Глава 1




Рензо вздыхает недовольно, лавируя между слишком уж активными учениками среднего звена, и поудобнее перехватывает стопку тетрадок.


Вся вот эта вот двигательная деятельность на общественных началах - не для него.


Но он несёт тетрадки в учительскую, а отвязываться - поздно.


Дверь в учительскую приоткрыта - Рензо заглядывает внутрь, надеясь, что быстро отдаст макулатуру нужному учителю и свалит - во рту с утра и росинки не было, хотелось бы, конечно, урвать что-нибудь с палочек Рина.


В учительской несколько преподов - видимо, наслаждаются коротким отдыхом.



- Ну покажи, - тянет Кочо-сенсей, обнимая Канроджи-сенсей за локоть.


- Ну, Шинобу-чан, - отнекивается та и мотает головой, второй рукой прижимая к себе что-то, отдалённо напоминающее скетчбук, - там очень жёстко.


- Что там жёстко? Что там может быть жёсткого? Хуй резиновый спрятала?


- Хуй резиновый? - одновременно поворачиваются в их сторону Узуй-сенсей и Ренгоку-сенсей, говоря хором. - Спрятал - отдавай!


- У меня он дома тоже есть, - придвинувшись поближе, снижает тон голоса Узуй-сенсей.


- Да он у нас у всех есть. - отмахивается Ренгоку-сенсей.


И к разговору, повышая процент абсурда и кринжа, снова подключается Кочо-сенсей:


- У вас есть хуи резиновые?


- Ой!


Рензо от этой прекрасной сцены даже забывает, зачем пришёл.


Рензо только через минуту, кажется, отмирает и стучит по дверному косяку.


Учителя оборачиваются моментально.


- Это, Ренгоку-сенсей, - начинает Рензо, - тетрадки. Вам.


Уходит из учительской Рензо быстро, мысленно повторяя:


"Я ничего не видел, я ничего не слышал."


Что ни день в этой школе, так обязательно новый спектакль в театре абсурда.



***



Рензо кажется, что сейчас он блеванёт сахарной ватой.


Обязательно насыщенно-розовой, как дядина шевелюра, и приторно-сладкой, как дядины с Ренгоку-сенсей разговоры.


Высокие чувства делают из человека героя - говорят ванильные книжки.


Влюблённость делает из человека еблана - понимает в который раз Рензо.


Всё взаимодействие дяди с Ренгоку такое противное, сахарное до жути, и Рензо даже жалеет, что иногда существует с ними на одной жилплощади.


Спасибо, конечно, что Ренгоку-сенсей к ним не переехал, но всё-таки.


Блять.


Рензо устал от этой ванили ещё за время каникул - и это несмотря на то, что он, между прочим, почти всё своё свободное время проводил с Рином, сваливая из дома.


Диагноз - два старых кролика, и спасибо боже, что они ещё в постель друг друга не пригласили.


Фу, блядь.



Мимо комнаты дяди Рензо проскальзывает тихо, надеясь спокойно позавтракать - эти двое горе-влюблённых всё равно какой-то ерундой страдают.


Кажется, сенсей учит дядю рисовать стрелки.


Рензо не знает.


Рензо пофиг.


Он заливает рис с овощами взбитыми желтками, наливает себе в стакан какую-то растительную ерунду - дядя, кажется, повёрнут на безлактозном молоке - и прикрывает глаза.


- Хакуджи-кун, видишь? - доносится из комнаты голос Ренгоку-сенсей. - Это легко.


- Только потому что это сделал ты.


- Ой, ты льстишь мне.


- Ну, совёнок, я люблю всё, что ты делаешь своими руками.


Рензо закатывает глаза, выдыхая тихое: "бля".


И, после паузы, Ренгоку-сенсей выдаёт:


- Тебе нравится, как я дрочу?


Растительная хуета идёт не в то горло - Рензо выплёвывает её в раковину и закашливается, чувствуя, что вытекает эта дрянь даже из носа.


- Тише, глупый, дети дома, - цыкает дядя, после чего добавляет более тихо: - Да и не видел я этого пока.


Стакан Рензо с громким звяком ставит на столешницу, огонь на плите вырубает.


С мысленным "старые пидоры" Рензо собирает манатки и через балкон сваливает.




- Ты представляешь, что эти два старых идиота учудили?


Спасибо, что у Рина есть свободное время и желание выслушивать все стенания Рензо.


Спасибо, что Рин в принципе есть.


И Рин, похлопав по месту рядом с собой, склоняет голову набок.


- Они завели разговор про стрелки и чудесным образом перешли к мастурбации?


Рензо падает рядом и вздёргивает бровь.


- А ты откуда знаешь?


Рин вздыхает, потирая переносицу.


- До нашей встречи ты написал мне два текстовых сообщения. Три голосовых. Позвонил. И минут десять назад, когда мы, собственно, встретились, в который раз поведал эту чудную историю. И, кстати, ты ни разу не повторился.


Рензо открывает рот, чтобы что-то ответить - так и зависает, пока Рин не подталкивает его со всей мягкостью пальцами под подбородок.


- Ты думаешь, я слишком на них зацикливаюсь?


- Честно? Да.


Одними губами Рензо отвечает рифму, и Рин пожимает плечами.


- Давай ты это обсудишь с Кейзо-сенсей?


- Да ну, - отмахивается Рензо, - само рассосётся.


Рин выжидает паузу, задумывается.


- Про свои ментал очки ты ведь так же думал?


Рензо цыкает.


- Рин, - начинает.


- "Вы не понимаете, это другое"?


- Оно самое.


- Как знаешь, - пожимает Рин плечами и щёлкает его по лбу.


Конечно, Рензо не зациклен. Конечно, это не доходит до уровня менталок - да и вообще, нет у Рензо с менталкой проблем.


Поэтому, разговор закрыт.


Поэтому, Рензо под китовьи песни своего желудка смотрит на Рина и чуть сощуривается, чтобы более жалобно выглядеть.


Рин пфыкает и закатывает глаза.


- Ничего без меня не можешь.


У Рина всегда есть с собой еда, [и Рензо даже готов признать, что, будь Рин девчонкой, он даже предложил бы ему много позже жить вместе - ну, чтоб выглядело всё нормально.]



***



Что ж - думает Рензо, когда снова идёт в учительскую с новой стопкой тетрадей - где-то я явно прокололся.


Лишь бы не как в прошлый раз - театр абсурда Рензо, честно, не любит, хотя мемы подобного типа в их с Рином личке самые частые.


Дверь снова приоткрыта, и Рензо плюёт на правила приличия, заходя.


- Холодные оттенки тебе к лицу, Хакуджи-сан, - выдыхает Канроджи-сенсей, а потом поворачивает голову и хлопает глазами.


Канроджи-сенсей, красящая дяде ногти, конечно, не театр абсурда, но зрелище, всё-таки, не каждодневное и вызывающее вопросы - особенно у Рензо, которому лет до одиннадцати любимая семья гадила в мозг всей этой консервативной традиционностью.


Без лишних слов Рензо кладёт на стол тетради и валит.


Быстро.


Кажется, учительская - проклятое место.



***



В выматывающем и уже набившем оскомину ритме "шарага-дом-женатики-рин-шарага" Рензо живёт до середины февраля.


Скоро экзамены эти несчастные, последний учебный год этот несчастный, и Рензо, честно, так это всё надоело - возможно, потому что после нового года в башке ничего не перестроилось, и новый лист своей поганой жизни Рензо испортил. А, может, спать больше надо, а не перекидываться с Рином до часу ночи мемами - тут сложно сказать однозначно.


Второй вариант немного ближе к истине, потому что на часах половина пятого, сна ни в одном глазу, а ещё сегодня на учёбу.


Понятно, план б.



На кухню Рензо идёт на цыпочках, балкон тихо открывает и плечами передёргивает - пижама от холода плохо спасает.


В кружку любимую Рензо набирает снег, думает - может, сахаром посыпать?


Болеть, так со вкусом.


- Я стесняюсь спросить, - слышится за спиной дядин голос, и приходится обернуться, а потом и прищуриться - дядя включает свет.


- Доброе утро.


- Какого чёрта? - даже вполне спокойно спрашивает дядя и кивает на кружку. - Давно глистов не было?


А.


- В школу неохота, - честно сознаётся Рензо и захватывает ртом немного снега.


Хакуджи протягивает понимающее "м".


- Вкусно?


- Не очень.


- Ничего страшного. - и - неожиданно - переключает тему: - Помнишь микстуру, которой я тебя выхаживал?


Теперь плечами Рензо передёргивает не только от холода.


- Как такое забыть?


- Вот снег доешь и выпьешь микстуры - половину стакана.


- Дядя! Пожалей, я же все внутренние органы выблюю, если выпью хотя бы ложку этой дряни!


- А ты как хотел, мелкий? Моя задача как твоего опекуна - поставить тебя на ноги так быстро, как это возможно.


Намёк Рензо улавливает.


С балкона - в смысле, обратно в кухню - Рензо выходит и отдаёт кружку со снегом.


- Я приму тёплый душ, а потом оденусь теплее. Только не надо микстуры.


На кухне они с Хакуджи, кстати, сидят потом аж до шести.


- А в школу ты и так сегодня не пойдёшь, - невпопад, не в тему говорит Хакуджи, когда заваривает себе очередную кружку кофе.


- Всё-таки, ты надо мною сжалишься?


- В школе карантин, глупый. Удалёнка.


Удалёнка.


На обработку информации уходит - Рензо не знает, сколько.


- То есть, я мог со спокойной душой пойти спать и встать к полудню?


- Снова мимо, - пожимает Хакуджи плечами, - онлайн-уроки никто не отменял.


Рензо падает лицом на сложенные на столе руки и недовольно хнычет.


Господи, помилуй.



***



Дистант, в целом, привлекает Рензо немного сильнее, чем надобность каждое утро вставать рано и в состоянии зомби идти ло школы.


Потому что в состоянии зомби он теперь ходит дома - это привычнее.


Это удобнее.


Они там все такие - даже учителя. Особенно учителя.


- Что хочешь делай, - просит дядя одним утром перед уроками, - но не шуми. И не мешай, пожалуйста.


Иметь в родственниках препода и одновременно жить с ним - в период дистанта это крайне забавно.


Особенно, когда один ведёт урок, а второй - в соседней комнате не может даже микрофон выключить.


Собственно - ситуация такая же.


Рензо забивает болт на всё - и на собственный внешний вид, и на обстановку вокруг.


Ему хочется есть, он встал минут десять назад, и то, что сейчас химия, его заботит меньше всего.



- Эй, классная пижама, - говорит кто-то из одноклассников, и Рензо показывает в камеру еле балансирующего телефона средний палец.


"Лишь бы не пидорахнулся."


Камеру Рензо выключает, микрофон - ну, фиг с ним.


Дядя снова выглядит, как героиновый торч, и Рензо почти завидует.


Почти.


Идите к чёрту, у него завтрак.



- О, еле успел! - слышит Рензо со стороны окна и на автомате поворачивает голову. Рин - собственной персоной - свешивает ноги с подоконника и отряхивает голову от снега. - Какой у нас сейчас урок?


- Я микрофон не успел выключить, - выдыхает Рензо уставшее.


- М, а вот и опоздавшие, - говорит дядя и хмыкает, - так, пупа и лупа, камеру включаем, и чтоб на места для поцелуев не отходили.


По классу прокатывается новая волна смешков - Рензо прикладывается лбом к ладони.



Камеру, всё-таки, они с Рином тайком выключают снова.


Рин шёпотом предлагает сомнительную авантюру, и, пока дядя объясняет очередную муть, они готовят брауни.


Рензо получает почётное задание просеять муку.


Занятие - морока.


Рензо потом разминает запястье и шипит от боли.


Говорит слишком громкое:


- Фух, блять, дрочить рука устаёт меньше.


Голоса из динамика телефона тут же затихают.


Кажется, почти все - ну, кто не выключил изображение - таращатся в камеру.


У Рензо по спине проходит холодок.


- Я не отключил микрофон? - спрашивает тихо.


Рин мотает головой.


Блять.


- Так, там, на галёрке, - прерывает Хакуджи тишину, - вы чем занимаетесь?


- Пишем конспекты, сенсей, - отвечает Рин и показывает знак "окей".


- Ну-ну. Покажете мне их потом.


Как они урок досиживают - Рензо, честно, не понимает.


Конференция отключена, кринжометр уже визжит красной сиреной.


- Так! - Хакуджи врывается на кухню и указывает на Рина. - Ты!


- Доброе утро, сенсей. Простите, брауни ещё не готовы.


- Я из тебя брауни сделаю. Ты надолго?


- На весь день.


Хакуджи переводит взгляд на Рензо - тот поднимает руки в жесте "сдаюсь".


- Решайте проблемы без меня, хорошо?






В целом, этого следовало ожидать.


Дядя и Рин грызутся, как кошка с собакой, и этого, кажется, у них не отнять.


Что в школе, что дома - будни это театр абсурда.


Рензо привык, правда.


(не очень, если честно.)


А брауни, кстати, получились вкусные - дядя свистнул несколько штук на своё с Ренгоку-сенсей чаепитие.



***



- Я не люблю детей.


Они с дядей всегда говорят что-то не в тему, невпопад, не к месту.


Ну, это как остальным кажется.


- Кёджуро говорил, что его сиблинг ненамного младше тебя. Серьёзно, мелкий, чего нам дома тухнуть?


- Лучше потухнём в чужом доме?


Сарказм у Рензо не очень - ну, он старается, но, когда настроения нет, и дядя уроки ведёт вяло, как Томиока-сенсей, выглядящий так, словно умер дня два назад, а воскресить его забыли.


- Он солнышко.


Дядя давит кнопку звонка, Рензо закатывает глаза.


Он хочет на улицу.


Куда-нибудь подальше отсюда.


Он просто не хочет снова смотреть, как эти двое милуются.


Нет, Рин, поговорить с дядей - все ещё не вариант.


Замок щёлкает, дядя тянет Рензо чуть назад.


С той стороны квартиры на них смотрит кто-то, выглядящий, как Ренгоку-сенсей, и меньше, чем Ренгоку-сенсей, минимум раза в два.


- О, какой миленький, - нараспев говорит дядя и в почти привычном жесте нарушения личного пространства тянет руку, чтобы растрепать светлые вихры.


Младший Ренгоку отшатывается, покрепче сжимает метлу.


- Ледовое побоище, - говорит младший Ренгоку.


И в астрал выпадают они с дядей как-то одновременно, синхронно.


- Битва при Ватерлоо, - снова говорит младший Ренгоку и склоняет голову набок.


- Чё?


- Через плечо, - выдыхает тот, - или называйте дату, или уходите.


- Маленький, наглый-


Договорить дядя не успевает - мелкий Ренгоку заезжает ему метлой по ноге.


Раскатистым эхом громкое "блять!" прокатывается по всему подъезду.


Раскрыть рот с возмущениями или хотя бы вопросом в духе "какого чёрта?" Рензо не успевает - кто-то со спины аккуратно подталкивает его чуть в бок и проскальзывает к квартире.


Рин.


Как всегда, где Рензо с дядей - там и Рин.


- А это что здесь делает?


- И Вам, сенсей, здрасьте, - кивает Рин и присаживается рядом с младшим Ренгоку, - фейс-контроль будет или по старой дружбе так пропустишь?


Младший Ренгоку задумывается и повторяет:


- Битва при Ватерлоо.


Рин щёлкает пальцами, поднимаясь и отряхивая джинсы.


- Восемнадцатое июня, тысяча восемсот пятнадцатый год. Путь свободен?


- Проходи.


- Спасибо, солнце, - усмехается Рин и треплет его по волосам. На немой вопрос, повисший в воздухе, не поворачиваясь, отвечает: - Возможно, вы ему не понравились.


За Рином дверь захлопывается.


- Мелкий, ты что-нибудь понял?


- Я уже давно ничего не понимаю.


- Аналогично.


Ждать на лестничной клетке им приходится долго - пока Ренгоку-сенсей не возвращается.


- Простите уж за Сенджуро, он у меня несколько не привык к гостям.


Рензо свои саркастичные подъёбки решает не высказывать.


Рензо передёргивает плечами и обнимает себя за локти. Всё-таки, на лестничной клетке было чертовски холодно.


- Добро пожаловать, - кивает Рин и приветствует Ренгоку-сенсей, после чего поворачивается к Рензо, - младший брат сенсея душка, просто...


- Бушующий переходный возраст, я тут сука, мама анархия? - тихо спрашивает Рензо и отходит с Рином ближе к кухне.


- Типа того.


Краем уха Рензо слышит короткое:


- Он мне нравится, - от Ренгоку-сенсей.


И летящее в ответ:


- Соболезную, - от его брата.


И, кажется, понимает всё, что нужно, об этом не-ребёнке.


Ну, а кто сказал, что будет легко?


К тому же, у Рензо ведь нет цели подружиться с этим мелким.


Так, желателен военный нейтралитет.


- Боже, какой пафос. 



***



Встречу с Ренгоку Рензо, всё-таки, переживает, и даже не блюёт потом сахарной ватой, что удивительно.


В ближайшие пару дней даже нет странного сахарного скрипа на зубах.


Зато потом дядя впихивает швабру и говорит:


- Время убираться.


Рензо смотрит на швабру, на календарь - ммм, выходные, найс - поднимает бровь.


- Мне собирать шмотки и идти на вокзал?


Хакуджи явно хочет что-то сказать, но решает махнуть на это рукой.


Ну, а что, Рензо кидает подъёбки всегда, когда чувствует малейшее неблагоприятное воздействие извне.


Сегодня, например, ему просто не хочется иметь хорошее настроение.


Хорошее настроение, видимо, тоже его не шибко-то и хочет, вот и позволяет всему остальному (читать: плохому) иметь его.


Каламбур хороший, но Рензо кажется, что хуйня.


Ну, пофиг.




Рензо вяло стирает пыль, перебирает вещи, чтобы ненужное найти - всё ещё завидует дяде, который под кофеином (Хакуджи, пожалуйста, пожалей сердце, ты же химик, ну, знать должен, что это вредно, ведь где химия, там и биология, ну или наоборот, Рензо не шарит) на пятой скорости минут за десять полностью приводит кухню в божеский вид.


Ну и морока.


Рензо вновь закатывает глаза, думая, когда же наконец мозг увидит, и хватает очередную коробку - у дяди в комнате полно всякого хлама, и трогает его Рензо иногда с опаской, потому что, ну, тут пятьдесят на пятьдесят - кому хлам, кому сокровище.


В коробке какая-то макулатура.


Рензо захватывает двумя пальцами фотографию и рассматривает.


Дядя - мелкий, совсем ещё мальчишка - дама рядом с ним постарше.


Знакомое лицо.


Рензо думает, что если добавить морщины и чуть более хмурое выражение лица - станет похоже на маму.


Другая фотокарточка быстро переключает внимание на себя.


Дядя, всё ещё мелкий, явно не больше четырнадцати - Рензо сложно судить, на самом деле, потому что у Хакуджи черты лица всегда странные были, он в свои тридцать на подростка похож сильнее, чем сам Рензо. Рядом с дядей Рензо видит маленькую фигурку и тут же узнаёт её - забытое в этой квартире имя, обладательницу которого Рензо давно не видел.


Коюки-сан.


Уборка становится менее интересной, потому что о дяде, по сути - спасибо, мамочка и папочка - Рензо знает почти ничего.


Ну, учитель химии.


Ну, фанатеет, как оказалось, от учителей истории.


Типа, всё.


Присаживается на край кровати и кладёт коробку себе на колени, перебирая содержимое.


Много, очень много фотокарточек, то с Коюки-сан, то с мамой.


Кончиками пальцев Рензо натыкается на что-то прохладное - достаёт кольцо.


Кажется, обручальное - у мамы и отца, например, такие давно лежат в шкатулке.



Сколько проходит времени, пока Рензо ворошит фотографии и разглядывает кольцо, смотря на переливы света, сказать сложно.


- Блять, мелкий, ты что, оглох?


Вздрагивает Рензо тут же, и быстро убирает всё обратно в коробку, наивно полагая, что прокатит.


Прятать улики со своего преступления, когда полиция буквально на пороге - тупо.


В данном случае вместо полиции дядя.


Всё ещё тупо.


Дядя вздыхает и подходит, присаживаясь рядом, мягко сжимает чужие запястья.


- Тише-тише, ты же так фотографии порвёшь.


Коробку дядя забирает, сам складывает фотографии, сортируя, как было. На протянутое кольцо смотрит с каким-то странным выражением, которого Рензо, признаться честно, до этого никогда не видел.


Наверное, меняется взгляд.


Да, да.


Кольцо дядя берёт так, словно оно намазано ядом или может ударить током.


- Что ж, - говорит дядя после паузы, - гостиная. Там под диваном, кажется, что-то лежит, посмотри, пожалуйста, а то у меня колени ноют.


Рензо даже забывает кинуть подъёбку про возраст.


Дядя, в свою очередь, забывает на это указать.


Просто дальше они убираются в абсолютном молчании.


Рензо думает что-то в духе: мне конец.


Или: мне пизда.


Или: бля.


Просто у Рензо далеко не фантомное ощущение, что он так серьёзно прокололся.


Проебался.


До самого вечера Рензо предпочитает молчать и никак не раздражать дядю.


Его любимое острое мясо готовит, звук у телефона - даже вибрацию - на всякий случай вырубает.


Сидит по струнке, когда они с дядей поздним вечером смотрят какой-то фильм в гостиной - Рин кучу раз советовал его и говорил, как ему нравится одно трио.


О ком говорил Рин, Рензо не улавливает.


Рензо даже сути сюжета не улавливает - понимает только, что что-то на военную тематику с задохликом-гг.


- Дядя, - неуверенно начинает Рензо, прикидывая, как скоро на лице начнёт гореть след от ладони.


Дядя переводит взгляд - чуть более безразличный, чем обычно бывает по вечерам, когда главный эффект кофе уже сошёл на нет, а уснуть не получается, и существуешь по итогу, как зомби - спрашивает лаконичное:


- Что такое?


Рензо постукивает пальцами по коленкам и сглатывает.


- Прости, что разворошил ту коробку.


- А, это, - пожимает дядя плечами и отворачивается обратно к экрану, - пустяки. Забей.


Когда-то дядя сказал, что Рензо не умеет врать.


Наверное, дядя просто настолько хорошо различает ложь.


Ну или Рензо им читается, как открытая книга.


Сейчас у Рензо ощущение, что перед ним даже не книга, а новый выпуск любимого комикса, в котором всё внезапно ушло чуть дальше поверхности.


- Всё-таки, это... личное пространство?


Реакции от Хакуджи не следует, Рензо уже думает, не пощёлкать ли перед его лицом пальцами, чтобы проверить, не уснул ли тот с открытыми глазами.


- Просто я совсем ничего про тебя не знаю, кроме того, что ты классный и странный.


Рензо кажется, что он слышал тихий смешок.


- Странный, - повторяет Хакуджи, и Рензо поворачивает голову в его сторону. - Слишком лёгкая классификация меня от человека с фамилией "Шима". Я такое в последний раз только от о нии-сан слышал.


Какого старшего брата конкретно Хакуджи имеет в виду - Рензо не знает.


Рензо склоняет голову набок, надеясь на продолжение.


- Я могу рассказать, но вряд ли ты будешь рад услышать хотя бы что-то из этого.


Во всех фильмах после подобной фразы следует какой-то трэш - Рензо пора бы почувствовать запах жареного.


- Ты убил человека и скрываешься от полиции? Ты не Кейзо Хакуджи?


Юмор сейчас - идея хуёвая, но Рензо пытается рассмеяться всегда, когда нервно, и страшно, и тревожно.


- Почти попал, - говорит дядя и убавляет звук, - "Кейзо" - фамилия Коюки-сан.


Рензо напрягает соображалку - шестерёнки в голове скрипят и не хотят поддаваться на уговоры начать умственную деятельность - пытается вспомнить, как давно они с Хакуджи знакомы в принципе, и сразу ли Хакуджи представился своей фамилией.


Кажется, да.


Это было почти десять лет назад, у Рензо в принципе беды с долгосрочной памятью по причине нет мозга, поэтому спасибо и на этом.


- Вы, - делает Рензо несмелое предположение, - с Коюки-сан были женаты, и ты взял её фамилию?


Кольца на пальце у дяди Рензо никогда не видел, но перед глазами, опять же, есть пример собственных родителей, поэтому всё нормально.


Нормально же, да?


в мозгу что-то орёт, как машинная сигналка.


- Звучит, как мечта. - усмехается Хакуджи и подпирает щёку кулаком, но уже следующим своим движением откидывается спиной на спинку дивана, запрокидывая голову. - Я совсем не помню свою маму. Я был сопливым шкетом без зубов, а её не стало. Поплакали, забыли, или даже не вспоминали. Проблема в другом. Проблема в том, что уже в одиннадцать я остался совсем без родителей - отец был слабым и больным.


Рензо было почти раскрывает рот, чтобы спросить, причём тут это, но вовремя прикусывает язык и отвешивает себе мысленный подзатыльник.


Сейчас надо заткнуться и дать дяде высказаться.


Дядя не любит много говорить по делу - но Рензо знает, что сейчас, вот сейчас, он скажет.


Он выскажет.


- Анэ-сан... твоя мать терпеть не может, когда я зову её сестрой. Она терпеть не может меня, и я не могу сказать, что это взаимно, я просто отношусь к ней, как "есть и есть", и хотел бы к себе такого же нейтрального спокойствия. А ещё у нас раньше была одна фамилия, хотя мы не близкой степени родства. Помнишь, я рассказывал тебе и твоему идиоту? Мы троюродные, седьмая вода на киселе, никто считай, но у нас была одна фамилия. Я не вспомню её, твоя мать тоже, скорее всего, не помнит свою девичью фамилию, а ещё ей было на меня откровенно не похуй только когда от меня требовалась помощь, тогда я был и "солнышко", и "Хакуджи", и "братик", но в свои одиннадцать в помощи начал нуждаться я, и меня послали нахуй со словами "а ты кто вообще? брат? а у меня нет братьев", и отправился Хакуджи без фамилии в приют. Отвратное место, если драться не умеешь. Я бы там сдох, думаю. Я хотел сдохнуть, если честно, но мир не без добрых людей.


У Рензо на языке и в мозгу крутится догадка.


Мозаика складывается, но он кусает язык и ждёт: пусть дядя сам скажет, потому что сейчас дядя, похоже, как никогда нуждается в том, чтобы его выслушали.


- В этой семье не было матери, но был отец, а ещё была дочь, она младше меня на пару лет, она очень маленькая, хрупкая и очень любит зиму, и в её имени есть кандзи "снег", и её фамилия - "Кейзо", и её отец меня усыновил, и с тех пор я мог бы жить счастливо, но мне же мало плохого в жизни, мне же нельзя было спокойно жить, поменяв фамилию, потому что родные и усыновлённые дети рассматриваются только в контексте "де-юро", но не "де-факто", блять, и это такая тупость, я так это ненавижу! - дядя делает неопределённый жест ладонями и почти выпрямляется, чтобы встать, но снова откидывается на диванную спинку. - А ещё человеческий мозг много чего не различает, но это полемика, а я просто влюбился в самую лучшую девушку в мире, и именно её мне нельзя было любить, хотя всему миру, кажется, должно быть похуй, и мне, думаю, даже было от себя противно, и я не хотел её этим осквернять. Но я оказался не одинок в своём горе, и лучшая девушка тоже меня любила, и... и бате даже было всё равно, то есть, его реакция была нормальной, он просто боялся, не заклеймит ли нас двоих общество. Обществу было всё равно. Моему прошлому - нет. Твоя мать называла меня извращенцем, убожеством и много как ещё, а я просто послал её к чёрту, сказав, что они с её мужем даже не в состоянии обеспечить своим на тот момент немногочисленным детям нормальное существование, и я оказался мразью в конечном счёте, и из всех знакомых мне людей с фамилией "Шима" нормальные слова в свой адрес я слышал только от двоих - их зовут Такезо и Рензо, и они по логике мне, вроде как, племянники, хотя их мать против - а остальные просто не хотят навлекать на себя гнев мамы и папы, вот и молчат в тряпочку, и я их не осуждаю. А ещё есть другой ребёнок этой семьи, кажется, его зовут Джузо, и он сделал предложение какой-то девчонке, считай, просто коллеге по сектантству, но его младшие братья говорят, что это мерзко.


Дядя смотрит в потолок, не моргая, сжимает диванное покрывало до белых костяшек и нервно смеётся без звука.


- И по такой логике, выходит, я такой же. Я тоже.


Когда дядя, всё же, замолкает, сверля глазами потолок, Рензо пытается проглотить вставший в горле ком.


Душу тут всё это время изливал дядя, но плохо, почему-то, именно Рензо.


Наверное, потому что он при дяде громче всех называл Ходжо-сан и Джу-нии любителями вульгарщины.


- Прозвучит, может, тупо или даже лицемерно, учитывая, что говорю я, - наконец-то находит он в себе силы заговорить, - но это разные вещи.


Дядя немного опускает голову - тени и блики от экрана скачут по его слишком уж бледному лицу - смотрит прямо в глаза.


Высматривает.


Выжидает.


Словно ждёт подвоха, или удара в спину, или того, что Рензо сейчас вгрызётся ему в горло, ударит по больному такого слабого, жалкого, открытого, неспособного ответить.


Рензо молчит, поддерживает игру в гляделки.


Дядя нервно дёргает уголком губ. Протягивает руку, ладонью будто показывает примерный рост.


- Я тебя когда впервые увидел - такого мелкого, тощего, нескладного, носящегося по улицам без дела - подумал ещё: "блин, а похож на меня". Твои родители спокойно отпустили тебя со мной, видимо, подумав, что я встал на "путь исправления". Я правда хочу сделать твою жизнь лучше. Хочу показать хоть кому-то, что я-


Рензо не дожидается, пока дядя закончит.


Рензо придвигается к нему и обнимает, укладывая подбородок на плечо.


Дядя тупит несколько секунд, после - крепко обнимает в ответ - как утопающий, цепляющийся за спасательный круг.


Шепчет тихо в самое ухо:


- Спасибо.



Рензо, честно, успокаивать не умеет.


Рензо, честно, плох в эмпатии - ну, как он сам, по крайней мере, думает.


Рензо сидит с дядей, пока того мелко трясёт от нервов, кажется, впадает в дрёму.


В себя приходит только когда дядя мягко хлопает между лопаток.


- Иди спать, мелкий. Уже сегодня последний день перед экзаменами - будет нехорошо, если ты уснёшь на уроке.


Рензо кивает, отлипает от дяди и бегло его оглядывает - белки глаз кажутся красными - и вряд ли это от бликов с экрана.


- Топай-топай.


Дядя возвращается к привычному состоянию - это ощущается не кожей и не загадочным шестым чувством, оно просто есть.


И Рензо кивает, и уходит в сторону кухни, чтобы сделать дяде чай, и возвращается через пару минут, чтобы укрыть отключившегося дядю пледом.


Это я должен сказать "спасибо" - не произносит Рензо.





В вялой хандре дядя ходит ближайшие пару дней, а потом, весь остальной экзаменационный период - светит привычной улыбкой.


Рензо откладывает план спросить у дяди о самочувствии на потом - сейчас собственной нервотрёпки хватает.


А вот потом - потом да, когда тесты горят гордыми семьдесят пять и выше - тогда Рензо с кружкой чая садится рядом с дядей и кивает на экран, как бы спрашивая "что смотришь?"


- Что-то про супергероев, - пожимает дядя плечами и принимает чай, кивком благодаря.


Они снова молчат какое-то время, Рензо даже успевает вникнуть в сюжет - о, это вторая часть того, что они так и не досмотрели несколько дней назад - и лишь к середине фильма дядя протягивает руку и растрепливает нуждающиеся в подкрасе розовые вихры.


- Правда, спасибо.


Рензо в ответ пожимает плечом.


- Я правда не считаю тебя кем-то мерзким. Я не одобряю поступок Джу-нии, и Кин-нии меня в этом поддерживает, но в твою жизнь я лезть не стану.


Дядина рука мягко похлопывает по макушке. 



***



С дистанта на очку их возвращают резко, словно швыряя обратно в пекло, и Рензо разыгрывает типичную драму перед выходом из дома.


Кажется, в школе была какая-то волокита, что-то случилось, Рензо не знает, не вникает, ему и не нужно, если уж совсем честно, он просто слушает сплетни и преподскую болтовню урывками и потом спрашивает дядю, вылавливая его на перемене.


- А, - протягивает дядя и понижает голос, - совсем в вакууме существуешь?


- Что-то вроде. Ну?


- Директор сменился.


Рензо аж присвистывает, усмехаясь.


- Чем же Майкл Джексон на этой должности провинился, что его попёрли?


- Знать не знаю и не хочу. А теперь марш на уроки, пока к Цугикуни-сан не отвёл.


- То есть, шестиглазый?


- То есть, марш учиться.


- Да-да, сенсей, - поднимает Рензо руки в жесте "сдаюсь", растягивая гласные в последнем слове.


Директор Кокушибо.


Кокушибо директор.


Рин от новости на следующей перемене аж чаем давится - Рензо хлопает его по спине.


Ну, в целом, Кокушибо лучше, чем Майкл Джексон. Спокойнее, что ли, но за это Рин больше знает, его же постоянно на ковёр директорский за ухо или под белы рученьки водят.


- Не напоминай бога ради.


- Я, кажется, впервые услышал, как ты божишься.


Рин, похоже, предпочитает включить режим игнор.



***



Дядя спрашивает:


- Всё хорошо?


Потому что Рензо уже неделю отодвигает от себя тарелку с нетронутым ужином.


- Невкусно?


Вкусно - может быть.


Просто противно на еду смотреть.


Рин рассказывал однажды, как в прошлом году переболел ковидом и два месяца не мог даже запах жареного мяса выносить - учитывая его любовь к данному продукту, можно представить, как тяжело ему было вегетарианить.


Ну, вряд ли у Рензо последствия ковида.


Просто он смотрит на еду, чувствует - тошнит.


Хочет съесть хоть пару ложек, чтобы дядя не волновался, но понимает - пара ложек моментально вернётся обратно в тарелку, только вместе с желудочным соком и слюной.


По утрам тоже в глотку ничего не лезет, дядя трогает его лоб тыльной стороной чуть суховатой ладони.


Даже - даже! - разрешает Рину приходить утром и провожать Рензо в школу.


Ну, просто был уже на этой неделе прецедент с голодным обмороком, и дядя, видимо, такого прикола не выкупил.



- Стоять, раз-два, - слышится со стороны дяди очередным утром, когда в прихожей с обувью возится Рин.


- Я ещё не завалил вступительные в университет, а меня уже отправляют в армию, - усмехается Рензо и поворачивается, склоняя голову набок.


- Завтра пойдём ко врачу - не нравится мне этот твой голодный бунт. - дядя указывает на Рензо палочками и чуть отклоняется, словно хочет умудриться заглянуть в прихожую. - Эй, церковное безобразие, покорми его сегодня чем-нибудь нормальным, только немного.


- Как скажете, сенсей, - кивает Рин и, подхватив Рензо под локоть, утаскивает за собой в прихожую, по пути захватывая и сумку, и мангу, и куртку.



И есть потом хочется очень сильно, но Рин хлопает по рукам и не даёт проглотить весь бенто разом.


- Это сначала прожуй, глупый.


- Да-да, - протягивает Рензо саркастичное и успевает ухватить с чужих палочек рыбу.


- Не пугал бы ты так больше своего дядю, - говорит Рин, подцепляя палочками авокадо и сдувая чёлку со лба, - и меня.


- Я тебя умоляю, - отмахивается Рензо, - ну, не ем неделю нормально. В детстве тоже так было.


- Звучит не совсем здорово.


- Это пройдёт. К тому же, дядя сильно печётся о том, что и как я ем.


Рин смотрит несколько заинтересованно - стащив ещё авокадо, Рензо пожимает плечами.


- Я в детстве был слишком низкий и тощий - вот дядю и стрельнуло волнением. Я схожу ко врачу и перестану втихаря стачивать снеки.


- Идиот, - не выдерживает Рин.


- А ты меня такого терпишь, - парирует Рензо и придвигается, надеясь урвать ещё что-нибудь вкусное. - Слушай, а чем от тебя пахнет?


Рин снова хлопает глазами, втягивает носом воздух, уткнувшись в воротник рубашки.


- А, это. Ладан.


- Ладан?


- Он самый, - кивает Рин, закрывая бенто, - помогал сегодня всё утро своему старику. Он у меня, типа, святой отец.


Прикол не выкупает уже Рензо - смотрит наверняка так тупо.


- А ты думаешь, с чего пошли все эти прозвища от Кейзо-сенсей? "Церковная бэйба", "церковное безобразие".


- Просто, дядя атеист.


- Я тоже, - пожимает Рин плечами и лезет в сумку за водой.



***



Рензо хмурится, думает лаконичное: блядь.


Рензо хмурится, надеется - а зря.


Телефон на тумбочке надрывается одной только вибрацией, но этого с головой хватает и чтобы разбудить его, и чтобы взбесить, и чтобы веко начало подёргиваться.


Хватает Рензо ненадолго.


Вдох и выдох.


Вдох.


Кому не спится в половину третьего?


Если Рин снова решил рассказать анекдот, то Рензо его пошлёт.


Вдох и выдох.


Это не Рин - и это во-первых, и Рензо даже - даже! - мысленно перед ним извиняется.


Это Хакуджи - это во-вторых.


Хакуджи засоряет их семейный чат мемами, у них есть, оказывается, семейный чат - и это, пожалуй, в-третьих.


Вдох.


Рензо массирует переносицу, трёт глаза до пятен. Анализирует ситуацию.


Ещё раз.


Половина третьего ночи - или уже утра? похуй - у них есть семейный чат, хотя люди уже изобрели личные сообщения, и надобность в чате отпадает, и Хакуджи просто кидает в этот самый чат мемы.


А Рензо только сейчас понимает свой проёб и мысленно обещает себе в следующий раз, всё-таки, выключить на ночь интернет.


Выдох.


Запустить анализ.


Ещё раз.


Голова спросонья работает плохо, мыслительный процесс идёт туго - ещё хуже, чем на уроках Шинадзугава-сенсей или Цугикуни-сенсей.


Запустить анализ.


Вдох.


Для их семьи, в целом, ситуация типичная.


Выдох.


Рензо промаргивается и почти сразу же глаза закатывает.


Хакуджи отправляет в чат фотографии некоторых учителей, Коюки-сан и Таке-нии - все с подписью "я хороший".


Рензо не нравится родившаяся в голове догадка.


Следом летят четыре фото - его, Рензо, причём самая всратая, где он ещё и с натуральным цветом волос, и с причёской этой тупой и ненавистной, Рина - Рину повезло немножечко больше, и фотку Хакуджи явно взял со странички, но тоже - хуёвую - и, собственно, фотки самого Хакуджи и Ренгоку-сенсей.


И подписи - я гей, я чмо, я чёрт, я беру в рот - соответствующие.


Кто бы, блядь, сомневался.



"Дядя, какого хера."



Не самое лучшее, конечно, что можно было, но Рензо отправляет в чат.


И смайлик следом кидает максимально заёбанный - из числа недавно использованных, потому что он вертел, если честно, зрение сейчас ломать и эмоции этих смайликов несчастных высматривать.



"Да ладно, мелкий, смешно же."



"Вообще нет."



А потом - Рензо убирает руки от телефонной клавиатуры и даже нервно сглатывает.


Таке-нии, доброе утро, братик, отправляет на всё это максимально лаконичное, но одновременно с этим и красноречивое многоточие.


И - печатает что-то ещё.


Долго.


И - Рензо тут же выходит из онлайна, отрубает, всё-таки, интернет, и звук, на всякий случай, тоже.


Утром - благо, суббота, в шарагу не нужно - читает оставшееся с ночи.


Таке-нии, снова доброе утро, братик, даже не обложил никого хуями - это в целом не в его характере, но на его месте Рензо, например, именно так бы и поступил - и лишь попросил Хакуджи вносить в жизнь юмор не так поздно - очень вежливо - и его самого, Рензо, то есть, следить за режимом и не пренебрегать здоровым сном - и сердечко в конце сообщения розовое поставил.


И Рензо выдыхает, желая ему доброго утра и отпивая чай.


И, конечно же, пересылает ночные "диалоги тет-а-тет" Рину - пусть кринжанёт. Или посмеётся.


Рин же отправляет всего одно:



"Классная причёска."



Рензо закатывает глаза - и вспоминает, что Рин его, конечно, с натуральным цветом волос видел, но вот это вот безобразие не застал - Хакуджи его перед самой старшей школой подстриг - волосы до сих пор, как абортыши.


Следом идёт (умо)заключение:



"Не удивлён, что Кейзо-сенсей использовал в мой адрес слово «‎чмо»‎. Удивлён, что обошлось только этим."




"Дяде ночью, видимо, так основательно было нефиг делать."




"Заметно."



И на этом диалог заканчивается.


Их с Рином, по крайней мере, да.


Рин, видимо, в крысу всё пересылает - или скринит и кидает уже так - Ренгоку-сенсей - потому что дядин телефон надрывается на всю квартиру буквально через тридцать секунд - Рензо специально засёк - после последнего сообщения Рина.


И утро Рензо, всё-таки, становится капельку, капелюшку, лучше - слушать перебранки двоих женатиков весело.


Иногда. 



***



После очередной вибрации телефона Рензо ловит паничку, триггер и почти ебанувшуюся на пол книгу - выдыхает пару ругательств.


Беседа класса снова отрывает его от жизни, уроков и благословенной тишины.


Кто-то кидает фотку Ренгоку-сенсей.


Фотку в военной форме.


В целом, красиво.


Далее идёт обсуждение какой-то экскурсии - Рензо не вникает, но делает вывод - в душе он точно не имеет, что за экскурсия и откуда фотка.


- Рин... - начинает он умоляющее в микрофон телефона, и в трубке слышится выдох.


Созвон с Рином - вещь хорошая. Особенно, когда в жизни, беседе класса - хватит, блять, строчить сообщения с такой скоростью, у Рензо телефон реально отличия от вибратора теряет - и домашке по матеше понятно ровным счётом нихуя.



- Это было, м, - Рин щёлкает пальцами, Рензо, опять же, хорошо это слышит, - по-моему, классе во втором средней школы. Время года не вспомню, уж извини. А, нет, вру - это была осень. Да, нас Ренгоку-сенсей тогда в музей повёл и для большего погружения в «‎антураж»‎, - на этих словах Рин немного меняет интонацию, и Рензо делает вывод, что он так голосом кавычки изображает, - надел военную форму того времени. Кстати, её для него сделала девчонка, что сейчас главенствует в драма-клубе.



Рензо кивает, прекрасно зная, что Рин этого не увидит, и бессовестно залипает на голос этого самого Рина.


Рассказывает много, воду льёт, и Рензо такое терпеть не может - у других - но в этом случае ему действительно интересно, чем кончилось дело, как и что связано.


И себя мысленно Рензо успокаивает - ну, они же друзья?


Вот и всё.


У друзей такое нормально.


Да.


А уведы от чата класса, потеряв терпение через полчаса и три шутки Рина про вибратор, Рензо, всё-таки, отрубает.





Сказать, когда же жизнь снова кидает в рожу что-то тупое под видом рутины, Рензо сказать не может.


Наверное, всё начинается - переходит в стадию зародыша - через пару дней, когда он утром, жутко сонный, стоит на кухне и взбивает желтки себе на омурайсу, одновременно с этим думая, как выскрести из банки явно примёрзший к стеклянным стенкам кетчуп.


Хочется спать, кофе, но кофе нельзя, потому что дядины заёбы, и плотно поесть.


И Рензо почти засыпает в обнимку с миской, пока на плите кипит рис, когда совсем рядом, немного ниже уровня ушей, начинает играть музыка.


Кажется, комбинация.


Что-то про любовь к людям в военной форме.


Рензо первые секунды полторы думает, что, всё-таки, от недосыпа поймал глюки.


"Ани был прав."


А потом - Рензо опускает взгляд - и до него доходит.


Миску с желтками отставляет и телефон дядин берёт осторожно - ладонь щекочет вибрация, упирающийся куда-то в линию жизни - или не жизни, Рензо не шарит - динамик наконец-то не так сильно визжит - это точно комбинация, и песню эту Рензо знает - и видит фотографию контакта.


И всё становится на свои места.


На экране - фотография Ренгоку-сенсей.


Та самая, которой точно два года и на которой он в форме.


И подпись чуть ниже уровня его груди - имя контакта - от слащавого прозвища и кучи всратых сердечек Рензо передёргивает кринжем.


Дядя, ты идиот.


Телефон перестаёт визжать через четыре повтора припева - Рензо откладывает его, как было, экраном вниз, и возвращается к завтраку.


Рис почти выкипел.


Из ванной, тормоша волосы полотенцем, дядя выходит, когда Рензо собирает всё своё упрямство и таки оттирает плиту от риса.


- Утра, мелкий, - кивает дядя, заливает этот самый рис желтками, про которые Рензо уже и думать забыл, и одним движением в это варево бахает полбанки кетчупа. - Мне никто не звонил?


Головой Рензо мотает больше по привычке, только потом добавляя:


- Не-а, - и, погодя немного, ещё одно: - спасибо.


Хакуджи пожимает плечами, на скорую руку делает себе сэндвич и с банкой газированного кофеина уходит в сторону коридора.


Трудоголизм - думает Рензо.


Есть за работой вредно - пародирует его мысленно Рензо.


А что, если приколоться - рождается в голове Рензо.


И, под шкварчание омурайсу, Рензо начинает, пародируя голос солистки и даже пританцовывая:


- А я люблю военных, красивых, здоровенных. Ещё люблю крутых и всяких деловых.


Рензо видит боковым зрением, как Хакуджи останавливается, едва не роняет банку и встаёт вполоборота.


Рензо прокручивается в своём танце, едва не наёбываясь на кафельном полу, и щёлкает пальцами.


- Не знал, что ты фанат "Комбинации".


У Хакуджи дёргается бровь, Хакуджи хлопает губами, явно пытаясь сказать что-то не матерное, и устало выдыхает.


И - этот раунд за Рензо.


Омурайсу едва не пригорает.




Конечно, эту историю он Рину тоже рассказывает - так, к слову приходится во время одного из их разговоров на перемене в школе - и добавляет на своё горе неосторожное:


- Вообще, люди в форме - это красиво.


И с этого, наверное, всё и начинает идти в сторону очередного абсурда.


И именно благодаря этому - если бы Рензо платили каждый раз, когда он пиздит не по делу, он бы смог оплатить себе учёбу на коммерции в лучшем универе Японии - Рензо получает от Рина тем же вечером два фото.


Не дикпик, конечно, хотя, лучше бы, конечно, он.


Рензо наивно думает - рецепт.


Котёнок.


Чай у Рензо, когда обе фотографии прогружаются, идёт не в то горло.


Во-первых, это действительно не дикпик.


И даже не тот чёрный котёнок, которого приёмный отец Рина притащил с места бывшей работы.


Рензо откладывает телефон, вдыхает глубоко и снова смотрит на фотографии.


Рин.


Рин в форме.


В нормальной - на первом фото, и в женской - всё чин по чину, рубашка да китель в обтяг, и ю б к а - на втором.


Рензо хочет что-нибудь сказать, на крайняк - хотя бы подумать.


И - о, чудо - именно это и происходит.


У Рина красивые черты лица - думает Рензо, потому что пять минут подряд, забывая моргать, смотреть на тупую фотку - вредно.


У Рина красивые руки - пальцы, обхватывающие трость, на которую он опирается, и бледные запястья, на которых видны синие вены, маленькие участки натёртой кожи и еле заметные белёсые полоски.


Рензо в целом думает:


Красивый.


И по спине прокатывается холодный пот.


В своём желании сказать хоть что-то Рензо раскрывает рот, сидит несколько секунд, как идиот - или баба из тупого кино про вампиров - и смыкает губы.


Откладывает телефон экраном вниз, прячет лицо в ладонях и протяжно воет.



За патлы остриженные и, всё-таки, цветом подновлённые, Рензо себя дёргает сильно, чтобы дурь из головы выбило, вышибло, выдуло - ну, на худой конец, если, кроме дури, в голове ничегошеньки и нет.


Рензо с кровати почти спрыгивает, круги по комнате нарезает, едва не путаясь ногами в коврике и не въёбываясь ляжкой в тумбочку.


Всё нормально.


В конце концов, дядя говорил, что это нормально - когда тебе в подростковом возрасте кто-то нравится.


Подростковый возраст, спасибо, новые законы, длится лет до восемнадцати.


По законам логики, вычитанным когда-то где-то на просторах сети интернет, и вовсе - до семнадцати.


Семнадцать Рензо, в том-то всё и дело, уже есть - через несколько месяцев ёбнет совершеннолетие, и можно будет тупо шутить про энергетосы и на пару с Рином искать работу.


Вдох и выдох.


На пальцах остаётся волос. Может, два.


Нормально, если тебе кто-то нравится.


Ненормально, если это парень.


И твой возраст, Рензо, тебя не спасает.


Вдох и выдох.


Нормально.


Нравится.


Нормально.


Нор-



Стоп.


В себя Рензо приходит, как от отцовской затрещины.


Во-первых, Рин ему не нравится.


Ну, идут ему шмотки женские - у Рина вообще рожа смазливая, и уже выпустившаяся Шабана Умэ говорила, что того б на зоне петушили сутками.


Во-вторых:


Ну, подумал Рензо неосторожно что-то типа: красивый.


Что теперь, удавиться с горя?


Нет, идите нахуй, Рензо у себя один.


Всё нормально, ничего не случилось.


Да.


Всё окей - и это в-третьих.


Рензо наконец-то выдыхает и, пока по спине прокатывается очередная волна холода, опускается на кровать.


Рину пишет лаконичное:



"Ты дурак."




Чай какой-то выёбистый, который у дяди только пыль собирает своей даже не вскрытой упаковкой, Рензо пьёт вместе со всем тем скудным набором сладостей, которые находит по своим заначкам - ореховое печенье, например, сточено подчистую, а ведь Рензо точно помнит, что только недавно спрятал целую пачку.


И, когда Хакуджи, глядя на него, поднимает бровь, Рензо выдыхает пиздабольское:


- Задачку по физике решить не мог, разнервничался, башка заболела.


- Я тебе, конечно, верю, - начинает Хакуджи. - Разве могут быть сомнения?


И, чтобы не спиздануть ещё лишнего, Рензо закидывает в рот драже, сроком годности явно подходящее к точке невозврата.


А потом, для успокоения совести и своих заёбов, ставит фотку - ту, что поприличнее, на контакт Рина. Вместе с песней комбинации - на рингтон.


Ну, а что?


Дяде можно, а ему - нет?


Это же так, по приколу.


По-дружески.


В качестве подъёбчика.


Выдыхай, Рензо, выдыхай.



В школе на Рина он больше положенного не смотрит, есть из его рук по зимней привычке не отваживается, да и в целом - ничего, ни того, ни этого, ни-ни.


Ждёт, пока отпустит.


Такое бывает.


Нормально.


И Рин, конечно же, нарушает личное пространство первый, когда прикладывает тыльную сторону ладони к его лбу - у Рина почти ледяная ладонь, суховатая кожа и острые костяшки - Рензо перестаёт дышать на всякий пожарный.


- Что-то случилось?


- Ты идиот, - говорит, почти выталкивает языком из своего рта Рензо.


И Рин лишь кивает.


- Я знаю. А случилось-то что?


И Рензо снова хочет спиздануть, только получается всё с точностью до наоборот:


- Я не привык видеть мальчишек в юбках. - и, оглядевшись, возвращает себе хоть какой-то контроль над ситуацией - начинает ломать комедию: - Скажи мне честно: ты того, этого?..


Рин хлопает глазами, не вдупляя, как котёнок в меме, и цыкает языком.


- Рензо, блять, ты идиот?


И по лбу щёлкает.


Рензо выдыхает незаметно.


Ну, всяко лучше, чем гейская паничка.



В качестве извинения за свои долбоёбские шутки Рензо ему кидает пару песен и мемов с подписью "мы".


На третьем Рин не выдерживает и записывает голосовую на полминуты - со своим искренним, похожим на вопль задыхающейся чайки, смехом.


Рензо пробивает на смех после второго прослушивания - действительно, заразительно.


А потом - в комнату, как смерч, врывается дядя.


Хватает за плечи, заглядывает в глаза.


Рензо уже готовится визжать вызубренное: только не по лицу.


- Помнишь, я тебе по ошибке кинул несколько PDF-файлов? - начинает Хакуджи. - Таких, больших, со всякой ерундой.


Рензо не сразу выпадает из астрала, напрягает шестерёнки и кивает.


- Ну, было такое?


- Отлично. Ты с тех пор не чистил память?


Рензо пожимает плечами, после - мотает головой.


- Хотел сегодня-завтра.


Хакуджи протягивает руку к столу - останавливает её, не донеся даже до края.


- Я возьму твой телефон? Обещаю, никуда лезть не буду, только эти файлы несчастные просмотрю - у меня глюк случился, и-


- Ладно-ладно, бери, - жестами успокаивает его Рензо и кивает.


Хакуджи, в конце концов, за всё то время, что они живут вместе, заработал себе железобетонную репутацию человека, который точно не будет лезть куда-то без должного на то разрешения.


Особенно в такие аспекты личной жизни, как соцсети или личный дневник, хотя последнего у Рензо отродясь не было - и не факт, что будет.


Хакуджи, кивнув, осторожно берёт телефон, и Рензо понимает, что ближайшее время, оставшееся до их назначенного с Рином созвона, придётся проводить как-то иначе.


В целом, можно книжную полку разобрать, потому что "Мастера и Маргариту" он с прошлого раза так и не нашёл.



Когда Хакуджи возвращает телефон, у Рензо начинается аллергия от скопившейся на полке пыли и мигрень из-за играющей на улице музыки, которую благодаря распахнутой форточке - одно, сука, вытекает из другого - прекрасно слышно.


Рензо ставит на полку мангу, укладывает сверху сборник рассказов Акутагавы и кивает с очередным чихом.


И - целую долю секунды они с Хакуджи слушают вибрацию телефона.


Потом - Рензо ловит флешбеки с того блядского утра, потому что телефон, спасибо хозяину в его же лице, надрывается на всю квартиру этой несчастной комбинацией - зато, уличный пацан с колонкой и ужасным музыкальным вкусом наверняка ловит ахуй.


Хакуджи, похоже, по инерции смотрит на экран - и - блять - Рензо спорит мысленно сам с собой одну долю секунды и во вторую у себя же забирает деньги - орёт, как от хорошей шутки.


То есть, во всю мощь голоса.


И - зеркалит слова самого Рензо:


- Не знал, что ты фанат "Комбинации".


Рензо закатывает глаза, чувствуя, как от неловкости ситуации идёт пятнами по всей физиономии, и хлопает себя по лбу.


- Скажи спасибо, что он не в юбке.


Хакуджи давится очередным смешком.


- А у тебя есть фотографии, на которых он в юбке?


- Нет! - выпаливает Рензо быстрее, чем соображает, и даже сам себе верит.


И Хакуджи, выдохнув, кидает ответку:


- Пидора ответ.


Ну, начинается - проносится в мыслях у Рензо.


- Шлюхи аргумент.


- Шлюхе аргумент не нужен, пидор быстро обнаружен.


- Пидор тут не только я, а ты-


Рензо понимает, что дальше говорить не может - глотку словно забивает.


- Ну, ну, продолжай, - подначивает Хакуджи.


- Я... я не могу сказать это, - выдыхает Рензо, - не тебе.


- О, какая прелесть! - протягивает Хакуджи наигранно-умилённое и тянет руки, чтобы обнять. - Ты не можешь мне нагрубить! Как же хорошо я тебя воспитал, а.


Рензо плюётся мысленно, фыркает и пытается всячески увернуться от объятий - не получается.


Хакуджи хлопает его по макушке, довольно тиская, и Рензо в который раз закатывает глаза, пытаясь найти в сложившейся ситуации хотя бы один, хотя бы хилый и натянутый, а, всё же, плюс.


Телефон перестаёт вибрировать - соседи и пацан с колонкой, всё-таки, не будут весь вечер охуевать с их музыкального вкуса, и Рензо ударяется лбом о дядино плечо.


Ёбаный стыд. 



***



Дядя в школе иногда - окей, часто - ведёт себя, как ёбнутый.


Ну, как торч, хотя это прозвище и закрепилось прочно за Энму-сенсей.


Ну, тот на солевого смахивает, а дядя - будто под чем-то серьёзным.


Рензо просто, ну, не шарит.


Поэтому, пофиг.


Он просто только к концу первого года привык к поведению дяди непосредственно на уроках химии, и недавно - к тому, что тот, будто крича "senpai, notice me", хотя зачем, блять, казалось бы, пародирует стиль одежды Ренгоку-сенсей.


То есть, вроде бы и дресс-код, не прикопаешься, но рукава закатаны.


В последнее время всё, что удивительно, нормально.


То есть, брюки, тёмные, строгие рубашки, даже не выглядящие, как спизженные у Ренгоку-сенсей, и лакированные ботинки, которые Рензо до этого не видел - комар носа не подточит.


И паранойя, наверное, только у одного Рензо, потому что весь остальной класс забивает болт.


Ну, оно и понятно - не их, в конце концов, дело.



- А я ему и говорю... - начинает Рин, садясь на край стоящей рядом парты и цыкая языком от поднявшегося шума - перемена, дяди ещё нет, поэтому - всё нормально.


Рензо подпирает щёку кулаком, кивает, не вникая особо в детали истории, которую Рин и так рассказывает по второму кругу.


И - вздыхает, оглядываясь.


- Блять, кто включил музыку?


- По-моему, - кивает Рин куда-то в сторону доски, - это из динамика телефона Кейзо-сенсей. И ещё, как мне кажется, это песня про тюремные татушки.


Когда Рензо поднимает бровь и уже было раскрывает рот, чтобы спросить о таких познаниях, Рин пожимает плечами.


- У моего старшего брата дерьмовый вкус.


На Рензо сваливается как-то дохуя всего.


И замолчавший класс, и новость о старшем брате, хотя Рин точно говорил, что они с его близнецом, младшим, в семье одни, и дядя, вошедший в класс, как и всегда, просто, но, всё же, с особым эффектом.


Дядя просит внимания к своей персоне, закатывает рукава рубашки - снова светлой - и, когда играет припев, пританцовывает.


Рензо ловит кринж от песни - наколочки, наколочки, гоп, татуировочки - и отвал эстетики от взгляда на, собственно, саму татуировку на правой руке дяди - от запястья и до локтевого сгиба.


Аплодисментами они дядю заваливают одновременно, всем классом.


Дядя усмехается, кланяется шутливо и садится на край своего стола, свешивая ноги.


- Слышите? Звонок. Все по местам.


Урок проходит в лёгкой, весёлой атмосфере, и Рензо даже позволяет себе именно искреннюю улыбку.


Это было круто.


А потом дядю явно будет ждать разговор с Кокушибо - press F to pay respect.





Следующий урок случается только в пятницу - спасибо окнам, отменам-заменам и прочему - и Хакуджи в кабинет заходит, будучи темнее тучи.


С громким хлопком укладывает на свой стол какой-то листок и выдыхает сквозь зубы.


- Окумура, сходи за мелом.


Рин не возникает, его выдувает из кабинета на третьей скорости, и весь класс как-то затихает.


Все рефлекторно выпрямляют спины.


Хакуджи перебирает пальцами в воздухе, дышит глубоко, явно стараясь успокоиться, и поворачивается лицом к остальным ученикам.


- Вода питьевая есть у кого-нибудь?


Девочка с боковым хвостиком - кажется, Цуюри-сан, приёмная сестра Кочо-сенсей и Энму-сенсей - поднимает руку и кивает.


- Давай сюда.


Получив воду, Хакуджи снова валит из кабинета - в дверях сталкивается с Рином - и явно заставляет себя не хлопать дверью.


- Чего это с ним? - спрашивает тот, когда дверь закрывается.


- Я уже заколебался гадать, что с ним, - отвечает на это Рензо.


Всё-таки, вся школа уже знает, что они родня - и это в разы, в разы лучше тех слухов, которые летели ему в спину на первом году старшешкольного обучения.


Возвращается Хакуджи со стаканами для канцелярии в руках - стаканы полны этой самой канцелярии и подписаны.


- Мелкота, подъём - будем практиковаться.


- Снова воду в кислоту лить? - спрашивает Рин, и Хакуджи на этих словах передёргивает, как от удара током.


- Не вспоминай, террорист малолетний. - Хакуджи ставит стаканы на свой стол, льёт в тару для экспериментов позаимствованную у Цуюри воду и чиркает что-то левой рукой на блоке для записей. - Сейчас устроим хроматографический эксперимент.


После - Хакуджи льёт в эту же тару спирт - несёт на весь явно не проветренный кабинет.


И, когда остальные, всё же, подтягиваются к учительскому столу, чтобы посмотреть, что будет, кто-то - в лице Рина, конечно же - поднимает тот самый лист.


- Мои ученики лучше твоих, - читает, после разворачивая листок "лицевой" стороной ко всем остальным.


Рензо легко толкает Цуюри-сан в плечо и смотрит - фотография Ренгоку-сенсей, честно свистнутая с их доски почёта, и подпись: то, что только что сказал Рин.


- Что мы вообще будем делать, сенсей? - всё-таки, интересуется Рензо, озвучивая волнующий весь класс вопрос.


- Узнаем, кто написал это, - отвечает Хакуджи, опуская все заумные словечки и набирая из тары немного получившегося раствора специальной пипеткой. - У кого-нибудь есть ненужная тетрадь?


Вместо изучения нужной темы - если честно, они и так достаточно сильно перегнали программу - они всем классом смотрят, как Хакуджи сначала пишет что-то определённой ручкой - тоже, кстати, подписанной, чтобы уж точно не перепутать, после капает на надпись раствором - цвет меняется - и говорит:


- Следующая.


Середина урока - секунда к секунде - Хакуджи восклицает громкое "есть!" и, растолкав учеников, выходит из кабинета.


Рензо берёт двумя пальцами только что использованную ручку, читает номер кабинета, из которого она была взята, и выдыхает:


- Пизда Музану.


- В целом, - подхватывает Рин, - он это заслужил.


Самый смех случается, когда учителей химии и физики в лице Хакуджи и, собственно, Музана вызывают к директору.


Директор явно закатывает все свои шесть глаз - Рензо до сих пор так и не объяснили, что за шутка про шесть глаз - и называет их детьми - это очевидно.


Но дядей своим, всё-таки, Рензо гордится.


Он крутой.


Даже когда едва не ломает карандаш для глаз, который ему купил Ренгоку-сенсей.


Собственно, так и живут.


Хакуджи оккупирует ванную, пытаясь нарисовать себе стрелки, как у уже упомянутого Ренгоку-сенсей, и льёт на лицо воду - то ли минеральную, то ли мицеллярную - Рензо не шарит - смывая очередную неудачу.


Рензо на него смотрит, даже в голове что-то уложить не может.


Хакуджи со своими крашенными волосами, татушкой и кривыми стрелками точно выглядит, как подросток.


- Что? - спрашивает Хакуджи, смотря на него через зеркало.


- Ничего, - пожимает Рензо плечами, - моим родителям в таком виде не показывайся, а то истерика нам обоим обеспечена.


Хакуджи дёргает уголком губ и показывает знак "окей". 



***



Полуденная жара давит Рензо на мозг, на неумение стойчески эту самую жару переносить.


Полуденная жара давит цифрами на термометре, и синоптикам с прогнозами их неточными ни разу Рензо окончательно перестаёт верить.


Рензо глаза закатывает и от жары этой несчастной в частности, и от погоды, хоть и более-менее нормальной, но аномальной по ощущениям и для этого времени года в целом.


Жаркая погода.


Надо достать из кладовки антимаскитные сетки и, всё-таки, поставить их на все окна, до которых дойдут руки.


Сбегать с Рином из дома через окно, безусловно, весело, но жить без насекомых, всё-таки, приятнее.



Насекомые.



Рензо передёргивает плечами и мотает головой, захватывая стакан с верхней полки.


Вслед за этим самым стаканом с этой самой полки тянется паук.


Паук.


Маленький такой, на тонкой нитке паутины.


Взгляда с этой гадости Рензо не сводит, хотя и хочет, очень хочет отвернуться, а лучше - закрыться в комнате и обрызгать всё ближайшее пространство чем-нибудь.


Чем-нибудь, да, что непременно поможет.


Что непременно поможет.


Рензо не замечает сразу, что руки у него трясутся, как у эпилептика.


Раздавшемуся на фоне звону тоже значения не придаёт.


Ну в самом деле, подумаешь, разбилось что-то в соседней комнате.


Пустяки.



Главное - это дышать, пока есть возможность.


Главное - это уметь концентрироваться, заземляться, переводить внимание, пока всё до пиздеца не дошло, потому что потом будет поздно.


Главное - это всё то, чего Рензо не умеет, про что он вспоминает в последний момент, когда до фазы "я-сейчас-сдохну" остаются даже не секунды, а их жалкие доли.


Главное, это-


Блядь.


Главное сейчас то, что ему катастрофически не хватает воздуха, что на горле будто смыкаются ладони и начинают душить.


Его собственные ладони судорожно шарят вокруг, ведь надо за что-то зацепиться, ведь надо за что-то зацепиться, ведь надо заземлиться, да, конечно, надо заземлиться, очень надо, пока эта гадость не пропала из поля зрения.


Опора под ногами проваливается, и лететь вниз Рензо хочет вечность, потому что тогда ему хотя бы на секунду удастся отвлечься от одного страха.


Пусть и на другой, но ведь в теории разбить голову после долгого полёта гораздо лучше, чем задыхаться, зная, что все попытки помочь себе окончательно забьют дыхательные каналы.


Главное это заземлиться, и это проёбано.


Главное это заземлиться, и Рензо наконец-то заземляется, падая на колени и опираясь руками о пол.


Главное это заземлиться, ну или получить помощь, но чтобы получить помощь нужно орать, а Рензо глотку забивает блёвонью и страхом.


И это пиздец, и Рензо хочет надеяться, что сдохнет раньше, чем успеет испугаться этого.


Раньше, чем появится страх, что мелкие паучки набили собой глотку.


Раньше, чем-


- Блять!


Посторонние шумы доносятся как через вату, и Рензо даже смотреть не хочет на продолжение этого кошмара.


Рензо хочется потерять опору и упасть лицом хоть куда-нибудь, если это поможет.



Опора, всё-таки, появляется, и поддерживает за плечи.


У опоры лицо дяди и очень, очень взволнованный голос.


- Я скажу "вдыхай", - говорит опора дядиным голосом на самое ухо, - и ты вдохнёшь.


Я не могу - даже не пытается сказать Рензо.


Я не могу - царапает Рензо себе шею.


- Вдыхай.


И вместе с бескилородным вакуумом Рензо втягивает по команде ещё что-то.


И так ещё раз.


И ещё.


И ещё.


И блевота, всё-таки, не так сильно забивает горло, и вдохнуть, всё-таки, получается.


И заземлиться.



Кошмар заканчивается там же, где начался - на полу кухни, в чьих-то объятиях и слезах.


Рензо отстраняется, смотрит. 


Дядя.


Дя-дя. Хакуджи, рядом с которым что-то маленькое, что-то белое, и Рензо узнаёт в этом чём-то ингалятор.


Отстраняется ещё - шипит от боли, потому что коленям больно, потому что в них впиваются осколки стекла, потому что-


Оглядывается.


Потому что звенело не в соседней комнате.


Потому что Рензо снова разбил в своей истерии стакан и сам же напоролся на битые стекляшки.


Бля ть.


Ледяные ладони Хакуджи проходятся кончиками пальцев по щекам - Рензо вздрагивает, приходя в себя.


- Я всё уберу, - говорит он уже прорезавшимся, но пока дрожащим голосом, - извини.


Хакуджи выдыхает - Рензо думает, что будут бить.


Хакуджи тянет его на себя, обнимает крепко.


- Идиот. Как же ты меня напугал.


Рензо утыкается лицом в чужую футболку и прикрывает глаза.


Пиздец.


Блять.


- Сядь на стул, обработаю тебя хотя бы, чудо моё.


Стекляшки из ранок Хакуджи достаёт осторожно, даже дует ради шутки - Рензо не реагирует, хотя с него станется воспользоваться тем, что дядя сейчас стоит на коленях, и пошутить.


Рензо не шутит.


Хакуджи - тоже.


Стекляшки они убирают вместе.


И стакан, любимый, ставший этими самыми стекляшками, Рензо оглядывает даже как-то безразлично.


Ну, помянем.


- На верхней полке ещё пара таких же есть.


В целом, думает, Рензо, и на том спасибо.


Главное, что жив остался и по шее не получил. 



***



После этого приступа непонятно-чего - Рензо правда, действительно не шарит, что это, ну, есть оно, и есть, накрывает иногда, стрёмно, конечно, но жить можно, хоть и трудновато - в воздухе ещё несколько дней витает какое-то напряжение, и разрядить обстановку они с дядей не пытаются - а нафиг надо?


Спокойно, более-менее - то есть, правда, спокойно, с дядиными шутками, закатыванием глаз и всем прочим - у них проходит только один из тёплых вечеров, когда окна нараспашку, сверчки орут на всю округу, и Ренгоку-сенсей осторожно тычет дядю локтем, когда градус ебанутости в его шутках начинает доходить до опасных значений.


Рензо даже не чует подвоха и спокойно ест какую-то жутко полезную, но вместе с тем - настолько же вкусную муть - надо будет что-то такое у Рина попросить, он явно оценит.


А потом - Ренгоку-сенсей откладывает палочки и смотрит на дядю.


- Хакуджи, - начинает мягко, чуть растягивая последний слог имени.


И дядя намёк улавливает.


- Я где-то прокололся?


- Не совсем. Понимаешь, - Ренгоку-сенсей поворачивает голову, всего пару секунд смотрит на Рензо, - я достаточно наслышан о не самых лучших периодах вашей жизни, и-


- Понял, принял, осознал, - кивает Рензо, подхватывая тарелку с кружкой, - взрослые разговоры, я поем у себя.


- Останься, - просит Ренгоку-сенсей, и тарелку Рензо чуть не роняет.


- Чё?..


- Останься. Пожалуйста.


Рензо смотрит то на Ренгоку-сенсей, то на дядю, и шестым чувством ощущает, что вечер сейчас пойдёт по пизде.


- Хакуджи, - Ренгоку-сенсей снова поворачивается к дяде, - детская психика, конечно, достаточно гибкая, но...


- Я догадываюсь, к чему всё идёт, и мне это не нравится, - успевает вставить Рензо.


Хакуджи быстро зыркает на него.


- Кёджуро, моему мелкому не нужен мозгоправ.


Ренгоку-сенсей вздыхает.


- Хакуджи...


- Хуякуджи, - саркастично зеркалит тот.


- Я поем у себя.


Рензо быстро поднимается из-за стола и, всё-таки, уходит.


Нет-нет, дядя правильно сказал, этого добра ему не нужно.


В конце концов, он абсолютно адекватный человек.


Да, с заёбами, но они у всех есть.


Он не псих.


Дверь комнаты, не хлопая на всю квартиру, закрыть получается.


Вдох и выдох.


Поставить тарелку с кружкой на письменный стол.


Итак, ещё раз.


Он адекватный, он не псих, ему это не нужно.


Ну, проебались они с дядей так конкретно.


Ну, истрепал Рензо им обоим нервы за свой пубертат и тот злосчастный декабрь.


Ну, подумаешь, никто ж не сдох.



Что-то Рензо подсказывает, что где-то тут есть очередной отпечаток родительского влияния, но-



Но.


Ох уж это "но".


На семью ему как бы похуй.


Поэтому, выдохнули.


Но на слова семьи ему как бы и не похуй - ну, извините, да, Рензо у себя один, а де-юро он ещё от мамочки с папочкой зависит, а это уже так значительно связывает его дохуя самостоятельные руки.


Вдох и выдох.


Падает на стул - кажется, такая модель вообще офисным креслом называется, ну, или чем-то вроде того, вообще пофиг, на самом-то деле, просто в детстве была мечта обладать такой ерундой, потому что она ещё вокруг своей оси прокручиваться может - отталкивается слабо от стола и, слыша, как колёса крутятся, прокатывается к центру комнаты.


А потом уже - и вокруг своей оси.


Пальцами в волосы зарывается.


Всё нормально.


Всё нормально.


В наушниках на повтор включается одна из голосовых Рина, потому что голос Рина в некоторых случаях успокаивает.


Пиздарики.






Спокойствие в квартиру возвращается только на следующий день - Рензо слушает Рина вживую, а дядя явно успевает поговорить с Ренгоку-сенсей.


И Рензо думает, что всё будет нормально, потому что дядя помогает ему с домашкой, опираясь одной рукой о край стола, а другой - о спинку кресла - да, это, всё-таки, кресло, Рензо наконец-то спрашивает, пока пишет условие задачи.


А потом - всё снова начинает катиться на санях куда-то в пизду.


- Мелкий, - начинает дядя, левой рукой подписывая карандашом что-то под задачей, - помнишь вчерашние слова Кёджуро?


Конечно же, Рензо помнит.


Конечно же, Рензо хочет не помнить.


- Я снова понимаю, к чему всё идёт, и оно снова мне не нравится.


- Мелкий.


- Дядя.


Хакуджи цыкает языком.


- Вчера ты явно не разделял точку зрения Ренгоку-сенсей.


- Подумал своей головой, проанализировал пару вещей и понял, что, в целом, Кёджуро прав.


- У меня нет проблем, - более резко, чем планировал, отрезает Рензо.


А потом - всё происходит слишком быстро.


Будто в мгновение ока.


Дядя дёргает спинку кресла, разворачивая Рензо лицом к себе, и - замахивается.


На пиздюля братика Кинзо - а ещё мамочки, и папочки, и снова братика Кинзо, потому что у того пиздюля в целом как язык общения не с миром, а с ним, Рензо, конкретно - Рензо флешбекает моментально - голову в плечи вжимает, руками её закрывает, чтобы так больно не было, и выдаёт громкое:


- Хорошо, я схожу к мозгоправу, не бей!


Флешбеки на детство Рензо не любит - собственно, их всё это время почти и не было.


Хах.


Смешно.



Ждёт удара Рензо около минуты - ничего не происходит.


Тихо.


Слишком тихо.


Рензо на свой страх и риск убирает руки от головы - и - Хакуджи, наклонившись к нему, заглядывает в глаза.


- Теперь понимаешь, о чём я?


Нет - думает Рензо, потому что всё было, в целом, закономерно: охуевших детей бьют, а ещё - это не какая-то трагедия, так бывает, и это нормально, и это правило, хоть и не сочетающееся с современными законами морали и, вроде как, уголовного кодекса, он запомнил хорошо.


- Нет, - хрипло выдыхает Рензо и мотает головой.


И Хакуджи - о боже - выдыхает сквозь зубы.


- Один визит ко врачу, - просит Хакуджи, - всего один. Не понравится - окей.


- Один раз не пидорас, - выдаёт Рензо больше из-за нервяка, и Хакуджи, хоть и тупит несколько секунд, усмехается - искренне.


- Именно.


И Рензо кивает, как бы говоря: согласен.


[родители ведь об этом не узнают, да? значит, всё хорошо.]




Психиатров - да и в целом, врачей, из подобной области - он не то чтобы боится - ну, объективно, иррациональный страх перед врачами у многих есть. Рин вот, например, боится стоматологов.


Поэтому, всё нормально.


Поэтому Рензо рассказывает что-то, что приходит в голову и при этом ещё и пиздежом не является.


Основной момент Рензо будто перематывает в плёнке своей памяти - в себя приходит, собственно, на первом сеансе психотерапии.


А там - сказать страшно - их директор, только с проколотыми ушами (серьги уж больно всратые, в его-то шевелюре запутаются на раз-два) и вежливой улыбкой.


- Кокушибо, - выдыхает Рензо вместо "здрасьте".


В целом, охуенное начало.



У Кокушибо, оказывается, есть брат-близнец - у Рензо от обилия близнецов вокруг кружится голова.


У Кокушибо, оказывается, есть брат-близнец - младшенький, и работа с детьми - это немного не его - по крайней мере, по табличке на двери кабинета Рензо делает такой вывод.


А дальше всё, как в тумане - он падает на мягкий диванчик и просто рассказывает о своей жизни, потому что внутренний стоп-кран перестаёт работать.


И в целом - блять, родители в Киото, за три пизды отсюда - вряд ли они хоть что-то узнают.


И об этом, кстати, Рензо тоже рассказывает - на одном из следующих сеансов.


А что говорить-то?


В голове, ещё способной соображать - привет, таблеточки строго по рецепту - крутится только тупой мем.



Кстати, о таблеточках.


Рензо предупреждали о побочках, да и сам он, в целом, примерно понимает, что тут и к чему.


Таке-нии просил высыпаться - пожалуйста, Рензо вырубается всегда, везде и всюду.


Зато, освобождение от физры на какое-то время дали.


Зашибись.



Рензо прикрывает глаза, впадая в дрёму, и забывает, что происходит вокруг, где он, кто он и далее по списку.


А потом - слышит над ухом голос.


Поднимается резко, оглядываясь и себя по щекам хлопая.


Они в парке.


Они с Рином.


Рин ему рассказывал историю.


И, видимо, сморило.


Чёрт.


- Ты себя хорошо чувствуешь? - спрашивает Рин, прикладывая к его лбу тыльную сторону ладони. - Бледный какой-то.


- Нормально, - кивает Рензо, выдыхая и промаргиваясь. - У тебя есть что-нибудь съедобное?


Спасибо, что в парке есть часы - Рензо понимает, что приём этих чёртовых таблеток, в целом, ещё не до конца проёбан.


Рин вздёргивает бровь, и Рензо складывает руки в жесте мольбы.


- Пожалуйста.


У Рина, просто потому что это Рин, с собой бенто.


У Рензо, просто потому что это Рензо, с собой всегда запасные палочки.


И - немного вежливости для короткого "спасибо".


Во взгляде Рина волнение не сходит на "нет".


- Всё точно нормально? Тебе, может, ко врачу?


- Уже был, - отмахивается Рензо и возвращает ему бенто - таблетки, какая жалость, на голодный желудок нельзя - и за этими самыми таблетками лезет.


- А, - протягивает Рин, глядя на это, - вот, в чём всё дело.


- Только не смейся, пожалуйста, - просит Рензо, после залпом выпивая почти половину воды из бутылки, потому что где-то вычитал, что рубить будет не так сильно, если много жидкости пить.


Рин роется в своей сумке, одновременно с этим жуя овощную нарезку из своего же бенто - и достаёт точно такие же колёса.


- У меня был очень тяжёлый период средней школы. Ещё вопросы?


И Рензо не придумывает ничего лучше, чем:


- Ты тоже офигел, когда узнал, что у Кокушибо близнец есть?


Рин хлопает глазами.


- Честно? Да.


И Рензо выдыхает.


Потому что всё действительно, в самом деле _нормально_.


Всё нормально сегодня, когда они с Рином гуляют, всё нормально завтра, когда Рензо тащится на сеанс, и даже вечером, когда он в темпе вальса переписывает домашку по биологии.


В целом, терпимо.


В целом, жить можно.




- Мелкий, - слышит он над ухом голос Хакуджи и поднимает голову.


Чай, ещё и тот, что Рензо понравился - спасибо, от души.


- Что-то случилось?


Хакуджи мотает головой, после пробегается взглядом по таблетнице - Рензо честно выпросил её у всё того же Рина.


- Как там психотерапия?


- Нормально? - отвечает Рензо вопросом на вопрос и ставит кружку с чаем на стол.


- Обсудил с врачом свои панические атаки?


Так.


Так, стоп.


- Какие панические атаки?


Про такое Рензо что-то слышал, что даже читал - ну, выдало ему сразу статью какую-то, закрывать вкладку жалко было.


- Мелкий, - начинает Хакуджи.


И Рензо поднимает руки в жесте "сдаюсь".


- Дядя. Уж чего-чего, а такого у меня нет.


- М, - кивает Хакуджи и, прищурившись, смотрит куда-то ему за спину - явно на книжную полку. - То есть, ты не против того, что у тебя по "Мастеру и Маргарите" мухоловка ползает?


Рензо точно слышит, как что-то трескается.


- Мухоловка?


- Ага, - кивает Хакуджи, - такая большая, с усиками и кучей лапок.


Рензо, к сожалению, знает, как выглядит эта гадость.


И Рензо, к сожалению, уже приходилось эту гадость видеть вживую, а не только на картинке, открывшейся в большом формате и очень хорошем качестве.


По спине у Рензо прокатывается ледяная волна - ладонь себе на горло, вздохнуть пытаясь, он укладывает на рефлексах.


И, пока он ещё в сознании, пока он ещё соображает, дядя обнимает его за плечи и достаёт из кармана ингалятор.


- Я скажу "вдыхай", и ты вдохнёшь.


В этот раз блёвонь даже не забивает ему все воздушные каналы.


В этот раз ему даже не хочется сдохнуть.


В этот раз Рензо утыкается лбом куда-то, кажется, в плечо, или в грудь, вообще пофиг, и, сам же себя заглушая, повторяет бесконечно:


- Убери её, убери, убери, пожалуйста.


Дядя отстраняется, тянет за подлокотник кресла, разворачивая в сторону книжной полки, и Рензо почти кричит.


Почти - никакой мухоловки на полке нет и в помине.


А "Мастера и Маргариту" - Рензо вспоминает только сейчас - он с позапрошлой уборки так и не нашёл.


- Никогда больше так не делай, - чеканит Рензо, прикладывая одну ладонь к сердцу. - Пиздец, дядя, так же и кондрат хватить может.


Намёки Хакуджи в его жестокой, а, всё же, действенной шоковой терапии, Рензо улавливает.


И следующие сеансы точно пройдут интересно - Рензо просто хочет верить, что не наблюёт прямо в кабинете младшего Цугикуни, как это у него однажды, во время одной из совсем давних паничек, случилось. 



***



Есть ночью - идея плохая.


Есть ночью - затея так себе, но Рензо чувствует, что если не закинет в рот хотя бы что-то, то не только оглохнет от китовьих песен желудка, но и сдохнет - или ёбнется в обморок - ему все эти варианты вообще не улыбаются.


На кухню он идёт на цыпочках, даже не включая свет - серьёзно, он эту квартиру, как свои пять пальцев знает, и максимум, что в его голове до сих пор не уложилось - это местоположение выключателя, так как прошлой зимой у них был лёгкий ремонт, но это, в целом, не так уж и важно.


По собственным заначкам ладонь шарит легко - вместе с печеньем Рензо выуживает ещё и прохладную алюминиевую банку.


Пизда зубам.


- Вас поймали с поличным, - звучит за спиной голос дяди вместе с щелчком его любимой лампы - максимально всратой формы и с тупыми наклейками.


Рензо поднимается, глаза ладонью прикрывает, и Хакуджи аж присвистывает.


- Молодой человек, а Вы не охренели?


- Печенье и кола. Да, на ночь, но-


Хакуджи опускает лампу немного вниз, чтобы свет прям в глаза не бил, и забирает баночку - Рензо видит, что это нихуя не кола, а энергетик - красивый, оранжевый.


- Это не моё, - глупо оправдывается Рензо, - серьёзно, дядя, у меня в этой заначке всегда газировка с печеньем была - и то, печенье кто-то подтачивает.


Хакуджи переводит взгляд с банки на него - поднимает бровь.


- К тому же, я ещё несовершеннолетний, - выдаёт Рензо свой последний аргумент и уже готовится заламывать руки.


И Хакуджи кивает.


- Кёджуро, - выдыхает он тихое сквозь зубы и ставит банку на стол. - Убери это на полку, сейчас чай сделаю. И с Кёджуро поговорю.


Даже по шее не дали - в целом, охуенчик.




С Ренгоку-сенсей, похоже, Хакуджи так и не говорит, потому что в следующий четверг, вечером - у них днём была самостоятельная, а учителя вообще почему-то носились туда-сюда, как ужаленные - они втроём сидят в гостиной, что-то смотрят - Рензо почти не вникает в суть сюжета - и - у Ренгоку-сенсей в руках эта несчастная алюминиевая банка.


Розовая - прям как чья-то шевелюра.


- А интересно, - начинает Ренгоку-сенсей, - в энергетиках же есть витамины. Можно ли в теории-


Хакуджи явно понимает, к чему тот клонит, и цыкает языком.


Рензо готов поспорить, что закатанные глаза тоже были.


- Кёджуро, ты адекватный?


Пока Хакуджи расписывает все минусы не только "энергетической диеты", но и просто самого употребления данного напитка, Рензо поддаётся на очередную идею собственного авторства - аккуратно сцапывает у Ренгоку-сенсей банку и по-тихому пробует содержимое.


Приторно, и так сахаром по зубам бьёт, что эмаль почти визжит: мама, я не хочу умирать.


Рензо пробивает на лёгкий улыбон.


Хакуджи в свою очередь пробивает на громкое:


- Твою мать!


Рензо тут же отставляет баночку и поднимает руки в жесте "сдаюсь".


- Во-первых, это не я. А во-вторых, я случайно.


Пока Хакуджи перебирает все ругательства мира, Ренгоку-сенсей осторожно кладёт ему, Рензо, то есть, ладонь на плечо.


- Ты себя как чувствуешь?


Рензо пожимает плечами с лаконичным "нормально".


Чтобы Хакуджи не разводил панику, Рензо всю ночь честно изображает сон - сна, кстати, ни в одном глазу - и после уроков наёбывается прям Рину в объятия.


И охуевают все - и Хакуджи, и Ренгоку-сенсей, с которым первый, всё-таки, провёл беседу, и, конечно же, Рин.


Но Рина, в целом, в расчёт можно и не брать.


К тому же, по его довольной, как у кошака, и светящейся, как хайлайтер, физиономии Рензо делает вывод - (умо) - сори, был бы ум - заключение:


Ублюдок словил кайф.


Рензо выдыхает короткое:


- Фу блядь. 



***



Когда Рензо выходит из библиотеки уставший, выпитый, но неебически просветлённый - а кому сейчас легко? всё-таки, экзамены эти ёбаные прям перед летними каникулами сами себя не сдадут. правильно? правильно, - Рин в него, шатающегося и явно похожего больше на привидение - Хакуджи, например, однажды использовал чудесный фразеологизм "тень отца Гамлета" - въёбывается, едва не сшибая на пол.


Слова его сейчас Рензо не слышит - Рензо повторяет мысленно всё то, что с таким усердием в голову свою тупую вбивал, доходит до нужного кабинета, выдыхает в ебало Рину лаконичное:


- Заткнись, бога ради. - и переступает порог, чтобы сдать наконец эти билеты ёбаные.


Рензо вообще биологию не любит, хоть и сдаёт её всегда хорошо - ну, не срослось, не стерпелось, не слюбилось.


Цугикуни-сенсей его поток речи слушает, не перебивает - понимает, видимо, что знания за серое вещество и так последними соплями держатся - и даже не возникает, когда Рензо проговаривает задачу, хотя её нужно написать, как все нормальные люди, на доске.


Цугикуни-сенсей кивает, похоже, анализируя информацию, и, когда Рензо наконец-то заваливается - выдыхает короткое:


- Сдал.


С мысленным "сука" Рензо хватает воздух губами и опирается вспотевшими ладонями об учительский стол.


Повезло, конечно, что принимают не сиблинги Кочо - тогда б была пизда рулям.


Шинобу бы его просто нахуй послала, на пересдачу, то есть.


Энму и вовсе - перманентный неуд, без права на, собственно, этот самый хуй - пересдачу, то есть.


Рензо обмахивает себя ладонью, пока кто-то его под мышками хватает и из кабинета душного на воздух тянет.


- Я сдал, Рин, я сдал, блять, я думал, что помру.


Рин кивает, форточку распахивает и ищет в сумке воду.


Рензо ослабляет узел галстука, оттягивает прилипшую жилетку - колется, блять.



- Ты пропустил всё самое интересное, - говорит Рин.


- Зато закрыл большую часть предметов, в отличие от некоторых, - парирует Рензо, позволяя себе побыть сучкой.


- И где же делся мой старый друг, который так любит веселье?


Сарказм у Рина фиговый - не идёт ему, если совсем уж честно, но Рензо на это молчит и только присасывается к минералке - теперь в горле сухо.


- Незадолго до летних каникул, - снова говорит Рин, - будет что-то типа дискача. Музыка, танцы, вся эта фигня.


- Но? - начинает Рензо, уже чувствуя подвох.


- Пускать будут только парами парень-девушка.


Минералка у Рензо идёт не в то горло - попадает парню из комитета морали - и на его визги Рензо сквозь зубы выдыхает подслушанный у дяди посыл - на химический манер.



- А когда дискач-то будет? - всё-таки, спрашивает Рензо, когда они отбиваются от горе-моралиста.


Рин щёлкает пальцами у виска - это забавно выглядит, потому что щёлкать Рин умеет только одной рукой.


- Третьего.


Агась.


Третье июля.


Заебись дэрэ встретит.


- Ну, надо будет кого-нибудь найти, - Рензо усмехается, лениво возвращаясь к своему образу. - А у тебя есть кто-нибудь на примете?


Рин, на удивление Рензо, кивает.


Так, сука-


- У неё волосы, словно солома, на самом деле, и причёска не самая модная. Она классная, но вряд ли согласится пойти со мной.


Рензо вдыхает глубоко, носом, и даже невольно вспоминает все песни про девчачью ревность.


Или про пиздилки за школой.


И только потом - думает:


А схуяли, собственно.


Пиздец.


Пиздец, это чё.




Кивает, хлопая Рина по плечу и сваливая в вотер клозет - на собственную удачу от нервов начинает ебашить кровь из носа.



Опирается руками о белый фаянс, суёт голову под ледяную воду - другой всё равно не бывает.


Пиздарики. 



***



Охуеть - думает Рензо.


Охуеть.


Приревновал лучшего друга к девчонке, которую в глаза не видел.


Приревновал лучшего друга - в голове всплывает короткое, но каждый раз пробивающее на хи-хи «‎братву на сиськи на меняют»‎.


И Рензо на какое-то время даже - даже! - забывает о том, что сам себе пиздит.


Сначала он врубает рефлексию под depresso-плейлист.


И.


И - только потом снова думает:


Ревную.


Плейлист выдаёт не то, что нужно, явно что-то глюкает - и вместо слёзовыжимательного кавера любимой песни - на инглише, кстати, Рензо спел этот самый кавер, и ему, всё-таки, разрешили переписать - врубается более подходящее под ситуацию: всё решено, мама, я гей.


Рензо чертыхается и переключает композицию - и завирусившаяся когда-то в тиктоке песня ситуацию вообще не спасает.


И, пока в наушниках играет очередое бодрое дерьмо про ревность эту ёбаную, Рензо хочет выбросить себя в окно - этаж десятый, явно не обойдётся.


Сука.



Ситуацию не спасает даже Хакуджи, пришедший с вполне логичным:


- Когда химию сдавать будем?


Потому что именно по этой самой химии у Рензо такой неебический проёб.


И Рензо включает свою любимую психологическую защиту - уёбищные шутки, которых он нахватался у самого Хакуджи:


- А можно переспать за зачёт?


Хакуджи зависает - прям как _Рин_, когда Рензо ему впервые свой любимый анекдот рассказал - и прикладывает ладонь к его лбу.


- Ты себя как чувствуешь?


Рензо пожимает плечами, впервые говорит честно:


- Хуёво.


И - позорно съёбывает в свою комнату.


И - до конца недели грызёт опиздохуительно-твёрдый гранит химической науки, потому что шутки шутками, а чувство собственного достоинства у Рензо ещё есть.



Рин, конечно, не смекает, в чём тут дело - Рензо сам, блять, себя до конца не понимает - и всё время таскается рядом, будто ничего и не было.


Ну, для него действительно - ничего не было.


Это, как обычно, у Рензо тараканы в голове бегают, наводя шорох.


И терпеть это, ну, в целом, можно.


Одна проблема - Рин болтает.


Болтает, ну, много, видимо, не понимая, что Рензо нужна тишина, и что ещё один приступ панички он не хочет - Цугикуни-сан и так от него заебётся скоро - и Рензо слишком громко захлопывает книгу.


"Кошка сдохла, хвост облез, кто слово скажет, тот её и съест" - вертится в мыслях детское - оно бы сейчас помогло.


Но у Рензо, конечно же, мозг устроен очень интересным образом - и пиздит Рензо не всегда так, как ему самому хочется.


- Рин, ты часом не смесь селена, калия и кремния?


Рин хлопает своими синими моргалами - Рензо ставит книжку на полку и даёт ёбу из библиотеки.


Как раз-таки - в кабинет химии.


Хакуджи любезно позволяет ему пиздеть, пока мысль свежая, горячая и летит, как комета - и только потом спрашивает:


- Есть, что добавить?


Рензо пожимает плечами, опускает взгляд - видит висящую на учительском столе таблицу - и - в башке запускается ассоциативный ряд.


- Секси, - выдыхает Рензо, зацепляясь взглядом за этот несчастный элемент селена.


- Спасибо, ты тоже ничего, - даже как-то неуверенно, будто чувствуя неловкость, усмехается Хакуджи. - Ну, в любом случае, сдал.


Рензо кивает, поднимает глаза от таблицы - а за спиной Хакуджи, блять, висит ещё одна.


Опирается локтями о стол, смотрит в прострацию.


- Селен, калий, кремний, - выдыхает как-то обречённо. - SeKCi.


- Поздравляю, - тянет Хакуджи и хлопает его по плечу, - ты, всё-таки, знаешь периодическую таблицу.


- Я это Рину сказал.


В целом, после терапии, таблеток и не самой удачной рефлексии Рензо уже ничего не страшно.


Ну, простебётся Хакуджи - бывает.


Собственно, Хакуджи и стебётся.


Ну, для начала - угарает, как последняя тварь.


- С каминг-аутом.


- Это было по-дружески, - по привычке отмахивается от его тупых подъёбок Рензо.


Действительно, по привычке.


И Хакуджи снова хлопает его по плечу.


- Ну-ну. Нет лучше влагалища, чем очко товарища?


Внутри Рензо тоже - верещит, как не в себя.


А снаружи - смотрит с максимальным пофигизмом и слишком неправдоподобно кривит хлебучку.


- Не смешно.


Сука.





Рефлексию свою ёбаную Рензо на потом отодвигает.


Нормально, в целом.


Нормально.


Надо успокоиться, вспомнить слова Ёриичи и выдохнуть.


И - найти девчонку, потому что на дискотеку Рензо хочет.


Очень-очень хочет.


Ну, а кто, извините, пожалуйста, не?



Рензо расправляется с последним экзаменом, довольно кричит и действительно - возвращается к привычной линии поведения.


И девчонки от него, естественно, шарахаются, как от прокажённого.


Рензо сверлит взглядом последнюю надежду из своего класса - Цуюри-сан - и она переводит свои безэмоциональные моргала на бешеного парня с параллели.


У парня явно дислексия, сдвг и премиум-билет на все нудисткие пляжи.


Рензо выдыхает тихое "блять".


- Извини, - летит короткое от Цуюри-сан.


- Помянем, - отвечает ей Рензо.



Рензо перебирает всех девчонок - реально, всех, тут уже не до выебонов типа "красивая-некрасивая" - и - остаётся в пролёте.


Ухом прижимает телефон, слушая дядю - тот свалил раньше на свои репетиторские дела и сейчас просил купить продуктов - одновременно с этим чиркает на огрызке цветного блока для записей список того, что, собственно, нужно купить.


Злосчастный Рин налетает на него, как тайфун, и едва не сшибает с лестницы - в целом, перелом какого-то там шейного позвонка - смерть не самая ужасная.


Рин укладывает ему ладони на плечи и тараторит - Рензо даже затыкается.


- В общем, Рензо, мы можем друг другу помочь: давай я оденусь в девушку, и мы так пройдём на дискач?


Ручку, и блок для записей, и сумку, и мангу, в сумке лежавшую, и всё, блять, остальное, Рензо роняет - спасибо, что телефон остаётся там, где и должен.


- У меня даже нет вопросов, - выдыхает Рензо уставшее.


- А у меня есть, - звучит из трубки вместе со смехом.


Рин усмехается неловко.


- Ой.



Рин прилипает навязчивым репьём до самой подъездной двери, не реагируя ни коим образом на пока лёгкие просьбы отъебаться, а дома - уже ждут смехуёчки дяди.


Рензо думает, что передознуться таблетками, в целом, идея тоже неплохая - он уже, блять, не вывозит.


На терапии он надеется, что всё будет нормально.


В конце концов, это же был неебически сложный для него шаг - было бы обидно вот так просто в одночасье всё проебать.


Поэтому терапию Рензо тоже - не проёбывает.


Он снова что-то говорит, кажется, сейчас они "прорабатывают" очередную муть, связанную с его семьёй - которая семья уже больше де-юро, а не де-факто - и в какой-то момент не выдерживает: откидывается спиной на подлокотник ёбаного диванчика, закрывает ебучку ладонями и так устало плачет.


Сука. 



***



В эмоциональном вакууме, вообще ничего не чувствуя, Рензо проводит-


Он не знает, сколько.


Но это, в целом, лучше, чем эмоциональные качели, которые были до этого.


Рензо убеждает себя, что это лучше.


Рензо убеждает себя, что всё нормально, что всё не проёбано.


В конечном счёте, это усталость. Такая простая, очень-преочень бесячая и свойственная всем людям.


Надо выдохнуть.


Легче, конечно же, станет.


Просто немного позже.


Но обязательно станет.


И, возможно, это случится даже раньше, чем он потеряет всякую чувствительность своих вкусовых рецепторов, потому что Хакуджи _снова_ купил какую-то жутко популярную растительную дрянь.


Самое ужасное - пиздец невкусную.


Рензо от одного глотка просыпается, более того - ловит бодрость - и безо всякого стеснения выплёвывает белую гадость обратно в кружку.


- Дядя, - начинает, поворачивая голову к самому Хакуджи, сейчас - пиздецки сонному, - пожалуйста, не покупай больше эту фигню.


Хакуджи делает глоток - Рензо только сейчас понимает, что они свои кружки перепутали - и поднимает бровь.


- Дрянь редкостная.


Следующие несколько секунд Хакуджи на него смотрит спокойно, даже слишком спокойно - вот реально, как Энму-сенсей - то есть, как обкуренный.


Потом - оглядывает перепутанные кружки, видимо, делает мысленный вывод и указывает на подоконник, быстро чеканя:


- Аптечка. Ингалятор.


Рензо склоняет голову набок, и Хакуджи, как-то слишком быстро покраснев своей всегда бледной физиономией, прикладывает ладонь к горлу.


Хрипит.


И теперь Рензо действительно просыпается - подрывается из-за стола так, что стул падает, и дрожащими от нервов руками шарится в аптечке.


Достаёт этот самый ингалятор - и - ловит дежавю.


Пока у Хакуджи ещё не пошли конвульсии - вспоминает всё то, что тот делал - вот и плюс от собственных паничек - и пытается повторить.


Хакуджи перестаёт хрипеть, и на утопленника походить, хотя рожи у них синие, и ингалятор он уже хватает сам, иногда снова нажимая на кнопку и вдыхая лекарство.


И тишину Хакуджи нарушает коротким:


- Антигистаминные.


Рензо выдавливает в ладонь пару таблеток, быстро наливает воду в стакан и снова чувствует все прелести своего в край ебанувшегося эмоционального спектра - то есть, он просто снова хоть что-то чувствует, хотя, пожалуй, он точно не хотел так возвращаться к ощущению эмоций - всё-таки, страх, серьёзный страх за чужую жизнь - это пиздец.


Хакуджи глотает таблетки и показывает знак "окей".


Рензо выдыхает по привычке шутку, чтобы успокоиться:


- Какой это "окей"? Это, между прочим, не "окей".


- Это очко. Очко, - согласно усмехается Хакуджи и, проморгавшись, всё-таки, берёт свою кружку. Выплёвывает содержимое почти сразу же, кривя всё ещё красное лицо. - Блять! Ну и дерьмо.


- А я о чём? Прошлое было вкуснее.


Хакуджи отставляет кружку, до конца осушает стакан с водой и говорит, видимо, чтобы тишина на уши не давила:


- У меня аллергия на лактозу.


- Да я уж понял.


Так и сидят в тишине ещё какое-то время, пока Рензо не спохватывается - опоздают в шарагу.


И - на порыве воскресших эмоций быстро обнимает Хакуджи.


- Начни снова пить кофе по утрам - в него обычно ты это чёртово молоко не льёшь.


И Хакуджи снова усмехается, слабо хлопая его ладонью по макушке.


- Непременно. 



***



В норму, как ему самому кажется, Рензо возвращается к выходным - снова хочется постоянно тупо шутить, действовать всем на нервы и в целом - вести себя, как обычно.


И на уборку, предложенную дядей, Рензо соглашается охотно - даже без театра одного актёра.


Они разделяют обязанности, вместе до блеска полируют каждую комнату.


И - щелчок в голове Рензо случается, когда они доходят до спальни Хакуджи.


Рензо стирает тряпкой пыль с полок, зависает около коробки той несчастной и разворачивается на пятках, сваливая.


В спину летит несколько удивлённое:


- Мелкий?


Возвращается он, кстати, быстро, той же самой тряпкой оттирая от пыли почти новенький альбом - пустой, купленный в каком-то канцелярском чисто чтобы добить до скидки.


И коробку берёт осторожно - смотрит на Хакуджи.


- Думаю, в альбоме, под плёнкой, фотографиям будет лучше, м?


Рензо почему-то - не зря, видимо, на терапию ходит да колёса эти несчастные пьёт - забывает, что должен вести себя, как сучка, что не должен жесты хорошие делать.


Да и в целом:


Рензо забывает, что вести себя надо, как синоним слова "выёбистость".


Но оно, наверное, и к лучшему - по крайней мере, пока не проснулись его заёбы.


И Хакуджи, всё-таки, отмерев, кивает.


И фотографии Хакуджи осторожно, бережно, определяет в альбом собственноручно - Рензо ему не мешает, любезно освобождает место на полке под этот самый альбом.


И бросает как-то небрежно, будто для галочки, а не интересуясь искренне:


- Твоя семья - как они?


Словом "семья" Рензо обозначает и Коюки-сан, которую максимум пару раз на другом конце улицы видел, да отца этой самой Коюки-сан - и оплеуху себе даёт мысленную - в голове укладывается трудно, но отца и Коюки-сан, и, собственно, Хакуджи.


Пиздец, может, это тоже стоило обсудить с Ёриичи?


- Нормально, - Хакуджи пожимает плечами и ставит альбом на новое место, - Коюки-сан недавно на работе повышение получила. Батя тоже в норме.


- Познакомишь?


Сказать, что Хакуджи выпадает в осадок с одного этого слова - не сказать ничего.


Ну, а что?


Рензо, пока пробная подписка на собственную жизнь без заёбов не кончилась, действительно хочет побыть _нормальным_ подростком - ну, по крайней мере, пока ему не стукнуло восемнадцать.


- Интересное предложение, - выдыхает Хакуджи, кажется, спустя минуту долгого и неловкого молчания.


- Так это "нет"?


- Минет, - цыкнув языком, отвечает на это Хакуджи, и Рензо пробивает на смех.


- Что, прямо сейчас?


И, отложив тряпку, с абсолютно серьёзным выражением лица начинает опускаться на колени.


Хакуджи отшатывается в ту же секунду, словно ошпаренный - встаёт в стойку, как бы предупреждая "не лезь, убьёт", и в пока лёгком ахуенезе хлопает ресницами.


- Исполнится тебе восемнадцать - тогда поговорим.


- Облом, - протягивает Рензо наигранно-обиженное и отряхивает штаны от всё той же вездесущей пыли.





Упрямство Рензо, всё-таки, работает так, как ему нужно, и на следующий день Хакуджи подхватывает его под локоток и тянет за собой.


Они проезжают охуительный путь: сначала метро, потом - автобус, ещё позже - тащатся пешком.


Пиздец, странно, на самом деле - только сейчас начинает думать Рензо.


Времени - без скольких-то десять.


Не то чтобы был недосып, но и выспавшимся и полным сил и энергии - прям как в их с Рином любимом меме - Рензо себя назвать не может.


У него в желудке плавают чай, снэки, чтобы организм таблетки не отторгал, и, собственно, эти самые таблетки.


И, конечно же, волнение, проснувшееся, похоже, позже положенного из-за - как раз-таки - самих таблеток.


Рензо слышал, что в похожих ситуациях начинается волнение в духе "а вдруг я не понравлюсь этому человеку?"


У Рензо комплексов нет - а если и есть, то он отгрызёт лицо любому, кто попробует на это надавить - и потому заёбов типа "у меня крашенные волосы, выгляжу, наверно, как урод" или "я фактически левый хуй с улицы, меня пошлют лесом" у него в голове в данный момент не наблюдается.



Хакуджи протаскивает его по району, дёргает подъездную дверь и пропускает вперёд, говоря лаконичное:


- Шестой этаж.


В целом, такое обычное место.


Обычный подъезд с системой общих балконов, обычный лифт и - такой же обычный коридор, в котором в хаотичном порядке разбросаны двери квартир, мимо которых его ведёт Хакуджи.


От взгляда на один из ковриков для обуви Рензо быстро флешбекает на их бывшего старосту, которого, кстати, он с прошлого года так и не видел - удивительно перетасовываются классы.


А потом, после короткой трели дверного звонка, Хакуджи разжимает хватку на локте - Рензо поклясться готов, что у него там будет синяк.


- Ну, никого нет дома.


Разбить лицо фейспалмом Рензо даже не хочется - он лишь смотрит на Хакуджи одним из привычных взглядов, честно доработанных благодаря сиблингам Кочо, и тот поднимает руки в шутливом жесте "сдаюсь".


- Бывает такое.


Когда Хакуджи запускает руку в карман ветровки, Рензо оглядывается и действует на опережение:


- Я тут останусь, не хочу дышать твоей никотиновой фигнёй.


Хакуджи растрепливает его волосы свободной рукой и выдыхает чуть снисходительное:


- Хороший мальчик.


Рензо упрямо и старательно давит в себе прорывающееся наружу "фу бля", пока сам Хакуджи, всё-таки, не выходит из коридора сначала к лифту, а потом и на общий балкон - его дверь хлопает громко, запуская на несколько секунд хорошее эхо.


Рензо на одной ноге прокручивается вокруг своей оси, неопределённым жестом перебирает пальцами в воздухе и опирается спиной о стену.


Лезет в карман за телефоном - ну, мемы хотя бы полистает, чтобы градус какой-то неловкости сбить - и языком цыкает: связь тут никакущая, как, собственно, и во всех падиках такого типа.


Ну, ничего, заряд целее будет.



Время тянется долго, нудно, как всегда в подобных ситуациях и происходит, и наушники для скрашивания досуга не вариант - эти самые наушники были забыты дома.


Рензо устало выдыхает и сползает по стене прямо на пол, сверля взглядом штукатурку - даже не треснутую и явно только недавно подновлённую.


По его собственному ощущению времени проходит дохуя, прежде чем дверь в сам квартирный коридор не хлопает.


Эхо лёгких шагов отлетает от стен, пока Рензо надеется, что его не погонят за шкирку вон, потому что направляются шаги именно в его сторону.


Над ухом звучит короткое "молодой человек?", сопровождаемое вежливым покашливанием для привлечения внимания, и из астрала, хочешь не хочешь, а Рензо приходится выйти.


- Извините, - тараторит, отряхивая джинсы, - забылся.


Хочет сказать что-то ещё, типа "я адекватный, не накирянный" и всё в этом духе.


Уже рот открывает, поднимая голову - взглядом встречается с мужчиной - тот склоняет голову набок, и из его пучка выпадает прядь.


- Да нормально всё, - успокаивает тот и кивает на дверь квартиры, - не открывают?


Рензо мотает головой.


- Дома, кажется, никого нет.


Мужчина коротко кивает.


- Не видел тебя тут раньше, потому и удивился, что ты пришёл к кому-то с этого этажа.


- Я очень косвенно знаю тех, кто живёт в этой квартире, - объясняет Рензо и, прищурившись, щёлкает пальцами. - Я видел Вас на одной из дядиных фотографий.


И в голове - у них обоих точно - в эту секунду складывается всё.


- Постарел, должно быть, сильно, по сравнению с этим, а?


- Совсем нет. Вы, м, - снова щёлкает пальцами, пытаясь понять, как обратиться.


- Кейзо. Просто Кейзо.


- Рензо, - протягивает вперёд правую ладонь, - Шима Рензо, кто-то типа племянника Вашего сына.


Кейзо-сан пожимает протянутую ладонь.


- А где сам Хакуджи? Дышит воздухом?


- Ага, - кидает Рензо слегонца саркастичное, - воздухом, обнявшись со своим старым другом по имени "айкос".


Ну, или не айкос - Рензо не шарит.


- Времена идут, - вздыхает Кейзо-сан, - а Хакуджи не меняется.


Помяни чёрта - и балконная, и коридорная двери хлопают громко, заставляя вздрогнуть - вот так точно кондрат хватит.


- Блять, вот и верь синоптикам после этого: обещали тепло, солнце, ветерок, а на деле я чуть не околел-


Поток праведных дядиных возмущений прекращается, когда тот убирает свой айкос (или, всё-таки, не айкос) в карман и фокусирует взгляд - замирает на полуслове с открытым ртом.


- Ну, - начинает Кейзо-сан, - во-первых, Хакуджи, здрасьте.


- Хуём по пасти, прости господи, - отвечает Хакуджи, тут же опуская тональность голоса.


Рензо чувствует некоторую долю абсурдной неловкости в воздухе - и выдыхает.


Значит, всё нормально.


Значит, всё рили нормально, и он может успокоиться и перестать себе же нервы чайной ложечкой есть.


- Обними хоть старика.


Хакуджи обнимает отца, легко похлопывая между лопаток, смотрит на Рензо.


- Смотрю, познакомились уже?


- Именно, - кивает Кейзо-сан, отстраняясь, - неплохой молодой человек.



Рензо раньше приходилось слышать много шуток про такие типичные знакомства, ну, с чаепитием там и рассказом тупых историй.


Чай им действительно наливают, вместе с нормальным завтраком, потому что желудок Рензо начинает надрываться китовьими песнями.


Вместо тупых историй - пока что - распроссы.


Для Хакуджи - о том, что произошло за время его отсутствия.


И для Рензо - в целом: кто таков, откуда, и прочее-прочее, чтобы он действительно в чужих глазах не был, как хуй с улицы, о котором известно чуть меньше, чем нифига.


Хакуджи рассказывает про школу, Рензо - опять же - в целом, опуская многие детали.


Когда всё начинает идти в сторону очередного абсурда, в том-то всё и дело, Рензо понимает.


У него в этот момент наконец-то появляется ощущение насыщения, и каша перестаёт восприниматься, как что-то не то - эх, взрослеет.


Начинается всё, что, как бы, логично, с больше свойственных дяде анекдотов - и тут реально всё по логике, потому что батя и сын, да.


Дядя "отворачивается", удаляется с кухни, буквально на минуту, и Рензо познаёт на собственном опыте все эти шутки про знакомства.


- Помню, был однажды случай, - начинает Кейзо-сан.


- Компромат на дядю? Я слушаю.


Возвращается дядя на третьей истории - Рензо посмеивается в кулак.


- ...он насыпал цианистый калий в учительскую сахарницу.


- Пап!.. - восклицает дядя явно недовольное. - Мы же говорили об этом.


- И довёл половину учителей до седых волос.


- М, - протягивает Рензо, пока дядя садится на своё место. - Знакомый прикольчик.


- Ой бля, - закатывает дядя глаза в ответ на это, якобы не понимая, какой такой случай припоминает Рензо.


А что?


Ему, например, полгода назад было перед Таке-нии неебически стыдно за то, что Хакуджи налил всей их компании чай вместе с новогодними сладостями и громко ляпнул:


- В чае, кстати, цианид.


Охуели тогда все: и Ренгоку-сенсей, и Таке-нии, тут же выплюнувший чай и побелевший, как мел, и, собственно, они с Рином - на пару.


- Хакуджи, - осторожно предупреждает Кейзо-сан.


И Хакуджи затыкается.


У Рензо, кажется, только что появился новый кумир.


И, спустя ещё пару часов, огромная мысленная папка, полная компромата.


Хакуджи, оказывается, был ещё более отбитым, чем Рензо думал - и ему повезло, да, ему действительно повезло, что знает он сейчас гораздо более "лёгкий" вариант своего же дяди.


Ну, и ещё, пожалуй, везение в том, что сейчас дядя не лунатит - Кейзо-сан тихо просит в случае чего не визжать сиреной на весь дом.


Ну, запомним.


Мало ли.



И эмоциональное воскрешение у Рензо _наконец-то_ завершается.


К тому же, анекдоты про Штирлица, следующие после, его прекрасно откачивают. 



***



Очередную встречу двух голубков Рензо даже переживает.


Даже - те не милуются приторно-приторно, а вполне спокойно разговаривают - кажется, о чём-то, что связано с работой.


Одновременно с этим Ренгоку-сенсей что-то готовит, а Хакуджи - да-да - в обнимку с кружкой кофе проверяет бесконечный запас своей макулатуры, серьёзно, Рензо иногда кажется, что эти несчастные бумажки, пока на них не смотришь, размножаются.


Самого Рензо, ну, не то чтобы в этот разговор или на эту кухню звали - ему просто вода нужна, в горле пересохло.


И про эту же самую воду он как-то забывает.


- Вкусный соус, - говорит короткое, когда пробует, и цыкает языком. - Но для дяди я сделаю что-то другое.


Ренгоку-сенсей в ответ на это хлопает глазами - как ребёнок.


- Хакуджи не любит пасту с креветками?


- Я всеядный, - отвечает на это сам Хакуджи, что-то зачёркивая.


- Аллергия на лактозу, - чётко, лаконично и по делу говорит Рензо, складывая руки на груди, - о которой, похоже, ещё один человек в душе не чает, а, дядя?


Хакуджи, пока креветки шкварчат в сливках и соевом соусе, молча, абсолютно молча смотрит в стену, и только потом выдыхает несколько уставшее:


- Да блять.


У Рензо серьёзно есть ощущение, что местами, ролями, они с дядей меняются - этакий swap, в котором дядя ведёт себя, как подросток, явно похуистично относящийся к своему здоровью, и Рензо... просто Рензо, потому что он заебался.


И пасту они с Ренгоку-сенсей, кстати, переделывают.


Ну, серьёзно, дядин анафилактический шок Рензо немножечко - чайная ложечка - не улыбается.


Как и многое ещё в этой жизни, но сама жизнь, естественно, блять, его не слушает и, даже более того, не спрашивает.


Кушай, мой дорогой, не обляпайся.




Ренгоку-сенсей не остаётся у них на ночь, извиняется несколько раз из-за этой несчастной пасты, и у Рензо даже начинает болеть от этого голова.


Ну, или, всё же, от таблеток - он пока не разобрался.


И от этих же таблеток, охуенный обратный эффект, он не может сегодня уснуть.


Времени - половина третьего ночи.


Рензо ставит телефон на зарядку во второй раз, проверяет, собрал ли сумку в школу, и заставляет себя не лезть в личные сообщения.


Ну, неловко получилось, потому что под действием своего эмоционального вакуума он кинул Рина в чёрный список везде, где только можно и не можно, и трубку не брал, как последняя мразь.


А в школе, видимо, сложив два и два, какой хороший мальчик, Рин его не доёбывал.


То есть, совсем, даже не смотрел в его адрес.


Зашибись отдохнул.


Лол.


От мыслей о Рине у Рензо снова начинает болеть голова, хочется на воздух, воды и, всё-таки, заснуть, хотя спать и осталось всего ничего.


Вдох и выдох.


Поднимается и тихо идёт на кухню - посидит немного на балконе, или лоджии, он так и не понял, как же это правильно называется, и в себя придёт.


На кухне, что даже неудивительно, Хакуджи.


Ещё бы, - думает Рензо, - столько кофе пить - хочешь не хочешь, а или мышца сердечная полетит, или режим сна в пизду покатится.


Хакуджи трёт кухонный гарнитур пыльевой тряпкой и даже не реагирует на слова Рензо о бессоннице - странно.


- Дядя?


Ноль эффекта.


Рензо склоняет голову набок и клацает по кнопке лампы.


Хакуджи на свет не оборачивается.


Рензо подходит к нему, щёлкает перед самым лицом пальцами и, конечно же, онет, ноль эффекта.


Умудряется заглянуть в глаза - понимает: пизда рулям.


Глаза у Хакуджи пустые, словно остекленевшие.


И в голове у Рензо проносится короткое:


Бля, что делать?


Потому что, объективно, иметь дело с лунатящим шкафом два-на-два, что тяжелее его, сильнее его, и непонятно, что вообще в этом состоянии может вытворить - ну, извините, Рензо от этого малость ссыкотно.


- Дядя? - говорит несколько неуверенно, надеясь хотя бы уговорить того пойти обратно в спальню.


"Блять, а вдруг он вообще речь сейчас не воспринимает?"


Когда Хакуджи откладывает пыльевую тряпку и тянет свои руки, у Рензо сердце падает в пятки.


"Пизда мне, пизда, он сейчас свернёт мне шею."


Хакуджи, вопреки всем опасениям, обнимает: осторожно, не тиская и похлопывая по макушке.


Рензо даже забывает включить свои "я-не-люблю-объятия" выебоны.


Потому что находящийся в условной несознанке шкаф два-на-два ему явно не переубедить - и это, в принципе, офигенная мотивация побыть паинькой.


- Дядя, - снова пробует до него дозваться, - давай пойдём спать? Уже поздно.


Хакуджи явно что-то думает, анализирует, если его спящий мозг вообще сейчас способен на такое действие как анализ, и - кивает.


И - тянет Рензо за собой.


То есть, в свою спальню.


"Я видел порно, которое начиналось точно так же, и мне это не нравится!"


Сопротивление, конечно, Рензо не врубает, потому что против Хакуджи у него шансы - объ- и субъективно - совсем уж жалкие.


Хакуджи его снова обнимает, только уже крепко, прям как тисками, к себе прижимает, и Рензо остаётся только долбануться с досады об его плечо.


Из рабочей одежды типа брюки-рубашка, кстати, Хакуджи так и не переоделся.


"Пиздец, дядя, трудоголизм - это плохо."


А потом - Рензо засыпает неблаженным сном.


И лучше бы он в принципе этой ночью и не выходил никуда из своей спальни и, собственно, не засыпал, потому что бессонница лучше, гораздо, гораздо лучше, чем приступ паники, вырывающий из сна и заставляющий думать, что быстро и безболезненно сдохнуть - благословение.


Жить с этим Рензо привык, но легче жить от этого, к сожалению, не стало.


Жить с этим Рензо привык, а ещё хотелось бы надеяться, что терапия и колёса дадут плоды и что эффект, хоть какой-то, хоть самый слабый, для начала-то, будет.


Рензо хватает сил, чтобы выбраться из душащих объятий (видимо, у Хакуджи наконец-то разжалась хватка), и мозговой клетки, чтобы понять, что сейчас он в комнате этого самого Хакуджи.


И - для последующего (умо)заключения:


Где-то тут, только руку протяни, должен быть ингалятор, ведь Хакуджи явно не хотел бы сдохнуть в припадке своей ёбаной аллергии.


Ингалятор.


Ингалятор.


Дышать.


С дышать, кстати, у Рензо начинаются конкретные проблемы.


Оглядывается и - о чудо - видит этот самый ингалятор.


Протягивает руку.


Сжимает крепко.


Рензо не помнит, сначала нажимать, а потом вдыхать, или наоборот, и делает, как делается, пока глотку совсем не забило.


Вдох.


Вдох.


Вдох.


От паники накрывающей это, конечно, не спасает, но зато шанс задохнуться движется к зеро - и страх по голове дурной бьёт от этого не так сильно.


А потом, на счастье ещё что-то одупляющего Рензо, просыпается Хакуджи.


На щеках Рензо чувствует его ледяные ладони, взглядом привыкшим в достаточно посветлевшей комнате видит лицо - испуганное.


И глаза - живые, с лопнувшим - в правом - капилляром.


- Пять предметов, - нервничая, почти злясь, говорит Хакуджи дрожащим голосом, - назови мне пять предметов, которые видишь, хорошо?


Хорошо - думает Рензо.


- Ингалятор, - начинает.


- Умница.


- Футболка, с принтом дурацким.


- Молодец, - говорит Хакуджи, показывая, что всё в теории должно быть хорошо.


И Рензо начинает судорожно оглядываться.


- Фотография на стене.


- Не суетись.


- Одеяло тёплое, - говорит, взгляд опуская, - брюки, которые тебе потом гладить.


И - сука, наконец-то - отпускает.


Рензо утыкается лицом в ладони и даже не воет - сил нет.


Хакуджи наливает ему воду в стакан - у него на рабочем столе стоит всегда полный графин - видимо, для таких вот случаев - протягивает.


Рензо пьёт воду в надежде захлебнуться, сдохнуть и не видеть более всего происходящего с ним пиздеца.


- После произошедшего мне даже как-то неловко спрашивать, что ты тут вообще делаешь.


Конечно же, в ответ на очередную (паническую) атаку на нервную систему, мозг Рензо выдаёт режим тупого юмора:


- Пробрался сюда в надежде тебя соблазнить.


- М, - протягивает Хакуджи, видимо, понимая, - а на самом деле?


- А на самом деле - ты же мне не поверишь, если я скажу, что ты в приступе лунатизма меня сначала обтискал, а потом и сюда притащил?


- Вообще нет.


- Справебыдло, - кивает Рензо, до дна осушает стакан и протягивает его обратно. - Поэтому, дядя, считай, что у меня бушуют гормоны.


- Ты пьёшь серьёзные таблетки, которые сжирают либидо.


- Во-первых, - Рензо еле удерживается от закатывания глаз, - с моим либидо всё в порядке. Во-вторых, не каркай.


И, устало вздохнув, Рензо падает обратно на подушку и укрывается одеялом.


Через несколько секунд ему по ушам ударяет громкая музыка - не без труда удаётся распознать в этом Na Na Na кемов.


Какого хера.


- Подъём, в школу пора.


"Сука."


- И начни носить с собой ингалятор - мало ли.





В школе Рензо смотрит, откровенно пялится на Рина - что не совсем, конечно, удобно из-за их в классе расположения - и вздыхает.


Надо что-то делать.


Терапия, похоже, наконец-то даёт плоды, и Рензо не хочется ни плыть по течению, ожидая, пока всё само как-нибудь рассосётся, ни быть сукой, что у него и так через раз получается уже, ни всё, блять, остальное.


Но, конечно же, он слишком гордый, чтобы вот так просто подойти и выпалить всё подчистую, потому что:


Ну, объективно - Рензо сам в себе - всё ещё - разобраться не может.


Или может, но не хочет.


Второе, всё-таки, вероятнее, и круг замыкается.


Охуенно.


И с Ёриичи в ближайшее время не поговорить - сеанс только через три дня, и просто так на жопе ровно не усидеть - волнует что-то.


И в голове - удивительные нахуй параллели, конечно - всплывают слова всё того же Рина.


Слова старые, простые, ни разу не пафосные, но - прошибающие Рензо током - уже второй, так, между прочим, раз:


- ...Играть в детектива и страдать ничерта не лучше, чем решить проблему.


И это имеет смысл.


И это всегда имело смысл.


Просто Рензо - принципиальная в своей бесхребетности и безвольной слабохарактерности сука.


Что его, конечно же, не оправдывает, но его никогда и ничего не оправдывало, даже не для других, а для самого, блять, себя, а ещё - человеку хочется ненавидеть кого угодно, только не себя, потому что иначе кукушка отлетит.


И в потоке сознания, далеко от рефлексии ушедшего, Рензо осознаёт:


Нихуя.


Он.


Не.


Осознаёт, потому что просветление его по голове бьёт на сроки не более пары минут, а потом похеренная менталка снова требует включить психологическую защиту и не отсвечивать.


Кажется, у него в голове каша.


Кажется, это нормально.


Кажется, он ебанулся.


На уроках сосредоточиться не удаётся.




Сегодняшней ночью Рензо снова бьёт бессонницей - он идёт в гостиную.


Посмотрит что-нибудь, заткнёт мозг ментальной жвачкой.


Всегда срабатывало.


- Йо, дядя, - кивает он Хакуджи и оглядывает его.


Тот смотрит в стену напротив, моргает через раз и кивает как-то заторможенно.


И Рензо понимает: опять.


Again.


Блять.


И - наконец-то, тупица, просветление, схвати его за хвост - приходит осознание.


Осознание не как в шараге, а, типа, настоящее:


Подействовать по принципу "и рыбку съесть, и нахуй сесть".


То есть, блять-


То есть-


- Я не знаю, что мне делать.


Рензо вздыхает устало, пальцами по коленкам перебирает и позволяет себе собственными руками дёрнуть внутренний стоп-кран.


Хакуджи поворачивает к нему голову, ресницами хлопает.


Тот сейчас в несознанке, делай, что хочешь, ничего потом не вспомнит, и именно это до Рензо доходит.


И именно это играет Рензо на руку.


И головой своей дурной он падает прям на колени Хакуджи - ловит ассоциации с детсвом.


Хорошие, что удивительно, ассоциации, потому что лежать головой на коленках Таке-нии ему нравилось, и слушать его спокойный голос, и подставляться под ласку, и пропускать момент, когда тот начинал щекотать.


- Я боюсь всё проебать. Я боюсь потерять всё в одночасье. И эффект терапии этой ёбаной, ведь не могу изменить линию поведения без последующего чувства вины, и... и друга своего единственного.


Хакуджи слушает - ну, а что ему ещё делать? - волосы перебирает, совсем как Таке-нии, и Рензо это немного расслабляет.


- Не могу же я вот так просто подойти к нему и сказать: эй, друг, у меня в голове неебический трэш, из-за которого я вообще порой не понимаю, что я, кто я, нахуя я, и из-за этого я боюсь признаться хотя бы себе в том, что ты действительно мне дорог, ну, знаешь, в том самом смысле из шести цветов, за который меня вся семья будет бить, пока я не сдохну. Говорить правду трудно, для этого, блять, надо быть сильным, но и лгать, как оказалось, тоже не совсем легко. Я не знаю, дядя, я действительно не знаю, что мне делать.


- Я ненавидел слабаков, - внезапно говорит Хакуджи, и Рензо аж вздрагивает так, что едва не наёбывается с дивана. - И сам им был. Перестань бояться - это будет трудно и даже больно, но эффект будет того стоить.


Рензо слушает слова, сказанные голосом таким спокойным и размеренным, слушает шум в ушах.


Слушает.


Думает: пиздец.


Думает: я слишком слабый для этого.


Думает: я слабый.


А потом - допирает:


Если я захлебнусь во всём этом из-за своей слабости, то лучше мне точно не станет.


И мир этот ёбаный меня сдохшего-слабого пережуёт, выплюнет, снова пережуёт и снова выплюнет, и так далее по кругу.


Рензо думает ещё, что башка у него совсем от нервов и недосыпа поехала, раз он слушает лунатика.


И завершает всё это своим любимым: а похуй.


- Поговори с ним, - добавляет Хакуджи, когда Рензо с его коленок поднимается, - лучше станет. Заёбы отпустят, если перестать потакать им.


Рензо пожимает плечами с лаконичным:


- Наверное.


И этой ночью - аллилуйя - спокойно спит, даже не мучаясь паничками.


Главное - это сделать первый шаг.


Привыкнуть.


Конечно, придётся наступить себе на горло, но это - дело второстепенное.


У Рензо в башке, кажется, всё встаёт на места, собирается разъёбанной мозаикой в цельную картинку.


И это он тоже - с Ёриичи обсудит, ведь тот, всё-таки, может перенести их сеанс на день раньше.


И в башке - аллилуйя - начинает работать мозг.





- Я еблан, - начинает Рензо.


На самом деле, начать стоит с того, что он, всё-таки, собирает яйца в кулак, выцепливает в школе Рина - и за локоток тянет того в их место.


А потом уже:


- Я еблан.


Рин молча кивает, складывает руки на груди, как бы спрашивая, будет ли что-то ещё, и Рензо вспоминает: эффект будет того стоить.


Ну, шанс, на самом-то деле, пятьдесят на пятьдесят - он всегда такой и при любых обстоятельствах, а Шинадзугава-сенсей и эта ёбаная теория относительности могут отсосать - но не зря же главная героиня его любимого аниме говорила, что шанс этот самый тем и прекрасен?


И Рензо своими руками - снова - опять - вырывает стоп-кран.


Вырывает - с корнем - и говорит.


Говорит, как есть, потому что он слишком долго молчал, тонул и задыхался в своей бесхребетности.


Рензо не говорит самого главного, типа: "я приревновал тебя и из-за этого загнался", но сейчас это и не нужно.


Рензо говорит про трудности, семью, снова семью, и про то, что Ёриичи называл защитными механизмами.


Это сложно, у Рензо голова от этого болит, но пусть уж лучше поболит, чем взорвётся от того, что всё внутри копится-копится и не находит выхода.


И завершает всё Рензо слишком простым, но нужным, правда, как ему кажется и хочется верить, нужным:


- Я проебался. Прости меня.


Ждёт, что Рин даст ему в табло.


Рин тянет руки, хлопает по плечам.


- Порой я слишком навязчивый. Говори, когда я заплываю за буйки, хорошо?


- Обязательно, - выдыхает Рензо.


И думает - снова:


Ты действительно слишком хороший.


Ты действительно слишком. 



***



После разговора с Рином проходит неделя, два сеанса, одна почти ёбнувшая паничка - и - блять - тонна уже заебавшей рефлексии, которую Рензо не останавливает.


И - сейчас он с дядей и Ренгоку-сенсей играет в карты.


Ренгоку-сенсей отпивает чай из своей кружки и говорит:


- Вскрываемся.


Был бы с ними Рин - можно было бы сбацать мем.


- Два туза, - отвечает дядя и скидывает свои карты на стол.


И Рензо, глядя на свою комбинацию, перебирает пальцами свободной руки по столу, ею же подпирает щёку и выдыхает:


- Я би.


А потом - по тишине, неловкому смешку Ренгоку-сенсей и взгляду дяди - понимает: блять.


Проёб.


Бля, а что делать.


- Ба, - включает режим импровизации и скидывает карты, - а Рин - боба.


- М, - кивает Хакуджи, - и вы ебётесь оба?


- Хакуджи.


Ренгоку-сенсей ударяет его по плечу, и сам Хакуджи закатывает глаза.


- Ну что?


- Ты материшься при нём.


- Ну, да? Знаешь, Кёджуро, мат - это такая же часть языка.


- К тому же, - возникает Рензо, - я с четырнадцати лет это всё слушаю - мне нормас.


По взгляду Ренгоку-сенсей Рензо понимает - ровно через несколько секунд тот загорится праведным возмущением.


- Хакуджи!


- Хуякуджи, - закатывает тот глаза, откидываясь на спинку стула, и недовольно вздыхает. - Четырнадцатилетка узнал слово "сука" не на улице, а от меня - бля, пиздец.


- А, нет, - продолжает Рензо, щёлкая пальцами у виска, - первое подобное слово я услышал от дяди, м, в одиннадцать?


Праведным огнём Ренгоку-сенсей горит ярко, жарко и долго - закачаешься.


И Хакуджи это всё встречает спокойно, даже вырубает свой сарказм.


- Блять, я, то есть, как хороший человек, не спалил твоему опарышу, что он тебе тоже нравится, а ты мне - вот это? Ля ты крыса.


У Рензо загружается мозг.


Загружается долго - наверное, из-за всё тех же таблеток.


Но, всё-таки, загружается.


Ну, опарыш понятно - это про Рина.


А вот с остальным загвоздочка.


- Тоже нравится?


- Ага, - кивает Хакуджи и хватает кружку Ренгоку-сенсей, осушая после её до самого дна.


И по лицу Ренгоку-сенсей скатывается пара капель - явно пота.


- Рензо, мальчик мой, вызывай скорую.


На обработку информации у Рензо уходит секунды две: Ренгоку-сенсей обожает чай с молоком, и, как и сам Рензо, эту растительную парашу - ну, если, конечно, она невкусная - не переносит.


С громким и очень уставшим "да блять!" Рензо достаёт из кармана ингалятор.


Не даёт дяде задохнуться.


Говорит:


- Дыши.


Говорит:


- Не смей умирать.


Говорит:


- Мне на восемнадцатом году жизни не улыбается сиротой оставаться!


А потом - смотрит на Ренгоку-сенсей.


- Антигистаминные на подоконнике.


Ну, по этой причине, как одной из самых главных, в общем-то, Рензо и не любит эти их с дядей встречи - каждый раз что-то по пизде идёт.


И театр абсурда с шутками про дрочку был лучше - тогда хотя бы не сдыхал никто.


И сегодня Ренгоку-сенсей с ними сидит, ну, подольше, чем в прошлый раз - но всё равно уходит по причине:


Отото.


Да-да, мелкий боевой совёнок.


Рензо усмехается от воспоминания об этом... этом.


А потом - смотрит на дядю.


И в голове снова работает мозг.


И приходит понимание: в ту чёртову ночь дядя не лунатил - и слышал каждое, сказанное им, Рензо, слово.


Блять - думает Рензо.


Пиздец - пролетает следом.


С каминг-аутом - голосом дяди, как воспоминание с экзаменационной недели.


- Пиздец, - вырывается у Рензо, и ингалятор нужен уже ему.


Просто не думать об этом, и будет легче.


Просто не думать, хотя - лол - не получается.


- Рин мне не нравится, - говорит зачем-то, когда дядя на всякий случай выпивает третью таблетку антигистаминных.


- А я разве что-то говорил про Окумуру? - с лёгким смешком спрашивает Хакуджи.


И Рензо хочет разъебать себе голову об стол.


Он снова выпалил всё, что было нужно, хотя Хакуджи - literally - даже не намекал на это.


Хакуджи слишком хорошо его знает.


- Нет. Мы вообще не говорили про Рина.


Хакуджи согласно кивает, проходясь ногтями по красноте на шее.


- А есть риск, что понравится?


- Нет, - выдыхает Рензо и уже готовится чеканить всю цепочку ответов.


Хакуджи на его удивление пожимает плечами.


И говорит серьёзно, без подъёба:


- Я это однажды озвучивал, но повторю на всякий случай: ты можешь привести в дом хоть парня, хоть девушку, хоть рептилоида. Максимум, что я сделаю - пожелаю счастья и попрошу не шуметь и предохраняться.


Рензо молчит - молчит, сам не зная, сколько.


Молчит.


И - закатывает глаза.


Потому что дело всё, ну, не только в этом. 



***



Хакуджи, спасибо и на этом, свои подъёбки оставляет при себе - существует Рензо какое-то время в благословенной тишине.


Ренгоку-сенсей к ним не заглядывает - ну, оно и понятно, дел в школе чуть больше, чем дохуя - и даже Рин впадает в какой-то пассивный режим занятости - Рензо чуть ли не клещами из него вытягивает одно короткое: "семейные трабблы".


Ну, охуительно, что сказать.


И сейчас - Рензо возвращается из шараги и видит, как какое-то опг в диапазоне лет от тринадцати до пятнадцати - он точно видел всю эту компанию в среднем звене - наступает на младшего Ренгоку.


Ну, Рензо ведь пофиг?


Не его дело.


Он, ну, не герой.


Рин бы понёсся разнимать это всё.


А Рензо, да, Рензо похуй.


Похуй настолько, что он, цыкнув языком, действительно разгоняет всю эту не шибко умную и выросшую ему только до предплечья шоблу-ёблу.


И вздыхает.


- А дядю моего метлой отделал.


Младший Ренгоку на это пожимает плечами.


- Тут нет метлы.


- Справебыдло.


Тут точно должен быть Рин - ему как-то больше проходит спасать братьев-акробатьев их классного руководителя от хулиганья.


Рину больше подходит роль того, кто провожает потом до дома, чтобы хулиганьё это самое не догнало.


Рину больше проходит... быть нормальным, добрым и простым на первый взгляд, как три копейки, парнем, которого Ренгоку-сенсей после всего этого оставляет на чай и благодарит.


Это всё больше для Рина, но - нет.


На ренгочьей кухне сейчас сидит Рензо.


И истории тупые - про дядю - блять, вот вот дежавю, конечно - слушает тоже - Рензо.


Оказывается, дядя однажды позвал Ренгоку-сенсей на свидание с помощью анекдота - "Кёджуро, давай ты этим вечером будешь американцем, а я - японцем?"


А ещё - как-то дядя пошутил очень глупо над Рином, пока тот учился в среднем звене, кажется, шутка была про взятку в виде кагора за пятёрку - и Рин действительно принёс ему кагор.


Кагор.


Краденный, причём, кагор.


Кагор, свистнутый из какой-то левой церкви, потому что в своей Рину, всё-таки, ещё жить.


Кагор, которым Хакуджи отравился.


Рензо минуты полторы верещит в ладонь.




- Ты правда как-то был косвенно виновен в отравлении дяди?


Сегодня - один из точно последних учебных дней, у них в пятницу дискач этот грёбанный, и сейчас, кажется, половина пятого вечера.


Они с Рином колдуют на кухне: Рин готовит, а Рензо в качестве моральной поддержки.


- Ты о чём?


А ещё - у Рина вся физиономия в муке.


И отросшая чёлка заколота.


И волосы вообще - длинные, отросшие в пидорский хвостик.


Рензо думает: блять, я не би, я не би, я не би, я хочу затолкать тебе язык в глотку, блять.


- Кагор, - говорит Рензо лаконичное, и Рина выносит.


- О, да, было дело. Ибо нефиг надо мной шутить.


Рензо кивком соглашается и прислушивается, жестом прося Рина замолчать.


Стук в дверь.


Ещё один.


И ещё.


Звонок, просто, работает через раз - мастера бы вызвать.


- Кейзо-сенсей, что ли?


Рензо пожимает плечами.


- У него точно с собой ключи были.


Далеко Рин от своего предположения не ушёл - по ту сторону двери человек с фамилией "Кейзо", но дядей, всё же, не являющийся.


- Ну что? - спрашивает Рин, вытирая руки полотенцем, когда Рензо отстраняется от дверного глазка. - Твой дядя?


- Тётя, - бросает Рензо.


И, в общем-то, он даже не пиздит.


Ну, по логике вещей, Коюки-сан - хоть и не прям кровно, а то были бы уместны его уёбские шуточки про "инцест - дело семейное" - его тётя.


В общем-то, Рензо и не пиздит.


И Коюки-сан, вживую, снова, спустя столько времени, видит.


Той нужен Хакуджи, а дозвониться не может - оно и понятно, ведь телефон тот сегодня благополучно забыл дома.


Ну, неловко даже.


- О, Коюки-сан, - кивает ей Рин, - здрасьте. Зайдёте на чай?


Рензо уже почти не реагирует, только цыкает языком.


- Ты, блять, со всем моим окружением, что ли, знаком?


- Наверное, - пожимает Рин плечами, и это Рензо оставляет без ответа.


Как и то, что завязывается разговор.


И то, что в процессе разговора его условная тётя готовит на пару с его менее условным крашем.


Заебись - думает Рензо.


Блять, а ведь когда-то всё было нормально.


Почему он вообще не умер в пятнадцать?



- Это чё? - звучит ему прям в рожу.


Ну, опять же, начать стоит с того, что он оставил Рина и Коюки-сан буквально на пару минут, чтобы сполоснуть руки.


А потом - вот это:


Стоящий на пороге кухни дядя - пришёл, всё-таки, с возвращением - явно не очень довольный ситуацией.


- Телефон надо собой брать, о имото-сан до тебя дозвониться не могла.


- Мой проёб, согласен, - кивает Хакуджи и указывает себе за спину.


Рин и Коюки-сан готовят салат.


Рензо с некоторым недопониманием поднимает бровь.


- Что твой опарыш делает рядом с Коюки-сан?


- Существует.


- Пусть перестанет это делать.


Рензо вздыхает и окликает обоих, потому что сегодня, к сожалению, ни на какой театр абсурда или что-то в этом духе у него настроя нет.


Разговоры старших он не слушает - улавливает краем уха только что-то про планы на лето да дела за городом - и Рина тянет подальше - не их это, всё-таки, дело.


- Ничего не говори, - просит Рензо, уже понимая, что какое-никакое, а представление Рин имеет о ситуации в его семье.


- Ладно, - пожимает тот плечами и потягивается, разминая затёкшие мышцы, - не буду. Только причешись потом.


- Чего?


- Мука в волосах, - поясняет Рин. - Прям как в новый год.


Рин тянет руки, делает вид, что смахивает что-то с волос Рензо, пока он сам смотрит в слишком сосредоточенное лицо и даже дыхание задерживает.


И вспоминает, что с готовкой сегодня Рину не помогал, и муке, следовательно, взяться на нём неоткуда.


Идеальное преступление, комар носа не подточит.


А выпендриваться сейчас Рензо не хочет.


- Ну, всё?


- Ага, - Рин кивает и для поддержания своей неумелой лжи показушно отряхивает ладони - абсолютно, кстати, чистые.


Так вот ты какая - думает Рензо - гейская паника. 



***



Чего Рензо вообще хочет - он не знает. Не понимает.


Он вытаскивает из шкафа более-менее нормальные вещи, от которых бабки даже не разбегутся, крича, как не в себя, и, написав Рину короткое "удачи тебе с твоей соломенной головой", идёт в школу.


На этот ёбаный дискач.


Фейс-контроль у них так себе, на самом деле - в лице одного-единственного горе-моралиста, стоящего в своей неизменной комплектации: блокнот-ручка, нарукавник с эмблемой этого самого комитета морали и недовольный ебальник.


- Шима-сан, - говорит тот, кажется, его фамилия Агацума, Рензо плохо помнит, - где твоя партнёрша?


Рензо вздыхает, зеркалит:


- А твоя?


Агацума слишком сильно и громко щёлкает своей ручкой - сам же от этого вздрагивает, бедный мистер "чувствительные ушки" - и поворачивает голову к новой пришедшей парочке.


Они точно из среднего звена, кажется, погодки: сонный Токито, племянник директора, и младшенькая Камадо, к которой Рензо даже какое-то время хотел подкатить.


У Агацумы дрожат губы, он что-то помечает в своём блокноте и кивает.


- Проходите.


Радостная Камадо тянет Токито за собой, указывает куда-то вперёд и говорит-говорит, а сам Токито - быстро поворачивает в их сторону голову и, оттянув пальцем нижнее веко, показывает язык.


Агацума недовольно хнычет, протягивая даже не визгливое:


- Незуко-чан...


Рензо даже пытается воспользоваться этим замешательством и проскочить прямо так - фортуна показывает фак, а Агацума - указывает в его сторону ручкой, едва не пачкая рубашку.


- Шима-сан. Партнёрша.


- Господибоже, - на одном дыхании вырывается у Рензо.


А потом - потом он не знает, что происходит.


Потом - на него кто-то со спины налетает, обнимает поперёк груди и чмокает в щёку - на этой самой щеке Рензо чувствует какую-то липкую фигню.


Наверное, блеск для губ.


У Агацумы снова дрожат губы, он делает ещё одну пометку в своём блокноте - и - указывает себе за спину.


- Проходите. Удачного вечера.


Рензо чего-то не одупляет, его просто подхватывают под руку и тянут в сторону шума и веселья, пока за спиной слышится голос всё того же горе-моралиста - чуть завистливое:


- Как эта милая девушка вообще согласилась пойти с ним?


Девушка.


Смешно.


Девушка тянет его за собой, в сторону лестницы на второй этаж, а потом - в вотер клозет.


- Я в женский толчок не пойду.


- Я тоже, - звучит от "девушки".


И Рензо не сдерживает искренний смех.


Рин поворачивается к нему, сдувает чёлку со лба, и у Рензо чуть не начинает течь слюна.


Во-первых, Рин действительно в юбке.


И в чулках.


Во-вторых, у него распущены отросшие волосы, и к схожести с девушкой ему это прибавляет плюс пятьдесят как минимум.


Ну и в-третьих - Рензо вообще не удивлён тому, что _это_ действительно происходит.


Они действительно смогли пройти на дискач, потому что Рин переоделся в женские шмотки.


- Тебя дома как, не прибьют за это?


Рин мотает головой и с ноги толкает дверь туалета.


Лицо ледяной водой полощет долго, словно от чего-то оттирая.


- Надеюсь, ты не пытался свистнуть у своей матери косметику, чтобы больше походить на девушку?


Рин выключает воду, отряхивает руки и мотает головой.


- Мне бы не пошло.


Рензо пожимает плечами.


- Сменного шмотья у тебя нет?


- Откуда?


Прекрасно - думает Рензо.


А вот Рину, кажется, абсолютно наплевать и на ситуацию, и на собственный внешний вид.


Рин хватает его ледяной ладонью за запястье и тянет за собой.


И они умудряются заблудиться.


Не в плане, что из головы выдувает план школы, нет.


Они банально не знают, а где всё веселье, потому что шум, как бы, и есть, а вот откуда он - фиг знает.


Актовый зал пуст.


Спортзал тоже.


Рензо дёргает ведущую во внутренний двор дверь - заперто.


- Проверим ещё что-нибудь? Есть ещё одна дверь, рядом со столовкой.


- А то я не знаю.


Заворачивает Рензо из интереса вовсе не к столовке - его тянет в сторону учительской, из которой тоже доносится музыка.


- Эй! Рензо!


- Да ладно тебе, Рин, приключение на пять минут: зайти и выйти.


Рин складывает руки на груди, цыкая языком, закатывает глаза - зеркалит привычный жест самого Рензо - и идёт за ним.


Рензо тихонько и аккуратно приоткрывает дверь учительской - и чуть не выпадает.


Хакуджи на повышенных тонах, пытаясь переорать музыку, спорит с Узуй-сенсей - явно из-за этой самой музыки.


Стоящие в уголке Томиока-сенсей и Энму-сенсей о чём-то разговаривают, пока Канроджи-сенсей подсаживается к Цугикуни-сенсей - и их разговор даже слышно.


- Директор, пожалуйста, сделайте так ещё раз.


Цугикуни-сенсей смотрит на неё, вздыхает недовольно - и сама Канроджи-сенсей делает жест Узую с Хакуджи - музыка мгновенно затихает.


Цугикуни-сенсей прокашливается, делает пару глотков воды.


И выдаёт уставшее, но всё ещё попадающее в образ:


- Osmanthus wine tastes the same as I remember...


Рензо зажимает себе рот ладонью, чтобы не завизжать, как сука, на весь этаж, и рука с дверной ручки соскальзывает.


Эта самая дверь открывается - во внутрь.


А Рензо, потеряв опору, падает - тоже, в учительскую.


И всё снова - случается за секунду.


Рин одной рукой хватается за дверной косяк, чтобы не потерять равновесие, а второй - хватает самого Рензо, не давая ему упасть.


И вся учительская смотрит на это, затаив дыхание.


Пиздец.


- Простите бога ради, - выдыхает Рин, - дверью ошиблись. Мы уже уходим.


Рин дёргает его на себя, Рензо, в свою очередь, закрывает дверь, и валят они быстро, пока преподы не опомнились.


- Приключение на пять минут? - включает свой сарказм Рин, и Рензо от него отмахивается:


- Ой, заткнись.


А потом - новый сюрприз - видят впереди Музана.


Господи, когда же его уволят.


Музан поднимает бровь, глядя на Рина - видимо, по старой привычке уже думает, как бы ему мозг начать полоскать.


И Рин - тоже, по старой, видимо, привычке - тушуется.


- Ой, да пофиг на него, - говорит Рензо и хватает самого Рина за руку, чтобы тому спокойнее было. - Он больше не директор, да и с Цугикуни у него отношения отвратные.


Потом - они за руку бегут.


Огибают Музана и валят дальше - Рензо на прощание целует ладонь и показывает тому средний палец.


Весело.


Вторая дверь во внутренний двор открыта - и они наконец-то попадают в эпицентр веселья.


Светомузыка, бьющая по ушам-глазам, танцы и куча людей.


- Я сделаю пару песенных заказов и вернусь.


- Замётано.


Рензо недолго болтает с диджеем - рыжий бесёнок, ходящий в любимчиках Томиока-сенсей, даже без препираний соглашается поставить несколько его песен - хоть и не подряд и точно не сейчас - а Рин благоразумно берёт пару бокалов с напитками - уже нагревшийся лимонад сейчас воспринимается Рензо, как манна небесная.


Большую часть времени они стоят в сторонке, трясутся под некоторые песни и шутят, если получается перекричать музыку.


Потом - Рензо почти не угарает, протягивая левую руку и указывая на Рина.


И - почти не фальшиво подпевает своему первому заказу:


- Ты был прекрасен, как Иисус в произведениях искусств. Я думал, что вознесусь: от красоты или от чувств.


- Как остроумно, - Рин снова закатывает глаза, пока Рензо не выдерживает и смеётся во всю мощь своего тупого чувства юмора. - Вот вы с Кейзо-сенсей точно родные - прям вспоминаю среднюю школу.


- Ладно-ладно, - Рензо поднимает руки в жесте "сдаюсь", - уж и пошутить нельзя. Сам понимаешь, я должен был.


Рин кивает согласно, переставая изображать праведный шутливый гнев.


А потом - на второй песне - честно заезжает Рензо с локтя под рёбра, пока тот сквозь смех и боль хрипит:


- Как я мог так запутаться, встретив твоего отца? Лишь одни черты его лица в голове рисуются.


Рензо потом даже на втором припеве приходится побегать от Рина - видимо, этой песней дядя его тоже заёбывал.


Ну, понятно, всё-таки, откуда у Рензо весь этот "юмор".


Рензо бегает до конца песни - следующей - а потом Рин его ловит в крепкие объятия.


- Попался.


- Только не по лицу.


Рин его по лбу щёлкает, снова отходит за лимонадом - и ещё несколько песен они снова стоят в стороне, подальше от диджейского пульта.


И с тихим «‎ну, наконец-то»‎ Рензо вслушивается в громко звучащие, как он их мысленно нарекает, "испанские лады".


Рин рядом уже более энергично трясётся и подпевает на каждом "ла-ла-ла".


И у Рензо хватает сил протянуть руку и кивнуть на танцпол.


- Потанцуем? Нормально.


Рин не думает ни секунды, сжимает его ладонь, и они несутся в кучу танцующих людей.


Они даже не танцуют, больше держатся за руки и то трясутся в такт музыке, то перебирают ногами, чтобы на месте не стоять.


И Рин возвращается к своему привычному для Рензо режиму - тянет его в самый центр.


И танцуют они, уже с подачки самого Рина, которому, видимо, принципиально, чтобы всё было по красоте, как все нормальные люди - рука Рензо на его талии, рука Рина - на его плече.


Это классно, это быстро, слишком активно, и у Рензо сбивается дыхание - и он даже не пытается поднять Рина под талию, как девчонку, нет - но они действительно танцуют.


И ему это нравится.


И он думает: блять, это классно.


И с дискотеки, когда половина народа сливается, Рензо Рина тянет.


- Погуляем по городу. Тут слишком шумно.


Их дискотека продолжается за стенами школы, на улицах в свете неоновых вывесок.


Они танцуют, включая музыку в наушниках, слушают по одной паре, как типичные парочки.


И Рензо весело.


Ему реально весело и похуй на то, что могут сказать другие.


Похуй - кристаллически, абсолютно и железобетоно, и далее по мемному списку, который он не помнит.



Они проходят весь район, их окатывает из поливающей машины, и Рин, смеясь, зачёсывает назад свою насквозь мокрую чёлку.


- Пойдём к тебе? Я дико устал и нуждаюсь в полотенце. А до церкви переть и переть.


- Любой каприз за Ваши деньги, - усмехается Рензо и тянет друга к ближайшей автобусной остановке.


А тот - хлопает по пустым карманам юбки (Рензо вообще сомневается, что карманы в юбке есть).


- У меня нет денег.


Рензо достаёт проездной.


- За отсос решим любой вопрос.


Рин точно покраснел - Рензо кидает в мысленную копилку пару очков.



Домой они заходят тихо, потому что дискач длился долго, как и их прогулка по городу, сейчас наверняка час ночи, ну, или чуть меньше, и дядя - точно - спит.


Рин тормошит волосы полотенцем, пока Рензо распахивает балкон - или, всё-таки, лоджию - а уже там - окна.


- Твоя девушка с соломенными волосами, - начинает Рензо, когда Рин заканчивает со своими волосами.


- А что с ней?


Они не включали свет, но Рензо уже привыкшим глазом что-то видит.


Что-то - его это радует.


- Её волосы не похожи на солому, и ты сам в этом недавно убедился. Всё-таки, дядя благодаря своим заёбам потратил кучу времени, чтобы вернуть их в божеский вид.


Рензо готов поклясться - Рин краснеет.


Рин ловит смущение.


- И на дискач, всё-таки, мы с тобой пошли.


- Ты идиот, - говорит Рин, подходя ближе. Почти "кабэдоня", потому что Рензо в поясницу упирается стол.


- Ты не лучше.


Всё это так неважно, на самом-то деле.


Всё это так... глупо?


Да, наверное.


- Сколько тебе? - спрашивает Рензо. Как и всегда: невпопад, не к месту, не в тему.


- Семнадцать, - отвечает Рин с секундной задержкой. - А что?


- Ничего, - мотает Рензо головой, всё-таки, бросая взгляд на часы, - меня посадят.


А потом - Рин возмущённо выдыхает и бьёт его по плечам.


И кусается - прямо в поцелуй.


У Рина сухие, обкусанные губы, и талия аккуратная, обтянутая тонкой блузкой.


И Рензо наконец-то посылает нахуй всё, что его волнует: и семью, и чужое недопонимание, и весь этот мир.


Он закрывает глаза и целуется с парнем - и пусть все подождут.



И вакуум, накрывший их с Рином, от сонного голоса Хакуджи трескается не сразу:


- Двенадцать часов ночи. По закону жанра я должен сказать что-то типа "ты чё, опять жрёшь?"


А потом Хакуджи клацает по выключателю.


И Рензо отталкивает от себя Рина, смотря на Хакуджи.


На охуевающего Хакуджи.


- Доброй ночи, Кейзо-сенсей, - выпаливает Рин, нервно усмехаясь.


Рензо трёт губы тыльной стороной ладони, ждёт, что скажет - или сделает - Хакуджи.


И Хакуджи - спасибо, боже - подыгрывает:


- Вкусно?


- Очень, - пищат они с Рином хором.


- Чай?


- Не хочу.


- Свет потушите.


Свет, кстати, Хакуджи не тушит.


Хакуджи уходит - его босые ступни шлёпают по полу, и эхо скачет от стен - и возвращается, когда минутная стрелка залипает.


- Счастья, здоровья, - ставит что-то на стол. - Не шумите, предохраняйтесь. Я - спать.


Щелчок выключателя, Хакуджи уходит.


Рензо в последнюю светлую секунду успевает заметить, что тот принёс: контрацептивы. полная пачка.


- Пиздец, - выдыхает короткое.


И Рин с ним впервые соглашается:


- Тот ещё. Сам явно не использует, и потому такой злой ходит.


С двух сторон по Рину прилетает - удар по плечу от Рензо и деланно-возмущённое:


- Я всё слышу! - от Хакуджи.


- Старость - не радость, - успевает добавить Рин.


И Рензо с заколебленным "заткнись" снова его целует.


Всё-таки, препираний дяди и Рина ему и без того хватает.


А сейчас - он и вовсе по горло этим всем сыт. 



***



Осенний воздух после лета - приятный, не очень душный и даже на первых порах, когда дует нормальный ветер - свежий.


Рензо слушает, как шелестит листва за распахнутыми окнами, скребёт мелом по доске и стачивает себе все зубы об опиздохуительно-твёрдый гранит химической науки - из-за этого же, кстати, гранита у него все молочные зубы и повыпадали.


А Хакуджи всего в паре шагов от него действует в своей неизменной манере - бесоёбит.


Вернее:


Стоит на столе, даже осторожно отплясывая - хотя, кажется, столу учительскому уже ничего не страшно - и играет на гитаре.


И поёт.


Голос у Хакуджи красивый - весь класс под него на своих местах пританцовывает, ловя кайф.


Ну, а кто бы отказался полушать на уроке химии, как учитель поёт под гитару "а муха тоже вертолёт"?


Правильно - все адекватные люди, коих в их классе не водится.


И это, в целом, привычно.


Привычно в том хорошем смысле, что Рензо действительно будет скучать, когда выпустится.


- Что ж, Шима, - поворачивается к нему Хакуджи и садится - на всё тот же стол, - так и будешь доску гипнотизировать?


- Кейзо-сенсей, - начинает Рензо, - Вы нам что сегодня обещали? Разбор задачек из учебника?


- Ну, и?


- Ну и, - передразнивает Рензо. - В правом углу доски у нас формула спирта, в левом - лсд. Мне из этого какой вывод сделать? Рассчитать, как хорошо Вы с таким набором, взяв себе в компаньоны Энму-сенсей, отдохнёте? Я так думаю, что хорошо - всё-таки, он солевой, и Вы под спидами.


Хакуджи откладывает гитару, оглядывает письменность на доске и поворачивается на время своей фразы к классу:


- Вы чего не сказали, что я хуйню написал? - и, отобрав у Рензо мел, быстро всё переписывает.


- Мы думали, что так и надо, - отвечает ему Рин.


Рензо мысленно засекает, когда же начнётся их очередная перепалка.


- Окумура, тебе нечем думать, давай начнём с этого.


Ну, как обычно - думает Рензо.


И, отойдя к столу, осторожно перебирает струны гитары.


- Можно?


- А, - смотрит на него Хакуджи боковым зрением и кивает, - валяй.


Рензо берёт гитару, вспоминает всё, что так упорно заучивал.


И играет комбинацию.


Ту чёртову "а я люблю военных".


Хакуджи ломает в руке мел.



Сейчас ещё нет всей этой запары, можно уйти домой всем вместе, что, в общем-то, и происходит.


Хакуджи оглядывает их с Рином и устало вздыхает.


- Окумура, приготовишь сегодня чего-нибудь.


- Как скажете, сенсей.

Рензо задумывается на несколько секунд, решая, что же лучше попросить, и зависает.


За самой границей школьных ворот, то и дело отходя в сторону, чтобы не мешать другим ученикам, стоит ани.


Шима Такезо, с которым они не виделись с самого нового года. Стоит и машет ладонью, улыбаясь - как и всегда, от его улыбки Рензо не тошнит.


- Доброго дня, Хакуджи-сан, отото.


- Чай, - выдыхает Рензо короткое, - без молока и цианистого калия.


В ответ с двух сторон слышится лаконичное "замётано" вместе с тихими шутками, что непременно перерастут в перебранки.


Идёт третий год старшей школы, и он уверен, что всё наконец-то будет нормально.