***

Геральт заявляется весь в крови. Ничего, в общем-то, нового, но… НО. Лютика кроет. Его ведёт всего от неостывшей ярости ведьмака, от его силы и мощи. Он, блядь, пьянеет с этого не хуже чем от самого забористого эля. Он видит – Геральт напряжён, как струна, – дотронься чуть и пиздец. Не знаешь, где ебанёт и как.

Лютик сглатывает и смотрит, как ведьмак скидывает не особо аккуратно мечи и всю свою амуницию, смотрит, как Геральт отирает мокрой тряпицей кровь и ошмётки чего-то с лица и рук. Начисто.

Лютик знает – его ведьмаку не нравится чувствовать всё это на себе. А ещё… ещё ему бы его не трогать.

И он ждёт. Он знает, когда на него обратят внимание, то либо к любой подходящей поверхности прижмут за шиворот и зарычат злобно в лицо, либо то же самое, но в конце оттрахают языком его рот. И честно – Лютик, блядь, за второе. Так что он дотрагивается до чужого плеча, чувствуя, как под его рукой замирает и напрягается тело. Геральт поднимает на него свой тёмный взгляд, от которого у Лютика во рту сохнет каждый раз.

Первое, что он после этого понимает, – он прижат прямо, блядь, к полу снятой ими комнатушки, ноги его разведены широко, а меж ними – ведьмак устроился. Ноздри его трепещут. Вынюхивают. Лютика от этого кроет ещё больше, он облизывается.

Хочется ядовито спросить, удобно ли ему, но его беспардонно затыкают, когда он только открывает рот. И не то чтобы он сожалеет по этому поводу.

В его сухущие губы тут же впивается с диким – господиблядь, Лютик, когда ты успел стать зависимым от этого?.. – рычанием неостывший ведьмак. Минуту назад он думал о языке Геральта в своём рту? Что ж, сейчас всё так и есть. Его губы кусают и лижут, язык посасывают, а о член так блядь жёстко – и пиздецки правильно, и сладко-остро – трутся. Геральт сейчас дикий. Лютик – не меньше. Он подставляется, подаётся вверх, чтоб трение было максимально плотным, жарким. Воздуха не хватает. Геральт это понимает, впиваясь жгучими поцелуями в его шею. По утру та будет пестреть синяками, на которые Геральт будет кидать смущённые – да-да! – взгляды. Но в эту минуту для них самое нужное время. Руки его цепляются в чужие плечи, жёсткость ткани – спасибо, что без брони, Гер! – приятна. Он мнёт её, впивается пальцами, пока чужие грубовато оглаживают его пах, дёргая завязки, разрывая. Лютик не стонет – орёт, когда горячая ладонь сжимает его член так, не через ткань.

– Геральт, блядь, Геральт! Геральтгеральтгеральт!.. – не то хрип, не то стон; прогибание в спине, лишь бы ближе быть к рукам этим!..

Теперь его пальцы – в седых волосах, путаются, тянут, а чужие – сжимают до боли его ягодицы, прижимая ближе, ближе и ещё раз ближе, а горячий рот накрывает его член. Никакой подготовки. С момента, когда Геральт вошёл в комнату, проходит совсем немного времени, а Лютик уже расхристанный, зацелованный – губы гудят, алеют, их печёт от яростных поцелуев. В голове – ничего; его мысли подёрнуты туманом желания. Похоти. Нужды.

Клыки у Геральта внушительные, но он умеет их правильно использовать – невесомо ведёт по стволу, прежде чем засосать его член сразу же глубоко – головка упирается в глотку. Лютику хочется, чтоб он взял ещё глубже, хочется руку на горло чужое положить и двигаться, чувствуя собственный член. От мысли об этом его продирает сладкая судорога, растекаясь всё той же сладостью внизу, охватывая член, ноги. Ему жарко.

Геральт не то рычит, не то мурлычет – у Лютика уши заложило, в них звенит только собственное сердцебиение и дыхание. Но дрожь – приятная, поэтому Лютику плевать. Он скрещивает ноги на его шее, не даёт отстраниться – и трахает. Резко. Не щадя ни капли. Так, как он знает, сейчас Геральту и нужно. Потому что только после того, как Лютик кончает ему в рот, не давая даже дышать нормально перед этим, только когда его ведьмак насыщается похотью, исходящей от Лютика в процессе, только после его надрывных выкрикиваний имени Геральта, натёртых до красноты губ и едва ли не вырванных клоков волос от слишком сильной хватки – только после этого его мощного, яростного Геральта отпускает пыл схватки, адреналин.

Тогда он вылизывает его досуха, пока сам Лютик валяется, расслабленный, тяжело дышащий, не имеющий сил открыть глаза. Геральт мягко выплетает пальцы в перстнях из волос своих, даже не морщась от лёгкой боли, потому что Лютик правда сильно запутался в его волосах (во всём нём, вообще-то). Он двигается вверх и мягко целует распухшими губами точно такие же.

Лютик открывает пьяные от удовольствия глаза и улыбается, и шепчет:

– Привет, – он знает, что его улыбка расслабленная, пьяная, довольная.

Геральт это видит и вновь втягивает его в поцелуй, что теперь в разы мягче и нежнее в противовес былой грубости.

«Извиняется», думает довольно Лютик, отвечая.