Зима в этом году явилась в середине декабря, завалив снегом дома и прохожих, не спрятавшихся в густой снегопад. За короткое время небольшой провинциальный городок был полностью укутан снежным покрывалом, а в последнюю неделю вдруг шибанул такой мороз, что передвигаться иначе как трусцой или бегом стало невозможно. Поплотнее замотавшись в шарфы и шубы, весь честной народ шустро носился по улицам — на календаре было тридцатое декабря.
Казалось, лишь одному человеку в студёное утро было не до веселья. Вдоль рядов магазинов по тротуару медленно брёл парень с опущенной головой и безвольно повисшими руками — вылитый Пьеро. Даже грусть на его лице была такой же драматической. Ему бы впору надеть белый балахон, подвести глаза чёрным гримом и топать прямиком в театр или на детские утренники. Но на стройной фигурке было длинное чёрное пальто с воротом-стоечкой, а из-под него выглядывали тёмно-синие джинсы, заправленные в смоляные блестящие ботинки. Да и не Пьеро звался, а Димкой. За его спиной висел поникший рюкзак, а шапка болталась в руке. Некоторые прохожие оборачивались, недоумевая: вот же у кого-то месяц май на дворе, а в жилах играет горячая кровь!
В основном оборачивались девушки, потому как Димка уж больно лицом вышел. Стоило лишь поднять ярко-голубые глаза, так и горящие на румяном личике, как слабый пол ахал от восторга. Да что глаза! Там имелся весь джентльменский набор: русоволосая модная стрижка, чуть вздёрнутый носик и алые пухлые губы, что просили поцелуев, немедленных в этот морозный день. Одна смелая девица не просто обернулась, а, можно сказать, под ноги парню бросилась. И пакет выронила, рассыпав мандарины. Всё, как полагается.
Но Димка на уловку не поддался: вежливо извинился и помог собрать мандарины с тротуарной плитки. Похлопав ресницами, невольно послал ещё больше стрелочек амурных прям в сердечко, и отошёл в сторону. Мамзель с мандаринами помялась, сделала попытку пококетничать вдогонку, но завидев, что парню она не интересней пляжного зонта в пасмурную погоду, ушла, несолоно хлебавши.
А Димка, вынырнув из омута дум, вспомнил о шапке и нахлобучил её на голову, осмотрелся. В полузабытье дотопал пешком почти до дома. И сколько он шёл-то? Не менее полутора часа уж точно. Неудивительно, что щёки огнём горят, как бы не заболеть под Новый год, хотя, какая уже, к чёрту, разница. Не интересует его никакой праздник, ни ёлка, ни мандарины. А виной всему одно сообщение, испоганившее настроение сегодняшним утром, словно оттоптанный ботинок в общественном транспорте. «Извини, не хотел сегодня… будет лучше, если мы сейчас расстанемся, чем на праздники…»
Не хотел он… Значит, месяц назад планировать с Димкой о совместной встрече Нового года он хотел, а тридцатого декабря вся любовь-морковь резко вышла? Ушла на носы снеговикам, что ль? Был парень, да сплыл. Был Миша, но закончился, как и все его лживые речи о том, что такого, как Димка, поискать ещё надо. Сейчас только, лишившись радужных очков, припоминается, что особенно слащавым и ублажительным бывал Миша после очередного Димкиного презента. Лицемер хренов. Хренов волк в овечье шкуре и теперь уже просто — бывший.
Обиднее всего было, что готовился — еды накупил, ёлку принарядил, квартиру убрал. Родители на неделю укатили с друзьями отдыхать, оставив квартиру на Димку. Он даже накупил презервативов и лубриканта по скидкам в интернет-магазине, ошарашив продавца-консультанта объёмом заказа, у Миши вечно как не пару штук, то деньги только на такси остались.
Секс Димка любил. Оно, вроде, и Мише было по кайфу, да только хватало его обычно на разок. Но Димку всё равно устраивало, а если хотел «догнаться», то имелись и другие способы при пассивно лежащем Мише. В свои двадцать лет знал и умел многое, спасибо его предыдущему партнёру Севе, старшему на девять лет.
Новогодние планы скатились коту под хвост, и Димка в полной прострации плёлся с самого вокзала, куда приезжал проводить знакомую девчонку. Так противно было на душе, так мерзко, словно вот прям натурально Миша туда нагадил. Димка к нему с открытым сердцем, с любовью, а ему херак — и кучу дерьма в самое оно!
А ведь трус какой оказался, какой трус! Целую петицию с извинениями сочинил, аки письмо султану Димитрию, небось, долго думал и редактировал, даже грамматических ошибок не было. И это при том, что Миша был явно потомком императрицы Екатерины II<footnote>императрица была очень неграмотной</footnote>. Но ещё гаже стало, как увидел пост Мишин на его страничке в ВК: мол, едет в Москву отмечать, держитесь, эгей!..
Димка вздохнул и за несколько минут свернул с многолюдной улицы в маленький сквер, держа курс прямиком домой. От холода ниже пояса уже, кажись, позвякивало. Вильнув пару раз между высокими, опутанными гирляндами елями, выскочил прямо к подъезду своей пятиэтажки. Окна комнаты с балконом выходили как раз на вид зелёных елей, вечно орущей детской площадки и песни Сектор Газы под гитару без одной струны, исполняемые летом местным музыкантом Вадиком, пока визгливый голос тётки Зины с первого этажа не прерывал бесплатный концерт.
Димка бодро взбежал на третий этаж, перескакивая через две ступеньки и чуть не вспахав носом цемент. Вот она, дверь его квартиры, родимая. Вот он, любимый дермантин и глазок прищуренный, обрадовался Димка, передёргивая плечами от лёгкого согрева в подъезде и предвкушения тёплых объятий домашнего свитера и батарей и пританцовывая на месте. От спешки ключи выронил, а как согнулся, то увидел, что правый ботинок пасть разинул, нос задрал и каши просит. Да так настойчиво, будто его отродясь не кормили.
А ведь новая обувь совсем, да и стоила столько, что Димка как услыхал цену, так думал, это у него в ухе стрельнуло, исковеркав цифру. И только позже словил скидку 70% и купил. Не зря, видимо, скидка была, как раз на лохов и рассчитана: где ж видано, чтоб хорошая зимняя обувь да не прошита была? Но Димка до того запал на красивые высокие боты со шнуровкой, что глаза замылило, а ум отказывался генерировать что-либо, кроме «хочу».
Димка вздохнул, понимая, что его ждёт поход к сапожнику и похудение кошелька, вставил ключ в замочную скважину и повернул. Вернее, хотел повернуть, но тот даже не двинулся в сторону. Димка малость удивился и давай другой стороной, авось запамятовал, какой стороной пихать ключ в замок.
Но ключ не проворачивался никак. Димка и втыкал его до самого конца, и наполовину (тоже на авось надеялся), и тёр полами пальто, аки лампу Аладдина, тщетно вызывая замочного джина матерными словами, но всё без толку. Все руко- и словоблудия ни к чему не привели.
— Когда грабить придут, так упирался бы! — устав осаждать неприступную крепость и потирая пальцы, надавленные рельефным кольцом, в сердцах воскликнул Димка. К оттаявшему в подъезде мозгу начало пробираться отчаяние, запуская тонкие прожилки панического страха по извилинам. Если дверь не откроет, то придётся вызывать аварийку. Легко сказать, да трудно дождаться. Как раз тридцатого декабря к нему примчат все мастера! Ждать придётся часа три в лучшем случае, потому что курс будет сбит кривоватым прицелом предновогодней бутылки водки и подправлен вилкой с не менее кривым солёным огурчиком.
Димка набрал номер аварийки, но в трубке раздались только короткие гудки, и сколько не мусолил он экран, ситуация не изменилась. Порыскав в интернете, он с тоской узрел, что контактный телефон лишь один, этот. И как обычно бывает, сразу захотелось попить, поесть и в сортир. Особенно последнее. Димка до того расстроился, что совершенно запамятовал о существовании частных служб для подобных случаев, и медленно сполз по стеночке.
— Что ж за день такой сегодня, — молвил вслух. — Всё не заладилось. Сначала Миша ушёл, потом этот, ботинок, а теперь ключ… Может, на меня порчу навели? Просто какая-то непруха… И так остался один на Новый год, так ещё и за дверью собственной квартиры… Ну и ладно, ну и хорошо! Здесь я и буду сидеть, здесь и околею, никому не нужный…
— Зачем же так? Скоро ведь праздник, а на праздник все должны быть счастливыми, — раздался внезапно голос.
— Ага, — ответил Димка, глядя во все глаза. Незнакомый старик стоял прямо перед ним и до того необычным был, что сразу и не перестать глазеть: в длинной меховой жилетке, пышном шарфе и в таких же пушистых тапочках с ушками-кисточками. И всё белоснежное, аж глаза резало. А в руках держал дисковый телефон без шнура — красный, блестящий, с угольно-чёрными цифрами на белом номеронабирателе.
— Так что у Вас стряслось? Может, я смогу помочь?
Димка поднялся, макнув напоследок край пальто в лужу из-под ботинка.
— Да вот, замок заело, в аварийку не могу дозвониться. Шёл сегодня домой полтора часа пешком, ботинок расклеился, а ведь новый совсем, гад. Да и… — он осекся. Ещё секунду — и, гляди, про Мишу ляпнул бы. То ли старик так располагал к себе, то ли у Димки не только ботинок, но и мозг расклеился, иначе как объяснить такую тягу к болтливости.
— Ох, незадача. А Вы по-всякому пробовали? — полюбопытствовал дед, поглаживая макушку красного аппарата, словно большого кота.
— Конечно. Я тут с полчаса сижу. Заело намертво.
— А дайте и я попробую. Вдруг у меня получится, — улыбнулся старик.
Димка пожал плечами: замок поддастся разве что после долгих поклонов со словами «Сезам, откройся» на разных языках или от хорошего молотка. Так не бывает, чтоб один пропыхтел полчаса, а другой взял и просто открыл, это только в книжках магия существует.
Лишь открыл он было рот, чтоб сказать, мол, спасибо за попытку и всё такое, как раздался знакомый щелчок и дверь распахнулась. Димка так и окаменел с отвисшей челюстью и поднятой рукой, словно не знакомый клочок обоев выглянул из коридора, а Горгона Медуза.
— Как?! Как Вы её открыли? — выдавил он из себя. — Я как только не пробовал…
Дед хитро прищурился:
— У каждого свои методы…
Всё ещё не веря в такой поворот, Димка подскочил к двери и зачем-то сунул нос в замочную скважину, затем провернул несколько раз туда-обратно ключ и повернулся к старику:
— Спасибо! Я столько пытался, а Вы за пару секунд и без поклонов… Вы просто волшебник какой-то! Или… Слушайте… — понизил он голос. — А вы часом не… м-м-м… домушник?
— Да какой из меня домушник! — рассмеялся старик. — Я телефонист.
— Телефонист?
— Ну да.
— Так их, вроде, нет уже, не требуется, — с сомнением молвил Димка.
— Я другой телефонист, — усмехнулся дед.
— Это какой?
— Я тоже соединяю людей, но несколько иначе. У Вас ведь нет сейчас второй половинки? Хотите попробовать?
— Да я как бы… — неуверенно молвил Димка, покраснев за свои красноречивые причитания под дверью, которые только дурак не понял бы. А «телефонист» уже протянул трубку, и Димка взял её в руки. Удивительно, но она была тёплой, словно живая.
— Приложите к уху, вот так… И представьте, что на том конце провода любимый человек. Можете сказать, что хотите, ну же, — ободряюще кивнул он, глядя на Димку, у которого лицо переливалось всеми оттенками недоверия.
Раз уж дед ему помог, надобно отплатить добром, подумал Димка. Убудет с него, что ли, если подыграет маленько?
— А… алло, алло! — сказал Димка, чувствуя себя, как идиот среди учёных. — Алло, привет! Я… я… э-э-э… хотел бы… м-м… приходи ко мне в гости… завтра! Завтра приходи к полудню! Я стол накрою, у меня и ёлка есть! Придёшь? Отлично, тогда я жду! Пока!
Димка вернул трубку, едва сдерживаясь, чтоб не хлопнуть себя по лбу, а старик с самым невозмутимым видом положил её обратно на рычажок, принялся тыкать пальцами по цифрам и забормотал себе под нос:
— Ага, так… как раз Луна в Тельце, колесница Фаэтона открыта… Двадцать вперёд, три раза по пять… Мгм… Точно, этого достаточно… Ну всё, теперь ждите гостя, — поднял глаза на Димку.
— Обязательно! А, может, чаю?
— Ой, нет-нет, спасибо. Мне уже очень пора, задержался я. — Старик засуетился. — С Наступающим!
— Спасибо, и Вас! — вдогонку крикнул Димка, потому как «телефонист» внезапно развил такую скорость, чуть меховые пятки не вспыхнули. А Димка скрылся за дверью квартиры и дал волю смеху. Хохотал, аж щёки заболели. Старик ничего такой — поднял настроение на раз, жаль, не захотел зайти, очень занимательная личность. Глядишь, снял бы жилетку, а из карманов хомячки повыскакивали бы…
Кстати, о животных. Едва Димка переступил порог кухни, чтоб приткнуть ботинки к тёплому ребристому боку батареи, его внутренний голодный зверёк проснулся и затребовал пищи. Через пять минут на плите грелся круглобокий чайник, а Димка с аппетитом уплетал за обе щеки.
<center>***</center>
О совместном поедании салатов под бой курантов с сексом под ёлочкой Димка задумался ещё с лета, после небольшой годовщины с Мишей. Месяц отношений был отмечен ужином в небольшом кафе и обменом презентами. Вернее, презентом: Мишаня ужин оплатил и честно признался, мол, денег хватило лишь на это. Но обещал исправиться.
Слово своё он сдержал: через неделю преподнёс Димке набор для бритья, и на этом его будто заклинило. Все последующие даты он неизменно являлся с мыльно-рыльными принадлежностями, Димка уж подумал, может, от него плохо пахнет. Даже полюбопытствовать хотел, но не решился — невежливо. Да и не так важен сам подарок, важно внимание, говорил он себе, а сам выискивал как не ловца снов, коим загорелся благоверный, так кожаный кошелёк, потому что у Миши голова опилками набита — решил размалевать свой корректором, а после оттирал всё нашатырным спиртом. Ясное дело, что из этого вышло.
А вот на Новый год хотелось подарить Мише что-то особенное. За месяц перелопатив весь интернет с запросами «подарок любимому» и «самый лучший подарок парню», вкрай задолбанный Димка забрёл в ювелирку и увидел там чудную серебряную цепочку с подвеской в форме буквы «М». То, что нужно.
Теперь же подарок невостребовано лежал в выдвижном ящике, ожидая возврата в магазин, а Димка, наевшись от пуза, потопал из кухни в гостиную. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый новой скатертью со снеговиками, чистота и порядок царили вокруг, а в уголке ёлка поблёскивала. И для кого он так расстарался? Скатерть искал по всему рынку, огромную ёлку приволок: думал, что иголки после того будет вытаскивать не только из ушей, но и из иных мест труднодоступного обзора. Всю квартиру вылизал с завидной усердностью, пауков распугал и постельное бельё сменил на обалденное красное. Хотел Мише угодить, а оно вон как вышло.
И чего он тянул до последнего-то?.. Сказал бы хоть несколько дней назад о расставании, Димка не забивал бы холодильник и алкоголь не покупал, за которым очередь километровую выстоял. Но одному пить — начало алкоголизма, считал Димка, и решительно отодвинул две бутылки шампанского и высокую бутыль вина подальше под ёлку. «Для деда Мороза и Снегурочки будет», — усмехнулся невесело.
Зажужжал телефон: друзья прислали фото с лесного домика, куда укатили на праздники. Все счастливые, краснощёкие, на фоне кто-то торчит вверх ногами в снегу, красота… Эх, а мог бы с ними быть, но уже ни на какой поезд не попадёт, хоть пляши перед кондуктором или пой. Один-одинёшенек остался, и позвонить некому.
Взгрустнув, он завалился на диван, включил какой-то новогодний концерт и незаметно для себя уснул.
Проснулся Димка от чувства холода и голода. Оказалось, что дрых почти до шести вечера, скрючившись на диване в позе кузнечика, аж ноги-руки похолодели. Быстро смотался на кухню, растирая ладони, набрал еды и включил любимую «Иронию судьбы».
Но в этот раз было не смешно. История Жени Лукашина показалась грустной. Ну да, нашёл он вроде любовь, вот только как насчёт других? Бывшая (опять это слово, неприятное слуху) невеста Галя осталась одна на Новый год у разбитого корыта оливье, только врагу можно пожелать так отпраздновать, а ещё один бывший жених Ипполит, наверное, таки простудился и если не помер, так провалялся с воспалением лёгких все праздники, — такое себе веселье…
Словом, настроение у Димки было паршивое, а под конец фильма, слушая песню «Я спросил у ясеня», и вовсе тяжело вздохнул да вырубил видео. На душе скребли не то чтобы кошки, а стая диких кошаков точили когти: мысли о Мише не давали покоя, как тут посмеяться? И хотелось бы плюнуть (желательно прямо в рожу) и растереть (опять там же), да вот только как?.. Ох, жаль, нет кнопки настроения на пузе: захотел перестать думать — раз, кнопку нажал, всё, спокоен и радуешься жизни, одуванчики нюхаешь; захотел суеты чуток — снова нажал и вот, можно посуду побить об стенки.
Димка отставил ноут. Фильм не шёл, гулять неохота. Глаза сами нашли спрятанное под ёлкой.
— А чего бы и нет? — задумчиво молвил Димка. — Может, хоть настроение поднимется…
Через минуту на столе стояла откупоренная бутылка и мандаринки, а в бокале искрилось и шипело шампанское. Димка посмотрел с интересом, понюхал, скривившись от лопающегося фейерверка из пузырьков, затем осторожно глотнул. Год назад на дне рождения отца выпил всего пару бокалов вина, прилёг на диван и мертвецки уснул посреди разгара тостов. Взаимоотношения с алкоголем не складывались.
Димка отхлебнул ещё. А потом снова, и снова. Вылакав бокал, заметно приободрился. На вкус оказалось неплохо, а если мандаринками закусывать, то вообще замечательно. Глоток за глотком, долька за долькой — успел оприходовать полбутылки шампанского и поразился: уже не так сильно хотелось кастрировать Мишу. Он даже подумал, пускай резвится на здоровье в своей Москве. Во чудеса. Не иначе как волшебное шампанское, решил Димка, и плеснул снова.
Третий заход был почти залпом — так быстро он пил только молоко и то тёплое. Этот факт позабавил, и Димка хохотал, чища мандарины и рассыпая кожуру по столу. Он вылил остатки игристого, как вдруг почувствовал непреодолимую потребность в тосте. Ноги дрожали и подкашивались, норовя разъехаться в стороны, но Димка привалился к столу и заплетающимся языком произнёс:
— Хоч-ч-чу… вып-пить за с-с-себя!..
На этом тост прервался. Сделав ещё несколько попыток сказать «желаю себе счастья и любви», Димка сдался, махнул рукой и допил шампанское, произнеся тост мысленно. Таких головокружительных ощущений у него не было никогда. Даже на своём выпускном и то не пил, на именинах и праздниках всегда сок потягивал или одну склянку мог цедить весь вечер, а тут — шампанское. Целая бутылка.
И то ли пол стал таким неустойчивым, то ли ноги отнялись, но Димка пошатнулся, а перед глазами всё поплыло… Стены и пол слились в одно целое, вытянулись по кругу, как в калейдоскопе ужасов, а ёлка преобразилась в сверкающее чудище с мохнатыми лапами. Комната ещё сильнее качнулась, а вместе с ней и Димка: не выдержал, упал на колени, пребольно стукнувшись лбом о столешницу. В голове шумело, звенело и мысли клубком катались, а Димка схватился обеими руками за ножку стола, как за последнюю вещь в магазине по скидке 90%, и крепко зажмурился…
<center>***</center>
Димка с трудом разлепил веки и первое, что подумал, — очень жарко. До того жарко, словно в печке. Он повертел головой и обнаружил, что завёрнут в одеяло, словно сосиска в булочке для хотдога. Приложив немало усилий для выпутывания, ибо вдобавок голова трещала вдоль и поперёк, Димка наконец сел на постели, но оказалось, что в комнате он не один, а их трое: на тумбочке ухмылялся расклеенной пастью один ботинок, а недалеко и второй валялся.
Интересная картина получается, хоть доставай карандаши и рисуй. Димка ведь вчера отправил обувь к батарее сушиться, а пальто… Каким образом он вообще в пальто? Ещё и под одеялом. И одет. И свитер почему-то влажный, чёрт знает что творится…
Сколько не силился вспомнить что-либо из вчерашнего, ничего не получилось: тайна, скрытая мраком похмелья.
— Какая-то фигня, — мрачно подытожил Димка, почувствовав ещё и тошноту. Вот те на. Вроде и не беременный, разве что ветром надуло вчера через уши. Шутка, конечно, но откуда такой симптом, Димка не мог взять в толк, и, кряхтя, понёс своё тело на поиски аптечки.
Прикрывая глаза от яркого света в гостиной, почти наощупь добрался до кухни. Жадно наглотался воды, заглушая привкус помеченной котами территории, а потом аспирин принял — аж два, чтоб наверняка, и поставил чайник, вспоминая, что обычно делают в похмелье. Чай же пьют, верно? Горячий и крепкий чай, что там ещё…
Клин клином, вот что. Стопку алкогольную, ещё и огурчиком закусывают.
Под ёлкой как раз имелось «лекарство», и Димка, захватив парочку огурцов, направился в гостиную. Сейчас он откроет вино, выпьет рюмашку, а потом…
Блюдце накренилось в руке, огурчики укатились прочь по полу, а сам Димка остановился в полном шоке, забыв про тошноту и головную боль.
Открывшееся взору не подлежало скорому осмысливанию.
Пол гостиной был усеян шкурками от мандарин и бананов — эдакое поле фруктового яростного сражения. Между подлокотником и сиденьем дивана гордо торчала палка колбасы подобно фаллическому символу, а на столе и под ним валялись клочки бумаги, россыпь маркеров и цветных обёрток от конфет. Ровно посередине стола лежал погрызенный хлебный батон, а рядом засохшие пластинки сыра кучерявились. Жопой учуяв неладное, Димка перевёл глаза на ёлку: сладостей на ветках не было, равно как и двух бутылок с алкоголем под ними.
Похолодев с головы до пяток, он попятился. Наткнувшись на стену, подскочил, рванул к входной двери и, вступив в невесть откуда взявшуюся огромную лужу, лихорадочно проверил замок.
Закрыто.
Значит, воры исключаются… Тогда кто, чёрт подери, устроил весь этот бедлам?! Он отчётливо помнит, как выпил одну бутылку шампанского, потом голова закружилась, он присел, кажется, и… Вроде спать пошёл. Или не пошёл, а на полу вырубился… Но тогда… откуда в пальто и всё это?.. Получается, в квартиру влезли воры, наелись, намусорили, выпили алкоголь, одели на Димку пальто и уложили в кровать, а ботинки для компании разбросали в комнате? Чушь какая-то. Заперто-то изнутри!
Совсем изнемогая от сумбурных догадок, Димка пришёл к единственно верному решению: срач надо убирать. И только сейчас обратил внимание на лужу, в которой стоял чуть ли не по щиколотку. Осторожно опустил палец, понюхал — вода.
— Ничего не понимаю… — растерянно бормотал он, вымакивая тряпкой воду. Такого ещё не было. Подметая пол и морщась от накатывающей тошноты, он уже всерьёз задумался, не домовой ли это куралесит, потому как кроме ущерба съестного, в квартире ничего не пропало. Димка с сомнением рассматривал покусанный хлеб, опасаясь найти в нём зуб.
Вдруг раздался звонок в дверь. Димка недовольно поморщился: вот только гостей сейчас не хватает. Решил притвориться, что его нет дома. Но звонящий был настойчив, что свидетели Иеговы на подработке консультантами Эйвон. Пришлось открыть.
На пороге стоял незнакомый мужик. Не студент, не сосед и с виду вполне нормальный мужчина — высокий, широкоплечий, брюнетистый, брошюрок и сумок в руках не держал, дружелюбно улыбался и занимал весь проём своими габаритами. В другой раз Димка бы в низких спортивках к такому самцу вышел и пококетничал, но сейчас было не до флирта.
А мужик взглядом пробежался и отчего-то улыбаться перестал. Глаза выратащил, Димке аж неуютно стало: надо было хоть в зеркало посмотреться и волосы пригладить. Но, в конце концов, он дома: мог и в одной банной шапочке выйти.
— Ну? — вопросительно кивнул Димка, что означало: чего стоишь и молча вращаешь глазами, не видишь — плохо человеку.
— Я, это… — незнакомец запнулся, затем снова расплылся в улыбке. — Я по объявлению. Это ты снег продаёшь?
Вообще, Димка был готов и подкован к любому визиту и вопросу. Соседи любили захаживать за солью, сахаром, изолентой и клеем «Моментом», раза два в неделю стабильно в дверь засовывались настойчивые носы сектантов со спасительными речами, а Вадик с гитарой периодически подлавливал Димку возле подъезда и пьяно гундел о своей «бурной молодости», пока Димка не сваливал по-тихому. Удивить его было сложно, но незнакомцу это удалось.
— Чего-о? — поднял бровь Димка.
— Ну, снег. — Мужик протянул помятую бумажку. — Вот объявление…
Димка взял протянутый листок и пробежался глазами: «Продам снег. Самовывоз». Дальше шёл номер квартиры, дома и название улицы, а в самом низу «барыга» решил, что продешевил, и доцарапал «Дорого».
— Так что там у нас со снегом? — весело спросил незнакомец. — Что почём? А поторговаться можно? Всё-таки Новый год, скидочку бы…
У Димки аж уши запылали от стыда. Над ним явно потешались, нагло и со вкусом. Ну почему именно сегодня, господи? Пришёл бы в любой другой день, так Димка выдал бы, что почем, и отвесил, и навесил, — мало не показалось бы. А сейчас единственное, чего хочется, так это зарыться в кроватку. И вообще, почему именно его адрес на бумажке? Кто этот доброжелатель? Пожать бы ему горло за услугу. Ну точно порчу навели…
— Нет у меня никакого снега, — отрезал он и пихнул листок обратно. — До свидания!
— Как же нет? — мужик схватился за край двери. — Я, можно сказать, спешил, бежал со всех ног, может, мне сильно надо, а ты — нет… Да постой, ну шучу я, шучу, просто любопытно было, вот и поднялся…
— Что ты привязался? — пропыхтел Димка. — Я ничего не продаю, это чья-то шутка!
— Да погоди… Ну прикинь, если бы сам такое увидел, разве не было бы интересно?
— Я бы к людям в квартиру не ломился! — выдохнул Димка, поняв, что с перепою ему борьбу не выиграть. Ну ничего, если что удумает себе, так он вопить станет во всё горло: соседка Зина услышит, даже если с чердака крики будут.
— Ну прости, не со зла. Я Егор, — миролюбиво произнёс мужчина и протянул руку, но Димка насуплено проигнорировал. — Да не сердись ты, не бойся, у меня и в мыслях нет ничего плохого. Я сегодня с рынка ехал, а недалеко от твоего дома вышел за пирожками. Я очень пирожки люблю, за углом вкусные такие продают, что отвал башки. Купил себе парочку, дай, думаю, пожую на свежем воздухе…
— А пенька там часом не было? — съязвил Димка.
— Не было… Я возле площадки детской прошёлся, смотрю — на дереве бумажка. Я ближе, а там про снег. Ну, я и подумал, что у кого-то чувство юмора классное, захотелось зайти и сказать лично.
— Сказал?
— Типа того… — Егор усмехнулся. — Но это не важно уже, к чёрту объявление. Ты как открыл дверь, я аж охренел. Не ожидал, что это ты.
— В смысле? — заморгал Димка.
— А ты меня не помнишь?..
— …
— Что, совсем? А вчерашнюю ночь-то хоть помнишь?.. Нет?.. Вот это провал у тебя. Ну ничего. Чаем угостишь? Расскажу тогда. Да не переживай, мы с тобой, можно сказать, уже почти знакомые. Или даже друзья. Объятия к чему относятся? Хм, наверное, ни то и ни другое. А, ещё у меня паспорт есть с собой, показать?
— Да, — выдавил из себя Димка, покрываясь испариной. Он не был уверен, что хочет слушать, но Егор уже протиснулся в прихожую, роясь в барсетке.
— О, точно, вот шарфик твой! — воскликнул он, кивая на вешалку. — Я ещё вчера подумал, какой стильный молодой человек в чёрном пальто и розовом шарфике!
<center>***</center>
Степан Петрович заламывал руки и закатывал глаза. Новый год на носу, предпраздничные продажи в разгаре, а он хочет аж два выходных! Подумать только — целых два дня! Поставки по пять раз в день, кассиры и продавцы работают на износ, да чего уж там — он, Стёпа, из офиса только поспать домой ездил на несколько часов, не говоря уже про какой-то выходной. Ещё за неделю до 31-го у него начался аврал.
— Петрович, я два года подряд не просил, а в этот прошу. Ну чего тут случится без меня? Жареная курица взлетит или молоко прокиснет? Костя со своей бригадой управится и сам. Ну прости, что так неожиданно, не планировал я, да вот вчера оказалось, что родственники с Рязани приедут, а я их сто лет не видел. Войди в положение, дай старику посидеть в кругу семьи, не хочу я эти свистопляски на площади. Ну хорошо, не можешь сегодня отпустить — окей, давай завтра, а? Один полный выходной, тридцать первого. Я сегодня отработаю, как раз ночью затарюсь. Что скажешь? А хочешь, я спою для тебя? Я могу частушки, Стёп, твои любимые. Помнишь, как на днюхе? — Егор наклонился, в глазах заплясали бесята.
— Егор, ты меня без ножа режешь, — страдальчески запричитал Степан Петрович. Из десяти лет работы директором сети супермаркетов шесть из них знал Егора, одного из управляющих. Дружба завязалась после того, как Егор полгода разрывался на два магазина, работая практически без выходных. Он тогда ещё с Маринкой жил. Потом пошли совместные вылазки на природу, в гости и на дни рождения. Позже Егор с Маринкой расстался, но в гости Петрович не перестал его звать, каждый раз за посиделками предлагая познакомить с очередной кралей.
— Петрович, спасибо тебе, — поднялся Егор. — Значит, договорились. Ты золото, Степан, ты знал?
Тот только отмахнулся, но сердиться не мог: как на друга рассердишься? Да ещё и на такого, что в любой день готов задницу прикрыть и встать на амбразуры. Как-то выкрутятся, вон администраторов тьма, и правда — чего он всполошился?
Пока Степан переваривал информацию и приглаживал перья, Егор уже укатил. По пути набросал в уме список покупок, успел позвонить матери и прибыл на работу как раз вовремя. Под кабинетом уже стояла делегация админов с бумагами, и он погрузился в дела. Приём товара, сверка, у одного не совпало в накладной, искали, нашли — администратор затупил, потом приехал заказ по ошибке с другого магазина — разруливали, и Егор совсем замотался. Последнего поставщика ждали в десять ночи.
И вот долгожданный момент настал. Егор с облегчением сложил бумаги, передал последние в этом году наставления администраторам, всем пожелал, чтоб «стояла бутылка шампанского и не только», и потопал в торговый зал с тележкой. Народу было поменьше, чем днём, но Егор знал: новая волна запоздавших, забывших и потерянных во времени грядёт утром, лишь петухи пропоют.
Он помалу бродил между рядами, напрягая память и набирая провианта. Монотонная новогодняя музыка и мерный гул покупателей расслабляли, замедляя поток мыслей, и Егор остановился у полок с консервацией, зависнув на маленьких пузатых баночках с артишоками. Хрен знает, зачем они, но выглядят интересно. И лишь хотел было Егор взять одну, как вдруг привычное гудение магазина разбавилось громким криком, будто в стакан сока плеснули водки. Доносилось из гастрономического отдела, и Егор с любопытством выглянул из-за угла.
Невысокая фигура со всклоченными волосами, в чёрном пальто и розовом длинном шарфе, повязанном на шее, полулежала на прозрачном стекле холодильника, грозясь либо соскользнуть вниз, смачно проехавшись носом, либо раздавить его к чертям собачьим. Худощавый вид и короткая стрижка указывали на мужской пол, а вот шарф сбивал с толку.
— Хоч-чу колбасы-ы-ы! Дайте ко-кол… колбасы! — пьяно затребовала фигура, по голосу оказавшаяся парнем. Продавщица Люся огрызнулась ласковой бранью, но тот в ответ стукнул кулаком по стеклу.
Егор хмыкнул. Вот это он зря. Если ещё разок так постучит, то Люся как пить дать схватит тряпку для мойки холодильников и хорошенько треснет его по физиономии. Помнится, не так давно один настойчивый отхватил у неё связкой сосисок по морде. Визгу тогда было… Егор извинялся и даже предлагал потерпевшему моральную компенсацию в виде килограмма этих же колбасных изделий, но тот краснел и кричал, что над ним издеваются, и умчал, задыхаясь от гнева и обещая жалобу в главный офис. Потом долго ещё пересматривали запись с камеры и ржали всем коллективом, Люся даже себе на телефон сняла.
Сейчас же, судя по степени её насупленности, до физической расправы оставалось совсем немного, но парень, видимо, шестым чувством ощутил нависшую угрозу. Проворчав что-то нечленораздельное, махнул на Люсю и отступил от холодильника, качаясь, словно стебель на ветру. Шаг влево, вперёд, несколько па в сторону — и он едва не распластался. Продемонстрировав завидную устойчивость, замер на месте, раскинув руки, и Егор увидел, что пьяное нечто — молоденький, вполне смазливый парнишка, а если бы его причесать, то кто знает. Егор питал слабость к таким вот хрупким — телосложение угадывалось легко, потому что пальто на парне было нараспашку, а вот шарф старательно обвёрнут два раза вокруг шеи и завязан модным узлом. Сам в дрова, а марку держит.
Егору нравилось, когда держали марку. Нравились худенькие и миловидные, чтоб ни грамма брутальности. Чтоб одевались красиво и волосы не под ёжик, а можно сжать в кулаке или зарыться пальцами. Когда-то говорил со смехом, мол, «если выбирать, то чтоб было за что подержаться». Маринка, его бывшая, имела крайне выдающиеся части тела, но после неё Егор предпочёл держаться за член. Не за свой, конечно.
Тем временем «розовый шарфик» уже топал дальше.
— Колбасы нет, колбасы нет… дайте колбасы… — бормотал он. — Где сосиски?.. Сосиски в рыбе… А рыба… какая рыба?.. Заливная… Какая гадость эта… рыба и сосиски… заливные… Где колбаса?.. — он притормозил и развёл руками. Какая-то женщина обошла его, кисло скривившись, а он обернулся и отвесил ей поклон, чуть не выгнувшись в обратную сторону. Егор уже хотел было броситься ловить, но парень устоял и направился прямиком в овощной отдел.
Вело ли его осознанное желание или же топал, в какую сторону сильнее качнуло, — этого уже не узнать, но между разномастных ящиков он прекрасно провёл время, перещупав абсолютно всё, до чего достал. Прикладывал морковку к носу и ананасы к груди, синие сливы к глазам, а красные — к носу, пытался жонглировать брюссельской капустой и лимонами, чем изрядно веселил покупателей.
Хорошо, хоть бананы не додумался куда приложить, посмеивался Егор, попутно кидая продукты в свою тележку, а в другую минуту охнул: парень споткнулся и нехило приложился бедром о стальной ободок стола. Даже послышался жалобный стон. Но уже через минуту поковылял дальше и затормозил возле развесных сладостей. У одного ящика остановился и нагрёб конфет в подол свитера. Егор чуть не присвистнул: вот это охранник Гена работает! У него под носом тырят, а он и в ус не дует! Как пить дать, лопает шарики на телефоне!
А воришка-сладкоежка уже покачивался возле бабульки-божьего одуванчика.
— С-с Новым годом! — пьяно улыбаясь, протянул ей жменю конфет и побрёл дальше. Раздавал сладости всем, кого видел: пихал в руки, а кому в карманы, если не хотели брать. Возле мелкой девчушки присел на корточки, но примчала мамаша и с визгом её увела. От гневного окрика и так шаткое равновесие парня не выдержало, и он плюхнулся на задницу. И как не попытался встать, какие позы не принимал — всё без толку. Провозившись на полу минут пять, он со вздохом сдался.
Смех смехом, но это вам не сливы прикладывать, тут можно и отморозить кое-что. Оглянувшись по сторонам, Егор подошёл.
— Давай помогу, — подхватил он парня сзади. Его обдало стойким запахом алкоголя и мандарин..
— Что т-ты… — тот слабо попытался оттолкнуть, но вместо этого развалился на Егоре. — Не лапай… не т-твой…
— Не мой, не мой, тише ты, упадёшь же, — хохотнул Егор и развернул избушку передом. Перепачканное лицо, чуть затуманенные голубые глаза, а губы… Чуть припухлые, яркие. Егор подзавис, а парень, вырвав руки, гордо взмахнул чёлкой и пошатался прочь. Кажись, даже походка стала ровнее, протрезвел, что ли?..
Егор усмехнулся, глядя вслед. Парниша был прям хорош. А уж как прижимался к нему спиной, то… Словом, натуралы так не умеют. Чуйка никогда не подводила: от голубоглазой прелести прям несло, что натуралом его можно звать разве что на сходках родственников. Увести бы его отсюда, снегом щёки оттереть, кофе крепким напоить, а после и знакомиться можно.
Лишь сделал Егор пару шагов, как дорогу отрезала внезапно выехавшая рокла с ящиками, и он с разгону налетел на неё ласточкой.
— Ай, бл… лин!
— Егор Витальич? Вы?.. Не ушиблись? — раздался голос грузчика.
Пока Егор отнекивался, позу сменял и ряд обогнул, парень в розовом шарфике испарился. Егор супермаркет обежал, на улицу выскочил, даже в сугробы позаглядывал — безрезультатно, тот словно на инопланетной тарелке улетел. Куда он мог так внезапно исчезнуть, оставалось лишь гадать. Или в машину сел какую, или жил рядом, — одно из двух, и Егор вернулся обратно, надеясь, что парень не приезжий. Уж очень приглянулся.
<center>***</center>
— Этого не может быть! Не может! — замотал головой Димка. В ходе рассказа его лицо и краснело, и бледнело, а сам он беспомощно хлопал ресницами. Чтоб он да вычудил подобное… — Этого не может быть!
— Не переживай так, — успокаивающе молвил Егор и улыбнулся. — Любой может спьяну…
— Я не пью!!
Егор вздохнул.
— Да я ж не говорю, что ты алкоголик, не кипятись. Ну выпил, значит, причины были, я тоже…
— Ничего не было причин! — упрямо сдвинул брови Димка. — Ты меня перепутал с кем-то! Это не я был.
— Не ты?
— Не я!
— А кто?
— А я почём знаю!
— Ну хорошо, — примирительно молвил Егор, отставляя чашку. — Не ты, так не ты, убедил. Доводы железные у тебя, сдаюсь. Только, это… бедро правое проверь, вдруг там ушиб кроме синяка, надо бы помазать чем…
Димка вспыхнул. Продолжает измываться, значит? Мало ему унизительного рассказа, так надо добавить.
— Что ещё проверить? Может, трусы?
— С чего ты взял?
— С того! Мазать! Сейчас я тебя сам намажу!
— Я готов, — встал Егор. Подошёл к сверкающему глазами Димке и выдал совсем уж неожиданное: — Такой красивый.
У Димки и весь запал разом улетучился. Вытаращился на Егора и дышать забыл.
— Ещё вчера мне понравился, — посмотрел в глаза-озёра Егор. — Упустил я тебя, мой промах. Сегодня как увидел в дверях, то глазам не поверил. Судьба. Давай со мной на дачу отмечать Новый год. Погуляем, фейерверки запустим. Комнаты будут отдельные…
— У меня планы! И… и я не гей!
— Совсем? — усмехнулся Егор. Пальцами узкий подбородок приподнял и к себе привлёк, обняв за тоненькую талию. Кто ж знал, что Димка тащится от подобного. Обмяк, что пряник в горячем чае. Егор ещё крепче к себе прижал, потом наклонился и легонько языком губы лизнул. Совсем чуточку дотронулся, а Димка всем телом задрожал.
— Я по девочкам… — пролепетал он, ухватившись за Егора.
— Хорошо, хорошо… Не бойся, это я сейчас пошалил, на даче приставать не буду, обещаю…
Если бы Димке предложили на выбор: инструкцию, как не поддаваться харизме темноглазых красавчиков или оказаться сию минуту головой в снегу где-нибудь на краю города, то он, не задумываясь, выбрал бы оба варианта, лишь бы унять сладостный внутренний тремор.
Он резко отстранился.
— Я не поеду.
— Почему? Я же сказал, приставать не буду.
— Потому что не хочу! — выкрикнул Димка, вдруг захлебнувшись эмоциями. Отчаянно хотелось затопать ногами на ночное дурацкое приключение, на алкоголь, на Мишу за его вероломность, на Егора за его обаяние, на себя за вид несуразный, за мягкотелость: стоило лишь приласкать, пригладить и лизнуть, так он и растёкся сладкой лужицей в руках чужого человека. — Не нравишься ты мне! Вот что! Уходи!
— Лады, — неожиданно согласился Егор. Поискал что-то в кошельке и положил на стол. — Если передумаешь.
Димка сопел, глядя в одну цветную точку обоев на стене, пока не хлопнула входная дверь. Егор ушёл, оставив цитрусовый запах одеколона. Гад эдакий. Дачу он предлагал. Как же, салатики-нарезочки, хлопушки, а ночью вжимал бы Димку в матрас кровати, не спросив фамилии. И, наверное, не один раз… Димка чуть не взвыл.
Шумно выдохнув, стянул визитку со столешницы. Краснов Егор Витальевич. Посмотрел и отбросил в сердцах. Ну что за человек? Откуда он взялся? Что ему вообще нужно? То снег, то дача, то глаза его карие с золотистыми прожилками и руки крепкие. Голова от него кругом… Пришёл ни свет ни заря в двенадцать часов, подразнил, чаю попил, потискал, треволнений нагнал и свалил. Даже не стал спорить, когда Димка ему отказал, видно, не очень-то и нужен был…
На часах показывало десять минут второго, а это значит, что с Егором они знакомы уже больше часа. Как в двенадцать припёрся, так и…
Внезапно Димка вскочил, опрокинув стул.
— Двенадцать… — ошарашено прошептал он. — Двенадцать… Егор пришёл час назад… Приходи ко мне в гости… Нет, нет, это невозможно…
Димка схватился за голову, вспоминая, что говорил вчера в телефонную трубку. Но он ведь шутя сказал, для развлечения! Ведь не бывает волшебства, только в книжках такое возможно, в жизни всё по-другому!
Но чем больше Димка убеждал себя, тем яснее понимал. Всё сходилось. И время, и этот случай с алкоголем и провалом в памяти, а потом и его объявление, на которое только один Егор откликнулся, словно для него предназначались. И абсолютно всё в другом свете увиделось.
Старик-телефонист сказал, что соединяет судьбы. Тогда это казалось бессмыслицей, но сейчас Димка вдруг схватил визитку и пулей вылетел за мобильником, едва не снеся дверь с петель. Лихорадочно набрал номер, нажал зелёную трубку… Шли гудки, один, второй, третий, пятый… Димка ждал, а сам губы кусал. Как последний дурак, пытался что-то доказать, выпендривался, винил всех и вся, ждал упрашиваний и незнамо чего ещё… Как капризная девица. А ведь Егор…
— Да? — раздался знакомый голос, и Димка закричал, будто у Егора со слухом плохо:
— Егор! Это я, Дима!! Дима со снегом! Меня зовут Дима! Ты ещё не уехал на дачу?!
— Не уехал, тебя жду, — счастливо рассмеялись в трубку. — Во сколько заезжать?
Димка от радости замер.
— Эй, ты здесь?..
— Здесь! — обрёл дар речи Димка и затараторил. — Егор, я за полчаса буду готов! Ты мне тоже понравился, я просто… я сказал так… ай, потом расскажу! И ещё я тебе такое расскажу! Ты не поверишь! Я вообще-то не пью обычно, а ещё ничего не помню со вчера, и синяк у меня огромный на ноге и болит, Егор! И я гей! Ты намажешь мне этот синяк, да? Чтоб он заживал быстрее!
— Намажу, всё намажу. До встречи.
Димка отключился и улыбнулся. В груди бешено, но радостно стучало сердце, а в животе бабочки порхали — совершенно прекрасное и позабытое чувство. И Димка, бросив взгляд на входную дверь, рассмеялся: кому скажи, не поверят, что заевший замок, телефонист и три бутылки алкоголя перевернули его жизнь с ног на голову.