— Я хочу уехать отсюда, — Стэн сказал это во второй половине дня, двадцатого числа августа. Стояла солнечная погода, на голубом небе не плыло ни единого пушистого облака, воздух поглощался с большим трудом; был неприятным, сухим и тяжёлым из-за летнего зноя. Подростки остановились у пруда Старка, чтобы немного передохнуть в тени от окружающих водный источник деревьев. Листва, покачивающаяся из-за нечастых потоков горячего ветра, в преддверии резких осенних похолоданий приобретала оттенок, отличный от раннего тёмно-зелёного. Осень обещалась быть холодной, нудной, дождливой, как и всегда. В Южном Парке её ждали лишь только творческие натуры или любители валяться в куче одеял и подушек, с градусником под мышкой и с прыгающей возле постели, будто бы взбудораженная курица-наседка, перепуганной матери, проще — психопаты.
— Давайте к нам, пацаны! — прокричал Кенни и плеснул водою в сторону Картмана. Картман сразу же взвизгнул:
— Ты дебил!
Кайл не сдержался от улыбки, наблюдая за друзьями со стороны. Он, кажется, пребывал в состоянии неподходящем для восприятия человеческой речи, когда Стэн что-то сказал. Пришлось спросить:
— Чего ты говоришь, чувак?
— Уехать, говорю, хочу отсюда, — Марш, отвечая, повернул голову к Кайлу и поджал к себе ноги. На одном колене был приклеен пластырь, который Стэн себе налепил два часа назад, прежде чем выйти на улицу. Вчерашняя рана от падения всё ещё заживала. — Ненавижу этот город.
— Это твоя мечта?
— Вроде того.
— Так ты сможешь её исполнить в следующем году; этот же год последний. Поступишь в колледж и уедешь отсюда.
— Или не уеду.
Брофловски пожал плечами:
— Или не уедешь. Всё от тебя зависит и от твоих результатов.
— Двенадцатый класс — это отстой.
— Ха, — усмехнулся рыжий, — полный отстой.
— А ты?
— А я что?
— Не хочешь уехать?
— Ну…
Резкий всплеск воды заставил их прерваться. После недолгой тишины продолжительностью не больше одной секунды МакКормик разразился смехом звонким, радостным и непринуждённым до той поры, пока сам с головой не свалился в воду не по своей — естественно — воле.
— Я всё ещё придерживаюсь мнения, что в нашем городском пруду купаться не нужно!
Первой показалась макушка Эрика, и тот, вынырнув, никоим образом не мог отказаться от комментария:
— А мы всё ещё придерживаемся мнения, что ты маменький сыночек, евросиськи!
— Картман, а ты всё ещё идиот! В воде может быть небезопасно! Всякие бутылки, пакеты и прочий мусор…
— А где Кенни? — Стэн подал свой голос.
— Ты что, утопил его, жиртрест?!
— Я жив! — отозвался сам МакКормик, махая рукой, чем и привлёк к себе внимание. Погрузившись под воду, он уплыл от Картмана на достаточное расстояние незаметно и быстро. Кенни очень хорошо умел нырять, но способность задерживать дыхание надолго досталась именно Кайлу из них четверых.
— Ты, блять, явно недооцениваешь меня, Кайл! Если бы я хотел убить Кенни, то я бы сжёг его тело изнутри кислотой.
— Я бы тебя недооценил только в том случае, если бы ты вообще не думал об убийстве Кенни!
— Господи, только не снова! — пробормотал себе под нос Марш.
Споры Картмана и Кайла никого не удивляли, будучи признанными обычным явлением, происходящим каждый день, в любое время суток, с неопределённой продолжительностью и переходящее в драку почти всегда. Не удивляли и раздражали, как и любая другая повседневность, будь она гречневой кашей на завтрак второй день подряд или маминым рагу — раздражение постепенно перетекало в отвращение, даже ненависть. Стэн их споры ненавидел отчасти потому, что на протяжении нескольких часов придётся выслушивать уже давно признанные обществом факты, что Эрик Теодор Картман — тупой жиртрест, говнюк, ублюдок и далее по списку. Никакие суперучёные с высоким интеллектом, конечно же, не подтверждали, однако, Марш был уверен, что списку синонимов к Картману нет конца.
— Это я надеру твою еврейскую задницу! Мне надо только выйти из воды и тронуть тебя пальцем, чтобы ты сдох от микробов!
— Кайл, мы будем аккуратными, и никто не пострадает, — вмешался Стэнли.
— Ладно! — выдохнул Брофловски. — Готовься, Картман, я тебя сейчас замочу!
— Ага, только не забывай о том, что ты не можешь находиться на солнце,
конопатый!
— У меня, блять, нет веснушек! — парировал Кайл. Стянув с себя голубую футболку и чёрные длинные шорты, Брофловски сложил свою одежду в стопочку на притащенный из дома Стэном плед и рванул к воде по жёлтому песку. Марш проводил друга взглядом до тех пор, пока он не плюхнулся в воду и не направился в сторону Картмана. Картман завизжал и принял попытку бегства. Крики «Кайл, не надо! Кайл!», раздавшиеся через несколько секунд, оповестили о неудачи побега. Самое настоящее фиаско.
Губы слегка тронула улыбка. Стэн в очередной раз спросил себя: «Почему я дружу с этими идиотами?», и, снимая джинсовые шорты, в очередной раз ответил: «Потому что иногда с ними очень весело». Веселиться было полезно. Жизнь в Южном Парке протекала хуёво, и уже то, что поспособствовало улыбке на твоём лице, имело безграничную ценность. Марш так считал, потому его серые будни отныне не характеризовались полным отстоем. Но желание уехать отсюда не покидало. Ни на секунду.
Когда Марш ступил в мутную воду, его стопа встретило тепло. Это и послужило причиной его мимолётной радости: исключение необходимости привыкать к температуре.
— Йоу, Стэн, — на горизонте появился МакКормик. — Как водичка?
— Хорошая.
— Устроим водный бой?
— Против Кайла и Картмана?
Кивок послужил положительным ответом.
— Им не победить!
— Ни за что и никогда, товарищ! — хихикнул Кенни и подмигнул.
Мне почти девятнадцать, а я собираюсь заняться какой-то хуйнёй. В очередной раз.
Зато будет весело. Да и Стэну не удастся противостоять чужому ребячеству, хотя «идиотизм» отлично бы здесь вписался, но гуманность вынудила не быть уж слишком красноречивым.
— Убери от меня свои жидовские ручонки!
— Кайл, пожалей нас и не убивай Картмана! Мы же его до кладбища не дотащим!
— Пошёл ты на хуй, Кенни!
Весело.
Водные бои — это всегда весело; они частично безопаснее поединков зимой тем, что с небольшой высоты о воду не убьёшься, в отличие от льда, спрятанного под снегом. А ещё плескаться в воде в жаркое время — очень классно.
Кенни, устроившийся на плечах Стэна, попытался обороняться от Кайла, восседавшего на жиртресте. Преимущество команды «Стэн+Кенни» заключалось только в дружности и согласии с друг другом, а так они оба были тщедушными, примерно одинакового роста, с натяжкой достигавшего отметки «среднестатистический», и против дебелого Картмана и расчётливого Кайла о победе только мечтать. Они уже были близки к ожидаемому поражению, но резко возникшее обстоятельство позволило им не только не проиграть, но и не выиграть.
— Охрана природы! — приметную лодку первым заметил Кенни и схватился за голову Марша сильнее, почувствовав, что вот-вот потеряет равновесие.
— Твою мать! — ругнулся Кайл. — Жиртрест, двигай к берегу!
— Я тащить тебя не собираюсь! — буркнул Картман и скинул его с себя. Брофловски с криком плюхнулся в воду. Охранники уже включили свои долбанные мигалки. Попасть за решётку в полицейском участке никому не хотелось, потому что полицейские позвонят мамам, а звонки мамам как открытие ящика Пандоры; приведёт к пиздецу (точнее, домашнему аресту и запрету использования гаджетов) однозначно. Просидеть последнюю неделю лета в четырёх стенах с очень злой мамой — просидеть в высокой башне вместе с драконом.
Друзья, паникуя, выбрались из воды и, подбежав к своим вещам, натянули шорты, чтобы не разъезжаться по дороге в одних плавках, из-за чего их тоже могут кинуть за решётку с законом «приличного вида», уже устоя нормального и развитого общества. Забавный факт: нормального и развитого общества в Южном Парке никогда не существовало и не существует. В спешке собравшись и запрыгнув на верных двухколёсных железных коней, они покинули пруд Старка.
Ветер хлестал по мокрому телу, из-за чего стало холодно. Стэн подумал о том, что так может простыть. Мысль заболеть летом ему не приглянулась.
— Зачем они вообще охраняют этот ёбанный пруд, которой никому в жизни не всрался?
— Потому что мэр недавно назначала его заповедником. Тебе стоит проверять новости города хотя бы раз в неделю, жиртрест, — фыркнул Кайл.
— Заповедником? — спросил Стэн.
— Господи, не говорите мне, что не читаете новости.
— Мы не читаем новости. Это нудно и по-взрослому, чувак.
— Да-да-да, а убегать от природной охраны — это пиздец весело! Я ведь говорил, что это плохая идея!
— Вытряхни весь песок из своей вагины, Кайл. Нас даже не поймали.
— Заткнись, Картман.
Мокрые кудри Кайла естественно выглядели темнее и не так уж сильно завивались. Стэнли задумался о том, какой длины они будут, если их совсем выпрямить. Достанут ли до плеч? Может быть. Кайл с волосами до плеч казался необычным, но, скорее всего, ему бы шло. А вот то, что Стэн смотрел на своего лучшего друга слишком часто, как-то не слишком естественно.
Особенно, если Кайл смотрел на него так же.
***
Вчетвером они могли гулять до ночи, но в этот раз им пришлось разойтись пораньше. Вечерело. Солнце с юга перемещалось на запад, жара спадала. Картман ушёл домой, а Кайл и Стэн решили проводить Кенни, чему последний был очень признателен. Втроём было лучше, хоть и компания утратила некоторую часть неповторимой харизмы из-за отсутствия глупых высказываний Картмана.
Эрик был их общим другом, и они все дружили с чуть ли не пелёнок. Несколько лет назад их дружба подверглась сомнению, какое уладить до конца не удалось и по сей день.
А теперь появилось ещё одно сомнение — Кайл и его долгие взгляды. Оно касалось лишь дружбы между суперлучшими чудо-друзьями. Возникло и росло, пуская корни глубоко внутрь.
— Чёрт, скоро школа! — выдал Кенни с драматизмом, обычно присущему Картману. — А лето не дотягивает до самого лучшего.
— Для меня это лето не было полным отстоем, — поделился Стэн, хоть от его слов не было никакого толку, разве что такое высказывание вогнало Кенни в предосеннюю хандру. Ненадолго: через несколько минут МакКормик, как и всегда, будет радоваться жизни. Марш такому стремлению жить даже немного завидовал, не понимал и боялся.
Жизнь в Южном Парке всё ещё не впечатляла.
— Зима мне всё равно нравится больше, — сказал Брофловски. — Из-за снега и Хануки.
— А я люблю лето, потому что летом я могу спать без куртки.
— А я — осень, потому что… у меня День Рождения осенью.
— Логично, — посмеялся Кенни.
Если бы Стэн сказал, что осень ему нравится пейзажами, приятной прохладой и дождями, то его бы назвали педиком.
— Он у тебя скоро, старик.
— Брось, чел, не так уж и скоро.
Железная дорога виднелась впереди. Кенни притормозил на велосипеде.
— Дальше я сам! Спасибо, что проводили, пацаны! До завтра!
— До завтра, Кенни! — попрощался Кайл и аккуратно развернулся.
Дорога домой казалось каким-то невозможным испытанием. Небо над головой стало сине-розовым, и от оттенков, переходящих к горизонту в жёлтые, захватывало дух.
— Стэн, ты чего?
— Закат красивый.
Кайл остановился и взглянул наверх:
— Вау, — это было единственным, что он сказал. В его глазах сиял неподдельный восторг. На небе было много слоёв красок, и они кружили голову.
— Да, вау.
— Редко такое увидишь.
— Верно.
Раньше могли говорить о любых пустяках вечность, а с недавнего времени разговоры стали короткими, по делу; будто бы они боялись сказать что-то лишнее. Но если боялись, то, значит, лишнее на уме крутилось и не давало никакого покоя? Страх не возник бы на пустом месте.
Что-то было не так.
— Что ты хочешь получить на День Рождения? — спросил Кайл, и это было его попыткой поддержать беседу. Друзья уже редко разговаривали наедине, оттого обоим становилось неловко в некоторой степени.
— Не знаю, — не сводя взгляда с неба, окрашивающегося постепенно в мертвенно-серый, сказал Стэн. — Не думаю, что я хотел бы получить какую-то из материальных штук.
— Старик, только не говори что-то жутко сентиментальное.
— Хорошо, не буду.
— … Как думаешь, охрана узнала нас в лицо?
Ох, блять. Кайл беспокоился о произошедшем на пруду Старка. Может, именно поэтому он сегодня был молчалив? Кайлу по существу волноваться о таких вещах, его всегда очень сильно мучила совесть, когда они творили что-то незаконное. К примеру, тот случай с туалетной бумагой: Брофловски не находил себе места и жалел детей учительницы, будто бы они не закидали дом бумагой, а убили кого-то. Хотя если бы у Стэна была такая мама, как у Кайла, даже туалетная бумага в его глазах стала самым опасным для человечества оружием, повлёкшим за собой миллиарды жертв. Он бы чувствовал себя по-настоящему дерьмово, и это полный отстой.
Охрана могла их узнать по одной простой причине: Южный Парк был маленьким городом. И охранники наверняка узнали в связи с нехорошей репутацией их добрых имён на весь городок и штат Колорадо. Несмотря на такие очевидные факты, Стэн ответил:
— Думаю, что нет.
Зато такой ответ немного успокоил Кайла. Кайл частично пришёл в блядское духовное равновесие, что очень, очень хорошо.
— Надеюсь, что нет.
Надо было переводить тему, чтобы снизить градус волнения. Стэнли не придумал ничего лучшего, кроме как спросить:
— А ты что хочешь на День Рождения?
— Вот мой точно не скоро. Хочу не завалить экзамены и поступить в колледж.
— Очень по-кайловски.
— Стэн, — Брофловски повернулся к нему, — иди в жопу. Это очень серьёзно и важно для меня.
— Я же говорю, очень по-кайловски.
— А я говорю, иди в жопу, — в его голосе прозвучала угроза. — Без глупостей.
— Ладно, проехали. Не хочешь остаться у меня на ночь?
Кайл молчал какое-то время, но потом ответил:
— Не сегодня. Давай в другой раз.
— Как хочешь.
Он отдалялся. Марш не знал почему.
Стэн взялся за ещё одну попытку:
— Не хочешь сыграть в Call of Duty по Discord?
— Прости, Стэн, у меня другие планы на вечер.
Попытки, как и всегда, не увенчались успехом.
— Ладно. Что за планы? — Марш взглянул на друга. Кайл в ответ странно покосился:
— Я… я буду учить Тору.
— Снова?
— Чтобы, ну, освежить в памяти.
Кайл лгал: он прекрасно знал всю Тору наизусть и ему никогда бы не понадобилось освежать её в памяти. Стэн понимал это, однако промолчал.
Иначе они могли поссориться.
— Оу, хорошо.
— Ага.
— Поехали?
— Езжай без меня. Мне… мне надо зайти в магазин ещё.
Кайл был плохим лжецом, а у Стэна не было много терпения. Они разошлись даже без «До завтра». Сомнения из маленьких безобидных мух обращались в отвратительных пауков. Пауки плели паутины.
Стэну понадобилось пятнадцать минут, чтобы добраться до дома. От тёмно-зелёной краски, в некоторых местах ставшей немного светлее, его тошнило. Он не любил ни родной город, ни собственный дом, ни свою семью. Газон уже зарос травой длиной выше щиколотки, и Рэнди не скосил её, хотя обещал это сделать ещё вчера. Подъездная дорожка была разрушена, Рэнди дал слово исправить её две недели назад. Он так ничего и не сделал, подумал Стэн.
«Папа никчёмный» — всплыло в голове как-то само.
Глаза зацепились за открытый гараж. Парень слез с велосипеда и, дойдя вместе с ним, аккуратно заглянул внутрь. Обычное помещение, годящееся для склада всякого барахла, которому место на самом деле только одно — свалка. Посередине стояла вишнёвая машина. У них была другая и покруче, но «надо чтить прошлое, Стэн» — его отец считался придурком. И с ним даже не было весело.
Рэнди сидел за своим рабочим столом и копался в компьютере. Можно было подумать, что он работает, но Стэн слишком хорошо знает отца и так глупо не ошибётся: Рэнди занимается какой-то хуйнёй, и, да, ему почти пятьдесят. На нём был тот же помятый домашний халат, который он, наверное, так и не снял за весь день. День впустую, за компьютером. Пластиковые грязные тарелки лежали в стопке на краю стола, а под столом валялись бутылки от пива. Стэн всегда боялся стать таким же. Если станет хотя бы немного похожим на отца, он себя возненавидит.
Никчёмный.
— О, Стэн, ты уже вернулся.
— Привет, пап, — на выдохе выдал Марш и прошёл в помещение. — Что делаешь?
— Работаю, — что-то с ложью все вокруг зачастили.
— Как пиво может относиться к работе?
— Говоришь прямо, как твоя мама. Неужели не знаешь, как пиво расслабляет?
— Не знаю.
— Ты не пьёшь со своими друзьями пиво?! — воскликнул Рэнди и посмотрел на сына так, будто тот ляпнул что-то дикое.
— Нет…
— О Боже.
Стэну казалось, что он находится в параллельной вселенной. Возможно, это и вправду было так.
— Что же у тебя за друзья?
Что же у меня за друзья?
Нормальными их назвать язык не переворачивался: всё же у жителя Южного Парка понятие о «нормальности» раскрывалось иначе и не совпадало с раскрытием этого понятия общества в целом. Если бы их мамы учили их правде, то определение давалось следующее: «Нормальность — это то, о чём в Южном Парке можно забыть». Никакие прилагательные, если честно, не подходили к друзьям Стэна: с моральной и нравственной точки зрения ни один из них не был ангелом во плоти (но добрейшим являлся Кенни), никто из них не был гением в отдельно взятой области (но Кайл являлся мозговым центром), никто не был дружелюбным человеком (но Картман мог найти подход к любому человеку).
— Мы весело проводим время и без пива, — парировал младший Марш. — И мама уж точно не одобрит твоего мнения о том, что не пить пиво — это плохо.
— Вот маму слушай и будь нюней.
— Пап, ты ведёшь себя как ребёнок.
— Иди в свою комнату, Стэн, — пробормотал Рэнди и наконец взглянул на сына, оторвав взгляд от монитора компьютера. Его брови немного поднялись вверх. — Не знал, что у тебя есть футболка с этой группой. Её, кажется, Кайл слушает, да?
— Э… — протянул юноша и взглянул вниз.
Блять.
Теперь ему стало ясно, почему она немного сжимала плечи: это была футболка Кайла.
Но вопрос оставался один: какого чёрта ни Кайл, ни Кенни, ни Картман (который не упустил бы возможности пустить грязную шутку в их сторону) ничего не сказали об этом? Кайл ведь наверняка заметил, в отличие от Картмана или Кенни, потому что Кайл — это Кайл, и он никогда не ошибается в расчётах на математике, внимательный и проверяет всё по тысячу раз. Почему же он не заметил, что на нём не его футболка? Ладно, может быть, Брофловски не придал этому значения. Они ведь были друзьями и могли — ведь могли же? — пользоваться вещами друг друга, но всё равно как-то…
Ладно.
Стэн просто ему позвонит и сообщит. Кайл скажет, что ничего страшного, и завтра они поменяются обратно.
— Да, Кайл слушает их, — он наконец удостоил отца ответом. В подробности о том, что это не его футболка, вдаваться не стал.
— Она тебе мала.
— Немного ошибся с размером, — парень пожал плечами. — Может, схожу завтра, сделаю возврат и буду более избирательным при покупке.
— Ладно. А теперь иди в свою комнату.
Стэн кивнул: он и сам к себе в комнату собирался, потому и нуждался в таком простом указании. Юноша зашёл в дом, оказавшись в коридоре, и прикрыл за собой дверь, ведущую в гараж. Ненависть к этому дому никогда не стихнет. Да, он прожил здесь большую часть своей жизни и надеялся, что не умрёт среди этих фиолетовых стен. Это, пожалуй, было его единственным предсмертным желанием.
Стэн вдохнул и выдохнул. Прежде чем подняться на второй этаж, к себе в комнату, стоило заглянуть на кухню: прогулка была долгой, а перекусы только частично избавляли от голода и были вредными. Марш не сильно голодал, но от маминых стейков не отказался бы. Стейков на кухне не оказалось, вернее, не оказалось вообще ничего — наверное, мама настолько устала после работы, что уснула. Маму он не винил, потому что мама работала, а Рэнди… ух.
— Эй, малявка.
Стэнли обернулся и натянул улыбку:
— Привет, Шелли.
Его старшая сестра быстро спустилась по лестнице и подошла к нему:
— Как погуляли?
Шелли приехала в Южный Парк на каникулы, ей скоро исполнится двадцать три, и у неё уже давно не было «прошивных шелезяк».
— Нормально.
— Вы снова вляпались в какое-то дерьмо?
— Нет, — хмыкнул Стэн. — Даже не знаю, почему ты решила, что мы можем вляпаться в какое-то дерьмо.
— Факта, что вы всегда это делаете, вполне достаточно, — она сказала и потрепала брата по макушке, — мелкие вы говнюки. Что за новый прикид?
— Да так, — Стэн неопределённо дернул плечом, — вынужденная смена имиджа.
— Нынешняя тенденция моды оставляет желать лучшего, — с пренебрежением бросила Шелли.
— Эта группа слишком стара, чтобы быть модной.
— Так ты ещё и динозавр.
— Не я, — тихо буркнул Стэнли. — А что на ужин?
— Сейчас разогрею рагу.
Вот же чёрт. Блядское рагу.
***
Резкие похолодания были на четвёртом месте личного рейтинга ненависти Стэна Марша. И, в отличие от остальных составляющих списка, их вообще никто не мог любить: неожиданного говна не ждут, как говорится. Синоптики ошиблись в расчётах, иначе возникшую над Южным Парком чёрную тучу нельзя было прировнять к солнечному и безоблачному дню — вот так и верь специалистам, которым платят просто так, по словам Картмана.
— Мы можем погостить у кого-то, так?
— Могли бы, — произнёс Кайл и выдохнул. — До Кенни долго добираться, у тебя сестра дома, к Картману в гости нежелательно, а моя ма не любит гостей в лице больше одного.
— Ну, блять, конечно, нежелательно, у меня же дом не кошерный.
— Кенни, выкинь Картмана с сервера, пожалуйста.
— Даже не смей!
— Картман должен быть в курсе, сколько пицц ему нужно заказать, — хмыкнул Кенни.
— Предлагаю три, — выдал Стэн, печатая на клавиатуре.
— Поддерживаю.
— Вы охуели?!
— Поддерживаю тоже.
— Вы охуели.
Марш был рад за Картмана и очень сильно гордился, ведь тот смог выстроить и завершить сложную логическую цепочку выохуели?! — выохуели. Гордость для любой матери.
— Так что, в итоге собираемся у Картмана? — поинтересовался МакКормик.
— Бесплатную пиццу пропускать нельзя.
— И моменты, когда жиртрест бывает щедрым, тоже.
— Пацаны, я вас ненавижу. Козлы вы, пацаны!
— Мы тебя тоже любим, пупсик, — хихикнул Кеннет.
— Особенно Кенни! Его я ненавижу больше всех!
Стэн отключился от общего звонка и уже хотел начать собираться к Картману, но зацепился глазами за чат с Кайлом, прежде чем успел нажать на крестик в правом верхнем углу.
Последнее сообщение датировалось позавчерашним днём. Не сказать, что Марш нуждался в том, чтобы переписываться с Кайлом двадцать четыре часа в сутки и семь дней на неделе; они и так виделись почти каждый день и тусовались. Что-то было всё равно не так. Ему казалось, что что-то было не так по его собственной вине, хотя Стэнли не был любителем брать на себя ответственность и брал её тогда, когда всё выходило за разумные рамки.
Желание написать Брофловски пропало. Просто оно не имело никакого смысла.
Всплывающее уведомление: «У тебя моя футболка». Кайл заметил спустя ночь. И ещё одно: «Ты вчера смотрелся в ней по-дурацки».
— Заебись, — пробурчал Стэн.
«Как педик».
Стэн выключил компьютер. Стереотипы молодёжи о сладкожопых, голубых, не таких и т. д. (синонимов всё же не так уж и много, в отличие от Эрика Теодора Картмана) задевали его. Отношение общества к нетрадиционной ориентации всегда будет отрицательным, несмотря на толерантность, которой кишит американское TV (в частности Netflix) и Twitter. Они всё равно не будут понимать и даже не попытаются понять; проще обращать внимание на общепринятое мнение, всегда принимающееся в независимости от времени за действительность и редко страдающее от чужих сомнений — такое, как бог, его существование, его могущество и его милосердие. Тебя с детства приручают к религии и заставляют ходить в церковь по субботам.
Откуда в людях столько уверенности в существовании бога, если они не имеют полного представления о том, как устроен этот мир и как устроены они сами?
Отстой.
***
— Почему ты назвал меня педиком?
— А? — спросил Кайл, оторвавшись от монитора Картмана, и взглянул на Марша.
— Почему ты назвал меня… педиком? — повторил Стэн.
— Господи, — он вобрал через нос немного больше воздуха, чем обычно, и медленно выдохнул. — Стэн, не говори, что это тебя задело. Во-первых, я не называл тебя педиком, а сказал, что ты был похож на педика. Во-вторых, это был дружеский подкол.
— Я понимаю, но… это твоя футболка, Кайл.
— Ха, хочешь сказать, что я обратил такую глупую шутку и против себя? Не из-за цвета или принта ты можешь выглядеть как педик, она тебе мала и… — Брофловски прервался на секунду, — ладно, просто забудем об этом.
— Согласен.
И так сомнений было достаточно.
— А ты никогда не пробовал выпрямить волосы?
— Конечно пробовал: мне не нравились мои волосы в начальной школе. Выпрямить надолго не получается, поэтому стригу их иногда, чтобы не быть грёбанным мимивирусом.
— Грёбанным мимивирусом, — хмыкнул Марш. — А что это?
— Загуглишь, — ответил Кайл с улыбкой. — Ну вы почему так долго?! Я надеюсь, что если один из вас сдох, то это Картман!
— Иди нахуй, жидяра, — Картман появился в дверях, в руках несущий большую тарелку чипсов. — Вчера ты волновался за мою жизнь и орал: «Живи, живи, Эрик!», — он подошёл к компьютерному столу и поставил ёмкость.
— Потому что за тобой гнался маньяк, а ты был последним, кто мог снять меня крюка, идиот!
— Вот уж не думал, что учение Торы включает в себя… — Стэн прервался на секунду, — онлайн-игры.
Кенни плюхнулся на кровать рядом со Стэном:
— А почему вы без Стэна пошли? У него Интернет хорошо ловит.
— Решили пойти без него, — Картман пожал плечами, — тебе-то что?
— Ну, Кайл обычно без Стэна никуда, — МакКормик пожал плечами и, наклонившись к чужому уху, спросил: — Вы поссорились?
— Вроде того, — Марш качнул головой в сторону. — Мы в ближайшее время разберёмся, — спешно добавил парень, зная о том, как Кенни реагировал на распри между друзьями в прошлом.
— Я могу тебе помочь!
— Да ладно, — брюнет помотал головой. — Я поиграю с тобой сегодня вечером.
— Хорошо.
Кенни, казалось, остался довольным. Пускай Кайл и дальше играет с жиртрестом, а потом пополняет безобразные синонимы для Картмана — Стэн тогда составит компанию Кенни. Но немой вопрос стоял в воздухе высоким напряжением: «Почему ты лжёшь?», и от него некуда было скрыться.
Почему ты снова мне лжёшь, Кайл?
И вопрос оставался без ответа, потому что Кайл молчал, кидая долгие взгляды. Его глаза не выглядели виноватыми, они были полны сомнения и чего-то ещё.
Чего-то, что не считалось естественным.
Кайл опять бросался в бега — значит, дело в Стэне. Что он уже успел сделать не так? Нужно спросить в лоб: так Стэн ни за что и никогда не догадается.
— Старик, тебе что, нравится Кайл?
— Чего? — на его лице было крайнее недоумение, когда он повернулся к Кенни. Кенни хитро отвёл взгляд и поджал губы:
— Ну, ты постоянно так смотришь на него, — «так», будучи выделенным особой интонацией, являлось неким уточнением в ходе поставленного вопроса.
Стэн знал, о чём спрашивает Кенни. А ещё знал, что Кайл смотрит на него так же.
— Тебе кажется, балда.
Потом.
— Ничего мне кажется! — парировал МакКормик. — Я специалист!
— Ты специалист по нищебродству, нищеброд! — вставил Картман.
— А ты уж точно специалист с богатым лексиконом, жиртрест, — посмеялся Кайл, улыбаясь.
Когда розовые тонкие губы Кайла изогнулись в улыбке, то на его щеках появились небольшие щеловидные впадинки. Ямочки на щеках были милыми.
Кайл был милым.
— Ладно, может, он мне нравится.
Или без «может».
— Это круто, — хмыкнул Кенни. — По крайней мере, он будет готов, что тебя вырвет.
— Я не буду волноваться, — нахмурившись, отрезал парень, — и меня не вырвет.
— А при чёрном небе не будет дождя.
Небо.
— Ты видел вчера закат? Он был красивым.
— Видел, — блондин кивнул. — Но у меня не появилось желание написать какую-то грустную песню и...
Стэн слегка толкнул его плечом:
— Кончай. Я не всегда пишу грустные песни.
— Но они всегда наполнены тоской.
Надо же. Ему нравится Кайл.
Пауки перестали плести паутину и начали вымирать — похоже на начала конца, неизбежного, настигающего и ни капли не естественного. Как омут, в котором прятались черти; как тёмная и бесконечная бездна — хлябь.
Наши мозги больны, но это нормально.
«Нормальности» в Южном Парке не было.
— Блять, ты жульничаешь! — из мыслей вывел визг Картмана.
— А вот и нет!
— А вот и да! Это у тебя в крови!
— В крови у меня эритроциты, лейкоциты, тромбоциты и плазма, идиот!
— Вы заебали со своими спорами! — Стэнли сам испугался своего острого, как нож, тона. Показалось, что звук исчез отовсюду и лишь сердце стучало где-то под кожей. Стало слишком тихо.
— Чел, ты чего...? — осторожно спросил Кайл.
— Забейте, — он махнул рукой и, поднявшись с кровати, вышел из комнаты.
Что он, блять, сделал? Внезапный гнев, который обрушился на него цунами, был неожиданным и ненормальным.
Нужно держать себя в руках.
Кайл — на удивление — направился следом и прикрыл за собой дверь. Брофловски догнал своего друга на лестнице:
— Стэн!
— Потом, — небрежно бросил в ответ. Кайла это не остановило: его редко что-либо останавливало вообще.
— Что-то случилось, — он даже не спрашивал: отмечал.
Марш остановился, повернул и поднял голову к верху. Кайл был без шапки, а вопрос всё ещё оставался: «Какой бы длины...?» — глупости.
— Не хочу об этом говорить.
— Но тебе необходимо поговорить об этом хотя бы со мной. Ну же, мы же лучшие друзья.
— Суперлучшие чудо-друзья?
— Ага, — усмехнулся Брофловски.
— Я в этом сомневаюсь.
— Что? Почему? — что-то мелькнуло на его лице, но Стэн этого не увидел.
— Мы отдаляемся.
И он уже знал почему.
— Ты избегаешь меня, Кайл.
— Блять, — пробормотал Брофловски себе под нос, — ладно. Я не хотел сделать тебе больно и как-то навредить, но... мне стало страшно. У меня... Стэн, Господи, я всё время, которое находился с тобой, думал не о том. Мне казалось, что всё прекратится, но... Ты мне, кажется, нравишься.
С замечанием Кенни это было ожидаемо.
Стэнли сжал деревянные перила:
— То есть, ты...
— Мне было страшно от самого себя. Понимаешь, это...
Немного ненормально.
— ... немного ненормально.
— Понимаю, — бросил Стэн с выдохом. — Ты мне нравишься тоже.
— Оу. Вау.
Да уж, вау.
Ему не стало легче. Даже на капельку.
— Это ненормально, но мы все больны, так что многие, так скажем, отклонения считаются нормой.
— Опять твоя сентиментальная мура.
— Да иди ты, — хмыкнул Стэн.
— Если тебя что-то беспокоит, то ты всегда можешь обратиться ко мне, ладно?
— И это я сентиментальный!
***
Ничего не было между ними, кроме жалкого расстояния в дециметр. Кайл был так близко и пах апельсинами. Его гели для душа постоянно имели приторные запахи, щекотавшие носы; от них не слезились глаза, что, как и всегда, хорошо; да и от Кайла, как и всегда, веяло чем-то сладким.
Апельсины.
Их запах отправлял Стэна во времена Рождества, зимы и кислых апельсинов от болезни. Апельсины Стэн не очень любил, но отчего-то носом от бледной шеи не воротил, то и дело проводя холодным кончиком туда-сюда. Кайл едва слышно хихикал, сжимая чужие плечи. Горячие тела вплотную к друг другу, между лицами — один жалкий дециметр. Их чувства оказались взаимными, и у них появился шанс на простое, но в то же время и невообразимое, кажущееся чем-то нереальным, тёплое чувство любви, влекущее за собой привязанность, заботу и апельсины.
— Ну всё, хватит, Стэн, — со смешком попросил Брофловски, мягко отталкивая парня от себя. — У меня уже на ногах мурашки.
— И что? — промурлыкал он в ответ. Господи, как же ему нравился этот приторный запах. Кайл был таким сладким, умным, горячим и влёк к себе, но в голове всё никак не распутывалась одна большая паутина. Самая пугающая своими размерами и плотностью, своим гибким восьминогим мохнатым обитателем с красными, горящими и злыми глазами. Самая мерзкая.
Паутина сомнений.
— Ничего, — выдал Кайл, — мне просто не нравятся мурашки. Но нравишься ты, — последнее он произнёс шёпотом, будто бы его кто-то мог услышать. Никто не мог на самом деле: они находились у Стэна в комнате, а Стэна редко тревожили родные. Ещё дома, кажется, никого, кроме спящего Рэнди, не было. Парни вполне сочли дремоту за отсутствие такового существования (всё же назойливости, если быть откровеннее).
— Это значит, что я могу продолжить?
— Продолжить это ребячество? Это же скучно.
— Ох. И что же ты предлагаешь?
— Ну... — Кайл прервался, его глаза стали хитренькими, как у лисицы. — Я тебе нравлюсь, ведь так? Разве ты не хочешь меня поцеловать?
Поцеловать.
Взгляд невольно приковался к чужим приоткрытым губам. Кайл улыбался, поэтому у него снова были ямочки на щеках. Милый. Марш с трудом сглотнул.
Он чувствовал приближающуюся тошноту — Господи, это и вправду волнительно. Да, по общему счёту не первый поцелуй, но самый первый поцелуй с Кайлом.
С, О Господи, Кайлом.
Нежные поглаживания по плечам сводили с ума — Кайл сам сводил с ума. Безвозвратно.
Поцеловать его хотелось.
Сердце билось в ушах — отдавало стуками во всём теле, — когда десять сантиметров постепенно сокращались до нуля. Хотя для того, чтобы податься вперёд, Маршу потребовалось не то, чтобы взять себя в руки, а намертво вцепиться. Мягкость и теплота — это первое, что он почувствовал, после послышался тихий чмок. Кайл прикрыл глаза и был примером бесстрастного спокойствия, но подрагивающие реснички обнажали забавную правду: всё это спокойствие — маска, фальш.
Стэн вздрогнул, когда пальцы Брофловски прошлись по загривку, и подумал о том, что надо бы на днях побрить затылок: то, что волосы растут, так его раздражает. Кайл, резко обхвативший его нижнюю губу, заставил воздух резко выбиться из лёгких — у Стэна сбилось дыхание.
О Господи.
Он будто бы забылся о том, не только как целоваться, но и, блять, просто дышать. Губки у Кайла мягкие, нежные, идеальные.
Они больны, и это нормально.
Поцелуй выходил ленивым и медленным: спешить было некуда. Счёт времени потерялся уже давно и оставалось только наслаждаться такими прекрасными Здесь и Сейчас. Здесь и Сейчас хорошо скрывали от Сомнений.
Вечность, оказалось, длилась недолго. Парни, покрасневшие, отстранились друг от друга.
— Стэн, — первым неловкую тишину нарушил Кайл.
— М?
— Поцелуй меня ещё раз, — он схватил за подбородок и взглянул в глаза.
Стэн его поцеловал, сдерживая рвотный позыв. Во второй раз уже было не так волнительно, как в первый.
***
К паукам добавились змеи, обнявшие в смертельных объятиях — становилось непонятно и холодно. Стэн мёрз. Кончики пальцев всегда же были холодными, и морозился нос; всегда было так неприятно, когда он царапал изнутри, хотя снаружи было ласкающее нежно тепло.
— Я уезжаю отсюда.
Ночью воздух часто по-приятному прохладный, а особенно после дождя. Но сегодня днём дождя не было: был блядский зной.
— Но почему? Ты ведь не один, Стэн, — Кайл опустил голову к своему плечу. На его плечах — летняя лёгкая оранжевая курточка, которую он спешно накинул, прежде чем выйти из своего дома после одного сигнала, режущего уши — би-бип. Его лицо выглядело взолнованным. — Я ведь близко.
Близка ли ближайшая звезда?
Стэн отвёл взгляд, оставляя своего парня без ответа. В его глазах читались сомнения и грусть.
— Что случилось?
Я упаду.
— Это то, чего я хочу. Ничего не случилось, — кажется, Кайла во фразах что-то не устроило. Он нахмурился.
— И куда ты поедешь?
— М-м-м, — протянул брюнет и пожал плечами, — ... не знаю, в Денвер?
— На сколько?
Снова молчок. Ладонь сдавила руль.
— Стэн?
Я сломаюсь.
— Я не знаю.
Брофловски выдохнул и обнял себя за плечи:
— Ты же в курсе, что скоро начинается учебный год и...
— Да, Кайл, я в курсе. В курсе.
— Будет очень плохо, если ты не вернёшься к началу учебного года. Осталось всего лишь четыре дня. Хватит тебе этого, чтобы развеяться?
— Мне кажется, чтобы развеяться, мне не хватит даже жизни.
Я притворюсь.
— Господи, — Кайл посмеялся без энтузиазма, почти выдавил, — снова твоя чепуха.
— Чепуха, — фыркнул Стэн.
— Я надеюсь, ты взял всё необходимое, — пролепетал юноша, наклонился вперёд и оставил лёгкий поцелуй на чужой скуле. Едва ощутимый. — Я люблю тебя. Ты ведь скоро вернёшься?
Марш приложил ладонь к своей щеке и посмотрел на Кайла:
— Тоже люблю и скоро вернусь.
Я обману тебя.
Кажется, Кенни совсем не сведущ в том, где объявляет себя специалистом.
Среди ночи его манили огни машин, а фантом поцелуя был холодным и мерзким, как пауки и змеи.