Девятый
Каждая регенерация была лотереей. Часто, Доктор не мог вспомнить события, предшествующие его мнимой смерти по несколько дней к ряду, пока опыт прожитых лет, окутанный дымкой сотен событий, не укладывался в мутной, как с тяжёлого похмелья, голове. Хорошо, если рядом с ним был тот, кому можно было доверять. Надёжный человек, который вселял уверенность в тело, которое было рождено заново, вкладывал в глаза, смотрящие на новый незнакомый мир с незашоренностью младенца, впервые видящего мать, слышащего её ласковый голос, уберегающий от невзгод. Вот только он не был младенцем, а рядом с ним давно не было матери.
Впрочем, Доктор, кажется, так его звали, совсем был не уверен в том, что с ним кто-то когда-то нянчился. Детские воспоминания ограничивались сухими воспоминаниями об Академии и меркли в памяти яркими искрами, оставляя только воспоминание о беге от самого себя, взглянувшего в водоворот времени. Времени, которым он повелевал. Времени, в ход которого ему, как Повелителю, вмешиваться было нельзя, но обстоятельства всегда были не на его стороне. Он помнил, что когда-то был другим. До того, как ему пришлось взять на себя ответственность и закончить бесконечную войну, до того, как хор тысяч голосов в голове превратился в гулкую тишину, превращая угрюмого, сломленного старика в нелепого мужчину с оттопыренными ушами и жутким северным акцентом. Кажется, всё началось именно тогда. Доктор потерял свой народ, свой дом и надежду, заново родившись циником и грубияном. Его верная ТАРДИС принесла его в Лондон, издав неясный телепатический гул, говоривший об опасности, таившейся на улочках города. Тогда он ещё не знал, каким фатальным станет его шаг из синей полицейской будки. Насколько сокрушительный удар ему нанесёт неприметный лондонский универмаг, в котором он встретит простую женщину, что станет для него кошмаром.
Всё, что принадлежало ей это пять фунтов роста, светлые волосы, яркий макияж и совершенно обезоруживающая улыбка, заставляющая расцвести на совсем детском лице не по-детски глубокие глаза. А ещё её жизнь была так же пуста и бесцельна, как и его собственная, но она почему-то не сдавалась, тогда как ему непременно хотелось опустить руки. Доктор последовал за светловолосой девушкой, как птенец следует за своей матерью. Её ладонь так хорошо ложилась в его собственную, когда они бежали вместе, теряя дыхание на улочках города, который он помнил совсем иным, а её слова совсем не казались глупыми. Напротив, Доктор слушал её и постигал что-то, что ушло из его жизни вместе с хором голосов. Её мысли и чувства заполняли пустоты, образовавшиеся в нём самом. Стали цементом для разбитой вдребезги души. Рядом с ней он вспомнил, что может улыбаться, злиться и даже, о, Рассилон, ревновать.
Его нелепое лицо исчезло, сгорело, когда он пожертвовал собой, чтобы спасти её исчезающую в Вихре Времени душу. Доктор не признался бы и под пытками в том, что она совершила, поистине невозможное: взглянула, не ведая страха туда, куда он сам боялся смотреть. Обычная человеческая девушка и он, старый, как само Время последний его Повелитель, который показал ей, что бывает с теми, кто смотрит в душу ТАРДИС, но не объяснил, чем это чревато.
Он успел забрать у неё силу, прежде, чем Время выжгло ее изнутри, но ценой стала его собственная жизнь, которой суждено было продлиться совсем недолго. То, в чём он хотел признаться ей с тем же отчаянием, как и спасти осело горечью на дне желудка, а с губ сорвалось простое и безличное: «Ты была фантастична». Недостаточно, чтобы описать ту бурю, что поднималась в душе Доктора, когда он смотрел на неё. Недостаточно, чтобы сказать о любви. Недостаточно, чтобы сказать ей спасибо за спасение его самого от одиночества и глухого отчаяния, что преследовало его после войны.
Десятый
Новый он родился из любви к Роуз. На смену угрюмому лицу пришло молодое и улыбчивое, усыпанное россыпью веснушек с тёплыми карими глазами, за которыми сложно было разглядеть девятьсот лет жизни. Она смотрела на него с недоверием, разглядывая незнакомца в одежде с чужого плеча, висевшей на нём, как на вешалке. Ей было сложно, гораздо сложнее, чем ему, но она приняла за истину то, что Доктор, по-прежнему Доктор, что путешествует в ТАРДИС. Она оттаяла не сразу, но с каждым новым путешествием во времени и пространстве, он все чаще видел в её глазах тень чувств, которые принадлежали прежнему ему: лопоухому и по-солдатски грубому. Он так хотел признаться ей, на миг поддаться искушению и найти своими губами её. Перешагнуть границу, стереть последнюю черту между дружбой и любовью. Если бы не одно «но». Невидимые часы щедро рассыпали песок её жизни вокруг них. Он видел время, чувствовал его безжалостный бег с каждым вдохом, оно циркулировало по его крови, заставляя в очередной раз глупо промолчать или прикрыться ничего не значащим объятием. Она не корила его за это. Напротив, поддерживала его игру, не давая черте стереться. Лишь иногда она прижималась чуть сильнее и задерживала его ладонь в своей чуть дольше, отчего его пульс неизменно ускорялся. Мягкий свет ТАРДИС ложился красивыми бликами на её светлые волосы, а её кожа казалась почти прозрачно-белой, заставляя его судорожно замереть, наслаждаясь моментом, запоминая каждую черту лица, каждый взмах густо накрашенных ресниц, а когда она оборачивалась и улыбалась, прижимая кончик языка к своим зубам, Доктор забывал о необходимости вдыхать и выдыхать воздух из лёгких, промахивался с координатами, заставляя старушку ТАРДИС ошибаться на столетие-другое.
Он выбрал держать дистанцию. Любить и держать дистанцию. Но тем не менее перед лицом её прямого укора после знакомства с Сарой-Джейн, с его губ едва не сорвалось опрометчивое признание в любви. Он позволил ей взять на борт ТАРДИС её бойфренда, Микки, над которым вдоволь издевался он предыдущий. Она радостно повела знакомить своего друга с ТАРДИС и поить его чаем, отчего в душе Доктора змеёй заворочалась ревность. Если бы он был мудрее, то показал бы парню, что он не уступит ему девушку. Что ему одному позволено видеть нежность в её лучистых глазах и обнимать её, показывать ей вселенную и любить её. Микки не знал и десятой части того, что вмещала в себя голова Доктора, не умел пилотировать ТАРДИС и не был знаком с Чарльзом Диккенсом, но Микки был на шаг впереди хотя бы потому, что он говорил о своих чувствах прямо. Доктор мог лишить его этого преимущества и признаться Роуз Тайлер в том, что он чувствовал, но вместо этого он кинулся спасать мадам Де Помпадур и бросил их двоих на корабле с пришельцами. Да, он изобрел банановый дайкири и прослыл прекрасным танцором на балу при дворе. Да, получил поцелуи фаворитки короля, её пылкие признания в любви, словно говоря сам себе насколько он хорош и гениален в сравнении с идиотом-Микки.
Насколько фатальным был его просчёт он понял лишь когда увидел в глазах Роуз тщательно скрываемые слёзы, а в глазах того, кого называл идиотом – осуждение, порицание и презрение. Тех чувств, которых он заслуживал. Во всей бескрайней вселенной, полной загадок и чудес единственным идиотом оказался не Микки, а он сам, со своей гениальностью. В качестве извинения он привёз их двоих на Ригон-12, планету, где царило вечное лето и было пронзительно-бирюзовое море с тысячами диковинных рыб. Доктор сидел в тени, под зонтиком, исподтишка наблюдая за Роуз, строящую замок из искрящегося жемчугом местного песка, когда Микки, тот самый мальчишка-идиот, негромко шепнул ему на ухо:
- Если ты хотел сказать «извини», то это твоя лучшая возможность.
Первым порывом Доктора было вскочить и сделать так, как велел ему этот болван, который несомненно лучше него понимал раненые чувства Роуз. А потом он заметил, что Микки присоединился к ней, помогая строить замок и передумал, рухнув на искрящийся песок всем грузом прожитых столетий. Не потому что ему было наплевать, а потому что он осознал, насколько он виноват перед ней.
Их жизнь вернулась к привычному ритму. Роуз снова улыбалась ему и не избегала его осторожных прикосновений и победных объятий. На одной из планет они посетили парк аттракционов, где отлично провели время и на короткий миг, когда она, надевшая лёгкий сарафан и туфли на каблуках, оступилась, а он поймал её и прижал к себе так, что ощутил через извечные слои одежды, как гулко стучит её сердце. Её губы были призывно приоткрыты и он не мог отвести от них взгляд. Если бы вселенная дала последнему Тайм Лорду секунду, то он поцеловал бы её и никогда не отпустил, но вселенная не любила тех, кто вмешивался в её дела. Начавшийся фейерверк отвлёк Роуз, разбил томную тишину и заставил его покорно выпрямиться и восхититься огненными драконами и золотыми звёздами.
Они попали в параллельную вселенную. Вселенную, где был жив Питер Тайлер, ради спасения которого он готов был простить ей парадокс и умереть. Эта вселенная, этот опережающий в техническом прогрессе Лондон был ему не по душе. В этой вселенной не было Роуз Тайлер и Доктора, путешествующего в ТАРДИС, а Микки-идиот здесь не был идиотом. Идеальная вселенная со своими законами, в которой Тайм Лорду было душно. Не меньшим удивлением стало для Доктора желание Микки остаться здесь и занять место своей альтернативной версии. Он тепло попрощался с Роуз и едва заметно кивнул Доктору, взглядом говоря ему не быть дураком и признаться. Он хотел. Видит вселенная, он хотел, но время, отпущенное ей было так мало.
По-настоящему он понял, как был глуп, когда её пальцы нелепо сорвались с рычага в башне Торчвуд. Роуз Тайлер, человек, не побоялась бросить ради него свою мать, а он боялся, что три слова разобьют ему сердца, нелепо выдыхая их в гладкую стену разделившую их навсегда. Он сжег сверхновую, но так и не сказал ей.
Марта Джонс была хорошей девушкой. Образованная, будущий доктор медицины с блестящим будущим и благополучной семьёй. Она была красивой и неглупой. Прекрасно было всё, кроме одного: она не была Роуз Тайлер. Иногда он задумывался над тем, насколько больнее ему было бы, если бы она знала о его чувствах к ней и готов был дорого заплатить, чтобы иметь возможность сказать ей об этом и узнать. Марта, как и Роуз, полюбила его. Вот только он не смог полюбить Марту. Привязался, стал доверять и считать её другом – да. Но не любить. Любовь – слишком сильное чувство.
На смену Марте пришла Донна Ноубл. Секретарь из Чизвика на полставки. В отличии от Марты, Донна не любила Доктора. Она считала его другом. С Донной было легко. Они встретились когда он потерял Роуз и женщина понимала, что ему нелегко. Когда они встретились вновь, то она спросила не нашел ли он её.
Земля была украдена, вселенные трещали по швам и он встретил её вновь. На другом конце улицы, посреди апокалипсиса и разрушенных жизней, Доктор увидел её повзрослевшей и изменившейся, но не задумываясь ни на миг побежал навстречу. У вселенной было прескверное чувство юмора и его смертельно ранило у неё на глазах, всё, что ему было подвластно это её имя и тёплые карие глаза, смотрящие с теплом. Он смог обмануть смерть и остаться собой, породив Метакризис. Доктор снова ошибся, вернув Роуз в другую вселенную со своей человеческой копией, которая не стесняясь сказала ей три заветных слова. Три слова, глухо удалившихся о его собственный кадык, когда у него на глазах его Роуз поцеловала кого-то, кто думал и выглядел как он. Он, скрепя сердце, сделал этот выбор, тяжко ступая по треклятому норвежскому пляжу. Назад дороги не было. Он так и не смог ей сказать. Впереди его должно было ждать будущее, полное приключений и неподъёмной вины, упавшей в копилку его прегрешений.
Когда пришла пора умереть, он, едва удерживая себя на ногах стоял на заснеженной улице возле её дома и порывался ляпнуть глупое и неуместное и несвоевременное признание, готовое сорваться с губ.
Одиннадцатый
Любящий Доктор умер одиноким и виноватым. Родившись заново, он пожелал забыть обо всём. У него появились новые спутники, которые перечеркнули его старую жизнь, сделали её чем-то вроде забытого старого фильма, который некогда любил пересматривать, затирая плёнку до дыр, а потом вырос и потерял интерес. Его жизнь теперь и сама напоминала блокбастер. Он узнал о том, кем была женщина из библиотеки, встретившая его, страдающего по другой. Казалось даже, что это было не настоящим. Ведь здесь и сейчас перед ним та, которая звалась его женой. Она умела регенерировать, могла остаться с ним подольше и ему не пришлось бы быть одиноким. Вот только сквозь поцелуи пробивался забытый образ другой женщины. Женщины, вкус губ которой он помнил крайне смазано. Куда отчётливее он помнил вкус вины перед ней, оставленной им далеко позади. Он не рассказывал о Роуз Тайлер ни Эми, ни Рори. Не говорил он о ней и с Ривер, считая кощунством говорить со своей женой о другой женщине. Хотя, он не сомневался что Ривер, как раз-таки смогла бы понять его чувства и дать правильный совет. Отчасти, Доктор был счастлив, что она у него была, а другая его часть понимала, что влюблённость Ривер в Доктора была следствием рассказов её матери о своём Докторе-оборвыше, помогающему ей избавиться от детского страха перед трещиной в стене. Страха, который до самого конца на Трензалоре не отпускал самого Доктора.
Понды покинули его и он встретил на своём пути невозможную Клару. Она путешествовала по всем его временным линиям и знала каждое его лицо, но при этом никогда не задавала лишних вопросов, а говорить о том, что ему бывает больно и страшно Доктор не привык. В конце концов, именно это и было его задачей: забыть о том, что бывает больно и страшно.
Кларе он, кажется, нравился. Так же, как когда-то нравился Роуз Тайлер. Он знал, что ему суждено умереть на Трензалоре и сбежал туда, оставив свою прошлую жизнь. Как оказалось, он способен жить в доме со стенами и не убегать. А ещё, что способен помнить несмотря на желание все забыть. Сидя у камина в одиночестве, он иногда вспоминал непрошенный диалог из своего далёкого прошлого, где он боялся застрять на какой-нибудь планете в доме со стенами, а ему в ответ шутя говорили, что это не так уж и плохо. Сейчас он вынужден был признать, что да, это было не так уж и плохо. Возможно, что ему стоило тогда согласиться и не слышать нелепого пророчество о дитя, что погибнет в битве. Интересно, порождение его тщеславия, его Метакризис….сделал ли он её счастливой? Были ли у них дети? Полюбила ли она его? Жаль, что он умрёт, не узнав ответов на эти вопросы. Жизнь, которая теплилась в нём сейчас, была последней. Никаких больше лотерей, никаких перерождений и приключений. Трензалор станет его могилой, а верная ТАРДИС будет его надгробием. Его спутники будут его живыми эпитафиями, что расскажут своим детям легенды о безумце в синей будке, а он обретёт вечный покой.
Клара нашла его и здесь, разумеется, для того, чтобы спасти его. Это всегда женщины. Они стремятся спасти его, совершая глупости. Совершая невозможное. Каждая из них по-своему. Он вспомнил Марту Джонс, ходящую по миру в тот год, которого не было. Вспомнил Донну Ноубл, падающую в бездну вместе с ТАРДИС, Эми, прождавшую его долгие годы и Клару, бесстрашно шагнувшую в его временной поток. Последним в памяти всегда стыдливо всплывало лицо Роуз. Девушки, которую интерфейс ТАРДИС, словно издеваясь, показал ему первым. Девушки, которую он несколько раз упоминал в разговорах с теми, кто о ней не знал, вскользь и небрежно, словно это имя не раскатывалось на языке сладкой карамелью и не заканчивалась горечью где-то глубоко внутри. Этот он бежал, забывал и делал вид, что совершенно не понимает людей. Кажется, именно так его называл интерфейс Момента, теперь он об этом помнил.
Человек, который забывает.
У Момента было её лицо. В тот день, когда Доктор утратил право звать себя Доктор и решился на ужасный шаг. Лицо Роуз Тайлер запечатлелось в его памяти задолго до их встречи. Момент мог выбрать любое лицо, но предпочёл сделать выбор в пользу неё. Оружие Галлифрея обладало разумом и волей. Поэтому и было таким страшным.
Губы Одиннадцатого дёрнулись, становясь кривой улыбкой. Старик в зеркале повторил за ним. Ему до сих пор не верилось, что он прожил так долго, чтобы увидеть своё лицо таким соответствующим возрасту. Что он прожил так долго, что вспомнил о том, что так хотел забыть. Видимо, люди, которые живут куда меньше него, Повелителя Времени, не лгали и перед смертью, действительно положено было видеть свою жизнь, мелькающую, как пёстрая кинолента перед глазами. В неверном свете камина он видел улыбки и давно забытые слёзы. Он видел Клару, падающую с ослепительной высоты, видел маленькую Эми, сидящую на чемодане в саду, ждущую его возвращения. Видел грустное лицо Рори, ждущего свою Эми. Видел Ривер, радостно улыбающуюся ему. Марту, которая вышла замуж за земного Микки Смита и Донну, забывшую о его существовании и старика Уилфреда, постучавшего роковые четыре раза. Последней Доктор всегда видел именно Роуз.
Двенадцатый
Он не умер. Получил ещё один шанс и стал совершенно другим. ТАРДИС выбросила его и Клару сначала к динозаврам, а затем в Викторианский Лондон. Кажется, он был болен. Внутри всё плавилось и перестраивалось, рождая невозможное для него тело. Клара, кажется так её звали, смотрела со знакомым недоверием, отказываясь принять, что Доктор, которого она знала и этот человек – одно и тоже. Он уже сталкивался с таким. Когда-то давно, тысячу лет тому назад. Он спал на кровати в человеческом доме и отчаянно хотел позвать кого-то, чьё имя упорно не хотело вспоминаться.
Клара, как и Роуз, любила обниматься. Новое тело Доктора избегало прикосновений, словно они обжигали. На деле же, причины для подобного недоверия корнями уходили гораздо глубже, в темноту его собственной души, откуда иногда робко прогладывало его желание тепла и человеческого участия, тщательно скрываемое за маской сварливого равнодушия. Вопреки всем домыслам он не был бесчувственным и жестоким. Он просто носил маску, настолько тесно прижимая ее к своему лицу, что она казалась второй кожей. Клара, казалось, видела его насквозь. Клара казалась той, кто может его понять. Но она влюбилась в своего коллегу, бывшего солдатика. Участника одной из тех бессмысленных войн, которые так любило развязывать человечество. Он убеждал себя в том, что совершенно не ревнует ее, но тем не менее, это было очевидно, как день. Он ревновал. Дэнни Пинк умер и Клара едва не сошла с ума от горя. Доктор понимал её, как никто другой. Он знал каково это: когда тот, кого ты любишь оказывается заперт там, откуда нет выхода. У Дэнни был шанс вернуться, но он вернул мальчика, что погиб по его вине в то й самой бессмысленной войне. Она стала совсем другой. Сердца Доктора болезненно сжимались, но он скрыл свои чувства под привычной маской грубости. Клара не нуждалась в утешении, да он и не умел утешать. Её следовало отрезвить, чтобы она прекратила бессмысленно рисковать своей жизнью.
Когда он стоял над её распростёртым телом, лежащим на мостовой, усыпанной жухлыми листьями, то понял, что они оба нуждались в утешении. Если бы он проявил к ней участие вместо грубости, если бы он был чуть более открытым и искренним. Так много «если», от которых не спрятаться в ТАРДИС, на которые не закрыть глаза и от которых, определённо, нельзя сбежать. По всей видимости, вселенной хотелось его одиночества и страданий. Ему не привыкать.
Он стоял у консоли, опустив голову так низко, что острый упрямый подбородок упёрся ему в грудь. Дыхание размеренно наполняло лёгкие кислородом, разгоняя его по крови. Вдох-выдох. Он ещё жив. Он жив. Глаза защипало и по сухим щекам потекли слёзы, прокладывая едкие солёные дорожки. ТАРДИС тряхнуло, а его самого швырнуло в сторону. Кажется, он потерял сознание. Тайм Лорды были крепче любого человека и рассечённый висок принес ему неудобств не больше, чем простая царапина. В ТАРДИС было темно и подозрительно тихо. Такое случалось однажды, когда всё внутри было совсем другим, когда на коралловой колонне у входа болталось длинное замшевое пальто, подаренное ему Дженис Джоплин. Когда рядом с ним был Микки-идиот и Роуз. Его Роуз. Девушка, которую он любил и старался забыть. Он прислушался к кораблю. Точно. Всё так же, как и в прошлый раз. Он случайно сбился с курса и попал в чёртов параллельный мир. Это, на поверку, значило одно: где-то во времени существовала прореха. Доктор выпрямился и не обращая внимания на саднящую боль в виске вышел на улицы знакомо-незнакомого Лондона. Лондона из вселенной Пита Тайлера.
Цифровой стенд для туристов говорил о том, что на дворе был канун Рождества две тысячи семьдесят пятого года. Если его Роуз каким-то немыслимым чудом жива, то ей, должно быть уже под сотню. Доктор рассеянно бродил по набережной, сжимая звуковую отвёртку в руках. У вселенной, определённо, было скверное чувство юмора. Какой смысл его нахождения здесь? Чтобы лишний раз убедиться в том, что он потерял всё? Хотелось закричать.
Он в сердцах пнул камешек и сел на скамейку, схватившись за голову. Бесконечные потери без приобретений не доставляли никакой радости.
- С вами всё хорошо, сэр? – чей-то участливый голос вывел его из задумчивости, - ох, у вас кровь, вы ранены, позвольте, я вам помогу.
Доктор упрямо помотал головой. Хотелось вскочить со скамейки и стремглав броситься прочь, скрыться за дверью ТАРДИС, только бы не слышать звонкий голос, что был так похож на голос той, кого он не услышит уже никогда. Он попытался, видит небо, он пытался. Но хватка у девушки оказалась крепкой. Доктор, не любивший прикосновений отчего-то не торопился вырвать свой рукав из тонких бледных кистей.
- Мне не нужно в больницу, заживёт само.
- Конечно заживёт. Но кровь необходимо остановить. На улице холодно, а вы в одном сюртуке. Не упрямьтесь, у меня большой опыт.
Она увлекала его по улице, а он покорно следовал за ней к ярко-синему внедорожнику. Девушка ловко распахнула перед ним дверь и приглашающе махнула ладонью, он вздохнул и сел, продолжая упрямо смотреть куда угодно, только не на неё. Он не хочет видеть ее лица. Пока он не видит её лицо, не знает её имени, то ему плевать на неё. Доктор не принадлежал этой вселенной, этот мир для него был чужим, а воздух здесь колол ноздри и непривычно путался в отросших седых кудрях. Она оказалась слишком близко, заполняя тонким цветочным ароматом его обожжённые чужим кислородом лёгкие, бросив короткий взгляд из-под полуопущенных век, Доктор увидел, что его новая знакомая была блондинкой. От её кожи шло восхитительное тепло, которое он чувствовал даже не прикасаясь к ней. Но девушка только пристегнула ремень безопасности.
- Я мог бы и сам, - хрипло заметил он.
- Вам, по всей видимости, нехорошо.
- Я в порядке.
- Можете уговаривать в этом себя сколько хотите, но вы выглядите так, словно пережили потерю.
Он едва не поддался искушению взглянуть ей в глаза, чтобы выяснить подоплеку такой проницательности. Вместо этого он хрипло прокаркал:
- Откуда вы узнали?
Доктор не видел её лица, но понял, что на ее лице появилась лёгкая улыбка.
- Я знаю, как выглядят люди, которые потеряли что-то.
- И откуда же такие познания?
- Жизненный опыт, сэр.
Голос незнакомки звучал молодо и беззаботно. Никаких трещин и скрытых печальных ноток. Что соплячка могла знать о том, каково это, терять раз за разом? Что такое выигрывать войны, но проигрывать то, что имело единственный смысл? Вместо этого он уставился в окно, не обращая внимания на мягкий гул мотора «Бентли» и ненавязчивую музыку, льющуюся из радиоприёмника. Странно, что они до сих пор существовали в конце двадцать первого века. Удивительно, насколько плохо поддавался изменениям Лондон. Город оставался старым несмотря на шагающий семимильными шагами технический прогресс.
- Удивительно.
- Что вам кажется удивительным?
- Город. Совсем не изменился за семьдесят лет.
- А вы не выглядите таким уж старым. Я бы дала вам не больше пятидесяти. На самом деле многое изменилось внутри зданий. Мы стараемся сохранить культурное наследие, но в целом, вы правы. Особо ничего не изменилось.
- Вы тоже не выглядите такой старой.
До ушей донёсся звонкий смех.
- Откуда вам знать, как я выгляжу? Вы даже не взглянули в моё лицо. Даже имени не спросили. Вдруг я преступница, похищающая людей, которым некуда пойти?
- Мне не нужно ни ваше лицо, ни ваше имя. В помощи я тоже не нуждаюсь, но вы были так настойчивы…
- Я знаю, чего я хочу. Хочу чипсов. Просто умираю. Знаете, такого давно не случалось, по крайней мере, последние лет двадцать точно. А вы хотите чипсов?
- Мне нечем за них заплатить, мисс.
- О, к такому мне тоже не привыкать. Последнее, в чём я нуждаюсь это деньги. Так вы будете чипсы или нет?
В машине запахло жареной картошкой, когда девушка сгрузила пакет на заднее сиденье. Доктор испытывал чувство дежавю, но старался не подавать вида. Наконец, машина свернула с шумной городской улицы в тихий проулок, ведущий к особняку. Машина с мягким шорохом остановилась на гравии.
- Можно выходить.
Он вышел из машины и едва не закричал. Особняк Пита Тайлера.
- Боже правый.
- Не думайте, что я из снобов, сэр. Я выросла в бедности и в юности работала в магазине. Так что, будьте как дома.
Дверь им открыла пожилая женщина в черном платье.
- Мисс, вы вернулись. Хозяин просил вас к нему зайти. А это…
- Это мой гость, Эмма. Проводи его в гостиную и подай ему чаю, а ещё подготовь мой медицинский набор, хорошо?
- Как прикажете, мисс. Идёмте, сэр.
- Вижу, вы не слишком удивились.
Экономка пожала плечами.
- Племянница хозяина всегда была такой. Раньше, она работала в Торчвуд, а теперь помогает больницам и приютам. Но вы не похожи на бродягу, хотя вид у вас, определённо, потрёпанный. Сюда.
Его оставили в роскошной гостиной и подали чай. У вселенной, и правда, было отвратительное чувство юмора. Когда-то, в этой гостиной он старательно изображал из себя официанта, а потом явились Кибер люди. Но тогда Доктору было на что надеяться. Рядом с ним была Роуз Тайлер. По щекам потекли непрошенные слёзы.
Его плеч мягко коснулись чужие ладони. Его тело реагировало совершенно неправильно. Он должен был возмутиться и сбросить её руки, накричать на неё. Но тёплые пальцы поднимали в душе давно забытое ощущение.
- Простите, я задержалась, сэр. Старики бывают очень мнительными. Когда-то он был совсем другим.
- Ваш дядя заботится о вас, - он равнодушно пожал плечами, заставляя её убрать руки.
- Всё совсем не так. Тони мне не дядя, но если я расскажу, то вы всё равно не поверите мне.
- Он ваш любовник? В этом нет ничего предосудительного. Вы молоды, а он нет, так бывает.
- Откуда вам знать, что я молода? Вы даже не видели моего лица. И нет, Тони мне не любовник.
- Тони…его фамилия случайно не Тайлер?
- Тайлер. Вы знакомы?
- Нет. С ним нет. Но когда-то был знаком с его матерью, отцом и старшей сестрой.
До ушей донёсся звон битого фарфора, девушка уронила чашку, но не проронила ни слова.
- Мисс? Почему вы молчите? – Доктор боялся поднять взгляд на девушку.
- Посмотри на меня, чёрт возьми! – её крик прозвучал громом в пустой комнате, а затем мягко осел в тяжёлых портьерах из жутко дорогой ткани, но он остался непреклонен, упорно не желая продолжать фарс. Все, кого он мог знать мертвы. Не могут быть живы. Никто не склеит разбитые осколки его потерянной души и он будет вести себя, как последний мерзавец, только бы не стало ещё больнее. Закроется панцирем, непробиваемой скорлупой.
В грудь ему упёрлась до боли знакомая звуковая отвёртка, некогда принадлежавшая его копии, рождённой из руки. Очевидно, что вещица досталась дальней родственнице Роуз. Его губы скривились в надменной усмешке, а глаза продолжали смотреть куда угодно, только не в лицо женщине.
- Вы соберёте для меня шкаф, милочка? При чем здесь отвёртка?
Её руки дрогнули, а в следующую секунду прохладный наконечник лучшего на свете научного инструмента коснулся его подбородка, заставляя его встретиться взглядом с его обладательницей. Он упрямо закрыл глаза.
- Открой их. Пожалуйста. Я должна знать.
- Что вы хотите знать? – его губы скривились в горькой усмешке, - вы навязались мне со своей добротой, обещали помочь, а вместо этого просите, чтобы я взглянул на вас. Нет.
- В этом есть что-то личное? Почему вы отказываетесь посмотреть на меня? – голос девушки прозвучал грустно и так знакомо, что он едва не поддался искушению взглянуть на неё.
- Потому что взгляд глаза в глаза подразумевает личный контакт. Я здесь ненадолго и не хочу ни с кем знакомиться. Верите мне или нет, но этот мир для меня чужой. Все эти улочки, дирижабли и прочая труха мне не интересна. Так же, как мне не интересно откуда у вас звуковая отвёртка.
- Вот оно что. Дирижабли. Если вы не заметили, то Лондон отказался от них в угоду самолётам. Не так давно, двадцать лет назад, в Белфасте разбился космический корабль. Экипаж погиб. Точнее, так считает Торчвуд. На самом деле, я помогла им сбежать, а они подкинули мне идею как создать двигатель, что позволит людям отправить экспедицию на Марс. И мы смогли.
- Помогаете инопланетянам? Жалеете сирых и убогих? О, мисс, вы просто воплощение доброты.
- У меня был хороший учитель.
- Да? – даже с закрытыми глазами ему удалось иронично изогнуть кустистую бровь.
- Да. Он был самым лучшим, но совершенно безнадёжным идиотом, когда дело касалось личного.
- И что же он сделал не так?
В ответ его щеки коснулось чужое дыхание, заставляя плотнее сомкнуть веки. Пальцы девушки легко подрагивали когда она провела по его скуле, следуя за морщинами, которыми его лицо было исписано, как древний пергамент.
- Что вы делаете? – Доктор нервно сглотнул, смущённый откровенным прикосновением.
Словно у неё было на это право, чёрт возьми.
- А разве это не очевидно? – чужие губы растянулись в улыбке. Он не видел этого, скорее услышал по изменившейся интонации, почувствовал в искривлении воздушного потока, - проверяю.
Прикосновение её губ к его собственным заставило его вздрогнуть и приоткрыть рот в неподдельном удивлении, чем воспользовалась незнакомка. Её язык легко скользнул по его нижней губе, заставляя его судорожно вздохнуть, вцепившись до боли в пальцах в диванную подушку. Он должен был отстраниться и возмутиться, но что-то заставило его подчиниться. Возможно, он сильнее, чем ему того хотелось нуждался в этой почти интимной близости. В этой бескомпромиссной наглости, что рождала в его истлевшей душе бурю. И Доктор поддался чёртовым эмоциям, притягивая чужое лицо, которое даже не видел, к себе и углубляя поцелуй, заставляя ее сесть к нему на колени и обвить его шею руками, что лихорадочно пытались сорвать с его худых плеч сюртук. Это было чистой воды безумие. Безумие, которому он впервые за долгое время мечтал поддаться, но собрал остатки контроля в кулак и разорвал поцелуй.
- Это ошибка, мисс. Я не должен был. И вы не должны были. Терпеть не могу все эти объятия и прикосновения.
- Открой глаза, Доктор.
Доктор. Собственное имя хлестнуло по щеке пощёчиной, выбило почву из-под ног и отрезвило. Он открыл глаза и встретился взглядом с точной копией Роуз Тайлер.
Бред. Мираж. Обман. Игры разума.
Он закрыл глаза и помотал головой, прогоняя навязчивый образ прочь, но когда он вновь открыл их, то Роуз Тайлер не исчезла. Её вес все так же приятно ощущался на его коленях, а её пальцы легко касались седых прядей.
- Я умер. Ударился о консоль при падении и умер, - он устало улыбнулся и провёл ладонью по её щеке, - других объяснений не существует, Роуз. Ты давно мертва и мерещишься мне в предсмертной агонии, чтобы скрасить мои последние мгновения. Ты не смогла бы узнать меня.
Она мягко перехватила его ладонь и положила себе на грудь, отчего к его щекам прилила краска.
- Не смущайся. Просто послушай, что ты чувствуешь?
Доктор прикрыл глаза. Два удара, затем ещё два. Пульс учащён. Нет. Слишком учащён. У Роуз тахикардия, но она не выказывала ни малейшего беспокойства. Он открыл глаза.
- Их два, Доктор. Мои сердца. Их два. Ты не умер, ты жив. Так же, как и я. Мне приходится называться племянницей Тони, чтобы никто не задавал вопросов. Но это все ещё я. Роуз Тайлер. Точнее, Роуз Смит.
- Где он? Бросил тебя? – в глазах Доктора блеснула тревога, хотя он всё ещё не мог поверить до конца в правдивость ее слов.
- Он умер, Доктор. Пять лет назад. От единственного возможного и неизлечимого для него недуга. От старости.
- А дети? У вас есть дети, Роуз?
- Я едва не умерла во время беременности. Ребенок внутри меня погиб, но сделал для меня кое-что невозможное напоследок, - она грустно улыбнулась и приложила ладонь к плоскому животу, - по всей видимости, генетика Повелителя Времени победила человеческую природу, но моё тело не могло с этим справиться. Когда меня грузили в скорую я умирала, а очнулась уже в морге. Доктора говорили, что моё тело горело золотом, а живот исчез, словно по волшебству. Тогда Джон провёл исследования и ряд экспериментов. В ту ночь Роуз Тайлер умерла и переродилась. Переродилась в теле, где билось два сердца. Примерно тогда же остановилось моё старение. А сегодня я почувствовала неясную тревогу и услышала крик о помощи. Ощущения привели меня на набережную, где сидел человек с рассечённым виском, упорно прячущий от меня взгляд.
Она замолчала и прижалась к его плечу. Доктор осторожно поднял руку и обнял её в ответ.
- Ты любила его?
- Я долго не могла привыкнуть к нему. Мы начали сначала. Ходили на свидания, гуляли. Думаю, в глубине души он понимал, что я всегда хотела быть в совсем другом месте. Однажды, он прибежал в мою комнату, обнял меня и проплакал всю ночь. Так я поняла, что Доктор, которого я знала, умер. Незадолго до своей смерти он сказал, что и тот, другой Доктор на грани. А ещё то, что он знает, что я любила не его, но он благодарен мне за жизнь, разделённую с ним, - по щекам Роуз потекли слезы.
- Ты хотела меня найти? Только честно, Роуз.
- Хотела. Но не знала, помнишь ли ты меня. Джон говорил, что в жизни Доктора была женщина, которая стала его женой. Даже если бы я пробила стену между мирами, захотел бы ты видеть меня рядом с собой, как и прежде? Прости за то, что поцеловала тебя и за то, что заставила слушать меня. Просто…с момента его смерти я чувствую себя такой одинокой. Все, кого я знала умерли или вот-вот умрут. Даже мой младший брат…. - она хотела встать с его колен, но он притянул ее обратно к себе.
- Думаешь, что с тем, что я узнал я позволю тебе так просто оставить меня? Мы оба потеряли слишком многое, Роуз Тайлер. Моя жена мертва, как и твой муж. Твоих родителей больше нет, а твоя вечная юность не останется без внимания. Теперь ты обречена менять место жительства и имена, чтобы не рождать слухов о женщине, живущей так долго, что от этого можно устать.
Роуз невесело улыбнулась.
- Мы потеряли слишком многое, Доктор. Это то, что ты хотел сказать?
- Я хотел сказать, что мы можем уйти вместе. Доктор и Роуз Тайлер в ТАРДИС, помнишь? Ты, как и я не принадлежишь себе. Теперь ты дочь не только Земли, но и Галлифрея.
Она долго смотрела в его глаза, стараясь найти тень подвоха или лжи.
- Сможем ли мы быть вместе, Доктор?
Его сухая ладонь коснулась её щеки, стирая дорожки слёз.
- Если только ты этого хочешь, Роуз.
Энтони Тайлер был стариком, удивительно похожим на Пита. Он спокойно выслушал Роуз и подозвал Доктора к себе, касаясь его руки по-старчески сухой ладонью.
- Это он, Роуз? Тот самый Доктор, которого ты любила всю жизнь? Тот, которому ты обещала остаться с ним навсегда?
Роуз кивнула, а старик неожиданно рассмеялся.
- Наконец она тебя нашла. После смерти Джона она замкнулась и перестала быть собой. Вечная жизнь это не праздник, да?
Доктор улыбнулся и кивнул.
- Я прожил на свете всего семьдесят пять лет и устал. Боюсь представить каково это, прожить сотни, тысячи лет. Должно быть, это очень тяжело. Но теперь она справится. Моя старшая сестра всегда была сильной и смелой. Ей всегда было тесно здесь, в Лондоне. Забери её и дай ей то, что не смог сделать семьдесят лет назад. Дай ей семью, Доктор.
Они провели в доме Тайлеров ещё неделю, прежде, чем ТАРДИС восстановилась. Когда за ними закрылась дверь и они оказались в бушующем нигде, то Доктор первым делом затолкал Роуз в гардеробную и приказал ТАРДИС выбрать для неё что-то подходящее.
Она вернулась несколько долгих минут спустя, в красном платье с золотым шитьём в лучших традициях его родного дома. Он, переодетый и необычайно нервный, взял её ладонь в свою, крепко сплетая их пальцы между собой, а их сцепленные ладони обмотал длинной золотой лентой, исписанной галлифрейской вязью.
На миг в её глазах блеснуло неподдельное удивление, когда он заговорил на тягучем, как мед и древнем, как сама вселенная языке, рождая вокруг них нерушимую связь из золотистых частиц. В последний момент, он прижался к её губам своими, позволяя видеть ни слышать его мысли, а когда поцелуй прервался, то он выдохнул ей в ухо свое имя и она его поняла. В глазах Роуз блеснула радость, а дальше она нашла губами его губы и сказала ему о своей любви больше, чем сказали бы любые слова, на любом из языков. Роуз Тайлер и Доктор в ТАРДИС. Так было правильнее всего.