Юлиан поправляет длинные волосы и протяжно выдыхает, прижимаясь щекой к чужому плечу. Геральт же ласково перебирает его напряжённые пальцы, сжимающие ремешок сумки. Со стороны – милая картинка, едва ль не идиллия.
Лютику, честно говоря, хочется или ударить Геральта хорошенько, или перестать сдерживаться, или залезть ему в карман. Ещё, конечно, хочется отомстить – заставить своего дражайшего говнюка (а в данную секунду он не может говорить о нём как-то иначе) страдать так же, как он сейчас.
Геральт лезет в карман куртки, и Лютик, сидящий с прикрытыми глазами, закрывает их, почти жмурится, зная, что его сейчас ждёт.
И, чёрт подери, да.
Вибрация в его заднице ослабевает. Сравнивая с той интенсивностью, что была буквально секунды назад, это – ничто. Но ёрзать хочется лишь сильнее. Потому что этого – мало. Крайне мало.
Но всё, что он чувствует, заботливый поцелуй в макушку и нежные прикосновения к пальцам.
Он тяжело сглатывает и тянется за Геральтом, когда тот встаёт и куда-то тянет его. И они идут, идут, идут. И он почти привыкает к той малой стимуляции. Всё внутри замирает от сладкого ужаса, когда, стоит ему только подумать об этом, он замечает движение руки Геральта в карман. И теперь его заставляет изнывать от желания кончить (или быть хорошенько оттраханным) всё нарастающая и нарастающая вибрация. Лютик рефлекторно сжимается – несколько раз подряд. Так, будто они сейчас в их кровати, где Геральт решил растянуть его удовольствие, сладко помучить, а не на людной улице средь бела дня. Он спотыкается, тут же подхватываемый знакомыми сильными руками.
– Не ушиблась? – низкий, как обычно хрипловатый голос елозит по нервам также неотвратимо, как пенопласт по стеклу. Ощущения после, разве что, намного лучше. Лютик прочищает горло пару раз и мотает головой. – Хорошо. Мы, к слову, почти пришли. Ты, наверно, устала?
Он кидает взгляд на Геральта; озорство в потемневших золотых глазах перекрывает искреннее беспокойство в его голосе. Хочется фыркнуть. Или послать его.
Но, вообще-то, изначально это была его идея. По большей части. Так что… ему грех жаловаться, верно?
Предвкушение продирает его едва скрываемой дрожью, когда он представляет, что случится, как только они дойдут до этого злоебучего торгового центра. Если говорить откровенно, то мелькает даже мысль, что сойдёт уже и какая-нибудь глухая подворотня.
– Очень, дорогой.
Лютик видит, как улыбка вмиг застывает на чужих губах. Теперь его, Юлиана, очередь довольно ухмыляться: из-за перевозбуждения его голос – бархатно-низкий, обволакивающий. Почти такой же, как в день, когда он пел, и они встретились (Геральт потом называл его сиреной, намекая, что Юлиана пленила его своим голосом). А он и не отрицал ничего, зная, как его голос может действовать на людей.
– Ну, – он окидывает его задумчиво взглядом, – мы же оба в игре?
– О, безусловно.
И блядь, ему бы напрячься от тихой, скрытой угрозы в его голосе (словно хищник перед прыжком к жертве), но… Он лишь вскидывает подбородок, смотрит с вызовом:
– Ну же, пойдём?
Путь до торгового центра проходит, как в тумане: его кто-то задевает плечом, Геральт прижимает к своему боку, кто-то останавливает их, чтобы спросить дорогу, а Геральт доходчиво и подробно объясняет, куда человеку надо пойти. К чёрту, буркнул бы Лютик сухими губами, но он благоразумно не встревает в разговор, предпочитая отыгрывать роль самой беззаботной и незаинтересованной девушки в мире, чей парень – просто душка. И Геральт всё это время в самом буквальном смысле играет с его задницей, сменяя режимы игрушки: то послабее, когда видит, что Лютику скоро станет слишком много, то наоборот. А сам Лютик прижимает достаточно объёмную для этого сумку к паху, прикрываясь. Иногда переминается с ноги на ногу, сжимает пальцы на руке Геральта иногда, молчаливо прося ускориться. И думает он вяло, что никогда больше не предложит подобного. Ну их нахуй, думается ему, такие походы по магазинам.
Впрочем, он знает, что в будущем они повторят это как минимум ещё разок. И, может, будет его черёд издеваться над Геральтом. О, он бы поиграл с этой крепкой задницей…
(И хочется ему, чтобы этот засранец, который Геральт, прижал его уже грудью к стене, задрал подол платья и хорошенько его отодрал. Желательно – быстро. Чтобы он прижимался своей грудью к его спине, чтобы его руки стискивали бока, сминая нежную ткань платья, а губы чтобы шептали что-то жаркое в ухо на французском или итальянском, или испанском… Хрен его знает, сколько он там языков знает, затейник хренов. И шептал бы, и двигался бы резко и до конца – с этими шлепками пошляцкими, и чтобы кусал его до дрожи в коленках, и прижимал бы к себе и стене – почти как тогда, в клубе, когда Лютика пыталась спалить его заклятая подружка).
Лютик трясёт головой и бросает туманно-сосредоточенный взгляд на Геру. Сил хватает ещё бровь вздёрнуть:
– И долго ещё? – выдыхает томно, хлопает ресницами.
– Ещё пару минут. Потерпишь?
– Будто у меня есть выбор, – бормочет, получая лёгкий поцелуй в губы вместе с режимом пульсации в его бедной заднице. Лютик не выдерживает – вцепляется пальцами в ворот Геральтовой куртки и целует жадно и влажно. Кто-то бы даже сказал – грязно. Сразу же касается языка Геральта своим, прижимает его к себе за затылок. И целуетцелуетцелует. Так, что сквозь вату в ушах слышит удивлённо-одобрительный свист. Геральт, к его большому сожалению, от него после этого отрывается, заставляя постыдно хныкать, тянуться за ним.
– Ты же понимаешь, – шепчет он в губы, прикусывая и оттягивая совсем не нежно нижнюю, – что мне тебя прибить хочется, а?
– Догадываюсь, – отвечает Геральт мурлыканьем, прижимает к себе; зажатая меж ними сумка совсем капельку отрезвляет своей жёсткостью. – Но это было твоё желание, малыш.
– Себя мне тоже прибить хочется, – выдыхает и смазано целует. Он хватает Геру за руку и тянет вперёд. – Я намерен закончить это…
Его мучения заканчиваются минуты через две или три – когда он наконец-то затаскивает Геральта в туалет, заталкивая его с силой в кабинку. И спасибо, что никого не было, когда они залетели туда ураганом.
Геральт давит смешки, но довольно прижимает его к стене, опираясь локтями по бокам от его головы. Лютик роняет на пол сумочку и облегчённо откидывается назад. Геральт включает режим пульсации (Лютика дёргает вместе с игрушкой) и покрывает поцелуями его шею. Горячие губы заставляют подставляться под них и выдыхать тихие стоны. Столь же горячие руки медленно гладят талию и спускаются ниже, вскоре задирая подол лёгкого белого платья. Юлиан долго выбирал его поутру. Хотелось выглядеть воздушно и нежно.
И он знает, что у него получилось.
Геральт легко толкается в него бёдрами – почти не задевает даже. И Лютик шипит, впиваясь ногтями в сильные плечи. И молчит. Хотя хочется стонать – громко, как он обычно это и делает.
Геральт отстраняется, прикусывая напоследок кожу на шее. И опускается перед ним на колени, смотря вверх. Их взгляды встречаются. Лютик стискивает подол платья в кулаках, комкает, чтобы лучше видеть Геральта. Который берёт и целует его член сквозь тонкие трусики. Юлиан дёргается, издаёт хрип, тут же заставляя себя заткнуться. От греха подальше зажимает рот ладонью, собирая платье в горсть свободной рукой.
А Гера открывает рот и лижет его. От основания до головки. И обхватывает её губами. И всё – через ткань. И всего – маломаломало! Юлиан часто и поверхностно дышит, но смотрит. Не моргает даже почти, не отрывает взгляд от лица Геральта, от его полуприкрытых томных глаз, от того, как он его целует то в бедро, то в член, как проводит кончиком языка по всей длине. И от того, как он медленно отодвигает трусики в сторону и касается кожи его твёрдого члена. Лютик дёргается вперёд. Больше от того, что Геральт, заведя руку ему за спину, слабо надавливает на вибровтулку.
А потом берёт его член в свой горячий влажный рот.
Юлиан вздрагивает. Хочется заорать во всё горло «Наконец-то!» или грёбаное «Аллилуйя!»; и ему нужно совсем немного, чтобы кончить. Всего пара движений. Горячий рот Геральта, лёгкие движения пульсирующей игрушкой – всё это доводит его до оргазма действительно быстро. Он закусывает ребро ладони до ноющей боли – лишь бы не застонать надрывно, облегчённо. Глаза закатываются, а сам он обмякает, чувствуя, что его придерживают.
Он хрипит, когда игрушка медленно исчезает из задницы.
Внутреннюю сторону бёдер Гера осыпает горячими поцелуями, шепчет хрипло, что он молодец. Что он восхищается тем, как долго, стойко Юлиан держался. Что он – хорошая девочка. И Лютик от последних слов тихо стонет. Потому что это с самого начала их знакомства звучит так сладко, так интимно. Потому что для Геральта он готов быть не только хорошей, но и по-настоящему плохой девочкой.
Лютик чувствует себя обессиленным после такого долгого оттягивания оргазма. Он – со всё ещё закрытыми глазами – чувствует, как осторожно его руку отнимают ото рта. Он размыкает губы; чувствует поцелуй в ноющие следы собственных зубов. А потом – в губы. Поцелуй горчит. Он слабо морщится, но лениво отвечает, довольный. Сильно довольный.
– В ближайшее время я подобное повторять не буду. Так и знай, Гер.
– Как скажешь, – шепчет Геральт в шею, ведя губами до ключицы, прикусывая её.
– Мне кажется, тебе в кайф было издеваться, да? Особенно, когда ты с кем-то там разговаривал, а я стоял рядом и едва ли не кончал. Никогда бы, блядь, не подумал, что смогу так долго сдерживаться. – Он шепчет и подставляется всем телом под ласковые прикосновения Геральта. Нежнее и приятнее быть попросту не может.
– Очень в кайф, – тихий смешок опаляет влажную кожу. – Даю официальное разрешение на повтор этой, хм, игры, но только со мной в главной роли.
– О, – ехидничает Лютик, одёргивая и расправляя подол платья, отмечая, что он выглядит почти прилично. – Уж я-то поиграю! – Он поднимает руки и обнимает его за шею, приближая его рот к своему. – Так поиграю, дорогой мой Геральт, что ты долго ещё отходить будешь. Кстати, ты… – кидает многозначительный взгляд вниз.
Он чувствует его улыбку своими губами:
– Потерплю. Уж это явно легче, чем… это.
– Уверен? – он вздёргивает бровь в сомнении. Не удерживается, целует Геру в линию подбородка, прикусывает чуть. Геральт в ответ мычит согласно. Лютик утыкается носом в его шею, улыбается. Думает, что чертовски хорошо, что они тогда встретились. Чертовски удачно, что Геральт простил ему его обман.
Думает, что всё просто чертовски хорошо.