Когда Наоя распахнул глаза, тело отдалось тягучей глухой болью.
Он несколько раз моргнул, проматывая в голове последние события — те, что отчетливо помнил — и от воспоминаний об этом внутри него что-то сжалось. Гнев, подумал бы он, но это было нечто иное, нечто намного более темное, словно бы его ударили под дых, словно бы не он, звезда клана, вновь показал дряни без проклятой энергии свое место, а они попросту поменялись местами. Но это было не так: Наоя знал, когда надо было проявлять жалость, а когда это было неразумно, а Маки, эта идиотка, очевидно, не понимала.
Потому что Наоя все еще был жив.
Он отчетливо помнил их бой, и то, как играючи она с ним расправилась. В ту самую секунду, в последний момент, перед тем, как она поставила жирную точку в их поединке, он встретился с ней взглядом; и темное ужасное чувство в нем вспыхнуло вновь, потому как тогда вместо Маки, обезображенной ожогами, он увидел лицо абсолютно иного человека. Того, кто мог разделаться с остальным кланом точно так же, но не стал. Потому что, в отличие от Маки, ему хватило благоразумия.
Или он тоже просто сглупил.
Наоя не знал.
Тогда он увидел лицо Тоджи.
От мысли, что он все же невольно сравнил их, он ощутил раздражение, какое не испытывал уже очень давно. Тоджи был иконой, бодхисаттвой в человеческом облике, когда как своими грязными руками Маки очерняла этот образ. И то, что сама идея их схожести возникла не просто так, что в этом было нечто подсознательное — вызывало у Наои желание крушить все вокруг.
От внезапной вспышки ярости крошечные крупицы силы пришли в упадок, и, вместо того, чтобы вскочить на ноги, Наоя тяжело рухнул обратно. И только тогда понял, что он был все еще жив — и дело было даже не в самой Маки, а в ее матери, той бешеной суке, возомнившей, что смеет вершить судьбы людей рангом намного выше нее.
Он был все еще жив… По какой-то причине.
Несомненно, это радовало. Наое совсем рано было умирать, он должен быть стать главой клана, возродить его из пепла после кровавой бойни, устроенной Маки, стать королем руин… Ну и пусть. Но что-то тут не складывалось, и это его очень сильно беспокоило.
Руководство спасло его? Сомнительно, старикам было бы совершенно наплевать. Он не был чудом, как ублюдок Годжо. Кто-то выживший выходил его? Это уже больше походило на правду: Наоя обвел комнату взглядом, втянул носом воздух — и понял, что находится на территории поместья собственного же клана. В одном из уцелевших зданий, видимо. В какой-то тесной — в сравнении с его обычной — комнатушке, на расстеленном футоне. Ощупал себя, медленно: лицо, разбитое, один глаз не видел (сейчас — из-за повязки, но сложно было сказать, пройдет ли это потом, как ни крути, но Маки при всей своей незаурядности здорово его отделала); затем, двинувшись, ощутил главный источник боли, на спине. Та самая рана от простого кухонного ножа…
От воспоминаний об этом кулаки сжались в гневе, и Наоя шумно выдохнул сквозь зубы.
Он медленно поднялся, а затем тенью, едва слышно, двинулся прочь из комнаты. Как он и предполагал, это все еще было поместье Зенин — виделись строительные леса, значит, кто-то его все же восстанавливал. Это, несомненно, было очень на руку. Наоя не любил бюрократические заморочки, считая, что ими могут заняться менее ценные члены клана, и то, что он отключился… на порядочно времени, раз лесов было так много, сыграло ему на руку.
Впереди доносился шум, слышались голоса, и Наоя направился туда. Прихрамывая, что бесило еще больше, чем разбитое лицо, коим он так гордился. Никто не должен был видеть его в таком состоянии, дойдет до угла — и соберется с силами. Если хоть одна шваль, как мать Маки и Маи, попробует усомниться в его силе…
С этими мыслями Наоя сделал шаг вперед и уткнулся взглядом в Маки, стоявшую вместе с Оккоцу. Они мило болтали — ровно до этой секунды, и, стоило Наое увидеть ее, виновную во всем, что тут произошло, как он мгновенно бросился вперед — на инстинктах — и приготовился ударить…
Но Маки уже знала секрет его техники, а потому вместо ожидаемого результата ударила именно она. Несильно, в живот кулаком — но так, что ноги у Наои мгновенно подкосились, и он с тихим неразборчивым рычанием завалился на землю. Сознание начало ускользать, и сквозь подступающую темноту он услышал обрывок чужого разговора, несомненно, не нуждавшийся в его аудиенции:
— Мне кажется, лучше бы ты его прибила.
Ответа Маки Наоя не услышал.
Видел лишь ее взгляд — мрачный, невозмутимый. Как у Тоджи, подумалось ему прямо перед тем, как он отключился окончательно.
Когда Наоя распахнул глаза во второй раз, затошнило.
Все та же комната. Все тот же запах. Ничего не изменилось: даже раны остались на месте, просто к ним прибавился, судя по ощущениям, еще и синяк на животе. Захлебнувшись в кашле, Наоя свернулся на футоне, крепко сжав в пальцах одеяло. Это было жутко унизительно! Чтобы такая дрянь, как Маки, приносила ему столько боли: как физически, так и репутации. От этого сосуды в глазах лопались, настолько он был в ярости, и, вновь поднявшись на ноги, Наоя схватил лежавшую на тумбе рядом ручку, которую кто-то очень неосторожно оставил.
Не лучшее, что он мог сейчас использовать, но тоже сойдет.
Он нашел Маки там, где и ожидал — где слышались голоса. В этот раз, кажется, она говорила с кем-то по телефону, а потому никого, кто мог бы защитить ее, не было. Отлично. Червяк Оккоцу был помехой, и, дождавшись, когда она развернется к нему спиной, Наоя вновь ринулся вперед, готовясь всадить ручку ей прямо в единственный оставшийся глаз…
Но Маки обернулась.
И, наткнувшись на ее глаза, Наоя замешкался; это и стало его ошибкой.
В этот раз он даже не запомнил, как потерял сознание.
Когда Наоя распахнул глаза в третий раз, он не стал терять времени даром.
Это походило на какую-то глупую игру: он выбирался из постели, в одной и той же комнате, затем выходил на улицу и на энгаве находил Маки. Каждый раз она была занята совершенно разными вещами, но он никогда не мог застать ее врасплох. Наоя проигрывал; и вновь просыпался в той же самой комнате, будто бы время отматывалось назад. Но о том, что это не так, говорили медленно растущие строительные леса.
Все время он был занят местью, попытками убить Маки. Не останавливался даже пообедать, хотя, пожалуй, так у него было бы больше сил.
Постепенно, ненависть к Маки сменилась простым низким желанием мести. И подсознательным страхом. Вдруг он не так хорош, как считал? Вдруг Маки и правда переняла все лучшее от Тоджи? Наоя роптал на последнего, но он испытывал отвращение к своей кузине, все большее и большее, потому как она, в отличие от Тоджи, была абсолютно бесполезна. Что-то внутри спрашивало: почему он так считает? Сейчас Маки ничем не отличалась от того, кого Наоя так боготворил, но он и сам не мог найти ответа.
Может, ему было просто завидно, что эту силу переняла именно она, а не он. Что ближе всех к Тоджи оказалась она. Наоя полагал, что был способен понять его, но, чувствовал он, это было ложным ощущением: потому как точно такую же Маки он принимать отказывался, и вместе с тем — понимать.
Эти мысли он прятал так глубоко, что вспоминал о них лишь в моменты, когда пробуждался после очередной нелепой попытки ее убить.
В конечном итоге, это начало надоедать. Ничего не помогало, по неясной причине Маки не слушала Оккоцу и не убивала его, и все это походило на слишком сильно затянувшийся фарс. Поэтому, когда Маки врезала ему в живот вновь, заставляя захлебнуться в подступившей к горлу крови, Наоя лишь подумал, что, наверное, это было наказание свыше за то, что он загордился.
Раз даже Маки была способна его одолеть.
В следующий раз на улице шел дождь.
В этот раз Наоя решил плюнуть на устоявшиеся традиции их маленького круговорота мести и просто вышел Маки на встречу. Он мог бы броситься вновь, но понимал, что в этом жалком слабом состоянии он ей никакая не ровня; это было жутко унизительно, и внутри что-то скребло и скулило, сетуя, что, по итогу, он оказался слабаком. Не смог убить Маки, не смог стать главой клана, не смог унаследовать клановую технику. Не смог добраться до Тоджи. Все это жутко било по тем крупицам самолюбия, что остались.
Когда-то давно Наобито смотрел какой-то совершенно идиотский заграничный сериал про ковбоев. Наоя был тогда несмышленым ребенком, он вообще случайно углядел развлечение отца, но запомнил, как два человека смотрели друг на друга долго и выжидающе. Дуэль взглядов, как-то так это называлось. И вот сейчас у них с Маки была именно она — потому что, выйдя из-за угла, он мгновенно встретился с ней глазами.
У Маки был равнодушный холодный взгляд, не тот, что Наоя хорошо помнил с тех славных времен, когда унижал ее во дворе. Пробирал насквозь. Точно такой же был у Тоджи, и это заставило его рассвирепеть, вспыхнуть…
Но он не сдвинулся с места.
Сейчас она была в более слабой позиции: сидела на энгаве рядом с раскладным столиком, а перед ней дымился чай. Дождь продолжал накрапывать, и, в общем-то, не будь это именно Маки, Наоя даже посягнул бы присоединиться, только вот Маки не была тем человеком, с кем он хотел бы чаевничать.
— Тебе нравится надо мной издеваться, верно? — прорычал он. Вышло плохо, хрипло, давненько он не разговаривал. — Вместо того, чтобы убить, ты продолжаешь унижать меня раз за разом. Довольна? Потешила свое гнусное самолюбие?
— Ты не представляешь, как, — криво улыбнулась ему в ответ Маки.
Этот ответ, неожиданно, остудил голову Наои. Он полагал, что дрянная девчонка будет гнуть линию о том, что делает все правильно, а это он, такой нехороший, этого не понимает, но Маки честно призналась в том, что ей попросту доставляло удовольствие видеть его таким. Честно говоря, так было даже лучше. В противном случае Наое пришлось бы объяснять ей, что именно она не права, а это было бы очень неуместно.
Он сделал еще один шаг вперед, по направлению к ней, полагая, что Маки воспримет это как угрозу; но та лишь бросила на него невыразительный взгляд и, чуть сузив брови на переносице, проговорила:
— Ты шатаешься, словно новорожденный теленок. Сядь, не унижайся. Не хочу опять тащить тебя в постель.
— Значит, это ты…
— И спасла твою шкуру после ранения в спину тоже я, — оборвала его Маки и наклонила голову вперед. Взгляд исподлобья пробирал до костей. — Садись.
С каких пор он, наследник великого клана Зенин, слушался женщины?..
Маки пригубила чай; сейчас она выглядела не так грозно, как в тот день, когда перебила остальной клан. Строительные леса, наличие тут Оккоцу дали понять, что, наверное, сейчас восстановлением поместья занималась именно она со своими тупыми приятелями. Значит, Фушигуро тоже был где-то здесь, сейчас…
И, возможно, сосуд Сукуны…
Вместо того, чтобы смотреть на дрянную девчонку перед собой, которой, по-хорошему, стоило высказать все, что он о ней думает и вновь попытаться убить (пусть даже рядом были ее друзья), Наоя тупо уставился на чайник.
Он не знал, что ему сказать. Падать ниже уже было нельзя: клан получил самодовольный придурок, не живший там и дня, Маки была единственной выжившей, она до одури напоминала Тоджи, а сосуд Сукуны где-то сновал и наверняка причинял еще большие разрушения семейному поместью. И, конечно же, его спасли. Не кто-то из сочувствующих клану, а Маки.
— Сколько я пробыл в отключке? — пробормотал он.
— Пару недель.
Слишком много. Позор.
— И что, все это время ты…
— Не льсти себе. У меня были дела поважнее. За твоим состоянием следили люди, которые не были заняты в бодании с Кенджаку.
Ну конечно, вдруг подумалось Наое. Он слышал об этом — не особо вникал, потому что ему было плевать на гибель обычных людей, но теперь, рядом с Маки, которая могла как заправский боксер отправить его в нокаут одной левой, он боялся даже словом обмолвиться о подобном. Его самого жутко злило то, что он вот так струсил. С чего бы? Куда делась вся ярость?
Может, он просто сдался.
Тоджи бы точно не одобрил. Он никогда не сдавался: когда братья Наои пытались унизить его, он выбивал из них все дерьмо. Сам Наоя считал эти зрелища чем-то совершенно восхитительным. Нельзя было так виртуозно выигрывать схватки. Смешно, что, по итогу, последовавшая по его пути Маки сделала ровно то же самое — надрала задницу сыну Наобито.
То, что они сейчас сидели рядом, не пытаясь друг друга убить или унизить — сущая комедия.
Не найдя ничего лучше, Наоя тупо спросил (хотя, в общем-то, знал ответ):
— И как?
— Сам-то как думаешь?
— Удивлен, что у вас хоть что-то получилось, — на губах у Наои невольно заиграла ухмылка. — После того позора в Шибуе…
Маки ничего не ответила, лишь тихо фыркнула, так, словно и добавить тут было нечего.
В самом деле — ну что тут еще сказать?
От смены погоды разболелась голова; и раны. Прижав прохладную ладонь к перевязанному глазу, Наоя прикрыл второй. Сущий идиотизм при враге, но он уже понял, что Маки куда больше нравилось видеть его в сознании и в агонии, чем мертвым — значит, он мог допустить подобную оплошность. Раны ныли; наверное, у Маки тоже. Мысль о том, что она мучилась вместе с ним, придавала ему сил, но частички здравого смысла твердили, что, в отличие от него, Маки сейчас не выглядела так, словно ей было даже просто некомфортно.
Он вздрогнул, когда перед ним опустили маленькую чашку. Эту коллекцию он знал — кажется, видел когда-то давно, еще в детстве, когда сновал по кухне. На донышке была крохотная фигурка в форме карпа, и, когда туда наливали чай, создавалась видимость, что это небольшой пруд. По запаху это был чай, который пила и Маки.
Отвратительно глупая вещь, кто только тратил время на подобное?
— Чай с травами от Иэйри. Выпей.
— С чего бы?! — мгновенно ощерился Наоя, и Маки нарочито медленно произнесла в ответ:
— Если хочешь мучиться от ран и дальше, то пожалуйста.
Иэйри была женщиной, владевшей реверсивной техникой; вероятно, она что-то да смыслила в своем деле, а потому противиться ей было глупо. Но где вероятность, что там не было яда? Наоя на всякий случай покосился на Маки, продолжавшей выпивать из своей чашки, и, убедившись, что она не блюет кровью, все же потянулся к своей…
Но замер за мгновение до.
— Ты не убила меня, — медленно произнес он, и затем уставился Маки в глаза. — Но перебила всех остальных, включая свою мать и сестру.
— Маи умерла не от этого, — покачала головой Маки.
Примерно так он и думал.
— Тогда почему ты не убила меня? Не притворяйся, что только ради мести. Это глупо даже для такой сучки, как ты, — ощерился он, и в ответ услышал тихий смешок. — Отвечай!
— А то что ты мне сделаешь?
Маки смотрела ему в глаза лениво, с усмешкой, и Наоя вновь вздрогнул, вспомнив Тоджи. Почему, почему каждый раз он вспоминал его при виде Маки? Это злило его, злило настолько, что зрачок сузился в узкую точку, и даже Маки увидела, как выступили вены у него на виске. Но все, что она сделала — отвернулась к дождю.
— Ты просто дразнишь меня отсутствием ответа, да? — Наоя злился сильнее и уже хотел было схватить чашку и швырнуть ее в Маки, но так и не сделал. Он сжал зубы так сильно, что они заскрипели, а затем выплюнул: — Ты ничем не лучше меня сейчас.
— Может быть. Мне все равно.
— Все равно?!
— Почему ты так хочешь, чтобы я тебя убила?
На этом Наоя подавился. Что за глупость? Он даже злиться перестал от неожиданности, настолько абсурдно это звучало.
— «Хочу»?
— Тебя гнетет, что я не убила тебя, — проговорила Маки. Она не спрашивала, утверждала, и явно не желала слушать чужую точку зрения на этот счет. — Потому что я убила всех, а тебе думается, что ты слабак, и именно поэтому ты выжил. Это не так. То есть, ты все еще неудачник, Юта рассказал, как ты продул Чосо и наблевал ему на ботинки, но это не причина, по которой ты все еще жив.
У Наои слов не хватило, чтобы описать, что он думал — а он ничего и не думал — и потому он просто громко икнул.
Маки явно восприняла это, как предложение продолжить:
— Все куда проще. Я не захотела. Хватит уже, это глупо.
— Идиотизм! Ты идиотка, и оно сразу видно, и... — Маки тяжело взглянула на него, и Наоя запнулся. Он скривил губы в ухмылке, кривой, фальшивой, вышло на самом деле так себе, и затем выплюнул следом: — У тебя просто синдром. Не помню, как он называется. Ты испытываешь симпатию, потому что я злодей твоей и сестры жизни. И…
Но Маки прервала его.
Настолько резко, что сразу было понятно — если Наоя поспорит, то в следующую секунду проснется все на том же футоне. Он злился, но чувство рационального шептало, что стоит повременить. Еще успеется. Пока не было сил… нужно было выяснить информацию. Подлизаться, чтобы Маки была менее осторожна в следующий раз.
— Ты не злодей, — покачала она головой, — Наоя. Ты самоуверенный болван. Это тоже, несомненно, весьма печально, но хотя бы не так страшно, как то, с чем мы столкнулись во время Игры.
Нет, он точно убьет ее.
— Да как ты смеешь…
— Когда я нашла тебя, — не слушая его, продолжила Маки, — ты выглядел жалко. Тебя едва не зарезала моя мать, а сам ты лежал в конце цепочки кровавых следов. Даже встать не мог, да? Приполз туда на коленях, — казалось, она смаковала каждое слово, и Наоя крепко сцепил зубы, — Ты вряд ли помнишь, но, когда я подошла к тебе, ты сказал кое-что.
Конечно же он этого не помнил. Наоя вообще мало что помнил с того момента: лишь глупую женщину с ножом и боль в спине. От воспоминаний ощущения проснулись с новой силой, будто бы дремали до этого момента, и Наоя сгорбился над столиком, вцепившись пальцами в колени.
Как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки, как же он ненавидел Маки...
— Ты бредил… — Маки помедлила, — о Тоджи. Звал его.
Наоя резко поднял на нее взгляд, но выражения лица не сменил:
— Ты его знаешь.
— Я его встречала, — хмыкнула Маки, и Наоя ощерился:
— Не неси чепухи.
— Проклятая техника одной женщины вернула его на некоторое время во время бойни в Шибуе. Можешь спросить у Фушигуро, если не веришь. Ты спутал меня с Тоджи, когда помирал… Вот и вся история.
Маки — полная копия Тоджи.
Она сильна, в ней нет ни капли проклятой энергии. Из-за нее клан Зенин вновь оказался под угрозой, и в бою она была ОТВРАТИТЕЛЬНА (прекрасна), действовала ГРЯЗНО (умело), была всего лишь ФАЛЬШИВКОЙ (настоящей, ничуть не хуже оригинала). А еще она встречала его, Тоджи. Наое думалось — что тот сказал ей? И сказал хоть что-нибудь?
Маки была права. Это было глупо.
Презрение никуда не уйдет, но Маки встала на одну линию с Тоджи, Годжо, а Наоя остался где-то внизу.
Пора было это уже признать.
Она даже спасла его шкуру — хотя у нее не было ни единого повода. Сам бы Наоя убил ее без промедления за все то, что она тявкала в прошлом. Но Маки проявила милосердие, и, в итоге, в ныне существующем клане Зенин он… все еще был. Самый слабый из трех единственных членов.
Мегуми с клановой техникой. Маки, подобная Тоджи.
И он, Наоя.
— Блять, — выругался он, и Маки, смотря на дождь, кивнула.
— Лучше и не скажешь.
— Не умничай. Я… — он уткнулся лицом в ладонь и тихо застонал. — Ну и что мне делать? Мы с тобой терпеть друг друга не можем, подчиняться тебе я не намерен, да и Фушигуро — маленький опездол, который нихуя не смыслит в наследии… Что со стариками? С руководством.
— Ты точно хочешь знать ответ?
Маки настолько многозначительно на него взглянула, что у Наои отпали все вопросы. Твою мать, ну отлично. Шайка Годжо мало того, что своими тупыми действиями создала сосуд Сукуны, так еще и устроила переворот. И с тем проклятьем расправилась.
Восхитительно храброе и тупейшее решение. Нет, Наоя правда был в… том странном состоянии, когда вроде бы был удивлен, но в то же время — абсолютно уверен, что уже ждал этого. Это же Годжо. Вашу мать.
В этом новеньком светленьком мире шаманов он был огромным темным пятном прошлого.
— Все еще не понимаю, зачем ты решила, что спасать меня — хорошая идея.
— Наоя.
Он медленно поднял голову и вздрогнул, когда осознал, что Маки смотрит ему в глаза. Казалось — в самую душу.
Наклонившись вперед, она придвинула к нему кружку с чаем и нарочито поучительным тоном произнесла:
— Тебе не нужно подчиняться мне. Я не глава клана, пиши гневные прошения Мегуми. Это раз. Во-вторых, не все действия требуют чуткого подчинения логике. Иногда достаточно прислушаться к интуиции, — она свела брови на переносице, но сейчас, в отличие от предыдущего раза, взгляд ее ощущался не настолько надменно. — Как думаешь, как поступил бы Тоджи в такой ситуации?
Наоя так и замер, не зная, что и ответить.
Этого молчания было достаточно, и Маки добродушно сузила глаза.
— Вот и подумай. А теперь заткнись наконец и пей чай.