Жалость неуместна

      Ацуши дура, и Чуя даже не скрывала легкого презрения пополам с брезгливой жалостью к сопернице. Во-первых, Дазай уже был занят Чуей. Во-вторых, эта дуреха не замечала взглядов Акутагавы, по уши влюбленного в эту дуру. Ей почти жаль этого романтичного влюбленного мальчика, за фриковатым шмотьем и нелюдимостью прячущего свою ранимую душу. Мальчишка бродил за этой глупой кошкой, как неприкаянная тень, раздражая Чую своей нерешительностью. И даже сейчас не мог подойти к блондинке и пригласить ее хотя бы повальсировать, пока та заглядывала в рот своему семпаю. Какая звенящая пошлость, учитель и глупышка-ученица. Чуя не ревновала. Она хотела оторвать мелкой дурочке хвост и отстегать им шатена. Но терпеливо попивала бокал вина, стараясь не бросать слишком очевидных взглядов на эту парочку. Дамские, тонкие сигареты с убойным содержанием никотина, обернутого в вишневую папиросную бумагу, как никогда кстати, как и огонек зажигалки, поднесенной услужливым Тачихарой.

      Чуя раздраженно затягивается, когда видит, как эта глупая маленькая девчушка в белом простеньком платьице кружится вокруг высокой фигуры, затянутой в белоснежный смокинг. Чуя знает, насколько хорош этот парень. Особенно в черном, подчеркивающем копну вьющихся волос и бледную кожу. Еще лучше он смотрелся обнаженным, раскрасневшимся от возбуждения. Двигающимся жестко и быстро, держа Накахару чуть ниже колена, закинув ее ногу себе на плечо и раскрывая для себя так, чтобы все, что могла рыжая, — это стонать, срывая голос, и дрожать беспомощно, как бабочка на булавке. Хотя судя по воспоминаниям, отдавшимся приятным жаром чуть ниже живота, там не булавка, а полноценное шило.

      Осаму мягко усмехнулся кружащейся вокруг него Джинко, отвлекаясь на беспорядочное мельтешение своей ученицы, когда его взгляд увидел стоящую у колонны фигуру бывшей напарницы, и Накахара не могла не усмехнуться блядски-алыми от помады губами, скрываясь за глотком вина из высокого бокала. Разумеется, стоило Дазаю увидеть Чую в облегающем алом платье и на высоких каблуках, с убранными волосами, открывающими точеную шею, как в карих глазах чернилами разлилась тьма. Накахара любила эту тьму, которая ластилась к ней большим опасным монстром, вылизывала руки и лодыжки, обманчиво-покорная, жаждущая. А через мгновение готовая распять ее на ближайшей пригодной поверхности. Куда там этой пушистой полосатой киске. Котенок, не более. У Дазая есть пантера. И сегодня ему придется ощутить ее когти в своей спине.

      Накахара прекрасно знала, как выглядит сейчас. А если бы не понимала, то могла бы взглянуть на Тачихару с его взглядом, не выныривавшим из ее декольте, так удачно подчеркивающем крепкую, упругую грудь, что порой Чуя думала, что только ее способность к управлению гравитацией не позволяет мягкой алой ткани соскользнуть вниз, обнажая девушку. Мичизу то и дело соскальзывал на длинную ногу девушки, видную из разреза платья до самого бедра: та слегка отвела в сторону ногу, позволяя Осаму в полной мере оценить шикарный вырез. Она была в своем праве: все это мероприятие, посвященное очередному перемирию Мафии и Агентства, проходило в шикарном загородном особняке, построенном Мори ради таких случаев, и все ВДА, конечно, было на нем. Огай строго-настрого приказал своим цепным псам не кусать драгоценных гостей, пока сам о чем-то оживленно разговаривал с молчаливым Фукудзавой-доно. От взгляда на как всегда традиционно одетого главу вражеской — уже не совсем — организации у Чуи слабо мерцает улыбка, и если Дазай ее сейчас видит — а он, скорее всего, заметил интерес рыжей, — то у него на одну причину ревности больше, хотя достаточно было и морковно-рыжей макушки, увивающейся не так нагло и наивно, как Ацуши, но при этом так же неотступно, как пиявка.

      Терпение Дазая столь же эфемерно, как блюющий радугой единорог с крылышками, если дело касается Чуи, и он мало интересуется происходящим, все чаще бросая взгляды в сторону рыжей. Тачихара скалится в ответ приветливой улыбкой, чувствуя себя так, словно это не взгляды, а кожаная плеть с загнанными в нее рыболовными крючками: за одно прикосновение к женщине Темного Гения Порта с него заживо сдерут кожу. Пусть из Портовой Мафии гений давно сбежал, но он не перестал быть гением, да и тьма в его глазах была такой густой и насыщенной, так давно не ощущала крови на своих клыках и когтях, что повод для срыва поводка мог быть максимально надуманным. Даже можно было не особенно заморачиваться. А тут… Мичизо досадливо цокнул языком, снова присмирев под черным взглядом, стоило собственному скользнуть ниже точеных ключиц. И Накахара даже подумывала пригласить своего коллегу на легкомысленный вальс, как и Осаму, сдавшийся на милость верткой Накаджимы и отвальсировавший с ней технично и совершенно равнодушно, но если Джинко отделалась лишь презрительным фырком со стороны рыжей, то вот Тачихара вполне мог не досчитаться конечностей за попытку положить их на талию Исполнительницы. А коллегу ей было жалко. Он был неплохим парнем и точно не заслуживал пасть жертвой ревности второй половины Двойного Черного.

      Когда Чуя царственно ускользает из общего зала под надуманным предлогом, словно видение в алом, мало кто замечает, что в комнате перестало хватать еще одного человека, помимо Накахары. Разве что Ацуши вертела головой и наивно похлопывал ресничками, не понимая, куда делся обожаемый наставник. Однако сама рыжая девушка прекрасно знала, что тьма крадется за ней на своих мягких лапах, и едва сдерживала победную улыбку.

      — Ты посчитала, что стоит тебе только поманить, как я брошусь на тебя? — слова Дазая, вжавшего ее в стену так, что дыхание отказывало, больно ударили по самолюбию, но Чуя поморщилась больше от того, как длинные пальцы сжали ее запястья — до синяков, пробираясь под кромку неизменных черных перчаток.

      — Но ты со мной, а не со своим котенком, значит, мой план удался, — сорвалось с ее губ, и звучала она больше обиженно, чем гордо, отчего Осаму рассмеялся, глухо и даже в чем-то торжествующе, склоняясь ниже к прижатой девушке. Пиджак он успел потерять где-то, и ничто не мешало ему ощущать, как грудь Чуи вжалась в его собственную.

      — А если это только похоть? Тебе разве будет достаточно? — прошептал Дазай у самых губ, заставляя их искривиться в надменном недовольстве.

      — Мы оба знаем, что… — Дазай не дал ей договорить, услышав знакомые грозовые нотки в голосе, и поцеловал сам.

      Разумеется, они оба знали, что если бы им руководила только похоть, он бы просто затащил рыжую стерву в ближайшую комнату или достаточно пустой коридор, где не будет камер. А затем заткнул ей рот и заставил давиться своими словами и поступками, разодрал красное блядское платье в лоскутки и любовался ее размазанной помадой на своем члене.

      Если бы Чую устраивала исключительно похоть, то ее постель после ухода грел бы влюбленный по самую макушку Тачихара, а то и Рюноске, который вполне мог обмануться и принять свое обожание к рыжей наставнице за любовь. Но Накахаре нужен был конкретный мужчина, чьи пальцы сейчас задирали красное платье, пробираясь под тонкое кружево белья, покрывая ее шею быстрыми поцелуями и укусами, чтобы никакой Мичизу не зарился своим масляным взглядом.

      — Черт! Осторожнее, Скумбрия!

      — Узковато… Даже игрушками не пользовалась? Я польщен.

      Если бы Дазай хотел ее тело, вряд ли бы испытывал такой восторг от нежной, бархатной узости своей прежней любовницы, вряд ли бы ласкал сейчас ее пальцами, растягивая отвыкшие от вторжения мышцы. Вряд ли бы его беспокоил комфорт Чуи, то, насколько она возбуждена и готова к нему. Вряд ли бы он вообще задумался о том, чтобы приспустить с точеных плеч беретельки и медленно вылизывать ее соски, втягивая в рот поочередно и прикусывая, пока рыжая гортанно не застонала, а пальцы в ее нежном теле не хлюпнули от стремительно выделяющейся смазки. Осаму глухо рассмеялся и бросил взгляд на камеру в дальнем углу коридора: тепреь-то Мори точно не отвертится, что ничего не знает про интрижку его нынешней «правой руки» и бывшего будущего преемника. Он вжал девушку в стену собой, пока та тщетно пыталась устоять на подрагивающих ногах, разом растеряв свой норов. На то, чтобы расстегнуть брюки и натянуть наспех презерватив, ушло непозволительно много времени. Целых две минуты. Слишком долго.

      — Потерпи немного…

      Звонкий стон пронесся по пустому коридору вместе с тихим рычанием со стороны Дазая. Тонкие пальцы Чуи впились в его плечи с такой силой, что острые ногти вдавили ткань до боли, пока Дазай, удерживая Чую под бедра, рычаще сквернословил ей в шею, оставляя багряные укусы на влажной коже, а та сжималась так сладко, что от этого в голове туман разливался. Но стоило только Накахаре выдохнуть и чуть расслабиться, а Осаму — сделать первые толчки, как остановить их уже не смогло бы появление всего исполнительного комитета во главе с Фукудзавой и Мори, с белесой фигуркой Ацуши на десерт. Все, что сейчас происходило в этом чертовом коридоре, было полным безумием для любого, кроме знаменитого дуэта обезбашенных психов. Король и Королева Йокогамы. Чуя едва не кричала от удовольствия, пока Дазай до синяков сжимал ее бедра, насаживая с такой силой, что перед глазами темнело. Его спина уже была исполосована ногтями даже сквозь рубашку, и от этого каждой движение отдавалось сладкой болью. И даже когда они оба кончили — Чуя со сдавленным французским ругательством, а Дазай с укусом в шею чуть выше чокера, — они не могли найти в себе силы оторваться друг от друга. В это мгновение Осаму на мгновение пожалел, что Накахара не пила противозачаточные: так хотелось чувствовать ее напрямую, а не через скользкий синтетический латекс, врываться в ее жар и трепет самостоятельно, без этой преграды. Но увы — если он не хочет им обоим проблем с будущим дедушкой в лице босса Мафии, то стоило поумерить свои желания.

      — К тебе. Я не потащу тебя в общежитие, — произнес Дазай, стоило им обоим отдышаться хоть немного. — Ты же не хочешь, чтобы там обвалился пол или ворвался Куникида в тот момент, когда я буду тебя… кхм. исповедовать? И если хрен с ним, с полом, то Куникида лишится глаз за то, что видел слишком много, — на мгновение в глубине зрачка мелькнула знакомая ревнивая тьма, так знакомая Накахаре, смертоносно-ласковая.

      — Не боишься, что я прикую тебя к кровати и ты на ближайшие три дня не появишься в своем Агентстве? — шутливо произнесла рыжая, и от низкого смешка Осаму ее словно кипятком вдоль позвоночника сбрызнуло.

      — Рассчитываю на это.

      Ацуши лишь недоумевающе смотрела на то, как раскрасневшиеся и растрепанные Дазай и Чуя, скинувшая свои пыточные шпильки, бежали к машине последней, через каждые десять метров останавливаясь и жадно целуя друг друга. Красный спорткар стартовал со стоянки с бешеной скоростью, провожаемый взглядом ученицы, отчасти тоскливым, отчасти расстроенным. А на тонкие плечики блондинки опустился вычурный готический плащ, скрывая стоящую на холоде девчушку от порывов ветра.

      — Дазай-сан не вернется уже сегодня, я проведу тебя домой, — произнес хрипловатый голос Акутагавы, и Ацуши неловко улыбнулась, бросив взгляд на стоящего рядом с ней юношу. А тот мысленно поблагодарил Осаму за такую невольную помощь и пожелал удачи им обоим. Если у бывшего наставника уже получилось подобраться к своей пантере, то у Рюноске в приручении тигрицы еще очень длинный путь.

 Редактировать часть