Темнота поглощает тихие фальшивые стоны. Зашторенное окно закрывает вид на ночное безумие города, где люди шныряют туда-сюда, без цели, без смысла, сливая минуты своей жизни в помойку. Никто не видит и не слышит шорохов, скрипа кровати, не видит рук, сжимающих простыни в кулаках, раскрытых губ, с которых срывается всё меньше и меньше звуков. Словно с каждой секундой жизнь покидает как эти губы, так и это тело. 

Кровать снова жалобно скрипнет, когда на неё свалится тяжелое уставшее тело. Одежда, разбросанная по полу в спешке, окажется собранной в течение минуты. Удивленный парень сядет на кровати, не пытаясь прикрыть свою наготу. В этом нет смысла после того, что было между ними только что. Да и к чему лишние переживания, это была интрижка на одну ночь, ведь именно за этим люди и ходят в клубы — чтобы скрасить вечер. Каждый делает это по-своему, а у них двоих это был секс. Но вот только парень чувствует себя едва ли не обиженным. Даже до него может дойти, что что-то пошло не так, но он в смятении, потому что до того, как они упали на постель обнаженные, всё было хорошо.

—Эй, Ал, что-то не так? — вопрос, будто в пустоту.

А «Ал» думает лишь о том, что зря пошёл в клуб, зря пил, зря согласился на это. Но уже было поздно себя корить, ведь дело сделано, а на душе пятно, которое не отмоешь. Впрочем, это пятно слишком маленькое по сравнению с тем, что он скрывает, а тайна эта пожирает его изнутри, мешая порою даже дышать. С этим сложно жить, но он старается. Он ведь даже своё имя настоящее не сказал, об этом никто не узнает. Никто не узнает о том, кем он является на самом деле. Так и должно быть, это будет правильно.

—Нет, почему ты так подумал? — наигранно непонимающий голос получается сделать слишком легко. Слишком много опыта во вранье. Он привык лгать, но сейчас это вдруг больно отдается в груди. Он проклинает себя за эти чувства, но сделать ничего не может. — Было классно, но мне пора. 

Сбежать до того, как у этого парня сформируется вопрос в голове. Зайти в лифт и нажать на нужный этаж, нетерпеливо смотря на сменяющиеся цифры, ожидая нужный этаж, прижавшись спиной к стене. Избегать смотреть в зеркало на стене, потому что знает — начнёт тошнить. Ему тошно от самого себя, и он не может даже попробовать изменить это. Он низко пал и даже не подозревал, что нужно предпринять, чтобы это изменить. В голове лишь вопросы. Когда это началось? Почему именно он? Как это остановить? Почему нельзя всё забыть? И ни одного ответа. Вся его жизнь зациклилась на нём, словно он желал лишь этого, но, черт возьми, сильнее, чем убежать из этого тупика, он не желал ничего.

Выйти из подъезда, поблагодарив удачу за то, что не оставила его хотя бы в эту секунду, запрыгнуть в такси, бросив деньги рядом, а самому уставиться в окно, гипнотизируя себя мелькавшими пейзажами. Усталость навалиться тяжелым грузом как раз тогда, когда машина остановиться. Выйдя из такси, захлопнуть дверь и, засунув руки в карманы куртки, медленно направиться к дому. 

А в голове, как заведённое: «плохо, плохо, плохо», потому что это и правда плохо, что он прекрасно осознаёт, а потому и медлит. Как же не хочется — это страшно, очень страшно, потому что может понять, может догадаться… Черт, он ведь не проверил, оставил ли этот идиот следы на его коже! Если есть хотя бы легкий — всё пропало! Он идиот, ведь не проверил, а в лифте собственного дома нет зеркал — всегда проклинал это. Застегнув легкую осеннюю куртку, спрятать шею. Дома проверит, лишь бы его не было, лишь не спал, не ждал — но все надежды разбиваются на миллион осколков, когда дверь открывается без ключа. Ждал. Это бьет так же сильно, как и осознание, какой же он грязный. Скривившись, открыть дверь и выдохнуть, не увидев в коридоре, но тут же услышать шаги. Чертовы секунды, за которые он подбегает к зеркалу в прихожей, включает свет, дергает ворот и смотрит, проверяет — чисто. Всё в порядке, не поймёт. Всё это за мгновение до того, как появится, прижмётся плечом к стене, смотря сонно и устало. Снова удар по совести. Он ждал, не спал после работы, а он… 

—Как дела? — вопрос, без каких либо подводных камней, но заставляет поёжиться. 

Он не знает, но в такие моменты страх накаляется. Это уже привычка, которая даже его не удивляет.

—Прости, ты меня ждал? — голос виноватый, тихий. Пальцы медленно — потому что дрожат — расстегивают куртку.

—Ждал, — согласие, — хотел поговорить, но ты ушёл.

—Прости, не знал. Иди на кухню, я приду через минуту, — и когда не уходит, слабая усмешка появляется на губах. Лживая насквозь. — Обещаю, что не уйду.

—Ладно.

И стоит исчезнуть за дверью на кухню, скатиться по стене на пол. Как же это ужасно. Ему нет места здесь, но он такое ничтожество, что даже уйти не может. Это отвратительно, но он слабак, он признаёт это, именно поэтому не найдёт в себе сил уйти — это больнее, чем быть рядом.

Он откровенно хреновый друг, потому что уже давно погубил их дружбу своими чувствами. Но молчание сохраняет ту иллюзию, которую он строил после осознания. Всё будет в порядке, пока он не знает, ведь он всё ещё не ушёл, не разозлился и не обматерил — а значит, не знает. Эти мысли утешают бедное сознание, когда он тихо крадётся к кухне.

—Ты был в клубе? — прилетает сразу, как только он открывает дверь. 

—Да, — соглашается он. Нет смысла отрицать.

—Что-то ты не выглядишь довольным, — подозрительно присматривается, наливая себе чай. — Вечер не оправдался?

—Вроде того. Я попал в конфликт, не удалось нормально провести время.

 Ложь, но что поделать? Сказать правду у него язык не повернётся.

—В следующий раз сходим вместе, а то когда ты один, всегда что-то да случается, — смешок, который будто сигнализирует, что можно расслабиться.

—Ты об этом хотел поговорить? 

Сев за стол, подперев щеку рукой. Следить за тем, как он делает им чай, а потом ставит кружку прямо под носом, садясь напротив. Только руку протяни — и коснешься. Но нельзя. Если не думать об последствиям, всё кажется таким простым, но стоит подумать о том, что будет после, страх и ужас сразу отбивают любые фантазии и желания. Он этого просто не переживёт. 

—Нет, — покачав головой. — Не об этом, Эри.

Собственное имя, слетевшее с губ, на которые смотреть невозможно от поглощающего чувства отчаяния, почему-то пугает. По коже бегут мурашки.

—Тогда о чём? 

Эри думает, что разговор снова будет о том, что у него нет девушки, нормального хобби или же потому, что он почти забросил университет, о чём он мог узнать, прочитав письмо, отправленное ему на почту. Он забыл в прошлый раз выйти из неё.

—Кажется, я влюбился…

Лучше бы он наорал на него, потому что узнал об университете. Лучше бы увидел засос на шее и стал злиться на него за то, что он ведёт себя неосторожно. Нет. Нет! Всё это глупости. Ему просто не нужно было идти сюда, лучше бы он остался с тем парнем или в клубе. Да всё равно где, лишь бы не здесь. Эти слова бьют наотмашь, потому что точно знает, что это не он. Если бы был хотя бы маленький шанс, мизерный, что он может занять сердце своего наивного друга — но нет. Он точно знает, что Кента любит девушек. Даже не би, на что он по глупости надеялся пару лет назад.

Было бы лучше, уйди Эри прямо сейчас из дома, найди собственную квартиру, чтобы не мешать. Но у него сейчас сил даже на ответ нет, не то, что на побег. А Кента терпеливо ждёт, ничего не подозревая и попивая приготовленный чай. С таким же успехом он мог вогнать ему нож в грудь.

—И… кто она? — голос совсем тихий, слабый, неуверенный. 

Это невыносимо больно — спрашивать, в кого влюбился человек, которого ты любишь вот уже пять лет. Эри знает, что он невероятно жалок, потому что не смог отпустить. Но он пытался. Он не общался с Кентой почти год, уехал в другой город, якобы для учёбы, а на самом деле убивал себя там, в клубах по вечерам, а с самого утра пилил себе мозг учебниками. Просто мысли накапливались, хотелось то ли постыдно рыдать, то ли рвать на себе волосы, а напиваясь в клубе и вжимая незнакомых парней в стены — становилось немного легче. Это был ужасный способ себе помочь, но другие не помогали. И обратиться было не к кому. Его родители ярые гомофобы, которые даже при слове «голубой» уже впадали в ярость. А ему тогда еле-еле исполнилось девятнадцать. Он делал то же, что и другие. Убивался по своей больно и безответной любви. Хотя даже не безответной. Безысходной. Это был тупик, выхода из которого он не знал. Только разбежаться и головой в стену, чтобы потерять себя.

—Помнишь, ты водил меня в свой университет? — веселый, счастливый голос, громкий, потому что Кента верит ему и искренне хочет поделиться своим счастьем. 

А для него это счастье, словно нож по коже. Он не может поднять взгляд, прожигая чашку чая в руках взглядом. 

Университет… Будь он проклят. Он сам приложил руку к тому, чтобы Кента нашёл себе девушку. Слабый бесполезный идиот, как он оказался в такой ситуации? И ведь не сбежишь, потому что заподозрит, забеспокоится. Этого нельзя допустить ни в коем случае. Он умрет, но не допустит, чтобы Кента узнал о его тайне.

—Конечно, помню, — выдавил из себя громче, чем до этого. Нельзя быть подозрительным.

—Её мама там преподаёт, а встретились мы, когда я ждал тебя в коридоре, пока ты сдавал свои доклады, — увлеченно рассказывал Кента, забыв про чай. — Она торопилась и чуть не упала, когда сбегала с лестницы, уронила сумку, а мне захотелось помочь. И мы обменялись телефонами. Честно, я даже вспомнить не могу, о чём мы говорили, так я распереживался, когда увидел её глаза. Ты обязан с ней познакомиться, она такая… такая… Я каждый раз, когда её вижу, кажется, что плавлюсь…

—Рад за тебя, — перебил этот поток Эри, вставая. Он смотрит удивленно и даже обиженно, но сил больше нет. Проще было терпеть боль от сломанной ноги, на которую приходилось вставать, чтобы добраться до помощи, чем это. — Извини, я очень хочу спать. Давай утром, ладно?

Уйти, не дождавшись ответа. Да он и не важен. Куда важнее сейчас уйти и ничего не сломать, не ударить стену кулаком, не зарыдать, не выдать ни звука, чтобы не показать, что больно. Он не имеет права устраивать сцену, он на эти чувства-то не имеет права, ведь сам же знал, что нет и шанса. Даже одной миллионной, у него не было шансов с самого начала, но он не смог отказаться от этих чувств. Это проклятие, что он влюбился в своего единственного друга, в одного единственного человека, который принимал его таким, какой он есть. С его нервозами, с глупыми шутками, со страхами, с социофобией и ненавистью к этому миру. Он много чего ненавидел, из-за чего не мог никому понравится или же обзавестись друзьями. Ему было сложно с другими людьми, а когда он остался совсем один, появился Кента. Он вытащил его из отчаяния, показал, какой прекрасной может быть жизнь. Кто же знал, что из-за этого он влюбится в него. Кто же мог предугадать, что он не сможет справиться с этими чувствами. Сильнее, чем оказаться разрушенным этими чувствами, он боялся, что Кента узнает. Он ведь так и не признался, что гей. Никто не знает. Ни одна живая душа, кроме тех, с кем он спал. И этих парней было не так много. Четыре? Пять? Он чувствовал себя грязным и отвратительным, когда спал с кем-то. Он ненавидел себя за то, что пачкает Кенту, находясь рядом с ним.

Закрыть дверь за собой, прижавшись к ней спиной, щелкнуть замком. Он не должен войти, иначе Эри не сдержится и всё уничтожит, а он не может этого допустить. Он давно осознавал, что такое может произойти. Но оказался не готов. 

—Эй, Эри, — голос обеспокоенный. 

Грустная усмешка тронет губы. Какой же наивный. Нельзя же быть таким, ему нельзя верить, так почему же Кента верит? Он чувствует себя предателем. Он предал их дружбу, предал его доверие. Он должен уехать. Должен всё бросить и сбежать.

Ответа не последует, он упадёт на кровать и закроет глаза, а потом услышит, как он уходит к себе. Верно, так правильно. У него будет девушка, а Эри уедет. Виноват в этих чувствах только он, а Кента хотел лишь помочь. 

Так правильно… он не имеет права ломать ему жизнь. Ломать их дружбу. Он всё испортил, и сейчас не имеет права себя жалеть. Лучше бы тогда он разбился, попал в больницу и не встретился с ним. Как так вышло, что то, что вытягивало его из тьмы и отчаяния, сейчас затягивает его туда? Он бы не взялся утверждать, что сделать в этой ситуации было бы правильно, но сжигающая пустота в груди требовала избавиться от источника, потому что даже тело понимало, что ничего хорошим для него это не закончится, вот только он не мог даже пальцем пошевелить. 

До утра он будет шнырять по своей голове в поисках логичных мыслей, идея, что предпринять, но в конце концов сдастся, потому что невозможно в таком состоянии — когда внутри так больно, что хочется на стену лезть — придумать хоть что-то. Он вынужден уткнуться в подушку и заставить себя всё отбросить, чтобы уснуть, надеясь, что после сна станет легче.

Но легче не становиться ни утром, ни вечером, когда разговор, который он оттягивал, как мог, всё-таки произошёл. Кента восхищенно рассказывал, как он счастлив, что встретил её, а Эри даже имя не запомнил, потому что пропускал большую часть информации мимо ушей. Он понимал, что это грубо, но иначе не был уверен, что сможет сидеть спокойно, но даже так он не смог долго выдержать — вскочил с места, открыл холодильник и заявил, что им нужно это отметить. Эри не любил алкоголь, но упорно его пил, думая, что так станет немного легче. Легче не становилось, но привычка укреплялась. Кента согласился и засобирался с ним, но оказался остановлен. 

—Лучше займись делом, — упрекнул Эри, точно зная, что друга дожидается доклад. — Раз мы будем пить, у тебя есть полчаса, пока я буду покупать нам алкоголь. Проведи с пользой или… позвони ей.

Кента даже не удивился. У его друга всегда была привычка, даже если есть совсем немного времени, он займётся важным делом. Но он не знал, что эта привычка появилась после того, как он за работой пытался забыть о своих чувствах к нему.

Сбежав в магазин, он нарочно задержался, стоя у полок в супермаркете и невидящим взглядом смотря на бутылки. Но он не мог так долго стоять, ведь его бы приняли за сумасшедшего, пусть ему и было по большей части плевать. Он и так был чокнутым, кто ещё мог влюбится в лучшего и единственного друга? Но повсюду были люди, а их Эри не особо жаловал. В клубах ему удавалось подавить неприязнь и страх алкоголем, но здесь этого было сделать нельзя. На самом деле он не был уверен насколько сильно сохранился его страх находиться в обществе незнакомых людей, даже если это был магазин. В своей юности он едва не впадал в истерику, стоило упустить из вида Кенту или же маму. Так было довольно долго, отец даже хотел обратиться к специалисту, волнуясь за сына, но мать сказала, что это подростковое и скоро пройдёт. И вот ему уже двадцать два — так и не прошло. Ослабло? Да, но не прошло бесследно. Впрочем, его родители это игнорировали, лишь Кента волновался, даже устраивал ему специальные прогулки, на которых пытался заставить его доверять окружающим. Эри поверил и, наверное, только из-за него мог вести более-менее нормальный образ жизни, не прячась за дверью своей комнаты. Он всегда знал, что Кента рядом — даже когда он уходил, Эри знал, что стоит один раз позвонить, и он окажется рядом. Это, пожалуй, успокаивало больше всего.

Но теперь, когда у него появилась девушка, он не сможет всегда приходить на помощь. Сейчас Эри придётся собственноручно отпустить его руку и уйти. Этого он сделать был не в силах, как не думал об этом. Когда он уезжал — ничего хорошего не вышло. Он стал лишь сильнее страдать от своей любви, а потом вернулся. Поэтому он видел ситуацию, как тупик. Ни одного шага он сделать не мог, а потому придётся стоять рядом с Кентой и ждать не понятно чего. Что он внезапно засомневается в своей гетеросексуальности и увидит, какой Эри прекрасный парень? Чушь.

И эти мысли преследовали его весь день. Кента же ничего не замечал, тихо списывая немного странное поведение друга на удивление. Всё же, до этого момента он никогда не заявлял, что влюбился. Все его связи с девушками были слишком несерьёзными, о многих Эри даже не знал, но тут будто накрыло — терпеть сил нет. Хотелось рассказать, поделиться, схватить и кружить по комнате, как когда-то давно, когда Эри стал совершеннолетним, а Кента немного перепил. Он считал его своих другом и, конечно, думал о том, что первым рассказать нужно ему — вместе порадуются и отметят. Кента не мог отрицать, что хотел похвастаться. Какой же красивой была Мэлли! И пусть он упорно когда-то доказывал Эри, что внешность не главное, его внимание вначале привлекло именно это. Но стоило им заговорить, как он оказался сбит с ног её умом, харизмой и умением шутить. Он никогда не встречал столь прекрасную девушку! Хотя, пожалуй, это будет неправда. Он нередко встречал умных и прекрасных девушек, которые блестели не столько красотой, сколько умом, а его это всегда поражало. Однако как бы он собой не гордился, его такие девушки не выбирали. Он был либо слишком легкомысленным, либо слишком молодым. Но тут как всё совпало — просто сказка!

—Я очень за тебя рад, — искренне улыбнулся Эри.

Они сидели за столом на кухне, на кухонной тумбе кипел чайник, а холодильник был забит алкоголем, энергетиками, шоколадом и разными готовыми салатами, потому что, как подозревал Эри, готовить они ничего не станут сегодня, а закуски нужны. Спиться он не хотел, потому что боялся, что перепив, может сказать правду, а этого он боялся больше, чем оказаться в незнакомой компании. 

—Я так счастлив, ты даже не представляешь, — мечтательно вздохнул Кента, а потом вдруг подскочил на своём стуле. — Слушай, хочу вас познакомить! Она готовилась сегодня к курсовой, но завтра мы можем встретиться. Идём с нами? Я ей столько про тебя рассказал, она очень обрадуется, когда познакомиться с тобой.

—Это… — растерялся он. 

Встретиться с ней? Нет, он этого не выдержит. Ему было приятно, что Кента говорил о нём, не забывал и, возможно, на секунду он позлорадствовал, что раньше с ним познакомился и знает Кенту куда лучше, чем она. Всё это было не совсем правильно, но иначе он не мог. Шок ещё не улёгся, но разве скажешь это восторженному и взбудораженному Кенте? Нет. Он просто не поймёт, а если поймёт — значит, знает, а если знает, то это конец. 

—Ну же, чего ты такой! — едва не обижено буркнул он, протянув руки и схватив его за кисть руки, которая держала стакан с водой. — Ты мой лучший друг, я не могу вас не представить! 

—Сколько… вы уже встречаетесь? — как бы не было больно задавать этот вопрос, он был обязан спросить. 

Кента расцвёл, словно прорвало стоп-кран. Эри помнил про упоминание университета, но не мог припомнить день.

—Почти два месяца, — усмехнулся, явно довольный собой, Кента. Его от воспоминаний ещё сильнее развезло, чем от джина и текилы. — Ты не представляешь, какая она… просто невероятная… 

—Такая уж невероятная? — скептически хмыкнул Эри. Он нахмурился, приняв эти слова на свой счет. — Мало ты таких девушек видел? С твоими гуляньями она тебя вообще удивлять не должна.  

Он понимал, что это грубо и нельзя так, но не смог сдержаться. Он прикусил язык, когда хотел сказать ещё более гадкие слова, испугавшись, что Кента обидеться или разозлиться. Этого он не хотел, а потому убито замолчал и опустил голову.

Но Кента не заметил злости и ревности в его словах, расценив это как сомнение, причём вполне оправданное. 

—Не в этом дело, — вдруг совершенно серьёзно произнёс он и отодвинул свой стакан, откинувшись на спинку стула. — Мы с ней во всём сошлись, понимаешь? Это как с тобой! Вот мне с тобой спокойно и хорошо, и с ней примерно так же, только ещё лучше, ведь я в неё влюбился.

Эри грустно усмехнулся. Он знал, что Кента не мастер подбирать слова правильно, поэтому и обижаться было бы глупо, но его задели эти слова. С ней было лучше, чем с ним — человеком, с которым они знакомы столько лет, столько всего прошли вместе, а стоило ей появиться и побыть с ним два месяца — и она справилась лучше. Это было больно, как бы он не пытался заставить себя не думать об этом. Он отдавал всего себя их дружбе, тихо лелея надежду, что однажды у них, может быть, что-то получится. Но это были лишь его больные мечты, не имеющие ничего общего с реальностью.

—Ты мой друг, — вдруг сказал Кента, осознав, что наговорил. — Я не это имел ввиду. Её-то я люблю и хочу всегда быть с ней, а с тобой… Ты мой друг и я тоже рад, что ты у меня есть, но…

—Я понял, — перебил он. — Тебе лучше не пить дальше, если хочешь завтра с ней встреться. 

—Да, ты прав.

Эри встал, протянул руку и поджал губы, когда Кента схватился за его ладонь. Он всегда быстро пьянел, потому что не следил за тем, сколько выпьет, в отличии от Эри, который всегда старался оставаться в сознании, потому что боялся раскрыть свою тайну. 

Кента дружески пихнул его в плечо, прежде чем повиснуть на его плече. Он часто так делал, но сейчас у Эри в глазах потемнело. Он ведь ему доверяет.

—А где ты был вчера? 

Этого вопроса Эри не ожидал. 

—В клубе.

—Ты всё время сидел в клубе?

Воспоминания неприятно обожгли грудь, но он кивнул. Кента больше не спрашивал, видимо, удовлетворившись этим ответом. Эри дотащил его до комнаты и толкнул дверь. Кента редко страдал от похмелья, удивительная способность, из-за которой он частично и не следил за количеством выпитого. И пил он не так часто, как Эри, который проводил в клубах через чур много времени для нелюдимого.

—Падай.

Эри усмехнулся, когда Кента упал на свою постель и блаженно расслабился, закрывая глаза, шепча какую-то чушь про клубы, девушек и свою безумную влюбленность. Последнее больно ударило по Эри, который не спешил покидать комнату. Кента, в отличие от него, не следил за её порядком, в углу валялись конспекты и какие-то книги, полки около компьютерного стола были завалены папками и большой энциклопедией животных, которую Эри ему когда-то в шутку подарил. Он её хранил, не выкинул, не отдал, хотя она была ему не нужна. Окна никогда не были закрыты шторами, потому что Кента любил утром просыпаться от солнечного света, лезущего в глаза. Эри этого не понимал, сам он всегда закрывал окна на ночь, если вообще открывал. Комната была в беспорядке, но этот беспорядок был каким-то родным. Эри знал, почему что и где лежит, знал, что если посмотреть под кроватью, найдёт там тонну никому не нужных журналов, которые уже поросли пылью. У Кенты была черта собирать всё и не выбрасывать, даже если не нужно. Он этого не понимал, но принимал. Светлая, захламлённая, но комфортная комната с маленькой кроватью, один шкафом с одеждой, вечно вываливающейся при открытии шкафчиков, и компьютерный стол. Но при этом комната не казалась пустой или минималистичной, пусть и была далеко немаленькой. 

Кента уже уснул, лежа на спине, лишь чуть-чуть натянув на себя одеяло. Прямо в одежде. Этого Эри тоже не понимал, но находил забавным. 

«Может… это мой последний шанс?» 

Эта мысль ударила его, будто бутылкой из-под виски, который они пили, по голове. Сделай он что-то с пьяным и спящим другом — ему не будет прощения. Но как же больно было в груди от осознания, что всё — конец. Он больше не сможет проводить с ним сутки напролёт, не сможет «по-дружески» обнимать, хлопать по спине и «случайно» касаться волос раз в несколько недель. Больше нельзя, иначе рискованно. Вообще всё, что он делал, было рискованно, но иначе не получалось, а Кента был уверен, что он по девушкам, ведь правду он не знал. В этом был плюс того, что он промолчал, пусть и ненавидел себя за то, что так пользовался своим положением. Тем, что его считали другом. Именно поэтому он предал их дружбу. А сейчас он хотел окончательно всё уничтожить. Ведь вот он — протяни руку и коснёшься, наклонись — и теплые губы будут так близко. Так просто и одновременно невозможно. Он ведь обещал себе, что не будет делать подобного, что умрёт с этой тайной, не пытаясь воспользоваться добротой и доверием сильнее объятий, которые даже нельзя было считать чем-то странным. Друзьям ведь характерно обнимать друг друга? 

Но прямо сейчас, в эту секунду, у него был шанс сделать кое-что большее. И он бы удовлетворился этим, хотя бы раз, прежде чем навсегда закроет и похоронит эти чувства в себе — поцеловать. Первый и последний раз коснуться его губ, чтобы запомнить их тепло, мягкость, чтобы прокручивать это у себя в голове, пока не останется ничего. 

У него задрожали руки, когда он аккуратно опустился на колени перед кроватью. Кента лежал на спине и не пытался перевернуться, уснув. Лучше ситуации и не придумаешь, даже если проснётся — можно списать на то, что он пьян и ему померещилось. Или, что он сам его поцеловал, перепутав с Малли. Точно! Ведь можно так сказать, тогда точно всё обойдётся, можно даже сказать, что нашёл себе девушку, чтобы не было подозрений. 

Эри чувствовал дыхание на своей коже — так близко он наклонился, всё время поглядывая на закрытые глаза, ужасно боясь, что они откроются. Но Кента не просыпался. Поцеловать его сейчас легче легкого, а потом сделать вид, что ничего не было. Ведь никто ничего не докажет, а он просто слегка его поцелует. 

Прикусив губу, он снова взглянул на расслабленное лицо, на закрытые глаза и, тяжело вздохнув, отпрянул. Он не может этого сделать. Это будет ужасно подло с его стороны — вот так воспользоваться его спящим состоянием. Он не простит себя за это, нельзя так поступать, он не настолько низко пал, чтобы делать так. Кента не гей. У него есть девушка, которая его любит, а он любит её. Ему тут места нет и это отвратительно — поступать вот так, пользуясь его доверием. Он ведь сказал, что говорил ей о нём, рассказывал, какой у него хороший друг. Эри бы не смог смотреть им в глаза после такого. Он не имеет права так поступать, слишком низко, подло и отвратительно. Чтобы он не чувствовал к Кенте, он не может вытворять подобное. Как бы не любил его, не мог, тем более потому, что любил. Те, кто правда любит, не предают, не ставят в неловкое положение, не пользуются беспомощностью. Чем он бы отличался от тех уродов, которых каждый раз видел в клубе, что пытались воспользоваться нетрезвым состоянием девушек? Он ненавидел и презирал их, нередко вмешивался и оказывался затянут в драку. Но ему было бы хуже, просто проигнорируй он их. Он ненавидел таких людей.

Накрыв его одеялом, не решившись стянуть с него одежду — ничего страшного не произойдёт, если он поспит сегодня в футболке и джинсах, — Эри ушёл, плотно закрыв за собой дверь. Он дошёл до своей комнаты в пять шагов и вновь, упав на кровать, уткнулся лицом в подушку. Он всё сделал правильно, но легче не было. Хотелось рыдать, но он не мог себе этого позволить. Виноват в этих чувствах он, не стоило тогда возвращаться. Нужно было уехать ещё дальше. А он не выдержал разлуки и вернулся. Кента его ждал, но не так, как он его. И он никогда не узнает, как же тогда он был счастлив его видеть. 

Никогда. Это Эри решил точно. Завтра он пойдёт на эту встречу и будет вести себя, как хороший друг и воспитанный парень, не выдав то, что влюблён. Ни за что.