
Кайя что-то бормочет под нос, уходит ванную; Аякс снова черпает тесто и выливает на раскалённый чугун; сковородка шипит. Когда Кайя возвращается, всё такой же будто потерянный, с неозвученным вопросом на языке, Аякс кидает на него в взгляды украдкой, ловит жесты-действия: как он приглаживает волосы, как потирает шею, задумчиво пересекая кухню босыми ногами, как осматривает её, будто чужую, кусая губу. Подходит к нему наконец, встаёт совсем рядом, берёт тарелку с блинами.
Аякс обжигается — вполне ожидаемо, когда безостановочно крутишь головой по сторонам; Кайя, вздрагивает, тянется, заглядывает ему под руку:
— Все в порядке?..
— Да, — Аякс смеётся и не удерживается —чмокает Кайю в щеку, — садись уже, это последний.
Он заканчивает, но мнётся у печки какое-то время, наводит порядок, выжидая, когда Кайя наконец усядется. И только тогда поворачивается и подходит к столу.
Кайя теперь собранный, спокойный и тихий — каким он бывает, когда прячется и готов защищаться, и Аяксу думается, что ему тоже пребывание его на кухне, наверное, ощущается чем-то более интимным, чем занятия любовью; он вдруг остро ощущает близость и вместе с ней беспокойство, от того, что застал почему-то Кайю врасплох; наверное, не стоило хозяйничать на чужой кухне. Не в этот раз, по крайней мере.
— Не хотелось тебя будить, — он будто оправдывается, всё ещё не решаясь сесть, — и молока для кофе не было... я нашёл какой-то старый джем.... но сколько ему лет, я не знаю... — Аякс смеётся, начинает переживать сильнее; Кайя улыбается ему быстро, дежурно, не поднимая глаз с тарелки и начинает сворачивать блин; он делает это медленно и задумчиво своими тонкими пальцами, совершая необъяснимо большое количество необязательных бессмысленных действий. Аякс чувствует, как хорошее настроение ускользает, и обречённо падает на стул, подпирая голову рукой.
— Ты не любишь блины, да? — расстроенно выдыхает Аякс. Кайя вздрагивает и кидает на него ошарашенный взгляд.
— Я...
Он обрывает себя резко, закусывая губу, и ставит локоть на стол, прикрывает ладонью открытый глаз, совершенно от Аякса закрываясь. Аякс замирает, и секунды молчания длятся бесконечно.
— Я... люблю блины. Спасибо за завтрак. Пахнет просто очаровательно; я просто не проснулся ещё...
Аякс чувствует, как по сердцу патокой растекается нежность, благодарность и любовь, и тянется к Кайе, но тот успевает быстрее, перехватывает его ладонь рукой, которой закрывался, отводит от лица, чтобы поймать его взгляд, и дарит одну из своих самых лёгких улыбок, добивая окончательно.
— Точно все в порядке? — с придыханием спрашивает Аякс; у Кайи блеск во взгляде и на лице какая-то податливая отрешённость с нежностью; Кайя придерживает мягко его пальцы и осторожно целует.
— Всё просто замечательно. Всё просто..
Он снова спотыкается, улыбаясь ему в руку, и прикрывает глаза. Аякс гладит его скулу большим пальцем, встревоженный и озадаченный и совершенно им опьянённый, но не знает, как подступиться и стоит ли, поэтому выпутывает руку из его пальцев, отводит взгляд и ловко сворачивает себе блин.
— Сейчас остынут, — ворчит, а Кайя начинает смеяться, и все мысли пропадают окончательно. Он кидает взгляды быстро, украдкой, видит, что Кайя тоже наконец берёт себе блин и начинает есть.
— Вкусно! Как ты смог.. сделать их из того, что было у меня? — Кайя смеётся и хвалит его, и это последнее из фраз, что он помнит более или менее отчётливо, что-то лепечет в ответ про обычные простецкие блины и про то, что на скисшем молоке даже вкуснее, а затем теряется окончательно; потому что Кайя что-то спрашивает, и Аякс отвечает, про готовку, про дом, про блины, рецепты и семью, не соображает особо, что несет, просто рассыпается словами и неотрывно смотрит на Кайю, какого-то абсолютно простого и светящегося; пытаясь насмотреться, ловит каждый жест его и эмоцию, и Кайя слушает и смотрит так внимательно, и ему кажется, что он не выдержит. И хоть он ловит каждое мгновение, завтрак кончается всё равно до обидного быстро.
— Мне надо идти, — выдыхает Аякс страдальчески, поднимаясь, и Кайя растягивается в печальной улыбке.
— Спасибо за завтрак... правда, — Кайя вдруг становится таким неправильно для завтрака печальным и серьёзным, что Аякс подходит тут же и берёт его лицо в ладони; Кайя тихо усмехается, упирается ему лбом в живот, а у Аякса сердце трескается; это же просто дурацкие блины. Обычный завтрак. В следующий раз он точно сделает что-то поинтереснее, о, это точно. Это обязательно!
— У тебя молоко кончилось, если что, — говорит Аякс задумчиво, а Кайя снова глухо смеётся; он так и стоит и гладит его по волосам какое-то время, а позже они прощаются уже в коридоре; обнимаются долго — даже непривычно — и Аякс пытается запомнить его запах, смешно перемешанный с блинным, каждое касание и тихий смех; не может подобрать слов и только расстроенно виснет на его плечах, пока Кайя гладит его по спине и шепчет, что ничего, скоро обязательно встретятся.
Прощание в этот раз особенно сложное почему-то, непростое и запутанное. Аякс стоит на пороге, напротив Кайи, грустно кривит губы. Рассеянно смотрит на кухню за Кайиной спиной, видит одиноко открытый шкафчик, из которого вот-вот вывалится кривой свёрток непонятно с чем; усмехается.
— На твоей кухне точно нужно навести порядок. — Кайя удивлённо приподнимает брови, но затем коротко смеётся:
— Я нечасто тут что-то готовлю, — он смотрит лениво из-под прикрытых век и заправляет прядь за ухо, — так что как-то руки не доходят.
— А я люблю готовить, — упрямо ворчит Аякс, — и тебе же сегодня понравилось? — отводит взгляд, вдруг теряясь, — так что придётся нам заняться этим в следующий раз... и приготовить... что-то нормальное...
Он бросает осторожный взгляд на Кайю — тот озадачен почему-то и немного растерян; Аякс тушуется вдруг, не сказал ли он лишнего, не слишком ли это нагло; но тут Кайя растягивается в улыбке и тянет руку к его лицу; большим пальцем проводит по лбу, и отряхивает пальцы: на них остатки муки. Аякс неловко фыркает, теперь сам потирая свой лоб.
— Хорошо. Буду ждать с нетерпением.
И прежде чем Аякс радостный успевает что-то ответить, Кайя обвивает его шею руками и нежно целует в губы.