Нарциссы

Этот день пасмурен. Хмурые тучи застилают небо, а ветер трепыхает листву. Слышно голоса воронов, охраняющих деревья. Их карканье и клокочущие звуки чуть ли не эхом отдаются в звенящих завываниях воздуха.

В любое другое время, будь на нём сейчас кошачий костюм и повадки, Адриан бы непременно высказался на эту тему.

Но сейчас он не был Котом Нуаром.

И вряд ли когда-нибудь ещё им станет.

Это был конец апреля. Адриан помнит этот день, будто это происходило даже не вчера, а сегодня. Несколько часов назад.

День их годовщины.

Даже не свадьбы — она состоялась второго сентября — в тот день, когда основался Чудесный дуэт, в тот день, когда была очищена первая акума и героиня в красном произнесла свою легендарную речь на вершине Эйфелевой башни.

Это не была годовщина их свадьбы.

Это была годовщина начала их отношений.

— Здравствуй, Маринетт, — слегка вымученно улыбается мужчина, будто заново изучая столь любимые и родные черты. — Хорошая погодка, не так ли?

Не дождавшись ответа и особо не церемонясь по поводу внешнего вида, он приседает прямо на землю в позу лотоса, упираясь локтями в колени и не отрывая взгляда от голубых глаз возлюбленной.

Уже как больше двух десятилетий напарницы.

И более девяти лет жены.

— Как ты тут? — на тон тише интересуется Агрест, зажимая то в одной, то в другой руке букет нарциссов и алых вкупе с белыми роз — её любимые цветы.

Оглядев деревья и заметив в небе очередную пролетевшую ворону, мужчина, вздохнув, продолжает:

— Уже зацвела вишня... Возможно, это она является разносчиком всех несчастий, — горько усмехнувшись, он вновь переводит взгляд зелёных глаз на любимую. — Чуть больше года назад я так действительно считал...

Адриану хочется столько всего поведать ей. Столько, что даже не может определиться, с чего начать. Всё вроде как и по-старому, но одновременно с тем так... непривычно.

Даже спустя год.

К этому невозможно привыкнуть.

С этим невозможно жить спокойно.

Но в голову почему-то из всего возможного настойчиво лезут ностальгирующие воспоминания. Те вечера, когда он навещал её в обличье Кота Нуара, те часы их совместных патрулей, те дни, когда они могли побыть в тишине просто так. Вдвоём. В полной мгле. И находя друг друга по голосам.

Тот момент, когда он, вроде бы уже не впервые, но отчаянно краснея, протянул ей одну единственную розочку, которая когда-то была пышным букетом, в череде случайных обстоятельств приуменьшившегося в раз... двадцать один.

Та секунда, когда она, прослезившись, бросилась в его объятья, крепко обнимая и шепча лишь одно единственное слово:

«Да».

Нет, то не было согласие на свадьбу, хотя Адриана уже и это делало предельно счастливым.

«Да, да, да, я стану твоей девушкой, глупый Кот».

Как же он соскучился по её голосу. По её ответным прозвищам. По её искрящимся счастьем глазам.

Он адски скучал по своей Леди.

Скучал по её шелковистым волосам, лучистой улыбке, дурманящему запаху...

Скучал по её коже, не тронутой шрамами и ссадинами.

Коже, которую он так отчаянно пытался защитить.

И которую был не в силах оберегать.

— Возможно, ты не поверишь, но Алья только недавно начала прекращать пользоваться транквилизаторами так часто. А раньше, если вспомнить, она их везде с собой носила, — горькая усмешка, совсем не похожая на нуаровскую, трогает мужское лицо. — Нино даже по этому случаю купил торт. Ты бы видела, как радовались Амалия и Алан...

ЛедиБаг — кто бы мог подумать, самая отважная и удачливая героиня Парижа — притаилась за выступом, тяжело дыша и, казалось, задыхаясь из-за нехватки воздуха и резкой смены давления. Кислород здесь был терпким, насквозь пропитанным дымом и пылью, но другого выхода не находилось. Стирая с лица выступившую кровь, женщина в алом пятнистом трико сидела в засаде, лихорадочно обдумывая следующий шаг. И ведь не высунуться: сзади подстерегала самая опасная уличная шайка бандитов, готовых в любой момент пристрелить тебя.

Идти на патруль без Кота Нуара было не лучшей идеей.

— Чёрт, — тихо выругалась Баг, как только на её йо-йо поступил вызов от неизвестного абонента.

Как они смогли подключиться к ней?

Сглотнув подступивший к горлу ком, героиня приняла вызов, а через секунду из йо-йо прозвучал грубый мужской голос.

— Выходи, ЛедиБаг. Ты не сможешь выбраться отсюда живой.

— Это мы ещё посмотрим, — прошипела она, и, будто специально, ногу снова пристрелило острой болью. На этот раз слабее, чем в прошлый, но всё равно неприятно.

Стиснув зубы, женщина схватилась за больную лодыжку, слегка растирая.

— Я знаю, что тебе больно, — послышался издевательский тон по ту сторону связи. — Очень больно.

— Пошёл к чёрту, — еле сдерживая подступавшую злость, выплюнула Леди, мысленно проклиная эту шайку на чём свет стоит.

— Ты слаба, ЛедиБаг, — будто не слыша её, продолжил мужчина, выводя героиню из себя ещё больше. — И твоих верных напарников рядом нет. Ты безоружна и не сможешь нас победить.

Он был прав.

Это противно признавать, но он был прав.

Вряд ли обычным йо-йо можно безостановочно отбиваться от пуль, лезвий и прочего оружия, защищаясь ещё и врукопашную. И не было кому прикрыть. Маринетт ушла, решив не будить Адриана. Он слишком устал после конференции, да и за ребёнком должен хоть кто-то присматривать. Она подумала, что справится сама, ведь в этом нет ничего сложного. Ей не привыкать отправляться на патрули в одиночку.

Но возникшая проблема оказалась чересчур нежданной.

— Кстати об Алане, — продолжает Адриан, на секунду отведя взгляд и проведя ладонью по светлым волосам, ещё больше растрепывая их. — Он тоже по тебе соскучился. Конечно, Натаниэль, как второй крёстный, навещает его часто, но порой тебя не хватает. Всем нам.

Адриану правда тяжело находиться здесь. Он не приходил сюда уже полгода — много работы, после которой он всё равно запирался в своём кабинете, подобно Габриэлю Агресту, которому пришлось записаться на повторное посещение психиатра.

После того, как Чудесная пятёрка одержала верх над главным злодеем Франции, отобрав у него брошь и проведя с ним длительную беседу, мужчина, пусть и не сразу, но согласился записаться на приёмы в психиатрической лечебнице. С той поры Габриэль Агрест посещал психиатра регулярно, пока в этом не отпала необходимость.

Уже прошло много лет, но город помнил заслуги когда-то активно действовавшей команды отважных героев. Конечно, после поражения Бражника они продолжали своё существование, продолжали спасать людей, но уже в другом направлении.

Поскольку демонические бабочки миру больше не угрожали, Чудесная команда принялась за истребление преступности. Ещё во времена Хищной Моли и акум криминалистика и угрозы со стороны нарушителей правопорядка возросли. Город просто кишил всякими группировками, бандитами, насильниками и прочими мерзкими личностями, требовавшими помощь... или хорошую трёпку. Дуэт не справлялся сразу с двумя задачами и мастер Ван Фу, светлой души старичок, решил ту проблему, насовсем отдав три Талисмана уже проверенным временем достойным. В том числе и свой.

С тех пор дуэт перестал быть дуэтом.

Самой скандальной парочкой команды, как ни странно, оказался тандем Квин Би и ЛедиБаг. У этих двоих имелись свои, личные и секретные, счёты.

А также методы борьбы со злом.

Квин Би придерживалась мнения, что зло должно быть наказано раз и навсегда, а для этого недостаточно просто сюсюкаться с преступниками. Квин Би все знали, как довольно строптивую, импульсивную, но жёсткую и сильную героиню. Кто-то даже организовал фанклуб, посвящённый ей. Но вот ЛедиБаг, как героиня со стажем и уже опытная в геройском деле девушка, была яро против способов нахождения справедливости, которые предлагала напарница. Напряжение, вызванное их извечными тёрками, можно было резать ножом. Порой даже доходило до драк, но, несмотря на это...

Не успев сделать и двух шагов на ватных, трясущихся ногах, он упал. Упал на колени, царапая землю руками. Нино не имел возможности подойти: сам еле держался, обнимая свою только недавно успокоившуюся жену — таблетки сделали своё дело; где-то рядом, около потухших с часами фонарей, стоял Натаниэль, опираясь о столб и вертя в руках коробочку с успокоительными. Именно их он дал Нино для Альи, а затем принял сам, так как чувствовал, что внутри бушевал ураган.

Казалось, раздавшийся крик способен оглушить весь Париж.

На плечо Агресту легла чья-то рука — холодная, так же трясущаяся, пробиваемая судорогами, как и у всех них.

— Всё будет хорошо, — тихо произнесла Буржуа осипшим голосом, приседая на корточки рядом с лучшим другом и обнимая его, давая возможность выплакаться. — Всё будет хорошо.

И Адриан хотел ей верить. Он скулил, плакал, цепляясь за подругу детства, как за спасательный круг. В его немом крике отражалась вся та боль, вся та скорбь, вся та обида. Обида на себя, что не заметил, как она уходила, обида на Эмму, что не разбудила раньше, обида на отца, что из-за него им и достались эти проклятые Талисманы, обида на Нино, Алью и саму Хлою, что не пришли вовремя, что не помогли, что позволили ей идти одной, что отпустили.

Напевая что-то до боли знакомое, что-то, что когда-то придумал Карапас, назвав это их личной песенкой Чудес, и тихонько его укачивая, Хлоя не переставая шептала свои соболезнования и слова утешения. Он не успокоился. Нет. Силы просто оставили его. Он лишь крепче прижался к подруге, спиной ощущая её слегка надрывное дыхание, но не видя, как в синих глазах Буржуа тоже стояли слёзы.

— Это... так...

— Знаю, — прервала его Хлоя более чётко, а после, вытерев собственные, застывшие на ресницах, слезинки, легонько сжала мужские плечи. — Знаю...

— Натаниэль с Хлоей ждут пополнения, — сдерживая самого себя от непрошенных эмоций, продолжает Адриан, не зная, куда деть руки, и ещё крепче сжимая цветы. — Это самое настоящее чудо, знаешь. Мы уже и не надеялись на подобный исход. Хлоя сама потеряла всякую надежду на это.

Агрест пускает взгляд в небо, наблюдая за тем, как новые облака закрывают собою чистые участки небосвода. Такого же лазурного, как и её глаза.

Глаза, которые он так часто видел во снах.

Глаза, покорившие не одно сердце.

Адриан помнил, как порой ревновал свою возлюбленную ко множеству поклонников мужского пола. Доходило и до акуманизации некоторых из них. Даже когда Натаниэль Куртцберг официально женился, Адриан иногда — редко, но всё же, — немного умудрялся испытать колкость ревности из-за отношений Маринетт и рыжеволосого художника, прекрасно помня, что тот в школьные годы был влюблён в неё.

Когда-то, ещё во времена злодейств Бражника, когда Рена Руж, Квин Би и Карапас перестали быть героями-однодневками и лишь изредка помогать основному дуэту, у пятёрки появился ещё один, но скрытный, помощник.

Примерно в то же время Натаниэль — их бывший одноклассник — и начал становиться прямо-таки мишенью для злодеев.

Сначала что-то заподозрить было сложно. Лишь Квин Би не преминула возможностью жаловаться на то, что этого "рыжего недотёпу" постоянно требовалось спасать. Но после, когда тот в буквальном смысле помог им отследить логово главного врага народа, сомнений не оставалось — это была лишь игра.

Большая, подстроенная игра.

И никаких неосторожностей и провокаций со стороны Ната не было, да и внимания особого он не жаждал. Просто оказался отличным стратегом, а также, по всей видимости, хорошим учеником, раз Макс смог обучить его задаткам программирования.

А уже после победы над Хищной Молью, на свадьбе Нино и Альи, Хлоя Буржуа поймала букет невесты, и, чуть не упав на высоких каблуках, была успешно поймана Куртцбергом.

Так и начались эти странные, но не менее страстные взаимоотношения.

Уже собираясь вызвать подкрепление в лице Рены Руж, Карапаса и Квин Би, ЛедиБаг хотела нажать на кнопку, но...

Послышались крики.

И выстрел.

Выглянув из-за стенки, за которой она и скрывалась, Маринетт увидела, как какие-то члены группировки схватили мальчика, которому на вид было лет десять или одиннадцать.

Через пять секунд ей пришёл вызов от того же номера, что она сбросила минуту назад.

— Эй, букашка в красном, хочу тебя кое с кем познакомить, — раздался тот самый голос, который бывшая Дюпен-Чен успела возненавидеть пуще старых-добрых акум. Слышалось, как неподалёку от трубки кто-то плакал, — Этого мальчишку я скоро прикончу, если ты не появишься сию же минуту. Я знаю, что ты всё видишь, поэтому блефовать не получится, — Маринетт показалось, что этот гад смеялся. И через секунду после своих слов, и в принципе насмехался над ней. — Как же тебе не везёт с детьми, ЛедиБаг.

Злость, даже ярость, окатила на долю секунды. Он знал, что эти слова, подобно повёрнутому прямо в ране ножу, метко раскроят старые шрамы, и потому в открытую позволил себе залиться безумным смехом.

— Раз...

Сердце стучало быстро-быстро. Был слышен всхлип того невинного и ни в чём не повинного ребенка, а заледеневшие пальцы всё сильнее сжимали йо-йо.

— Два...

Маринетт буквально разрывали изнутри тысячи противоречий. Она не успеет. Не успеет вызвать подкрепление. Не успеет даже связаться с полицией.

Она ничего не успеет.

Выходить одной было слишком рискованно, но она не могла позволить появиться ещё одной жертве, тем более при том, что героиня имела шансы её спасти.

Дрожащими руками поднеся йо-йо ко рту, ЛедиБаг приняла решение.

— Я иду.

ЛедиБаг и Кот Нуар хорошо помнили тот день, когда мастер Фу, видя, что напарники не осиливали в одиночку и им постоянно требовалась подмога, пришёл ко мнению отдать Талисманы Лисы, Пчелы и Черепахи достойнейшим кандидатам. Алья, Хлоя и Нино прекрасно справлялись с возложенными обязанностями, показывая себя с наилучших сторон. Конечно, когда-то они могли позволить себе отчаяться, поддаться эмоциям. От этого не был застрахован никто. Даже Кот Нуар когда-то поддался акуманизации, будучи ещё юным и неопытным подростком, страдавшим от невзаимной любви.

Уровень преступности в городе возрос раза вдвое, если не больше. Полиция не всегда вмешивалась вовремя, терпела неудачи; мэр Парижа постепенно терял влияние, а напуганные за себя и близких горожане боялись не то, что выходить из дому, но и заводить лишние знакомства, дабы не подвергаться опасности. Для успокоения жителей был объявлен комендантский час, а также органы порядков работали без перерывов. Но даже это не избавляло их от извечных звонков о новых жертвах.

Героям было тяжело вдвойне, но когда Бражник с его бабочками больше не являлись угрозой, стало легче сосредоточиться на восстановлении спокойствия в жизни мирных граждан.

Но одна группировка стала для Чудесных самой что ни на есть настоящей мозолью.

Они появились так же неожиданно, как и остальные. Казалось, что ничего дальше обычных ограблений не зайдёт, но эти люди оказались не так просты, как думалось изначально.

Они нападали. И нападали много. Иногда просто грабили. Иногда убивали. Но никто ещё не уходил от них целым и невредимым. Они источали опасность. Терроризируя округу, эта банда быстро взобралась на вершину криминального Олимпа Парижа.

И, к сожалению или счастью, когда в твою жизнь врываются ясными лучами счастливые моменты, невольно забываешь об остальных проблемах.

Даже если ты супергерой.

Адриан помнил, как его Леди, отчаянно мявшись (впервые за столько лет) и всеми силами пытаясь как-то намекнуть, всё-таки ошарашила его новостью о том, что скоро у них родится котёнок. Их котёнок. Адриан же в ответ, переволновавшись и сморозив какую-то глупость, которую он даже толком и не помнил, чуть ли не плача от счастья подхватил супругу на руки, закружив в воздухе и крепко-крепко обняв.

Они были счастливы. Наконец они смогут стать самой настоящей семьёй.

Адриан настолько сильно любил Маринетт, что порой забывал обо всём. Он был ослеплён ею, её любовью. Это было нечто большим, чем просто эйфория. Тогда, ещё впервые встретив эту необыкновенную девушку на крыше, Кот Нуар понял, что заболел неизлечимой болезнью, имя которой было столь же невероятно, как и она сама. ЛедиБаг. Маринетт. Его Леди. Его Принцесса.

Его жена.

Будущая мать их общих детей.

Но это самое будущее оказалось несколько дальше, чем они представляли...

Они позволили себе расслабиться. Чертовски непозволительно расслабиться.

В тот день было солнечно. Погода чудилась чересчур хорошей. Нино сразу понял, что, раз уж день так удачно начался, то дальше точно можно ожидать какую-то неприятность.

И он не ошибся.

Их нападение на другом конце города было внезапным, как заледеневшие окна в разгар лета. Адриан выступал категорически против варианта брать с собой Маринетт на поле боя, в какой-то момент даже порывался вызвать водителя, чтобы тот отвёз её домой, но Маринетт дала клятву, что будет максимально осторожна и попросту не сможет сидеть на месте, зная, что её друзья где-то там рискуют своими жизнями. С горем пополам пятеро молодых людей, приняв облик героев, ринулись на защиту Франции. Снова.

Прибыв в пункт назначения лишь через двадцать минут бега, Чудесные попали под самый разгар резни. Коротко кивнув друг другу, напарники решили разделиться: трое из них заботятся о пострадавших и случайных зеваках, а двое пытаются отвлечь бандитов от перестрелки, выиграть время.

Всё шло хорошо. Издевательски хорошо. Даже почти гладко. Вот Рена Руж на пару с Котом Нуаром вырубают очередного виновника замеса, стукаясь кулачками. Вот Квин Би заставляет окоченеть другого жалом. Вот Карапас прикрывает ЛедиБаг сбоку, а после метко бросает щит прямо в нападавшего, и оружие зелёным бумерангом возвращается к своему обладателю...

И вот происходит грохот.

Удар.

Казалось, она просто на секундочку прикрыла глаза, но как только открыла, увидела над собой яркий белый свет... После силуэты врача и собственного мужа, а также друзей, сидевших на её... койке?

Расчувствовавшаяся Алья обняла подругу, но ту интересовало, почему Адриан выглядел так подавлено. Что случилось? Они проиграли? Не смогли кого-то спасти? Хотелось, очень хотелось спросить, но дикая слабость не позволяла.

А потом тот самый доктор, присев рядом, снял очки и с сочувствием посмотрел ей в глаза.

После тех слов мир её рухнул, будто и не существовало его вовсе.

Ей было страшно. Она не скрывала этого. Было действительно страшно незнание того, что случится дальше. Что будет со всеми этими людьми, с жертвами нападений, с ней самой, с её напарниками.

Чувствуя, как предательски тряслись ноги, ЛедиБаг шла навстречу тем, кто загубил не первый год её жизни.

И тем, кто, возможно, эту самую жизнь заберёт насовсем.

Стоило героине Парижа — потрёпанной, уставшей, с запёкшейся кровью на лице, но даже несмотря на всё сохранившей прежний настрой — остановиться перед толпой, того русоволосого мальчика, которого держали, прижимая курок пистолета к виску, отпустили. Он лишь, адски перепуганный и с покрасневшими от слёз глазами, подбежал к ЛедиБаг, крепко обнимая её и шепча: «Я знал, знал, что Вы меня спасёте, знал». Успокаивающе гладя ребёнка по голове, Маринетт чувствовала ещё более сильное желание как следует отплатить этим негодяям за всё, что они сделали, за всю ту боль, что причинили людям.

— Уведите его, — бросил лидер группировки, делая уверенный шаг навстречу своей, уже как несколько лет, соперницы.

Мальчика схватили и, буквально силком, оттащили от ЛедиБаг. Маринетт совершенно не слышала, что там в стороне говорили и кричали. Всё её внимание было зациклено на нём — её персональном ночном кошмаре.

— Ну что, без верных шестёрок уже не такая смелая? — издевательски пробасил мужчина, выводя героиню из себя.

Найдя контроль над собственными чувствами, ЛедиБаг вновь напустила на лицо привычное хладнокровие, с вызовом смотря главному врагу в глаза.

Она никого так сильно не ненавидела ещё со времён первого знакомства с Лилой.

— А ты, я смотрю, всё такой же трусливый, раз позволяешь себе в открытую нападать даже на детей, — выплюнула она эти слова ему в лицо, и готова была поклясться, что в глазах у этой машины для убийств зажёгся огонь.

Ей следовало ожидать, что удар последует через секунду.

Чудом уворачиваясь от второго, она прожигала врага ненавистным взглядом, будучи готовой испепелить всех здесь присутствующих.

— Босс, нужно уходить, девчонка тянет время, — подал голос один из головорезов, но командир, размяв шею, произнёс:

— Пошли все к чёрту, дайте развлечься. Я мечтал об этом уже больше семи лет.

ЛедиБаг не смогла сдержать усмешку. Да, она ощущала боль, а кровь на висках и лице ни капельки не обнадёживала. Героиня не могла уворачиваться вечно, но чувствовала, как рос адреналин и как поднялся лёгкий и секундный экстаз, когда ей удалось с удара с ноги выбить подонку зуб.

Ни вашим, ни нашим. Это ещё ничто по сравнению с тем, сколько бед и страданий эти мерзавцы принесли бедным людям.

Впервые героиня Созидания почувствовала, что хотела разрушать. Что могла понять Квин Би, никогда не щадившую врагов.

Из-за ещё одного, более сильного, чем предыдущие, удара, женщина отлетела в сторону, прямо на мусорные баки. Больно. Больно, но бывало больнее. В висках пульсировало, в носу щипало, а в ушах гудел огромный колокол, будто бьющий по затылку.

Но костюм её защищал, и это помогало набраться уверенности.

Мужчина лёгкой походкой подошёл ближе, наклоняясь к раненной противнице и триумфально улыбаясь. Он явно чувствовал победу, своё превосходство над когда-то великой Парижской героиней.

— Ты проиграла, ЛедиБаг, — продолжал он насмехаться. — И, кто уж из нас и сядет за решётку, так это ты. Я позабочусь об этом.

Вытерев кровь со рта, Маринетт подняла голову и посмотрела на нависавшего над ней бандита. Ухмылка образовалась на её лице.

И она стала ещё шире, когда послышался звук вертолёта вдали.

— Да. Ты прав, — она пожала плечами, упорно игнорируя боль в мышцах и животе. — Ты действительно не сядешь в тюрьму.

И, подцепив что-то пальцами, ЛедиБаг направила пистолет прямо на соперника.

Раздался выстрел.

А затем ещё один.

Началась перестрелка.

С трудом поднявшись на ноги, героиня нащупала на поясе йо-йо и закинула его на первую попавшуюся высотку.

Домой. Нужно скорее домой. К семье, к друзьям, к родным.

Нужно покормить Тикки...

Домой. Быстрее домой.

Мадам Агрест было тяжело узнать. После случившегося она мало того, что стала затворницей собственного дома, так ещё и перестала следить за собой. ЛедиБаг — героиня, спасительница жизней, защитница, кумир миллионов — превратилась в жалкую тень самой себя. На неё было больно смотреть. Для впавшей в глубокую депрессию Маринетт каждый день являлся сплошным днём сурка. Вечно бледная, растрёпанная и сломленная женщина не могла выбраться из этого состояния. Казалось, она увязала в вязком болоте, и с каждым днём оно всё больше поглощало её. Муж и друзья пытались как-то повлиять на неё, но ничего, абсолютно ничего не помогало.

Маринетт опустила руки.

Врач сказал, что шанс у семьи Агрест снова иметь детей и в целом выносить новый плод крайне мал. Ничтожно мал. На этом моменте всё обрушилось подчистую. Все их планы на совместное будущее, все их мечты иметь большую семью с тремя детьми, все их надежды — всё разбилось вдребезги, всё это оказалось напрасным. Как бы Адриан с Маринетт не испытывали судьбу, сколько бы попыток они не предпринимали — всё без толку. Предложения ЭКО, суррогатного материнства, усыновления... Ничто не вызывало отклика.

Маринетт сдалась.

Адриану так же было не лучше. Со дня моральной кончины жены ему приходилось тянуть на себе семейный бизнес, а по ночам терзаться самобичеваниями и надеждами, что завтра всё станет хорошо.

Но не находилось ничего хорошего.

Пытаясь вытащить супругу из этой трясины, мужчина чувствовал, как сам постепенно увязает в ней, погружаясь всё глубже и глубже.

В таком ритме всё продолжалось примерно год. Может, больше, но для всех дни плелись за днями тянущей резиной, солнце и луна словно замедлили ход, еле-еле сменяя друг друга на закате. Со временем общение супругов скатилось до нуля. Их утро всегда начиналось одинаково: Адриан заваривал кофе, Маринетт смотрела в окно, попивая чай, мужчина оставлял жене собственноручно приготовленные бутерброды, которые девушка в итоге всё равно не съедала, а вечером они пересекались лишь за ужином и в спальне, где так же молча засыпали.

Ситуация виделась безвыходной. Они уже погрязли в том по линии ключиц.

И каким-то утром Адриан предложил развод.

Маринетт не стала кричать, плакать, не закатила скандал, а просто посмотрела на него — впервые за всё утро — ледяными, уже давно безжизненными глазами.

Это сказало Агресту намного больше, чем любая другая возможная реакция.

После работы, ехав домой на машине и уже начиная готовить в тот день все необходимые документы, Адриану пришло СМС.

От Маринетт.

Немного удивившись подобному раскладу — последнее её сообщение было ещё четыре месяца назад, — блондин нажал на иконку с именем в будущем бывшей, как он думал, жены.

И чуть было не врезался в столб, но благодаря выработавшимся рефлексам успел резко повернуть руль. Зелёные глаза неотрывно смотрели на полученную фотографию с положительным тестом на беременность.

Приехав домой так быстро, насколько представлялось возможным, Адриан застал Маринетт, сидящую на кровати. Как назло дрогнувшим голосом спросив, правда ли это, мужчина получил лёгкую улыбку в ответ.

Первую за год.

Тогда Адриан не мог выпустить супругу из объятий до самого утра.

Срок оказался небольшим — всего полтора месяца, но Адриан поклялся, что они пройдут через все возложенные на них препятствия. Вместе.

А через ещё семь месяцев, держа новорожденную дочь на руках, Адриан позволил себе впервые расплакаться за последние два года.

Еле приземлившись у нужного здания, ЛедиБаг спряталась за деревом, сняла трансформацию. Сил долететь до собственного балкона не хватало. Руки и ноги тряслись, а к горлу подступала тошнота. Металлический привкус во рту всё усиливался. Взволнованная квами, видя состояние хозяйки, помогала ей держаться на ногах и дойти по крыльца, дёргая ту за волосы, щипая, ударяя крохотными лапками по оголённым участкам кожи. Просто делая все возможное, чтобы подопечная оставалась в сознании. Не медля открыв дверной замок, Тикки ринулась наверх — в комнату Маринетт и Адриана.

Переступив порог и успев сделать только несколько шагов, Маринетт, держась за живот одной рукой и опираясь о стенку другой, случайно задела вазу с цветами, опрокинув её с комода. Помещение оглушил грохот, а женщина с окровавленными руками упала на пол, не в силах больше идти.

— Мамочка? — послышался тоненький девичий голосок. — Мамочка!

На изумрудно-зелёные глаза темноволосой шестилетней девочки выступили слёзы неверия и страха. Она стояла неподалёку в пижаме, крепко прижимая к груди чёрного плюшевого кота. Ноги будто приросли к земле, не позволяя шевельнуться.

— Маринетт!

Адриан, которого разбудили паникующие квами и поднятый в прихожей шум, спустился с лестницы. Перепрыгнул сразу через две ступеньки, подбежал к жене. Понимая, что скорая просто-напросто не успеет вовремя, мужчина подхватил супругу на руки. Зажимая окровавленную рану рукой, дабы хоть как-то приостановить кровотечение, он быстро схватил телефон и позвонил Натали, попросив срочно приехать и посидеть с Эммой и протараторив, что мадам Агрест стало плохо и её срочно нужно доставить в больницу. К счастью, Санкёр поняла всё с первого раза и сказала, что будет на месте через десять минут. Её пунктуальность никогда не подводила.

Перевоплотившись в Кота Нуара, он побежал прямо по направлению к ближайшей больнице, молясь успеть, прося, чтобы всё обошлось.

— Мари, нет, пожалуйста! — чувствуя, как подступает паника вместе со слезами, парижский герой нёсся по крышам многоэтажек. Его страшный сон ожил, мучая теперь и в реальности. — Пожалуйста, смотри на меня. Не закрывай глаза. Смотри куда угодно, но не закрывай глаза.

Пульс ощущался ужасно слабо, что заставляло страх ещё сильнее пробираться в сердце, в мозг, пульсировать в самых кончиках пальцев.

Страшно. Дико страшно.

— Пожалуйста, ты не можешь оставить нас, я же только недавно вернул тебя!

Пожалуйста. Пожалуйста...

Пожалуйста, быстрее...

Маринетт всё ещё пребывала в сознании, но уже не чувствовала абсолютно ничего. Никакой боли, никакой тяжести. Лишь умиротворение. Было такое ощущение, словно она находилась на грани сна. Тело теряло свой вес и становилось так легко...

Назойливый колокол затих.

Супергерой ворвался в больницу почти не дыша и в ужасе оглянулся по сторонам. Хоть один врач, лишь один, почему никого нет?! Трансформация спала сама собой, но он даже этого не заметил. Перед глазами плыло, а руки, державшие столь драгоценную ношу, тряслись, как от сильного мороза.

Слава богу, нашлась медсестра. Мужчина сбивчиво разъяснил ситуацию, запинаясь через слово. Девушка нажала на кнопку экстренного вызова, и из дверей начали выбегать другие врачи.

Маринетт практически вырвали из рук мужа, увозя в операционную. Адриан на рефлексе рванулся за ней, но его перехватили двое в белых халатах, не давая возможности бежать следом.

Сев на скамью и с трудом сохраняя спокойствие, Адриан даже не обратил внимание на высунувшегося Плагга, грустно посмотревшего на подопечного.

— Они всегда уходят рано, — вздохнуло чёрное летающее существо, привлекая внимание хозяина.

— О чём ты, Плагг?

— Талисман, так или иначе попадая в руки человека, меняет его жизнь. Когда-то в лучшую, а когда-то в худшую сторону. Например, владельцы Камня Лисы в супергеройском облачении становятся более ловкими, изворотливыми, порой даже гиперактивными, скорость работы мозга возрастает... В обычной жизни что-то из этого тоже проявляется, но человек совершенно не может правдоподобно врать, его хитрость и задатки лидера падают, пока он не в превращении. Владельцы браслета Черепахи в геройском облике больше осторожны, менее импульсивны, более расчётливы, не менее сильны, но в обычном амплуа они эмоциональны, могут быть даже трусливы в каком-то плане, этот Талисман обеспечивает им долголетие. Геройское альтер-эго Пчелы колкое, острое на язык. Человек под полосатой маской зачастую резок, порой не следит за тем, что говорит, но это компенсируется не малой силой, высокой продуктивностью и разносторонним мышлением, они способны интуитивно чувствовать состояние других членов команды, они глупы и гениальны одновременно. За маской же они становятся более мягкотелыми, сострадательными по отношению к другим.

— На что ты намекаешь?

— На то, что мы с Тикки тоже на вас как-никак повлияли. На ваши судьбы... — пояснил котёнок. Было видно, что ему не совсем приятно об этом говорить, но время пришло. Он давно должен был поведать обо всём Адриану. — Должно быть, ты обратил внимание на то, как твоя жизнь поменялась после получения кольца. Ты нашёл друзей, начал ходить в коллеж, у тебя появилась какая-никакая свобода, встретил первую любовь, твоя карьера модели стала ещё более успешной, у тебя появилось больше поклонников... В то время, пока в обличье Кота Нуара ты притягивал к себе проблемы магнитом, разрушая всё, к чему прикасался и терпя неудачи на личном фронте. Ты не раз и не два попадал под чары акуманизированных и даже умудрился приманить акуму, став Котом Бланом. А вот Талисман Божьей Коровки действует иначе. В обыденной жизни возрастает возможная неуклюжесть, падает выносливость, могут быть проблемы на личном, но в облике супергероя этот человек становится невероятно привлекательным, удачливым, его авторитет возрастает, самооценка, возможно, тоже, притом невероятная сообразительность, ловкость, сила Созидания и Исцеления, все в тебя влюблены и все тебя обожают... Бывали случаи, когда случалось и наоборот, но чаще всего реальностью становились именно такие моменты, которые я привёл тебе в пример. Но самое главное, что... — квами на секунду жмурится, прогоняя воспоминания о прошлых владельцах Камней Чудес. — Обладатели Талисмана Божьей Коровки... рано уходят из жизни.

Это стало ударом под дых для Адриана. Неужели всё так и закончится? Неужели всё это произойдёт именно из-за магических артефактов, замаскированных под украшения? Неужели это конец?

"Неужели"?

— Кто-то уходил сам, — продолжал квами, — кто-то погибал в бою, а кто-то обрывал свою жизнь по собственному желанию. Мне... правда жаль, что я не смог рассказать тебе об этом раньше.

Посмотрев сначала на дверь, за которой реанимировали Маринетт, а после на свои руки, мужчина сжал ладони в кулаки, вперив взгляд в два кольца. Одно — символ вечной любви, целиком и полностью отданной супруге, воспоминание о счастье и их поцелуе у алтаря. Второе — блеснувший в свете лампы перстень, дарующий невероятную силу и возможности, благодаря которому он обрёл друзей и встретил свою Леди, который на корню поменял всё то, к чему он так привык. Вновь переведя взгляд на котёнка, грустно смотревшего на него большими неоновыми глазками, Агрест принял непростое для себя решение.

— Плагг, — окликнул он своего наставника и друга, сделал паузу. — Могу ли я попросить о последнем одолжении?

Дождавшись кивка существа, которое явно уже догадывалось, что его ученик собирался делать, Адриан протянул навстречу хранителю правую руку. Руку, на которой уже больше двадцати лет красовался Талисман Вселенской Неудачи и Разрушения.

— Можешь, пожалуйста, забрать его?

Котёнок замер, ничего не отвечая. Он знал, что данный момент рано или поздно настанет, но не думал, что так... скоро. За время совместной работы хранитель уже успел достаточно сильно привязаться к своему, порой непутёвому и совершенно безнадёжному, но близкому душой, протеже. Они прошли вместе через огонь, воду и акумы. Плагг хранил воспоминания о каждом подопечном, что бы те ни вытворяли. Ни один герой или злодей, вне зависимости от Талисмана, что он представлял, не был застрахован от гибели. Плагг десятки раз наблюдал за тем, как умирали его хозяева. Часто погибали они рядом с владельцем Тикки, и всё это было невероятно больно и тяжело перенести. Квами не единожды снимали с бездыханных и навеки застывших тел украшения, даровавшие им силу и погубившие их. Снимали и засыпали многолетним сном, пока какой-либо человек не обнаружит у себя незнакомую вещицу, не откроет крышку и не раздастся вспышка.

И тогда всё повторялось.

Снова и снова. Из раза в раз.

И вот этот день настал.

Подлетев к Адриану, Плагг осторожно стянул с его пальца серебряный перстень, через несколько секунд начиная ощущать, как постепенно растворяется в воздухе.

— Я был счастлив работать с тобой, — выдавил из себя улыбку Адриан, хотя самому было ужасно плохо от ноющей боли расставания.

— Ты ещё найдёшь своё счастье, парень, — улыбнулся котёнок, уже став полупрозрачным наполовину, — У тебя есть дочь и друзья, которые тебя очень любят, не забывай. И, пацан, — тела квами было уже не видно, но глаза продолжали гореть зелёными огоньками, — она прожила одну из самых лучших жизней, какая только может быть у Божьих Коровок. Не вини себя.

И Плагг исчез, растворившись в воздухе вместе с кольцом, будто его и не существовало. На правой руке ощущалась непривычная пустота, а на сердце — лёгкая горечь вперемешку с чувством завершённого, выполненного. Законченного.

Через десять минут неподвижного сидения на месте, которые он провёл, погружённый в мысли обо всём случившемся, Адриан, поддавшись минутному порыву, достал сигарету и решил закурить.

У него не имелось такой привычки — курить при первых же печальных событиях, — но в тот момент хотелось просто заполнить хоть чем-то душащую пустоту.

Затяжка.

Вздох.

Дым, вырвавшийся изо рта, напоминал о тех временах, когда под действием Катаклизма рушились стены...

Из реанимации вышла медсестра и к Адриану моментально вернулась бывшая нервозность, будто она никуда и не исчезала. Он подскочил, и женщина подошла к нему.

— К Маринетт уже можно? Как она? Она будет жить? — начал мужчина заваливать её расспросами, чувствуя, как по виску скатывается капелька пота.

Он всё прекрасно понимал. С разговора с квами, с логических рассуждений. Но не хотел принимать.

— Прошу, успокойтесь.

— Я спокоен! — не выдержал Агрест, но заметив на лице медсестры испуг, сделал глубокий вдох и выдох, а после более тихо сказал: — Я в норме.

Вздохнув и собравшись с мыслями, девушка посмотрела в зелёные взволнованные глаза бывшей модели.

— У Вашей жены было серьёзное пулевое ранение. Она потеряла много крови... — начала и по какой-то причине замолкла.

Проглотив вставший поперёк горла ком, Адриан спросил:

— Когда... её можно будет увидеть?

Молчание затянулось. Сердце, казалось, пропустило удар или наоборот забилось слишком стремительно быстро и неуловимо.

— Никогда, — помолчав две секунды и видя отсутствие реакции, медсестра сочувственно посмотрела на него. — Мы потеряли её.

Она что-то ещё говорила, но Адриан уже не слышал. В ушах стоял стук собственного сердца, будто не было и в помине иных звуков. По лицу совершенно этого не заметившего мужчины покатилась слеза, а за ней вторая... Он не чувствовал. Ничего.

Он помнил лишь то, как упал. Как кто-то ещё вышел в коридор, как медсестра потребовала принести спирт и что-то другое, пищащая кардиограмма... Адриан не чувствовал ничего. Лишь разъедавшую душу пустоту. Он не мог дышать. Перед глазами мелькала она и как мантру повторяла: «Ты моё счастье, Адриан. Я люблю тебя, Котёнок. Люблю...»

С того момента прошло почти полтора года, а чудится, что минули столетия. Адриан помнит первую неделю, как в тумане. Казалось, он всё время пробывал где-то не в этой реальности, не в этой вселенной. У Альи случилась глубокая и сильная истерика, когда она узнала и осознала произошедшее, и которая повторилась, когда тело навеки закрывшей глаза подруги, лежавшее на бархатной алой обивке, навсегда запечатывали крышкой гроба, погружали в землю. Хлоя уронила кружку с кофе, что заваривала на утро, когда ей позвонил Нино и сообщил новости. Кружка разбилась вдребезги, но в тот момент это никого особо не волновало. Голос Ляифа надрывался через раз, и непонятно было, что на него повлияло сильнее: смерть лучшей подруги или истерика жены. К счастью, Амалия и Алан не видели состояния родителей, находясь в тот день в гостях у дедушки Отиса и бабушки Марлены.

Натаниэль, которого все похороны пробивала крупная дрожь, никогда ещё не видел друга настолько бледным, даже при том, что у Нино кожа была априори такая, что не могла побледнеть, а если и могла, то слишком уж это было не заметно.

В тот раз это заметили все. Так же, как и круги под его глазами.

Адриан на протяжении всей церемонии смотрел куда-то в пустоту, до последнего не осознавая происходящее полностью. Все считали своим долгом подойти и передать ему никому не нужные соболезнования, которые тот благополучно пропускал мимо ушей.

Лишь когда все ушли, лишь когда на кладбище остались остальная команда героев и он, потерявшие напарницу и подругу, мир Адриана сошёлся на одной точке: надписи на надгробии, каменной даты и фотографии счастливого, тогда ещё такого живого и искреннего взгляда.

Которым она больше никогда и никого не одарит, на кого больше не посмотрит, улыбаясь так открыто и тепло.

То счастье, о котором он всегда мечтал, то счастье, без которого жизнь не казалась полноценной, будет лежать в сырой земле и в скором времени сгниёт.

И Адриан сорвался. Вся его злость перешла в слёзы. Он плакал и плакал, разрывался на части, и даже когда Хлоя подошла и крепко обняла его, напевая их общую песенку, песню их команды, он лишь обмяк в её руках, чувствуя, как обида на мир раздирает его изнутри. Уже не верил в то, что, когда он вернётся домой, Маринетт выйдет и улыбнётся ему, а глаза будут радостно искриться, как искрились каждый раз, как горели в дни их свиданий и день свадьбы.

— Мне жаль, что я тебя подвёл. Я должен был быть там в те минуты, — еле слышно, словно боясь нарушить царившую тишину, шепчет Адриан.

Алья не выдержала уже на третий день после похорон. Нино застал жену за сигаретами.

Алья никогда не курила.

Нино мог позволить себе такую привычку, но не Алья.

Не та Алья, которая была категорически против курения и которая бесилась, когда её супруг снимал стресс подобным образом.

Тогда она в сердцах накричалась на него, не обращая внимания на катящиеся слёзы, высказала всё, что накопилось, когда её сигареты были сломаны. Обвиняла его в том, что не пришёл тогда вовремя на помощь, что не вызвал полицию раньше, что ничего не сказал Рене Руж, хотя сам патрулировал неподалёку от места происшествия. Винила Адриана в том, что не проснулся, что не заметил отсутствия Маринетт до того, как стало слишком поздно. Хлое тоже немало досталось, так как она могла бы и не предотвращать ограбление того дьявольского банка, ведь ничья жизнь не стоит даже самой огромной суммы денег. Нино слушал, не перебивая, а после держал жену в крепких объятьях, не позволяя той вырваться. Она колотила его, кричала, плакала, но после заснула прямо у него на руках...

...а потом сам Нино ушёл на кухню, принимая транквилизаторы и антидепрессанты, которые позволяли ему самому успокоиться и не поехать забирать детей от бабушки с дедушкой, дабы хоть как-то побороть эту боль одиночества.

Ляиф знал, что Эмма находилась так же вне дома, ведь Адриан не мог допустить того, чтобы его малышка, его ангелочек, так похожая на собственную мать, увидела своего отца в таком состоянии.

Опустошая бутылку виски за бутылкой в попытках забыться, Адриан чудом был спасён от принятия мышьяка, и то только благодаря тому, что Натаниэль с Хлоей вовремя пришли навестить друга.

Так как прекрасно знали, что следить за ним было больше некому.

Как, в принципе, и за ними.

В городе остался лишь один герой — Квин Би. Но и та не продержалась долго, уже через месяц отказавшись от гребня и Поллен, что впервые позволила себе не съязвить, не сказать в отместку какую-нибудь колкость, а улыбнуться и прожужжать те слова, что навсегда отпечатались в памяти Буржуа: «Для меня было небывалой честью прислуж-ж-живать тебе, моя Королева».

Адриан надрывно усмехнулся, вспоминая, как Хлоя отчитывала его за подобные глупости, за то, что позволил себе даже думать о собственной смерти, и как Натаниэль ударял его по щекам, приводя в чувства.

Он так до сих и не смог поведать Эмме о правде случившегося. Слишком боялся поднимать данную тему.

— Я... Я никогда не говорил тебе этого, да? В тот день. Я тогда собирался сказать, что наконец-то у тебя и у меня всё будет хорошо. У тебя всё могло быть хорошо. У меня всё могло быть хорошо. Но потом мы нашли тебя... почти в отключке, в крови... и теперь мы здесь. Знаешь, он сказал, что ты должна была умереть. И это просто чудо, что ты прожила так долго. Но разве это правда? Когда я говорю с тобой, но ты не слышишь меня? Ведь это просто болтовня с пустотой.

В ушах до сих пор стояли всхлипы дочери, её плач, когда ей сказали, что мамочка больше никогда не поцелует и не обнимет, что больше не будет рядом. Габриэль, забирая внучку к себе, чтобы через пару дней отвезти к Сабине и Тому, посмотрел на сына таким взглядом, что Адриану вдруг показалось... что ему всё стало ясно. Когда-то непроницательные серые глаза будто говорили: «Теперь ты понимаешь, что я чувствовал в тот день».

И Адриан действительно понял.

Он днями напролёт сидел в кабинете, ощущая, насколько жалок. Отец, когда пропала мама, позволил себе выпить только одну бутылку, а после полностью посвятил себя работе, в то время как его единственный сын, лишившись любимой, сломался и позволил Эмме испытать то, что испытал её папа в свои двенадцать.

И, что самое страшное, Адриан знал, что, останься Плагг с ним и по сей день, Париж бы вновь познал весь этот страх, но уже перед новым злодеем, который стал бы самой опасной машиной для убийств во всей Франции.

Ведь Адриана уже не впервой посещала мысль, как Катаклизм повлияет на человека...

— Эмма написала тебе письмо, — Адриан сжимает губы снова, доставая розовый конвертик из сумки, и дрожащими то ли от холода, то ли от эмоций руками разворачивает его к себе лицевой стороной. — Я уверен, ты гордишься ей. Как и мы тобой.

Гремит гром. Надвигается гроза. Адриан невольно и как-то нервно усмехается, понимая, что цветы, которые он принёс, намокнут.

Точно так же, как и надпись «Мамочке» на конверте.

Адриан знал, что Эмма, приехав к бабушке с дедушкой, заперлась в старой маминой комнате и долго отказывалась что-либо есть и выходить оттуда. Один раз она даже заснула в обнимку с материнской одеждой, сохранившей её тепло и лёгкий запах тех духов, которыми Маринетт часто пользовалась при жизни. Эмма звонила отцу каждый день, рыдая и умоляя его приехать или просто привезти Сажу — чёрного плюшевого кота и любимую игрушку девочки, которую сшила Маринетт, будучи ещё на восьмом месяце беременности. Адриан успокаивал дочь, обещал, что скоро приедет, как только завершит все дела, в то время, пока сам сжимал таблетки у себя в кармане.

Даже когда Натали привезла Эмме её чёрного кота, девочка не успокоилась, а, казалось, впала в ещё большую депрессию.

Но Адриан просто не мог. Не мог выйти из дома, не мог показаться перед собственным ребёнком в таком состоянии. Не мог. Не тогда, когда винил себя в смерти жены и видел её везде, куда бы ни пошёл.

— Разве ты не можешь понять меня, отец?!

— Я могу понять твоё горе, Адриан, но не могу понять способа, с помощью которого ты с ним борешься, — Габриэль, сняв очки, свободной рукой сжал переносицу. — Ты даже не пытаешься как-то это отпустить. Маринетт была невероятной девушкой, но была бы она такой, если бы не жила настоящим? Разве это было не одной из причин, из-за которой ты в неё влюбился?

После того разговора Адриан наткнулся на семейный фотоальбом. Было ли это случайным стечением обстоятельств или же делом рук отца — оставалось только догадываться, но Агрест не смог удержаться и, присев на диван, открыл первую страничку.

На ней был изображён весь их класс. Аликс, Ким, Айван, Милен, Макс, Натаниэль, Джулека, Роуз, Алья, Нино, Хлоя, Сабрина... Все такие счастливые на тех фото. Тогда они были подростками, не знающими бед кроме школы, неразделённых чувств и акум. На этих фото они дети. Пальцы осторожно проводят по фотографии, словно поглаживая. Когда страница альбома перевернулась, из него выпал диск. Осмотрев его и порывшись в воспоминаниях, Адриан вспомнил, что было на том диске. Их фильм, который они снимали в день акуманизации Милен перед хэллоуином. Пусть он и не выиграл конкурс, но зато получился очень милым и даже забавным. Из Нино вышел отличный режиссёр...

Через страничек эдак семь Адриан наткнулся на их с Маринетт общее фото. Это был тот самый день, когда он сделал ей предложение руки и сердца прямо на их годовщину...

Присмотревшись к фотографии, мужчина заметил написанный красными чернилами прямо на ней стих. Он был не особо большой, но Адриан помнил, как много вкладывался и как долго сидел за продумкой рифмы.

«Ты так прекрасна,

Так красива,

Как самый чистый небосклон,

Как новый дождь в начале мая,

Когда грохочет первый гром.

Тот день, когда тебя я встретил,

Я не забуду никогда,

И миг, ответ на чувства эти

остался в сердце навсегда.

Я так хочу тебе сказать,

Я так хочу, и так боюсь,

Что если будем умирать,

В той жизни я тебя добьюсь».

С тяжестью на сердце закрывая фотоальбом, с фотографий которого на него смотрела живая и беззаботная девочка с двумя милыми хвостиками и бывшая героиня, Адриан словно наяву услышал её смех, так похожий на смех Эммы...

...которую он забрал домой тем же вечером, поклявшись самому себе, что больше никогда не позволит дать слабину. Не тогда, когда у него ещё остались те, кому дорог он и кому он может отдать всю, уже тлеющую, но живущую в сердце, любовь.

Первые капли дождя падают на могильную плиту, а вдалеке снова вспыхивает молния, разрезая небо. Последний лучик света опускается на выгравированное изображение совсем ещё юной женщины, на пару мгновений отражаясь на её имени.

Адриан не сомневается в том, что она попала в Рай.

— Никто не сможет заменить тебя, знаешь? Натаниэль с Хлоей тогда сказали, что ты бы хотела, чтобы мы продолжали жить и создавать новые воспоминания. Это не прощание, ведь я знаю, что когда-нибудь мы снова встретимся. Спасибо за то, что стала частью нашей жизни и подарила те моменты счастья. С годовщиной, Нетти.

Мужчина поднимается на ноги и, стараясь не оборачиваться, идёт по направлению к машине. Оставляя лишь розовый конвертик и небольшой букет, состоящий из роз и нарциссов — её любимых цветов.