Примечание
Можем мы поговорить о том, что я рисовала фембоя-Морти? https://vk.com/wall-96691866_269
— Ри-и-ик? — мелодичным голоском тянет эта маленькая сучка, кидая на Санчеза томный взгляд из-под густых тёмных ресниц. — Не желаешь выпить со мной, папочка?
Конечно, он ведь пришёл в номер с траходромом вместо кровати ради того, чтобы вынести отсюда пару бутылок Джек Дэниэлса. Впрочем, цены в выбранном им сегодня борделе «Чёрное пламя» настолько высоки, что клиенты действительно заслуживают в комплекте с проституткой что-то из коллекции вин, приготовленных с кровью девственниц, но нахуй алкоголь.
Рик вздыхает, буквально падая на край застланной приятно пахнущими простынями постели. Это заведение считается элитным, доступным отнюдь не каждому, и помещения тут под стать: просторные, светлые, чистые, в какой-то степени даже уютные, невзирая на минимум мебели.
— Оставь эту херню и иди ко мне, детка, — он позволяет себе улыбнуться и окидывает ещё одним внимательным взглядом незамедлительно устраивающуюся рядом Мортишу. Женская версия небезызвестного пиздюка стройная, даже хрупкая, и фигура у неё угловатая, больше напоминающая мужскую, но огромные траты на внешность просто очевидны: вьющиеся каштановые волосы выглядят мягкими и шелковистыми, бледная кожа без намёков на типичные подростковые изъяны кажется идеальной — до неё так и хочется дотронуться, чтобы почувствовать под подушечками пальцев бархатистую гладкость.
Из одежды на девочке только чёрный шёлковый халатик, настолько короткий, что можно без проблем разглядеть обтягивающие стройные бёдра резинки чулок. Ворот халата, правда, весьма целомудренно запахнут, но это совсем не проблема — в конце концов, стоит лишь потянуть за белоснежный пояс, чтобы обнажить…
Мужской торс.
Рик в священном ужасе отшатывается, едва не падая с кровати на пол, и на всякий случай отползает подальше от девочки, которая, оказывается, не совсем девочка.
— Какого хера?
Морти — а этот сукин сын отнюдь не Мортиша — приподнимается на локтях и смотрит на него с беспокойством в тёмно-зелёных глазах.
— Что-то не так? — мальчишка садится в кровати, нервно одёргивает чёрную ткань, не сводя взгляда с Рика, который уже успел встать на пол и выпрямиться в полный рост.
— Ты издеваешься, сука? — Санчез чувствует себя максимально наёбанным, и всё происходящее вызывает вполне закономерную смесь возмущения и обиды — он уже настроился на потрясающий секс, но партнёром должен был стать определённо не очередной мальчик-Морти. — Я заказал себе девчонку, чёртову девчонку, а не трансгендерное существо среднего пола!
Шатен смотрит на него с удивлением, а затем неожиданно издаёт смешок, лукаво прищуриваясь; на тонких губах мальчика появляется усмешка, не предвещающая ничего хорошего.
— Рик, в этом борделе нет женщин, но я, знаешь ли, могу доставить тебе намного больше удовольствия, чем любая из Мортиш.
Смит улыбается, глядя на него откровенно вызывающе, и неожиданно подаётся вперёд, чтобы положить тёплые ладони на плечи замершего Санчеза:
— Ну же, Рик, дай мне ещё один шанс.
Учёный глубоко вздыхает, прикрывает глаза и сжимает кулаки, с трудом сдерживая закипающую внутри злость. Желание дать сидящему перед ним Морти по лицу с каждой секундой всё нарастает, угрожая эволюционировать в реальное рукоприкладство и подарить Санчезу множество неприятностей. Ну какого же чёрта ему настолько не везёт? Впервые за долгое время, казалось бы, нашёл продающую своё тело Мортишу, а тут такое…
Парень всё ещё держит руки у него на плечах, но ничего больше не говорит, терпеливо дожидаясь решения потенциального клиента. Ну что же, деньги за него уже уплачены, номер снят на всю ночь, и, кажется, с наличием у темноволосой псевдо-девушки члена придётся смириться.
Рик ещё раз вздыхает и наконец решается: поднимает руки, притягивает к себе за талию этого ребёнка, запуская пальцы правой руки мальчику в волосы. Каштановые локоны на ощупь оказываются мягкими, совсем не такими, как у большинства мальчишек-Морти. Санчез подхватывает одну прядь, подносит её к своему лицу — пахнет чем-то сладким, фруктово-ягодным.
— Пожалуйста, Рик, — голос Морти звучит практически жалобно. — Я могу сделать всё, чего ты только пожелаешь.
— Заткнись, — хмыкает учёный и осторожно, самыми кончиками узловатых пальцев проводит по худому бедру мальчика. На бледной коже Смита нет ни намёка на волоски, и это Рика более чем удовлетворяет. Мужчина скорее на пробу прижимается губами к шее шатена, уже более уверенно переходит на плавную линию плеч, не слишком сильно прикусывает острую ключицу и слышит тихий, едва уловимый стон.
Морти происходящее нравится.
Чёртов халат спадает со Смита до уровня локтей, обнажая стройное подростковое тело. Рик нетерпеливо сдёргивает накидку с мальчика, отбрасывая её куда-то на начищенный до блеска пол, а затем с силой надавливает шатену на плечи, вынуждая того лечь на спину. В этот момент Морти, невзирая на свою паскудную сущность и поистине мерзкую профессию, кажется воплощением красоты и невинности, и Санчез на мгновение замирает, с нескрываемым удовольствием разглядывая открывающуюся ему картину. Его взгляд скользит по телу Морти, мужчина подмечает каждую деталь его внешности — как едва заметно выпирают у мальчика на боках рёбра, как тяжело вздымается от дыхания его грудь, как приглушённое освещение отбрасывает почти неуловимые блики на разметавшиеся по постели волнистые волосы; радужки глаз шатена в полумраке кажутся намного темнее обычного, и выглядит это просто космически.
Рик стягивает с себя видавшую виды водолазку, нетерпеливо расстёгивает ширинку брюк, отправляя одежду куда-то в сторону темнеющего возле изголовья кровати халата, а затем наклоняется к Морти, буквально прижимая того к постели собственным телом. От кожи мальчика пахнет чем-то сладким, кажется, медовым, наверняка гелем для душа или лосьоном; Рику, в принципе, плевать — главное, что остатки средства не оставляют привкуса на его языке, когда он фактически метит тело шатена болезненными, почти кровавыми укусами, на смену которым то и дело приходят невесомые ласковые поцелуи.
— Обычно проститутки должны удовлетворять клиента, а не наоборот, — едва слышно шепчет мужчина, прикасаясь подушечками пальцев к губам Морти — тот приоткрывает рот, едва ощутимо скользит по фалангам передними зубами, но тут же заглаживает, точнее — зализывает вину горячим языком. — Но мне всё это определённо нравится.
Морти или прекрасно притворяется, или его тело действительно крайне чувствительно реагирует на всё происходящее; по крайней мере, стоит у него уже давно — когда Рик проводит смоченной слюной ладонью по чужому члену, шатен давится всхлипом, невольно подаваясь бёдрами навстречу.
— Папочка, — выдыхает он, впиваясь покрытыми тёмно-вишнёвым лаком ногтями в плечи Санчеза. — Пожалуйста, сделай это снова…
Они находятся так близко друг к другу, что мужчина чувствует жар тела Морти, видит крошечные капельки испарины на его коже — шатен сглатывает и низко стонет, когда Санчез выполняет озвученную считанные секунды назад просьбу, размазывая по головке чужого члена выступившую смазку.
Такой сладкий мальчик.
Рик тянется в сторону предусмотрительно оставленных неподалёку презервативов и гипоаллергенных лубрикантов — ЗППП тут вылечить, конечно, вполне возможно, но даже наслаждение от полового акта без защиты того не стоит — и несколько секунд у мужчины уходит на то, чтобы вскрыть латексное изделие, разорвав край шуршащей упаковки. Морти тяжело дышит, глядя на него с каким-то предвкушением, и Рик кладёт ладони под колени мальчика, приподнимая его бёдра.
— Ты готов?
Глупый, на самом-то деле, вопрос, но положительный ответ для Санчеза чертовски важен — такие у него принципы, и любой намёк на насилие вызывает у мужчины омерзение до тошноты. Шатен, впрочем, не собирается изображать из себя институтку в портовом борделе: он кивает, сам тянется к Рику, желая положить ладони мужчине на талию, и учёный вновь приближается к Морти вплотную. Дыхание шатена обжигает обнажённое плечо Санчеза, и это кажется чем-то невероятно интимным, заводит куда сильнее самых извращённых мыслей и действий. Учёный размазывает по собственному члену вязкую прозрачную смазку, опирается руками об матрас по бокам от тела Морти, а затем максимально осторожно входит в мальчика, внимательно наблюдая за его реакцией: он сюда не насиловать пришёл, в конце концов. Намного приятнее, когда человек под тобой испытывает наслаждение, а не боль — садистом себя Рик не считает, и чужие страдания в нём не вызывают ничего, кроме жалости.
Он аккуратно двигается в Морти, медленно входя на всю длину, давая шатену привыкнуть к ощущениям и пытаясь причинить как можно меньше дискомфорта; мальчик прикусывает губу, чуть хмурит тонкие брови, и Рик вновь обхватывает пальцами член все ещё возбуждённого шатена.
План работает моментально — мальчик от его движений ладонью наконец расслабляется, а затем прикрывает глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Санчез наклоняется вперёд, на пару мгновений прикасается губами к накрашенным клубничным блеском губам Морти; тот обнимает мужчину за шею, пользуясь моментом, и срывающимся шёпотом просит:
— Не останавливайся, папочка.
Рик ухмыляется, вновь целует шею шатена, чувствуя, как тот дрожит от подобной ласки, и неожиданно замечает на правой стороне его рёбер шрам — бледный, едва заметный рубец весьма характерной для ожога от сигареты формы. Этот крошечный след поднимает в душе Санчеза настоящую бурю эмоций, но внешне он остаётся практически беспристрастным, лишь чуть поднимает брови и дотрагивается до бока мальчика самыми кончиками пальцев.
— Ты сам сделал это?
— Нет, — шепчет Морти, сконцентрированный больше на ощущениях от того, что с ним вытворяет учёный, чем на мыслях о каких-то там ожогах. — Это… Мой первый Рик, — его голос срывается, когда Санчез делает особенно удачное движение бёдрами. — Ещё… На спине есть…
Рик запускает ладонь под стройную талию шатена, задевая костяшками чуть влажную от пота ткань постельного белья, гладит мальчика вдоль позвоночника, пока не нащупывает под пальцами сразу несколько выпирающих над кожей рубцов.
— Повернись, пожалуйста.
Морти послушно отодвигается — смазка тихо хлюпает, когда член Рика выскальзывает из него — и меняет позу, вставая на колени перед Санчезом. Шатен опирается ладонями на матрас кровати, сжимая пальцами белую простынь, а учёный не может отвести взгляда от его острых лопаток, кожа под которыми испещрена длинными тонкими полосами. Шрамы старые, уже давно зажившие и цветом практически слившиеся с кожей; подобные следы остаются после особенно жестокого избиения розгами, когда человек абсолютно не заботится о состоянии жертвы, не контролирует силу и размах удара.
— Он тебя порол, — это звучит не как вопрос, а как утверждение. Рик прикасается к рубцам, заставляя Морти вздрогнуть, и очерчивает их края невесомыми, едва ощутимыми движениями: у мальчика от подобного по телу бегут мурашки, и обжигающее низ живота возбуждение становится ещё острее. Он нетерпеливо ёрзает на постели и выдыхает, когда Санчез меняет нежность на лёгкую грубость, вновь входя в партнёра и двигаясь в этот раз чуть резче, чем раньше, но не причиняя никакого дискомфорта. Рука Рика проходится по горлу Морти, по кудрям каштановых волос; прикосновения мужчины очерчивают рёбра мальчика, его напряжённый живот, наконец подбираются к лобку — и да, чёрт возьми, эти ощущения просто бесподобны.
— А тебе нравятся мои шрамы, — чуть срывающимся голосом отвечает Смит, но замолкает на полуслове, когда Санчез сжимает пальцы на его члене, на мгновение причиняя смешанную с удовольствием боль. Впрочем, мужчина тут же возвращается к ласке, весьма умело удовлетворяя своего партнёра. — Боже…
Морти, сам того не осознавая, говорит правду, истинную правду — от одного вида следов на спине шатена Рик окончательно теряет здравый смысл. Мальчишка тихо стонет, полностью отдаваясь этой близости, столь необычным для мальчика по вызову ощущениям, и спустя пару минут Санчез чувствует, как по его пальцам текут вязкие капли спермы. Происходящее будоражит мысли, сносит все мыслимые и немыслимые нормы морали; Рик практически тут же изливается вслед за Морти, так и не выходя из него. Вместе с физическим удовольствием приходит расслабленность, странное удовлетворение в моральном уровне, и Санчез ласковым движением гладит спину шатена, пытаясь запечатлеть в памяти каждый его рубец, каждую, даже самую незаметную линию шрамов на юношеском теле.
— Вау, — голос мальчика звучит чуть хрипло, и он сглатывает, пару раз кашляет, возвращая себе привычный тон. — Это было… Круто.
Рик издаёт смешок, пытаясь выровнять сбившееся дыхание, и наконец отстраняется от шатена, напоследок проводя ладонью по его бедру.
— Я определённо не зря дал тебе второй шанс, детка.
И они оба знают, что второй шанс — отнюдь не последний.
Примечание
;)