Стоя в грязной и зловонной тюрьме, Не Хуайсан кривит губы в злобной улыбке, скрывая её за раскрытым веером. Его глаза блестят жаждой отмщения и предвкушением. Нет ничего мелодичнее и приятнее для слуха, чем свистящий звук рассекающего воздух кнута. То, как он с липким отзвуком проходится по оголённой, лишённой плоти спине, и тихий, надрывный всхлип человека, не способного даже на рыдания. Руки Цзинь Гуанъяо истёрлись до крови в плотных, ржавых оковах. Покрытые струпьями, свежие раны сочатся сукровицей и гноем от воспалений, доставляя всё новые и новые мучения. Не Хуайсан смотрит на него без тени жалости, только хмурится иногда, стоит каплям крови долететь до его ног. Он собственными руками разрушил даньтянь этого ублюдка, лишая последней крупицы надежды на спасение. Ах, как ему хочется разорвать это тщедушное и жалкое тело на кусочки и скормить собакам, одному богу известно!
Однако Не Хуайсан только сильнее сжимает веер в руке, до побелевших костяшек пальцев и вновь прикрывает лицо, скрывая кровожадный оскал. Когда ему доверили пытку допрос Мэн Яо, он едва сдерживал предвкушение. Человек, обманувший его, возможно, и имеет второй шанс, но никто, покуда жив сам Не Хуайсан и клан Не, не посмеет жить, обманув достопочтенного старшего брата.
- Может стоит его отпустить? Похоже, ему больше нечего сказать, - неуверенно говорит один из охранников, видя, как палач утирает пот со лба.
- Не знаю, не знаю, - тупит взгляд Не Хуайсан, изящно помахивая веером. Его лицо выглядит довольно забавно и немного глупо, выражая искреннюю растерянность.
В тусклом свете факелов подземной тюрьмы плохо видно холодный и острый взгляд, полный недобрых помыслов. Да никто и не старается особо вглядываться в этого непутёвого главу семьи. Что с него взять?
- Думаю, и впрямь можно закончить, - складывая веер, наивно улыбается Не Хуайсан. - Пойдёмте.
«Брат слишком долго ждал», - с тоской в сердце думает он, прижимая руку к щеке. Не Хуайсан выглядит подавлено и жалко, словно действительно сочувствует незавидной участи Мэн Яо. Скрывая за скорбью нетерпение и триумф. Ему нестерпима мысль, что убийца его брата всё ещё жив. Каждый раз думая о Не Минцзюэ, кончик носа Не Хуайсана щиплет и глаза краснеют. Ах, если бы только был жив его старший брат, ему не пришлось бы столько работать каждый день!
Безвольного, едва дышащего Цзинь Гуанъяо волокут по земле, не удосужившись ему помочь даже подняться. В изломанном и истерзанном теле не остаётся ни грамма силы. Понуро опустив голову, Мэн Яо только и остаётся, что безвольно повиснуть на руках своих мучителей, бывших когда-то братьями. Сквозь зубы проглатывая рыдания, он плачет кровавыми слезами, обещая, что непременно отомстит. Станет злым духом, свирепым мертвецом, но обязательно воздаст каждому за их заслуги. Не успевает он расслабиться, как его грубо ставят на ноги, с силой тянут за волосы, заставляя смотреть на большой и внушительный гроб. Вся крышка расписана заклинаниями и обклеена талисманами, не обещая ничего хорошего. Цзинь Гуанъяо с трудом разлепляет залитые кровью и потом глаза, чувствуя, как щипят и болят глазные яблоки. Всё его искалеченное тело трясёт в страшных муках, оставшиеся зубы в окровавленном и пересохшем рту стучат, и отчаянные ярость и ужас во взгляде делают его донельзя жалким. Былой лоск и благородство, коим он так гордился, обратились в одну большую насмешку.
Тяжёлая крышка, похожая на бетонную плиту, сдвигается. Сердце Мэн Яо останавливается на краткий миг, чтобы тут же забиться с сумасшедшей скоростью. Из темных глубин тянёт прохладой и тёмной, зловещей энергией. Когда холодная и жёсткая рука, словно железный обод, смыкается на шее Цзинь Гуанъяо, он обессилено валится с ног. В один миг его затягивают в холодный и глубокий гроб, вышибая весь дух. Ему до одури страшно. Лишённому всей культивации, Мэн Яо остаётся только жалко скулить, раздирая чужую руку собственными ногтями до чёрных борозд в тщетных попытках освободиться. Цзинь Гуанъяо не может смириться со своей слабостью и отчаянной, полной мучения смертью. За спиной закрывается крышка гроба, и даже отсветы огней факелов сюда больше не достают. Вбиваемые гвозди, будто набатом, отсчитывают последние мгновения перед неизбежным.
Свирепый мертвец скалится и дышит смрадом, не сдерживая предвкушения. Испуганному до седых прядей Мэн Яо даже кажется, что дьявол смеётся ему в лицо хрипло и рвано. Не Минцзюэ возбуждён и яростен в своём желании разорвать человека, которого так цепко держит в руках. Он слишком долго ждал этой встречи в аду, терзая бессмертную душу в огне ненависти и злобы. Не пережив мучений искажения Ци, вся непомерная сила культивации, таящаяся в теле, превращается в злобную энергию и обрушивается на голову Цзинь Гуанъяо.
Перевернувшись в гробу, Не Минцзюэ подминает под себя ещё тёплое и живое тело, слабо барахтающееся из последних сил. Обезумев при встрече со своим единственным на земле и на небе возлюбленным, он впивается пальцами в тонкую шею до хруста позвонков.
- Не Минцзюэ! - хрипит Мэн Яо, теряя последние жизненные искры во взгляде, когда голова с влажным звуком и треском костей отделяется от шеи.
Неистовый и жадный, Не Минцзюэ разрывает тело, облачённое в золотые одежды, на куски. Потерявшее много лет назад душу и разум, одно лишь тело помнит все обиды и боль от предательства. Как он мог, будучи таким отчаянным, позволить Мэн Яо жить? Не Минцзюэ желает перемолоть его кости и впитать плоть в себя, навечно соединяя их тленные тела.
Свирепого выражения лица не касаются человеческие эмоции. Взяв окровавленными руками застывшую в гримасе боли и ужаса голову, которую десятилетия назад так трепетно любил, Не Минцзюэ кривит чёрные губы в уродливой улыбке.
«Ах, смерть всегда была тебе к лицу», - со свистом ветра и зловещим карканьем ворон у кладбища, кажется, доносится откуда-то хриплый смех.
Последние крохи духа, хранившиеся до дня отмщения, рассеиваются в темноте их вечной могилы.