Я знаю...

— Ацуши-кун, тебя Дазай-сенсей вызывает!

Ацуши прыгает и ловит баскетбольный мяч.

— Спасибо, Джуничиро-кун! — он спешно поворачивается к подошедшему рыжему юноше и слегка кланяется. — Я тогда переоденусь и приду.

— Но…, — Джуничиро замялся и шёпотом говорит. — Дазай-сама сказал, что это срочно...

Ацуши замирает в удивлении: пойти к учителю в спортивной форме? Да и он ещё потный, взмок весь за этой игрой. Юноша прикусывает губу и смотрит куда-то в сторону. Нет, Дазая-сама нельзя заставлять ждать!

— Ладно… Спасибо, что передал! — Накаджима улыбается и ловким пасом передаёт мяч соигроку по команде.

— Дазай-сенсей! Вы меня звали? — Ацуши открывает раздвижную дверь и аккуратно заглядывает внутрь класса. Дазай-сама стоит у своего стола и что-то читает в книге в красно-белой обложке с чёрными иероглифами. От этого занятия он отвлекается сам через несколько секунд после того, как ученик позвал его. Мужчина спокойно выпрямляется и поворачивает голову к званному гостю.

— Проходи, Накаджима. И закрой дверь, пожалуйста, — от взрослой, сдержанной улыбки Дазая Ацуши невольно начинает улыбаться сам, но глупее и наивнее, чем воспитанный годами учитель.

— Вы что-то хотели, Дазай-сама? — юноша плотно закрывает за собой дверь и останавливается, не смея сделать и шагу в какую-либо сторону.

— Да. Подойди ко мне, — длинный элегантный палец учителя манит к себе, и Ацуши безоговорочно слушается, несколькими робкими шажками преодолевает разделяющее их расстояние. И вот: он может разглядеть вкрапления более тёмного цвета, чем вся радужка, в глазах Дазая, может уловить приятный аромат. Что-то древесное вперемешку с более пряным, крепким запахом и…вдобавок что-то кофейное. Такого аромата Ацуши не припоминал.

— У Вас новый одеколон?

Дазай замирает, с удивлением подняв брови. Простояв так несколько секунд, отчего смутился и Ацуши (он тут же покраснел и отвёл взгляд в сторону, поняв, какой глупый вопрос задал), мужчина негромко смеётся. Смеётся так низко и бархатно — сладко.

— Это духи, — Ацуши совершенно не знал разницы между духами и одеколоном, но…"духи" звучали так вкусно, богато, словно это что-то эксклюзивное, что-то, что может получить лишь такой красивый человек, как Дазай-сама. — Не думал, что ты сможешь различать мои запахи…, — чужая рука ложится на порозовевшую от физических тренировок щёку. —Ты вправду удивительный, Ацуши-кун.

"Удивительный"…это слово было такое…такое… Ацуши восторженно смотрит в карие глаза, позволяет своим щекам краснеть гуще. Учитель назвал его "удивительным", и ни какой-то учитель, а именно Дазай, Дазай-сама, который так восхищал его своей элегантностью, обходительностью и…смехом, таким очаровывающим, таким зовущим.

— Что Вы, Дазай-сама…, — смущается мальчишка. — Это мелочи…

— Ты из спортзала?

— Да, у нас физкультура была.

Дазай перекладывает руку с щеки на влажный, прохладный от пота лоб и зарывается пальцами в белые волосы, зачёсывая их назад.

Ацуши удивлённо смотрит на учителя, немного запрокинув голову назад. Карие глаза внимательно разглядывают два фиолетово-жёлтых камня, розовые щёки, обветренные губы, капельки пота у висков.

— Запри дверь, Ацуши-кун, — юноша сбивчиво вздыхает, как только слышит это ласковое обращение, но тон Дазая-сама прохладен, как всегда. Мужчина вкладывает ключи от класса в ладонь Ацуши, которая послушно раскрылась и сжалась в кулак только после того, как ощутила холод металла. Ведомый чем-то необъяснимым, не поддающимся здравому осознанию, Ацуши медленно разворачивается и подходит к двери, вставляет ключи в замочную скважину…как только раздаётся щелчок, он ощущает на шее всегда прохладные пальцы учителя. Тот гладит кожу на ключицах, плечах, второй рукой касается подбородка юноши и лёгким нажатием заставляет повернуть к себе голову, после чего целует слегка шершавые губы. От одного поцелуя ноги у Накаджимы чуть не подкашиваются, настолько он непривычно нежный и аккуратный, Дазай еле касается губ своими, но компенсирует это гладящей тело Ацуши рукой. Опустившись ниже по спине, Осаму запускает её под одежду, почти невесомо касается рубцов-шрамов на боку и задирает футболку, поднимаясь по натренированному прессу выше, пока не останавливает руку на груди, ощутив под подушечками пальцев стук живого сердца Ацуши. Тот шумно выдыхает в губы рядом. — Тише, Ацуши-кун, — Дазай приподнимает уголки губ в улыбке: Ацуши такой юный, не умеющий сдерживать свои чувства и эмоции, смешной и милый, как слепой котёнок — что за прелесть.

— Д-дазай-сама, — бормочет Накаджима и робко, совершенно мягко хватает руку учителя. — Вы…уверены, что нам стоит сейчас…, — юноша нервно сглатывает слюну, не смея договорить фразу до конца. Дазай тихо усмехается — забавно, сколько времени они близки, а этот мальчишка всё смущается.

— Сейчас обеденный перерыв — мы всё успеем, — Осаму видит, что Ацуши хочет сказать что-то ещё, но на это лишь целует его в щёку и, отпустив, тут же хватает за руку и тянет за собой в середину класса. Остановившись перед партами, Дазай резко прижимает юношу к себе, кладёт руку на белую макушку и гладит её, прижимая голову к груди. — Тебе всё ещё непривычно? — тихо говорит учитель над ухом.

Ацуши замирает в чужих руках, легко позволяет прижать себя к груди. И вправду, ему "всё ещё" непривычно. Он юн, наивен и неопытен, ему сложно понимать собственные желания, но чего же ему хочется?… Ацуши немного отстраняется от учителя и смотрит тому в глаза. Наверное, радовать Дазая-сама? Улыбку того можно было увидеть часто, вообще Дазая-сенсея нельзя было назвать скучающим или очень серьёзным человеком, но почти каждый раз Накаджиме всё же удавалось прочитать что-то неправдоподобное в ней. Искреннюю (как он надеялся) улыбку юноше удавалось заметить несколько раз, когда учитель был с ним наедине, и это радовало Ацуши, заставляло его глуповато улыбаться, бросаться обнимать учителя, в глубине души надеясь, что он, он один — причина этой реальной улыбки.

— …Нет! — Ацуши медлит только для того, чтобы неожиданно смело заглянуть в глаза Дазаю, где тут же читает удивление. Учитель не ожидал такой храбрости, и это радует Ацуши.

Осаму усмехается одной половиной губ и тянется к Накаджиме, целует его, всё такого же послушного, хоть и набравшегося смелости (пусть и ложной).

***

Кровать Дазая-сенсея холодная, особенно когда в ней лежит только Ацуши, пока мужчина сидит неподалёку на краю.

— Дазай-сама? — тихо зовёт юноша.

— Чего? — тон холодит голую кожу на руках, и Ацуши неосознанно зарывается чуть глубже под одеяло.

— Могу я спросить…почему Вы никогда не снимаете одежду?

Осаму непонимающе поднимает одну бровь.

— Тебе это правда интересно?

— Ну…да, — робко кивает Накаджима. — Просто!…—он приподнимается, натягивает на себя побольше одеяла, чтобы скрыть голое тело по грудь. — Просто…мне всегда казалось, что в таких ситуациях оба человека будут…без одежды. Ну и мне…интересно, как Вы выглядите…

— Как я выгляжу под наскучившей тебе рубашкой? — Дазай усмехается, а Ацуши стыдливо краснеет. — Нет ничего интересного в моём голом теле, оно такое же, как и у всех остальных, как у тебя…возможно, только без твоих шрамов.

Накаджима хмурит брови и тупит взгляд в колени Осаму. Ну не может ведь быть такого, чтобы тело Дазая-самы ничем не отличалось…оно другое, оно разное у всех, а у Дазая-самы наверняка очень…красивое. Неужели он поднял неприятную для учителя тему?

— Ладно, — сдаётся Ацуши и улыбается, старается показать, что не огорчён неясным ответом. Вправду как послушный котёнок, ну что за очарование.

— Вот и умница! — Дазай встаёт с кровати, кладёт руку на щёку юноши и поглаживает её. — Я пойду покурю.

Накаджима неожиданно для себя хватает прохладную руку мужчины, слегка прижимает её к своей коже, цепляется пальцами за чужие и так и замирает… Осаму останавливается и с непониманием наблюдает за этим действием.

— Ацуши-кун?

— …Останьтесь, пожалуйста, — шепчет юноша в ладонь.

— Ацуши-кун, — Дазай-сама улыбается, почти смеётся. — Я же не ухожу никуда, я просто пойду покурить на балкон.

— Пожалуйста…

— Ацуши-кун, брось это, — тон внезапно сменяется на строгий, резкий, который попадает острием прямо в сердце юноши и, вздрогнув, тот нехотя отпускает руку, которая только-только согрелась от его дыхания…

Мужчина тяжёлым, быстрым шагом покидает комнату и громко хлопает за собой дверью, отчего Ацуши вновь вздрагивает и замирает, потерянно смотря на дверь, которая разделила его и учителя. На глазах сами собой наворачиваются слёзы, которые юноша спешит стереть кулаком, пусть его и никто не видит сейчас. Почему? Почему он разозлил Дазая? Что он сделал не так, что не так сказал? Дурак…зачем он так поступил? Он должен всегда слушаться Дазая! Почему он вдруг решил заупрямиться? Всхлипы нельзя смахнуть с ресниц пальцами, как слёзы, застывающие на кулаке, и потому только они эхом разносятся по пустой спальне, где нет Дазая-самы, а только маленький глупый мальчишка, беспомощно окутавший себя большим, бесполезным и холодным одеялом…

Дверь на балкон со скрипом закрывается, оставляя Дазая Осаму в тишине шумящего у ушей, треплющего короткие кудри ветра. Звонкие щелчки зажигалки греют успевшие замёрзнуть уши. Когда на языке ощущается знакомая табачная горечь, а изо рта выпархивает лёгкой серой бабочкой дым, Дазай может расслабиться и подумать о том, о чём учителю, по мнению общества, думать не пристало. 

— А не слишком ли я привязал к себе этого Ацуши? — начинает Осаму мысленный разговор с самим собой где-то в самых недрах мозга. — Он милый, с симпатичной внешностью, забавный, когда переступает через себя, но…всё это начинает докучать, что ли? Так ещё и этот вопрос про голое тело. Шрамы только испугают его, — о нет, Дазай-сенсей, не докучает он Вам, Вы сами это знаете. Вы боитесь, что он так к Вам привяжется, что расскажет всем о том, что было между вами, когда разобьёте ему сердце. — Боюсь? Бред, — Дазай со смешком выдыхает дым. — Этот юнец не сможет никому ничего рассказать, ему будет слишком стыдно, — а что если расскажет? Отчего Вы так уверены, что он чересчур стыдлив? — Я знаю, — правда? А не думаете, что после расставания ему будет настолько больно, что он переступит через все свои страхи? — … — Дазай, решив отвлечься от разговора с самим собой, затягивается, сосредоточенно смотря на какой-то рекламный плакат внизу.

***

— …джима…Накаджима!

Ацуши вздрагивает и резко поднимает голову с собственных рук.

— Накаджима, повторите хокку, которое я только что прочитал, — тёмные, карие глаза смотрят прямо в душу презирающе, стыдят, "Как ты осмелился заснуть на уроке?", "Ты ещё смеешь не слушать учителя?".

Ацуши беспомощно смотрит на рядом стоящего Дазая-сама, не в силах рта раскрыть, чтобы хотя бы один несвязный звук выдать.

— Откройте учебник на сто первой странице, Накаджима, и прочитайте второй хокку.

Юноша дрожащими руками листает страницы, листает медленно — они выпадают из пальцев, а от этого ещё стыднее за себя, свою дурацкую сонливость, глупость. Кажется, что все следуют примеру учителя и смотрят на него, смотрят внимательно, с презрением, вроде даже где-то слева раздался смешок. Найдя нужный стих, Накаджима начинает читать, запинаясь, истерично сглатывая слюну, путаясь в собственном языке и словах. Дазай остаётся удовлетворённым лишь тогда, когда с дрожащих губ слетает последнее слово хокку, и он возвращается к доске, чтобы что-то записать, продолжая урок с невозмутимой улыбочкой на пол лица. Ацуши же неподвижно сидит, бессмысленно смотря на ходящие ходуном руки. Ощущение, словно он сходит с ума: в голове пусто, перед глазами всё мутно, в ушах белый шум, а горло дерёт от желания пить… Не контролируя себя, Накаджима срывается с места, чуть ли не падает у выхода из класса, но, путаясь в ногах, поднимается и спешит спрятаться ото всех в туалете. Дрожащими руками он крутит ручку крана, подставляет горячие ладони под холодную струю, не обращает внимание, что напор слишком сильный, и брызги падают на форму…

— Извините, учитель?

— Да, Танизаки? — с всё той же улыбочкой Дазай смотрит на поднявшего руку рыжего юноши.

— Могу я проверить, как там Накаджима? Он так убежа-

— Не волнуйтесь, Танизаки. Я уверен, всё будет хорошо с Вашим одноклассником. Думаю, он просто вышел в туалет умыть лицо. Хороший способ проснуться, кстати, — Осаму отворачивается и не видит, как Джуничиро передёргивает от усмешки, которую тот увидел лишь на секунду, но она холодным лезвием прошлась по его горлу. 

Уже звенит звонок, когда Ацуши осмеливается вернуться в класс. Только он переступает порог, как его охватывает ощущение, что все одноклассники уставились на него. Но стоит перебороть себя и приподнять голову, как он обнаруживает, что…все просто болтают, смеются, но на него не смотрят… Дазай-сама стоит у доски, задумчиво листает учебник, не обращая внимание ни на кого в округе…

— Дазай-сенсей, — голос Накаджимы звучит тихо, еле слышно, но мужчина отвлекается и смотрит на подошедшего юношу.

— Да, Ацуши-кун? — тон Дазая спокойный, будто ничего и не произошло сегодня.

— Простите, что я заснул на Вашем уроке. Я понимаю, я не должен был так делать, — юноша покорно склоняет голову, будто готовясь принять наказание.

— Да, кстати об этом. Я понимаю, что ты в выпускном классе, и литература тебе не пригодится в ВУЗе, но всё же она — часть нашей культуры. Потому, пожалуйста, будь чуть внимательнее.

— Я постараюсь, — кивает Ацуши, не смея поднять взгляд на лицо мужчины.

— И…зайди ко мне после уроков, у тебя ведь нет сегодня факультативов. Раз ты проспал половину урока, нужно будет обсудить с тобой сегодняшнюю тему.

Накаджима резко поднимает голову и почти впивается взглядом в Дазая-сама. Он его зовёт? Значит, он не в обиде и не злится? Мужчина, коротко взглянув на него, подмигивает и невозмутимо возвращается к учебнику.

— Да, Дазай-сенсей! Я зайду к Вам, — Ацуши чуть ли не подскакивает на месте, увидев этот знакомый знак. Подмигивает — значит точно надо прийти!…

Накаджима, как только он заканчивает со всеми делами, спешит к нужному классу бегом. Он останавливается недалеко от входа и старается идти более спокойным шагом. На лице улыбка, которую ещё никто из одноклассников не видел, лишь один, один Дазай-сама! Хочется зайти и сразу броситься к нему на руки, самостоятельно поцеловать, громко смеяться, радоваться каждому моменту рядом с дорогим сердцу учителем. Сдерживаясь, чтобы не начать напевать себе под нос какую-то мелодию, Ацуши аккуратно кладёт руку на неприкрытую до конца дверь, собираясь её отодвинуть, как вдруг замирает…что-то странное улавливает слух…хихиканье…и два голоса… Сердце начинает громко стучать, настолько, что Накаджима может услышать его сейчас…нет, не может ведь быть такого…Дазай-сама ведь…ведь…почти не дыша, Ацуши бесшумно отодвигает дверь и заглядывает в расширившуюся щёлку. …Высокий, вытянутый мужчина-брюнет со знакомыми кудряшками целует…какую-то девчонку в школьной юбке, весело смеющуюся и что-то шепчущую на ухо… Накаджиму отталкивает от двери необъяснимой силой, перед глазами всё плывёт от тут же выступивших слёз. Как так…он же, он же не мог…зачем? ЗАЧЕМ ОН ЕМУ ДОВЕРИЛСЯ? Ацуши, позабыв обо всём, спешит сбежать с "места преступления". Куда спрятаться? Куда убежать? Где он не встретит Дазая-сенсея, где он больше не увидит уже родных карих глаз, не коснётся кудрявых волос, не уловит тот древесный аромат?

— Эй! — в голове внезапно гудит от глухого удара, и Ацуши отступает, хватаясь за лоб рукой, чуть ли не падает. — Да что за люди такие! Смотри, куда бежишь! Сдурел в учителей врезаться? Да вообще, почему ты бегаешь? Из какого ты класса? 

Картинка становится чуть чётче, и Накаджима обнаруживает перед собой разгневанного молодого мужчину с рыжим хвостом. Он его знает…это ведь Накахара-сенсей из парал-

— Дазай, посмотри на этих наглецов! — Ацуши раскрывает глаза в шоке и быстро поворачивает голову к тому, кто шёл рядом с Накахарой Чуей… — Погоди…он же из твоего класса, нет? Это тот Накаджима?

— Извините! — выдыхает Накаджима. Он спешно кланяется и быстро убегает дальше, стараясь не смотреть в глаза, которые так…пристально за ним наблюдали все эти несколько секунд, так…презирали.

— Что за бесовщина происходит? Странный он какой-то! А всегда тихим и прилежным казался…, — недоумевает Чуя и растерянно поднимает одну бровь, провожая взглядом убегающего школьника.

— Хм…может день неудачный. Он с самого утра такой, представляешь? — посмеивается Дазай. — Выбежал из класса и вернулся только на перемене.

— Да у меня тоже день был бы неудачный, если бы ты у меня вёл! — возмущается Накахара, а его коллега лишь смеётся. — Погоди…ты тоже это слышишь? — он резко переходит на шёпот.

Оба учителя замолкают и внимательно прислушиваются к тишине полупустой школы.

— Опять эти дети, — со свистящим шёпотом вздыхает Чуя и уверенно направляется к двери класса Дазая, останавливается и настойчиво, громко стучит. — Господа, быстро оделись и вышли.

В классе тут же что-то зашумело, зашуршало вперемешку с громким шепотком. Пожалуй, и пяти минут не прошло, как перед учителями стояли два ученика из выпускных классов — девушка с хвостом и высокий юноша —, виновато склонив головы.

— Чтобы больше я такого не слышал и не наблюдал, и никто из других не докладывал, поняли?

— Да, Накахара-сенсей, — еле слышным голоском бормочут подростки.

— На первый раз никуда не докладываю, но это первый и последний. Быстро с глаз моих скрылись! — ученики кивают и спешат уйти от пристального взора пары голубых глаз.

За спиной Накахары громко засмеялся Дазай.

— А ты то чего, придурок? — выдыхает устало Чуя, обернувшись к нему.

— Ты всегда так смешно злишься, когда отчитываешь детей, — посмеивается Осаму с усмешкой.

— А что мне ещё делать?! Как наступает весна — так они все как один! Ладно, я допускаю, что гормоны, тепло, весна, солнышко, но можно хотя бы не в школе?

— Ведёшь себя, как старый дед, — фыркает Дазай. — Вспомни, какими мы были в их возрасте, Чуя-кун!

— Я так себя никогда не вёл! — возмущается Накахара. — Ты — возможно, но я не хочу знать, какую жизнь вёл Дазай-ловелас. Спасибо, что хотя бы за ученицами не волочишься, — недовольно хмыкает Чуя.

***

Ацуши всю ночь не мог заснуть. Чувство страха и недоверия в смеси со стыдом создавали в его мозгу вязкую, липкую кашу, которая затягивала в себя, не отпускала ни на секунду, заставляя глубже погружаться в воспоминания сегодняшнего дня. Он ведь перепутал Дазая, тот человек с какой-то девчонкой в классе был не им, но…юноша теперь не мог отделаться от ощущения, что всё вокруг ложь, что всё не так просто, и есть какой-то подвох. А что если…Дазай всё же обманывает его? Тем более он так любезно отвечает каждой однокласснице и ученице, которые явно западают на него, что Ацуши недоумевает, как только сейчас он дошёл до этой мысли? Хочется заплакать, хочется закричать на всё общежитие, но голос не поддаётся контролю, и Накаджиме остаётся лишь зарыться в подушку лицом, беспомощно дожидаясь, когда этот кошмар наяву сменится на спокойный сон.

На утро Ацуши чувствовал себя ужасно: сонный, помятый, с ворохом мыслей в голове и…страхом, что всё окажется ложью. Вдобавок первый же урок был именно у Дазая-сенсея…

— Накаджима, — после звонка Дазай подзывает себе, и Ацуши на чуть ли не трясущихся ногах подходит к нему, охрипшим голосом спрашивает.

— Да, Дазай-сенсей?

— Ты вчера не пришёл. Сегодня после уроков зайди, пожалуйста, — спокойно говорит Осаму, не особо отвлекаясь от книги перед собой.

— Да, хорошо, — кажется, сегодняшний день будет нелёгким…

Все оставшиеся уроки Ацуши думать ни о чём другом не мог, как о грядущей встрече. Казалось, что на ней Дазай скажет, что всё кончено, что всё было обманом, фантазиями Ацуши. Хотелось плакать, но проявить слёзы на глазах одноклассников было бы не меньшим стыдом, и приходилось лишь стойко терпеть уроки, пытаться не считать часы до рокового момента…

Пока Накаджима шёл по знакомому пути, он не мог отделаться от ощущения, что всё тело не его — ни ноги, ни руки, ни голова, ни…даже мысли. Воздуха не хватало, словно он тонет где-то на самой глубине Токийского залива…

— О, Накаджима, заходи, — голос Дазая звучит так весело, буднично, что Ацуши невольно вздрагивает и испуганно смотрит на Дазая, застыв посередине порога. — Как ты? — и всё же, что-то затягивает Ацуши внутрь, заставляет по привычке закрыть дверь за собой.

— Неплохо…, — негромко говорит юноша.

— Хорошо! Просто в последние дни ты так странно себя вёл, — если бы Ацуши набрался смелости взглянуть сейчас на Дазая, он бы обнаружил в двух знакомых глазах лишь безразличие, смешанное с жестокой насмешкой.

— Извините…просто плохо спал в последние время…

— Ну чего ты, Ацуши-кун! Взбодрись! — Дазай подходит к нему и приобнимает за плечи. Юноша ловит себя на желании отстраниться, но мешает закрытая дверь… — Поедем ко мне? Алкоголем угощу, — знакомым мурлычущим тоном шепчет учитель в самое ухо.

— Давайте, — поддаётся Накаджима, не в силах отказать тому, к которому его тянуло странным образом, из-за которого он пролил немало слёз, и не уверен, радостных или грустных…

— Присаживайся! — Дазай-сенсей разувается и проходит внутрь квартиры, открывает какой-то из шкафов, достаёт стеклянную бутылку с жидкостью глубокого медного цвета — виски — и два гранённых стакана. — Тебе налью только немного, маленький ты ещё, — смеётся Осаму, не смотря на вяло шевелящего ногами Ацуши.

— Спасибо, — всё так же тихо говорит он и бесшумно присаживается на ближайшее кресло.

— Ты чего там сел? Иди ко мне, — налив нужное количество алкоголя в оба стакана, Дазай садится на мягкий диван и манит к себе рукой Накаджиму, а тот, не находя сил сказать хоть слово поперёк, подчиняется и пересаживается, но пытается держать хоть какую-то дистанцию, пока Осаму сам не приобнимает одной рукой за плечи и не прижимает ближе к себе, протягивая стакан. — Вот. Пей аккуратно, маленькими глотками, пусть и так виски на самом дне, — Ацуши берёт в руку красивый, отражающий свет люстры, стакан и заглядывает во внутрь, в нос тут же бьёт резковатый запах алкоголя, отчего он морщится и улыбается без особой радости. — За что пьём? — вновь мурлычет Дазай и целует юношу в щёку.

—…, — тот всё так же молчалив, что уже начинает…подбешивать Осаму.

— Ацуши-кун, что такое? Ты такой тихий сегодня! В несколько раз тише обычного. Хочешь, можешь не пить, просто чокнемся.

— Дазай-сенсей…у меня есть вопрос…, — всё же начинает Ацуши.

— Спрашивай, — мужчина пожимает плечами, но недоумевающе следит за Накаджимой, когда тот мягко сбрасывает его руку с плеч и поднимает, ставит стакан на журнальный столик, встаёт напротив Дазая.

— Дазай-…сама, скажите, пожалуйста…, — он правда хочет задать этот вопрос? А если…а если он получит "да"? Что делать? Сбегать отсюда, из этой квартиры, дальше от Дазая или…

— Ацуши! Ну не томи! — хмыкает почти возмущённо Осаму.

— Д-да, извините…, — помедля ещё секунду, Накаджима тяжело вздыхает, поднимает голову и смотрит прямо в глаза Дазая. — У Вас есть кто-то кроме меня?

Тёмные брови учителя быстро ползут вверх.

— Что ты имеешь в виду? "Кто-то кроме тебя"?

— Вы…встречаетесь с кем-то кроме меня?

Дазай несколько секунд сидит молча, пока не улыбается и не начинает смеяться.

— Ацуши-кун! Это шутка? — мужчине приходится опереться бокалом на колено, чтобы не уронить его.

— Нет, — твёрдый тон юноши заставляет Дазая перестать веселиться и утихнуть. — Я серьёзен, Дазай-сенсей…

Тот смеряет его внимательным взглядом, который холодит сердце Ацуши и будто заставляет остановить свой стук на несколько секунд.

— У меня никого нет, Ацуши-кун, — Осаму подносит стакан к губам и делает небольшой глоток.

— Вы…говорите правду?

— Конечно я говорю правду! С чего бы мне лгать тебе? — Дазай начинает злиться, и это заставляет Ацуши забегать взглядом по комнате.

— Просто…Вы довольно популярен в школе, и…, — нет, нет, он говорит какой-то бред, ему ведь уже ответили! Остановись, остановись… — мне казалось, что Вам будет…приятно встречаться с кем-то ещё.

— Что? — Осаму не сводит взгляда с Ацуши. — Что это за глупые шутки, Ацуши-кун?

— Это не шутки…мне правда так казалось…и мне было страшно… Просто…Вы так мило общаетесь с каждым учеником, который проявляет…романтическую симпатию к Вам, что, кажется, ещё немного, и Вы начнёте флиртовать с ней…или ним.

— Ты сдурел, Ацуши?! С кем-то другим? — Дазай повышает тон.

— Извините, — шепчет Ацуши, стыдливо тупя взгляд в пол. Вправду, какой он глупый.

— Ацуши-кун, ты слишком напрягаешься, — Дазай откидывается на спинку дивана и устало потирает правый висок подушечками пальцев.

— …Можно я спрошу о последнем?

— Валяй, — Осаму машет рукой и отпивает ещё алкоголя.

— Можете тогда…не давать ложных надежд другим? — Дазай так и замирает с бокалом у губ. — Просто я часто слышу, как одноклассницы и другие девушки шушукаются о Вас, и о том, что сначала Вы так мило с ними общаетесь, а потом резко отказываете и тут же…"теряете интерес", как они г-говорят…, — Ацуши с ужасом замечает, как длинные пальцы Осаму сильнее обхватывают край стакана, и от этого запинается в самом конце. В глазах учителя появляется что-то злое, если не вовсе бешеное…

— Ты…издеваешься? — низкий тон рокочет в горле Дазая, он медленно поднимается с дивана, не сводя взгляда с Ацуши. — Ты меня просишь о таком? Да какая тебе разница на этих тупых школьниц?

— Просто-, — Дазай перебивает робкую попытку Накаджимы сказать что-то против.

— Что "просто"? Если я с ними говорю, это не значит, что они уже самые особенные в этом мире! — Осаму постепенно повышает голос. — Это значит, что они — маленькие глупые девчонки, которые не могу сдержать своих фантазий при виде учителя!

— Дазай-сенсей, но ведь Вы правда заигр-

— Что "Дазай-сенсей"?! Что?! Я ничего такого не делал! — мужчина переходит уже на откровенный крик, заставляя Ацуши испуганно поёжиться. — Возможно, я разговаривал с ними чуть милее, чем с другими, но я никогда не давал им шанса надеяться на что-то! — это же бред…это же всё бред, что говорит сейчас учитель. Ацуши сам не раз видел, как Дазай-сенсей мило ворковал с какой-нибудь девушкой, что до начала их отношений, что после. — Вообще! Какая тебе разница на них?! Тебе жалко?! Этих глупых девчонок?! Тебе не хватает моей любви, что?! Они тебе жалуются?! — юноша беспомощно тупит взгляд в пол.

— Просто…я помню, как…однажды Вам…призналась моя…-

— АЦУШИ, НЕ МЕМЛИ! — оглушительно рявкает Дазай.

— Моя одноклассница, с которой Вы долгое время явно заигрывали, а после отказа она плакала в туалете, и Вы больше никогда не говорили с ней, и даже не спрашивали на уроках! — неожиданно для себя выпаливает юноша.

— Чушь какая! — возмущается мужчина. — Кто тебе это сказал?!

— Но я сам это видел…

— Бред! Ты неправильно это понял! Она не признавалась мне! Ты…ты такую чепуху говоришь! Ты себя-то слышишь?! — Дазай постепенно подходит к Ацуши всё ближе и ближе, а тот и хочет сделать шаг назад, но от схватившего в объятия страха не может, слишком внезапно появился такой Дазай-сама, которого он не знает, которого он видит впервые. — Ты хотя бы знаешь, как сложно встречаться со школьником?! Каждый день прятаться по классам, чтобы не увидели! Чтобы не поползли слушки! Чтобы не уволили нахрен с работы! — в какой-то момент гнев мужчины достигает такого пика, что тот замахивается и швыряет стакан на пол. Накаджима не сдерживает вскрика, когда стекло со звоном разлетается по полу всей комнаты, окружает его, окончательно не позволяя и шагу в сторону сделать, и…именно в этот момент Осаму, тем бешеным взглядом смотря на отражающие свет люстры осколки стакана, начинает…будто успокаиваться. — Я не знаю, что там твои дуры-одноклассницы наговорили, но всё это бред, бред и ещё раз бред, — хмыкает он и поднимает взгляд на Ацуши, который с животным испугом смотрит на острые прозрачно-блестящие стеклянные края вокруг. — Подойди ко мне, Ацуши-кун.

Накаджима резко поднимает взгляд на учителя.

— Н-но ведь повсюду-, — к нему? Да ведь неаккуратное движение, и он порежется!

— Подойди, — приказ слышится отчётливее, и юноша, помедлив немного, чтобы успеть выбрать правильный путь, покорно шагает к Дазаю, хотя и хочется шагнуть от него в другую сторону, убежать за дверь, прочь из квартиры…

Осаму его приобнимает у талии и слегка прижимает к себе, отчего Ацуши тут же ощущает тот древесно-кофейный аромат, от которого хочется поморщиться, но одновременно он оживляет приятные воспоминания…

— Извини, — спокойно говорит мужчина. Ацуши молчит, застыв в его руках, как птичка в лисьих лапах. — Я не должен был так злиться, — услышав всхлип у уха, Осаму догадывается и почти невесомо хлопает по спине. — Это хорошо, что ты волнуешься о своих друзьях, но не всем нужно верить. Ты ведь понимаешь?

— Д-да…, — шепчет Накаджима и сам обнимает Дазая-саму, вновь всхлипывая.

— Ну что ты? Ты расплакался? — смеётся Осаму и целует влажную дорожку от слезы на щеке Ацуши.

— Немного, — юноша спешит вытереть слёзы, но Дазай перехватывает его руку и целует её в запястье, отчего Ацуши приулыбается — приятно и щекотно.

— Всё хорошо, Ацуши-кун. Давай приберёмся и сделаем, что хочешь? Могу купить тебе что-нибудь. Или…хах, хочешь, рубашку расстегну? — смеётся Дазай в знакомой Накаджиме спокойной и будничной манере, такое тёплое, такое родное… — А знаешь, почему я не хочу обычно раздеваться? — игриво шепчет он на ухо, и юноша краснеет.

— Почему?…

— Потому что под одеждой у меня бинты, а под бинтами…страшные шрамы!

Ацуши удивлённо смотрит в глаза учителя.

— Но у меня ведь тоже есть несколько…из приюта.

— О-о-о, мои гораздо страшнее, Ацуши-кун! И их больше.

— Насколько?

— Ну, у меня почти всё тело покрыто бинтами, так что несложно догадаться, сколько их, — усмехается Осаму

— Ого…а…можно спросить, почему так?

— Тебе всё можно, Ацуши-кун, но конкретно на этот вопрос, к сожалению, я не отвечу. Это очень страшная тайна! — Дазай утыкается носом в шею юноши и щекочет её дыханием, отчего тот посмеивается и жмётся чуть ближе к тёплому, близкому Дазаю.

Наверное, у того просто был плохой день. Да и Ацуши такие глупые вопросы задавал, что как тут можно было не разозлиться! Зато сейчас Дазай-сама так мил и нежен, улыбается, шутит, смеётся, обнимает и даже…останавливает попытку Ацуши скрыть слёзы.

— Я знаю…, — что Вы знаете, Дазай-сенсей? — что всё будет хорошо. Я знаю, что он не убежит, пока думает, что он — особенный и любимый, — и Вам совсем не жалко это наивное создание? — …

— Пошли, Ацуши-кун? — со знакомой юноше хитрой ухмылкой Дазай подходит к нему, когда на полу больше не осталось осколков злосчастного стакана.

— Куда? — искренно удивляется Ацуши, пока учитель обнимает его, прижимает к себе и нежно целует в висок.

— Покажу тебе свои шрамы, которые никто до этого не видел, — ласково смеётся Дазай и тянет послушного юношу за собой в спальню.

Наверное, маленькая жалость всё же просыпалась, когда в фиолетово-жёлтых глазах читалось лишь одно — покорная юношеская любовь, которую Ацуши безвозмездно дарил ему. Но принимать эту любовь хотелось всё больше и больше с каждым новым днём, с того самого момента, как Дазай-сенсей смело предложил какому-то смешному мальчишке с неаккуратной причёской, влюблённо смотрящему на него каждый урок, встречаться.