Дурманящий запах августовских трав

Примечание

Элли на маковом поле - Футболка

Ветер перебирает листву с запредельной нежностью, словно пальцы возлюбленного, копошащиеся в твоих волосах.

Ещё чуть-чуть, наступает полдень.

 

Торопливые шаги легки и невесомы. Сладкий аромат августовских цветов кружит голову, сопровождая его по пятам, как будто бы с каждой секундой становясь лишь сильнее, когда цель приближается в замутненном от летнего зноя взгляде. Он знает эту дорожку как свои пять пальцев. Проходящую сквозь небольшое поле за школой, заросшее травою по колено. Родной мерный шорох и неровности на посохшей земле, покрытой паутинами трещин. Капли пота отблёскивают на лбу, скатываясь ниже; спадают с подбородка, разбиваясь где-то под подошвами потрёпанных сандалий, прибитых слоем дорожной пыли.

                                         

Тяжёлое дыхание, и вот – улыбка расцветает.

 

Эта тропа всегда вела к нему. Практически каждый день восьмого месяца нынешнего года.

- Привет.                                

Он улыбается тоже. Так тепло и лучисто, что затмевает обеденное палящее солнце.

- Хаджиме!..

Практически сшибая стоящего в ковёр из дурманящих трав, белокурый обнимает его покрепче; едва произносит на выдохе, тихо:

- Давно не виделись…. я скучал.

Хлопок серой футболки приятным полотном ощущается подушечками пальцев, принося домашний уют. Наконец-то. Наконец-то он снова здесь.

- Эй, я же уезжал всего на неделю. – Хаджиме слегка посмеивается, приветственно обнимая в ответ. И всё же полушепотом добавляет: – Давно не виделись, Нагито.

Тропа продолжается ниткой всё дальше и дальше, подводя двоих к черте города, а после и вглубь, в поля и посёлки, прохладные долины, межгородские трассы. Выматывающе долгие часы ходьбы, настырный августовский зной – всё растворялось, когда двое шагали рядом, без умолку  твердя о совершенно незначительных вещах.

 

Дурманящие травы стоят во всём цвету.

 

Хината был единственным, кому Комаэда рассказывал идеи для своих ненаписанных книг. Он слушал их внимательно, запоминая каждое слово, попутно сжимая в руках пакетик с едой и напитками, захваченный из города специально для долгих походов. Только с Нагито Хаджиме уходил так далеко от дома, наплевав на все обязанности, любезно подаренные родственниками, и отдаваясь полностью желаемой свободе. Белокурый был только рад, подрываясь с кровати раньше полдня лишь для того, чтобы вновь ноги повели их куда-то далеко-далеко, где нет ничего, что могло бы что-либо испортить.

И они оба всё это знали.

И они оба отдали бы всё за то, чтобы восьмой месяц текущего года никогда не кончался. Чтобы продолжать идти сквозь зелёное поле, смеясь, прощаясь с тревогами, забывая об ужасных вещах, не думая и близко о том, что готовит коварное будущее.

И о том, что когда-либо с ними может произойти.


Цветущее ряской озеро – их личное место.


Укромное, далёкое от незваных гостей, пусть и находится рукою подать от дороги меж частных домов.

Старая деревянная лесенка под раскидистой ивой, уходящая в толщу воды. Солнечный свет играет с ветвями, бликами танцуя по гавани, покрывая золотом кончики ресниц, что казалось особенно прекрасным. Тихий ветер гонит едва заметные волны, разбивая их о берег и пару юношеских ног.

Парни сидят на одной из ступеней, купая лодыжки в прохладной воде.

Хаджиме достаёт из пакета тёплую булку, протягивая ту уже успевшему проголодаться Комаэде. Вторая – для него самого. Подобное стало их личной традицией, и говорить так – отнюдь не преувеличение. У белокурого в карманах гулял сквозняк не хуже, чем в квартире без окон с дверьми, да и в спешке тот совершенно плевал на приёмы пищи. Шатен – сам по себе не богач, но купить что-то лёгкое на двоих более чем готов, получая от этого даже своеобразное удовлетворение, пусть часто притворно любил на такое обстоятельство жаловаться.

Лёгкий диалог продолжается. Слышаться шутки, улыбки не прекращаются. Апельсиновый сок приятно охлаждает, заставляя мурашки пройтись по телу, на что оба обмениваются парой коротких комментариев.

 

Часы проходят за минуты.

Солнце начинает опускаться.

Алеющий закат с разводами апельсинов.


Гладь окрашивается, отражаясь в зелёных глазах и их же подсвечивая из глубины. До боли красиво. Комаэда кладёт голову на плечо юноши, прикрывая глаза. Тот позволяет, незаметно подставляя руку поудобнее. Маленькое озеро для всех было лишь маленьким озером, для них же – казалось  морем. Бескрайним и притягательным, особенным, как и всё, что происходило здесь за последнее время. Они не произносили ничего из этого вслух, никогда, и никогда не станут. И всё же ложь, что без того они этого не знали.

Хината поднимается с места, поправляя ворот футболки. Задорно предлагает какую-то глупость, лукаво поглядывая в серо-зелёные глаза Нагито, а после без страха шагает на пару ступеней лесенки ниже, по колено оказываясь в воде и замачивая края подвёрнутых джинс. Белокурый выдаёт несколько слов, несерьёзно отмахиваясь, но всё-таки поднимается тоже. Ступни аккуратно нащупывают ступени под водой, у обоих вызывая немного заливистого смеха, из-за чего Хаджиме начинает терять равновесие, заваливаясь назад. Нагито с тревогой хватает его за руку, утаскивая в сторону берега; они вместе падают обратно на прежнее место, поднимая облачко пыли и потирая больные места.

Брызги воды, поднятые ногами, накрывают их сверху, оставляя на одежде мокрые следы, но юноши смеются, смеются и смеются, ощущая лёгкость, приторный привкус настоящей жизни. Той, которую хотелось прочувствовать столько лет к ряду.

Они идут по обочине, обсуждая прошедший день и перспективные планы, философию, мечты, нелепые обещания, в которые так хочется верить.

Хината обещает, что они уедут поступать в один город. Обещает, что будут снимать одну квартиру. Придумывает забавные бытовые ситуации, реакции других людей на такие заявления. Обещает, что сделает всё, лишь бы сбылось.

Комаэде же это кажется таким глупым. Таким далёким и ребяческим. Он не знает, как верить во что-то подобное, но, заглядывая в глаза Хаджиме, он готов. Готов верить.

Ему хочется верить.

И он верит.

Верит, верит всей душой, из глубин самого сердца.

Шатен аккуратно сплетает несколько пальцев их рук между собой, и тревога окончательно уходит. Всё будет хорошо. Его обещания будут исполнены.

Ловко перебирая в правой руке недавно купленный фонарь, Хината подсвечивает им путь, изредка переводя луч света на деревья, откидывающие причудливые тени. Фонари вдоль дороги начинают зажигаться, цветом перекликаясь с фарами машин, нередко проезжающих по трассе.

 

Стая птиц пролетает над головами, уносясь куда-то к жилым массивам.

Уже совсем скоро.

Скоро август кончится.


Путь обратно тот же, что и туда, но в сумерках смотрится совсем по-другому.

Шатен отвечает на телефон, что-то на ходу придумывая для жалующихся родственников на тему, почему ещё не вернулся домой и не помог с какой-то очередной хренью. Нагито идёт сзади, глядя на широкую спину. Мимолётная грусть захлёстывает внезапно, напоминая, что они разойдутся по холодным квартиркам, как только дойдут до конца. Не хотелось ужасно. Не хотелось, но что он может с этим поделать. Хината кладёт трубку, включая музыку. Громкость динамика выкручивается на всю.

Играет песня, которую знают оба.

Парень поворачивается, одаривая очередной улыбкой белокурого, и бросает фразу о том, что у них есть ещё целых два часа до полной темноты. Расходиться как можно скорее он тоже не хочет.

Грусть отступает, вновь возвращая приятную теплоту, когда юноши начинают сначала напевать мелодию, а после и сами слова без какой-либо заботы о том, что кто-то всё это может здесь слышать.

 

Вечером дурманящие травы пахнут только сильнее.


Они проходят на территорию местного детского сада, стараясь не потревожить кромешную тьму и случайных бездомных собак.

Самая высокая точка – горка с площадкой наверху. Хаджиме залазит первым, за ним – рюкзак Комаэды, а после и сам юноша, принимая протянутую руку помощи. Вплотную друг к другу, они садятся на низенькие перила, поднимая головы к небу. Полотну, сплошь и рядом усыпанному мириадами звёзд. Сияющие, белоснежные блёстки из детских поделок; точки, расставленные умелой кистью художника-пейзажиста... всегда ли их было так много? Всегда ли они были настолько прекрасны?

А может всё дело лишь в них?

Лунный диск, не успевший перейти в завершенную фазу, подмигивает, глядя с расстояния световых километров. Прохладный ночной ветер вынимает пряди волос из растрепавшегося за день хвостика, скреплённого найденной в рюкзаке чёрной резинкой, выделяющейся на фоне белой копны. В этом есть доля своего шарма. Шатен улыбается неозвученным мыслям, невзначай убирая несколько прядок с лица замечтавшегося юноши. Щеки покрываются румянцем, но темнота умеет хранить секреты лучше любых других.

- 31 августа. – Слова Хинаты возвращают в реальность.

И вновь Комаэда чувствует горький привкус меланхолии, смешанный со сладким, принадлежащим совершенно другим чувствам. Тихо, робко, Нагито задаёт вопрос. Всего один, а потом и ещё.

Что будет завтра? Тогда, когда начнётся осень? С ними будет.. что?

Учёба. Подготовка. Экзамены. Поступление. А после, после, после... глаза опускаются в пол, но Хината обращает их на себя, в шутку на мгновенье светя фонариком, привычно успокаивающе улыбаясь. Словно говорит: «Всё будет хорошо». Это в их силах. Он не один.

Хаджиме будет рядом.

В эту секунду, опять, Комаэда хочет верить. Хочет, обязательно будет, и благодарно смотрит в ответ. Спасибо. Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, но даже тысячи слов благодарности не смогут выразить всё то, что поселилось внутри от одного только присутствия кого-то подобного рядом. Но однажды, обязательно, он ещё сможет подобрать нужные.

Хаджиме снова зажигает фонарик, устремляя луч света к звёздам. Он пробивает неожиданно далеко, как будто бы карманный маяк, и это забавно по-своему. Шатен говорит. Описывая круги рукой, как если бы указкой, рассказывает о светилах, расстояниях, кометах и космосе, переходя на какие-то отдалённые от этого темы и теории, показывая театр теней, чтобы посмеяться, а после возвращаясь обратно.

Комаэда никогда не забудет.

Он не забудет это звёздное небо. Не забудет рассказы. Не забудет порывы ночного ветра и собственные растрёпанные белые кудри. Не забудет лицо Хаджиме. И обещаний его не забудет тоже, как и тёплую веру, полученную вместе с ними.

Растягивая миг на дольше, ноги ведут к привычному месту встреч и прощаний. Горько-сладкому. Тому, где расстояние равно до домов их обоих.

Прощальное объятие всегда молчаливо, но сегодня прерывается обещанием. Ещё одним. Последним. В этот раз точно.

- Раз уж мы заговорили об этом, ты не был бы.. против выбрать партнёром для выпускного танца меня?

Нагито молча кивает в ответ, вдыхая аромат чужого одеколона вперемешку с августовскими цветами. Оба махают друг другу, расходясь в разные стороны.

 

История августа подходит к концу.

Концу, но не заканчивается отнюдь, давая путь чему-то новому, рука под руку бредущему со сменой сезонов.

 

И всё же, как аксиома, восьмой месяц текущего года станет последним, что сотрётся из их памяти в завершении жизненного пути, силясь не отпускать и на последнем вздохе. Тем единственным местом, куда хочется возвращаться снова. Сохранить, прижимая ближе к себе, и не показывать никому больше, как самую важную драгоценность в шкатулке.

 

Тёплое.

Мимолётное.

Незаменимое больше ничем.

Последнее.

 

Циферблат часов высвечивает 00:00, переменяя 31.08 на 01.09.

Запах гнили августовских трав. Слёзы на пушистых ресницах. Холодное лето. Дожди. Мегаполис. Одиночество и тысячи километров между двумя, кто уже давно ничего друг о друге не слышал.

Третий август с тех пор только что догорел.