Конец истории

Он сидел, опираясь на стену, из последних сил стараясь не сползти на пол. С каждой секундой это давалось ему всё сложнее. Снейп упрямо пытался не дать боли отразиться на лице и не издать ни малейшего звука. Пытался, чтобы его не увидели жалким и беспомощным даже перед смертью. Но это был один из тех редких случаев, когда ему это не удалось.

    Северус отдал Поттеру воспоминания — это была необходимость: он думал о таком исходе и ему казалось, что это было правильно, так скажем, подводило к логическому концу его миссию. Но раскрыть мальчишке хоть на каплю больше положенного? Нет! Ему предостаточно!

    Сейчас жизнь болезненно покидала его вместе со слезами, и это выглядело так… неправильно. Непонятно, как такой человек мог плакать. Такой хладнокровный, злой, безэмоциональный, вечно недовольный. Смотришь на таких, и кажется, что ни плакать, ни снимать свою извечную недовольную маску они не способны. Но, несмотря на это, слёзы катились тонкими ручейками по щекам, издевательски медленно стекая в небольшую колбу.

    Поттер держал этот стеклянный пузырёк так крепко, что руки от напряжения начали непроизвольно дёргаться. Его взгляд, растерянный, неверящий, метался от лица Северуса к его шее. В голове мальчишки всё никак не могло уложиться, что профессор, который казался вечным, почти мёртв.

    Гарри уставился в его глаза и, наверное, чисто физически не мог отвести взгляд. Те секунды казались Северусу годами, он смотрел в ответ на юношу, не видя ничего, кроме зелёных глаз. Для него не существовало тела, ног, головы Поттера — только его глаза, которые сквозь время переносили его к Лили. Там она улыбалась и была так счастлива, что и он не мог просто находиться в стороне — их эмоции смешивались, порождая чисто детский восторг. Сейчас он был там, у старого дерева, с ней, и, кажется, им было хорошо. Хорошо, несмотря на страдания его тела, потому что она была рядом.

    Боль волнами разливалась от шеи до кончиков пальцев — те, в свою очередь, постепенно немели, мужчина переставал их чувствовать. Глупый ребёнок пытался руками унять кровь, которая так и хлестала из раны. Он что-то говорил Северусу, и тот отвечал, не понимая, о чём вообще речь.

    Северус, несмотря на раздирающую боль, думал о той встрече, что ожидала его за гранью. Он понимал, что здесь, в этом мире, у него нет ни одного по-настоящему близкого человека, его никто не ждал. Удивительно, но его это успокаивало.

    Почти для всех эта смерть — лишь избавление от гнусного предателя, убийцы, Пожирателя смерти… Они не будут его оплакивать.

    Хотя, может, когда-то они узнают больше. Возможно, только возможно, когда-нибудь все они перестанут ненавидеть его так рьяно, но ему будет уже всё равно. Для него сейчас существовали только глаза самого дорого человека, которые смотрели ему в душу.

    Он свободен — совсем немного, ещё чуть-чуть, и его страдания кончатся… Он умрёт, и не будет больше боли, нескончаемой боли от всего: от принятых решений, от людей — её не будет уже совсем скоро. Не будет ненависти, раздумий и клятв… Только одна — о вечной любви и преданности, — но сейчас она не приносила ему тех мучений, что остальные — она давала надежду на краткий миг встречи Там, за который он готов был прожить всё заново сотню раз.

    Странно: всё, что вчера давило на него неподъёмным грузом, сейчас не вызывало никаких эмоций. Хотя его и не должно было волновать ничего, что тревожило вчера, ведь здесь его дела кончены. Он выполнил клятвы, данные когда-то. Он сдержал их всех. Он был сильным, был опорой до этого самого вздоха, всю свою жизнь, но сейчас пришло время избавиться от ненавистной роли.

    Сейчас Северусу стало действительно всё равно на всё и всех. Полулёжа на полу в полуразвалившейся хижине, он сквозь толстый слой одежды чувствовал подползающий туман, словно от дементоров, который окутывал его, как одеяло, не давая надежды выжить. И вот Сев внезапно осознал, что никто не расскажет об этой сцене. А даже если правда вскроется, люди пропустят мимо ушей всё, что он сделал для победы, и будут вспоминать лишь методы. Он не винил их в этом.

    Как никто другой, он знал, что за свою жизнь совершил немало ужасных поступков, от которых кровь стыла в жилах. Однако также ему не была чужда и другая сторона своего существования, где он спасал людям жизни.

    Он не был только злодеем! Но показать другую сторону он не мог, да и не хотел: слишком много ответственности было на нём как на двойном агенте, слишком много зависело от того, будут ли считать его преданным Пожирателем.

    Мантия впитывала кровь. Несколько капель неторопливо катились по пальцам и с оглушительными бульками ударялись о пол. Боль уже почти отступила перед Госпожой. Смерть была уже совсем рядом — он знал.

    Сев вспоминал всю свою жизнь. Моменты, где он был по-настоящему счастлив, и те, где хотелось умереть от тоски и отчаянья. Он вспоминал то, как пришёл на службу к Лорду, как пошёл на поклон к Дамблдору. Вспоминал мальчишку Поттера, когда в его голове пронеслась мысль, что миссия не завершена, что мальчик ещё не победил, но думы просто смыло потоком подобных серых слов вперемешку с воспоминаниями, на которых мозг не акцентировал внимание — они безрезультатно бились в черепной коробке, не удостаиваясь быть замеченными.

    Все те конфликты, ссоры, драмы, которые вчера казались неподъёмным грузом, сегодня были простым мусором. Те враги, что вчера были заклятыми, сегодня почти забылись. Враги, знакомые, господа и слуги — все смешались в один неразборчивый клубок. А тот навсегда выкинут из головы.

    Северус словно под микроскопом рассматривал и анализировал свою жизнь. Он не жалел почти ни о чём, ведь так было нужно. Но, смотря на себя прошлого, он понимал, что сделал слишком мало, чтобы Лили по-настоящему его простила. В тот момент гордость не позволила ему пойти дальше. Лили отвергала его извинения раз за разом, а он, обиженный мальчишка, решил, что с него хватит унижений, и перестал пытаться. Ведь потом искренне считал, что сделал всё возможное, чтобы не разрушить дружбу, а она… Он, эдакий несчастный герой, обиженный жизнью и людьми, которого к тому же любимая женщина отвергла.

    Но сейчас он сделал бы всё, абсолютно всё, чтобы она его простила. Возможно, простила и сразу же забыла, но он был бы спокоен. Это единственное, что волновало его сейчас. Всю свою жизнь он думал, что по его вине, из-за его гордости она умерла. Он не смог спасти её, не смог из-за собственной глупости. Собственными руками обрёк на верную смерть, и эти мысли мучительно убивали его на протяжении всего времени с того момента.

    Враг при смерти. Можно было радоваться, но троица не ликовала, не улыбалась, и глаза их не горели от восторга. Гермиона держалась на грани истерики, а Уизли стоял с омерзительным выражением жалости на лице. Словно не они всю школьную жизнь пытались насолить профессору, ненавидели и презирали его. Северус не лучше — сам собачился без повода. Сейчас это казалось удивительно смешным.

    Сев, всё ещё смотря в глаза сына Лили, медленно повернул голову. Шею пронзила дикая боль, но он не остановился. Для него стёрлись границы миров. Он отвернулся от Гарри и взглянул на голубоватое облако, которое появилось в шаге от него. Облако приобрело очертания её тела… Она улыбалась, и её улыбка говорила больше тысячи слов. Он хотел протянуть к ней руки, но они, будучи обескровленными, не смогли даже дёрнуться.

    Она спокойно сделала шаг в его сторону и одними губами прошептала: «Пора».

    Он смотрел прямо на неё последние секунды своей жизни. Ему хотелось кричать, умолять её простить. Но она покачала головой, как бы говоря, что давно его простила.

    Он наконец-то спокоен.

    «Пора», — эхом прозвучал её голос в голове.

    И Северус устало прикрыл глаза, готовясь к чему-то новому и неизвестному.