Сэм

      По радио играла какая-то глупая задорная песня из тех, которые всегда ставят по утрам, чтобы слушатели взбодрились и зарядились позитивом на весь день. Дурацкая, с навязчивой мелодией. Её слова долетали, как сквозь вату. Вырванные из контекста, они не имели смысла. Их значение всплывало в сознании сухими сносками толкового словаря и сразу же терялось в тумане.

      И дальше темнота. Пустота. Звон. Ультразвуковой писк.

      Холод в груди рос и щупальцами простирался дальше, оседал в конечностях глыбами льда. Всё тело казалось нереальным, чужим. Как будто он не существовал в самом деле, а всего лишь играл в компьютерную игру, надев очки виртуальной реальности. Вроде бы происходящее и выглядит натурально и очень реалистично, но ощущение фальшивости никак не покидает.

      Сэму тоже казалось, что всё вокруг какая-то симуляция. Неудачная шутка. Дурной сон.

      Это просто не могло быть правдой. Не могло.

      Дин не мог с ним так поступить. Не мог воспользоваться тем, что Сэм ничего не помнит. И точно не мог хотеть… Не существовало такой вселенной, где Дин его желал. Дин, у которого одна только мысль о симпатии мужчины вызывала панику. Дин, для которого инцест — табу. Дин, который отказался от него и не хотел больше видеть.

      И всё же это было так. Сэм смотрел на доказательства того, что произошло ночью. На смятые простыни, на скомканное одеяло. Кожа до сих пор зудела и горела от прикосновений и поцелуев.

      На глаза наворачивались слёзы. Обиды. Злости. Боли.

      С яростью он начал срывать постельное бельё. Остервенело и грубо, наплевав на звук лопающихся ниток. Скрутил его в узел и почти выбежал из дома, громко хлопнув задней дверью.

      Где-то позади с опаской и тревогой семенила Холли. На долю секунды Сэма обожгло стыдом перед ней, но он не мог себе позволить успокоить её, не мог найти на это силы. Он загладит вину перед ней, обязательно, но потом.

      Он швырнул ком болья на бетонную площадку перед беседкой и принялся поливать жидкостью для розжига. Когда бутылка опустела, зажёг спичку и бросил её в кучу.

      Пламя разгорелось моментально, пожирая ткань и уничтожая следы того, что сделал Дин. Что они оба сделали.

      И пусть умом Сэм понимал, что на самом деле это не поможет, не сотрёт то, что уже случилось, дышать стало чуть легче. Как будто с шеи сняли туго намотанную верёвку.

      Да, его ещё накроет до сводящей судорогами боли, когда позже он напьётся — а он напьётся, обязательно, — но сейчас это было нужно.

      Чтобы не сойти с ума и не сорваться вслед за Дином выбить из него всё дерьмо и ответы на вопросы. Чтобы не закричать и не заплакать от непонимания, что он сделал не так и чем заслужил всё это. Чтобы не пустить себе пулю в лоб, лишь бы всё это закончилось.

      Последнее, впрочем, вряд ли получится, ведь у него сейчас и пушки нет.

      Всё это до ужаса напоминало времена, когда он узнал о крови демона и о том, что он истинный сосуд Люцифера. Когда он не просто почувствовал себя проклятым и грязным, а получил доказательства, реальные подтверждения.

      Ты урод, Сэм. Мерзость. Ты настолько прогнил внутри, что тебя избрал сам Дьявол. Не насильника, или серийного убийцу, или педофила, а тебя.

      Сэм обессиленно рухнул на землю, закрывая лицо руками. Рядом моментально возникла Холли, с поскуливанием обнюхивая и тычась лохматой мордой, и это стало последней каплей.

      Захлёбываясь воздухом, Сэм сгрёб её в объятия, утыкаясь в мех, и заплакал.

Дин

      Дин не помнил, как добрался до квартиры. Всё вокруг расплывалось. Мир словно внезапно превратился в вязкую субстанцию, а время перестало существовать. И только он один барахтался и не мог выбраться.

      Потому что выбраться невозможно. После того, что он сделал, — нет.

      Это не просто «облажался». Это что-то далеко за гранью. Оттуда нет возврата. И прощения там тоже нет. Только осознание собственного… Дин даже не знал, есть ли этому название. Наверное, нет. Ни в одном языке мира человек не придумал названия тому, что он сделал. Потому что Дин первый.

      Грёбаный первопроходец в сотворении дерьма такого уровня.

      Хотя, казалось бы, пора уже привыкнуть. Он ведь уже нечто подобное проходил, когда наговорил Сэму те ужасные слова, которые до сих пор иногда эхом отдавались в кошмарах.

      Но, видимо, он ничему не учится. И, наверное, он заслужил всё это. И Дин был бы не против нести свой крест, если бы только это не касалось Сэма, если бы только Сэм не страдал от последствий.

      Вот только всё уже случилось. Он уже наворотил дел, и этого не исправить.

      Единственное, что сейчас мог сделать Дин, — это исполнить желание Сэма и убраться из города, пусть это и последнее, чего бы ему хотелось. Так что он быстро собрал вещи — хорошо, что их скопилось не так много, — объяснился с Картером и сел за руль.

      Он и сам не помнил, сколько времени провёл в пути. Пейзажи вокруг превратились в размытую кляксу, как и полоса дороги перед глазами. Это было похоже на опьянение, только хуже. Пьяный Дин — весёлый и улыбающийся Дин. А ему не было весело, и улыбаться не хотелось. Хотелось блевать и, свернувшись калачиком, лежать в каком-нибудь тёмном и тихом месте.

      Как будто его накрыло жёстким похмельем после пьянки.

      Дин знал, что в таком состоянии опасно вести машину, но и остановиться не мог. Ему это было нужно — нужно что-то делать, иначе его сорвёт. И, наверное, только многолетний опыт помог избежать аварий. Или это была насмешка судьбы: позволить ему умереть ведь слишком просто.

      Да и слишком много. Он этого не заслужил. Пока ещё нет.

      Он заслужит, только когда искупит вину перед Сэмом. Если когда-нибудь искупит, конечно.

Сэм

      Сэм на шатающихся ногах дошёл до кухни и вышвырнул пустую бутылку в мусорное ведро, с трудом подавив рвотный позыв, когда пришлось наклониться.

      Он давно уже прошёл сначала стадию злобного опьянения, когда от кипящей ярости хотелось орать и крушить, после стадию слезливого опьянения, когда хотелось плакать и жалеть себя, а потом и стадию приятного опьянения, когда всё перестало иметь значение и осталось только чувство эйфории. Теперь же он дошёл до стадии, когда важными стали лишь попытки удержать содержимое желудка внутри и не упасть.

      Где-то на краю сознания ещё вертелись нехорошие мысли, изредка вспыхивая, но тут же угасали. Это было хорошо. Намного лучше, чем ломящая боль, которая ослепляла и не давала дышать, такая сильная. что казалось, это конец. Лучше, чем абсолютная беспомощность и растерянность, полная жалящих вопросов «За что?». И точно лучше непонимания, как, в какой момент счастье разлетелось на куски.

      Нет, онемение и пустота лучше. Приятнее.

      Ещё приятнее оказалось лежать на диване, придавленным тёплой Холли. И, проваливаясь в темноту, Сэм подумал, что больше не сможет спать на кровати. И что надо бы позвонить Тому и попросить открыть завтра магазин. Но для этого пришлось бы встать, а комната перед глазами только перестала кружиться, поэтому Сэм лишь опустил веки и крепче обнял Холли, погружаясь в такую манящую и желанную темноту.

Дин

      Дин рухнул на мотельную кровать и застонал. Спина превратилась в кусок камня, задница онемела, а голова невыносимо гудела.

      Он провёл за рулём почти сутки и даже не заметил этого, остановившись наконец только потому, что бензин закончился сначала в баке, а потом и в канистре в багажнике. С трудом вылезая из салона на заправке, Дин понял, что ему нужно передохнуть, даже если мозг этого не хотел. Он, может, и был сказочным придурком, но точно не был самоубийцей.

      К тому же отец и на том свете нашёл бы его и устроил хорошую взбучку за разбитую детку.

      Сил не было даже стянуть ботинки. Дин тупо пялился в потолок и не понимал, что ему делать. Не хотелось ни есть, ни пить, и последнее удивляло и пугало одновременно. Не хотелось кричать, злиться. Даже выбить дерьмо из какого-нибудь монстра. Или Чака, будь он проклят, гавнюк.

      Хотелось вернуться на сутки назад в дом Сэма, в его постель. В его объятия.

      Но это было невозможно. Для него объятий Сэма больше не будет. Никаких. И улыбок до ямочек. И смеха, и запаха. И ощущения мягких волос между пальцами.

      Будет холод в глазах и ненависть в голосе, если, конечно, они ещё увидятся.

      Вы теперь поменялись местами. Ну что, придурок, нравится своё же лекарство?

      Он потерял то, что больше никогда не вернёт. Уже в который раз. Жизнь, видимо, его совсем ничему не научила. Казалось бы, что пора понять правила, но каждый раз он обжигался, сгорал заживо. В темноте, и никого не было рядом, никому не было дела. И виноват в этом только он сам. Некого винить, когда сам дурак.

      С кряхтением Дин повернулся на бок и, кое-как натянув покрывало, закрыл глаза, зная, что не уснёт.

Сэм

      Дни превратились в серую массу. Дом — работа — прогулка с Холли — дом. Раз в три дня в схеме появлялся магазин, и то потому, что Холли, словно чувствуя состояние хозяина, начинала тянуть его туда с упрямостью, какой раньше не проявляла никогда. Сэм ловил себя на мысли, что, если бы не она, он бы питался кофе и выпечкой, которую по утрам приносил Том, и никуда, кроме работы, не выбирался. А так он хотя бы покупал себе еду, если полуфабрикаты можно было так называть, и вкусняшки для Холли, разумеется.

      Девочка их заслужила сполна.

      Если бы не она, Сэм бы свихнулся или покончил с собой ещё в первый день после… После.

      Она стала смыслом просыпаться утром и идти работать. Она стала поддержкой в минуты, когда хотелось выть и крушить всё вокруг. Она стала его ангелом-хранителем и единственным живым существом, с которым он мог поговорить.

      И причиной не напиваться.

      Никогда раньше Холли не видела Сэма пьяным. И, судя по всему, это зрелище ей совсем не понравилось. Теперь стоило Сэму только взять бутылку, как она начинала хулиганить и всеми силами пытаться выбить её из рук. Даже если это было просто пиво.

      Так что Сэм вынужденно стал абсолютным трезвенником, о чём, если честно, не жалел, даже если желание выпить и забыться порой превращались в нестерпимый зуд, который унять получалось только пробежками с Холли. Он помнил времена, когда пил каждый вечер в попытках заглушить стоны в соседнем номере и уснуть. Помнил опустошённость и тупую боль за грудиной. Помнил, как не жил, а прозябал.

      И это было странно, потому что и другую, фальшивую жизнь он тоже помнил. Помнил несуществующее детство, школу, в которую ходил больше десяти лет, и одноклассников. Отца, совсем не похожего на Джона, и тётку, почему-то похожую на Джоди. И отчётливо помнил Пола, с которым дружил в старших классах. Брата по несчастью, если можно было так сказать, беднягу, которого избивал отчим, пока мать всё знала, но предпочитала молчать. Сэм помнил, как они вместе тусовались, лишь бы не возвращаться домой, и мечтали сбежать как можно дальше. И помнил, как за неделю до выпускного Пол покончил с собой.

      Сэм только потом узнал, что отчим не только избивал его, но и насиловал. И, когда увидел письмо о приёме из колледжа, совсем слетел с катушек. Его, конечно, посадили, а мать Пола плакалась на могиле сына, но было уже поздно.

      Сэм помнил всё отчётливо и ясно, помнил эмоции, которых никогда не испытывал, и слёзы на похоронах, которых никогда не проливал. Он даже сходил на кладбище и нашёл могилу Пола, и та была точно такой же, как в его воспоминаниях.

      Проживал ли он чью-то жизнь или её создали для него, Сэм не знал и не хотел знать. И думать об этом тоже не хотел. Так было спокойнее, чем терзаться мыслями, где тот другой Сэм, место которого он занял. Или что Пол, Кэри и Джош погибли только для достоверности и трагичности его истории.

      Он просто хотел наконец жить нормальной жизнью, раз появилась такая возможность. У него были в кои-то веки не фальшивые документы, хороший кредитный рейтинг, дом и машины, магазин, деньги в банке и пенсионный счёт. За ним не охотились полиция, ФБР и налоговая. И пусть Сэма порой немного глодало чувство вины, его легко было заглушить — в конце концов он этого не просил. Он умер, приняв смерть со смирением.

      Больше ему отдавать было нечего.

Дин

      Жизнь Дина превратилась в день сурка. Дорога, разные, но всё равно одинаковые мотели и бесконечная охота. Только она, наверное, и не давала свихнуться, позволяя выпустить накопившиеся за долгие часы за рулём и бессонные ночи эмоции.

      Когда Дин позвонил Бобби и попросил подкинуть какое-нибудь дело, тот долго и шокированно молчал — Дин не видел его лица, но точно знал, что тот нахмурился и поправил кепку, — а потом отправил в Аризону, где завёлся гуль. Без расспросов и лишних слов, которые всё равно обязательно дождутся его, когда Дин рано или поздно навестит старика. Но пока что Бобби не лез в душу и только ворчал по пустякам во время телефонных разговоров, как раньше.

      Дин знал, что за ними прячется беспокойство, но пока не мог ничего рассказать. Как о таком вообще рассказать?

      Хотя из всех людей именно Бобби понял бы. Наорал, влепил затрещину и долго ворчал бы, но потом налил выпить.

      Подсознательно Дину этого хотелось. Чтобы кто-то сказал, что да, он дурак и балбес, каких поискать, но он не со зла и всё наладится. Хотелось принятия и прощения. Но ещё Дин знал, что не заслужил, и пока с остервенением и злостью — больше на себя, чем кого-то другого — охотился на монстров.

      Первое время после возвращения было трудно. Не выслеживать и убивать, а держать себя в руках. Не позволять глубоко сидящей жажде наказания взять верх и не поддаваться желанию в разгар драки опустить оружие.

      Но он держался. Во всём, и алкоголе в том числе.

      Дин всё ещё ходил после каждой охоты в бар, но больше не пил, по крайней мере ничего крепкого. Цедил весь вечер одну бутылку пива, сидя за стойкой с хмурым видом, сам не понимая, зачем вообще ходит сюда. Наверное, привычка.

      Он пресекал любые попытки девушек подцепить или разговорить его. Флирт, даже ничем не заканчивающийся, который раньше был для него такой же естественной потребностью, как поесть и выпить, теперь вызывал отвращение. Он не хотел ничего, точнее никого, кроме…

      И, чтобы хоть немного отвлечься от этих мыслей, Дин начал играть. Он и раньше играл, когда не получалось или не хотелось снять какую-нибудь красотку. Бильярд, покер, дартс — не важно, главное, азарт и приятное чувство победы. Теперь же это стало чем-то вроде второй охоты. Освободить голову и набить карман наличкой.

      За несколько месяцев оседлой жизни и стабильной работы он успел накопить неплохие деньги, которые и тогда, и теперь особо некуда было тратить. Чтобы оплачивать мотели, бензин и еду, Дин снова начал мухлевать с кредитками — почему-то жалко было спускать на них заработанные честным трудом деньги. Они казались чем-то неприкасаемым, почти священным. Единственным, что связывало с той жизнью и Сэмом.

      Так что накопленная сумма не только не становилась меньше, а росла.

      Зачем она ему, Дин и сам не мог ответить. Но жить с такой вот глупой для охотничьей жизни целью стало чуть проще, чем без неё. И было легче засыпать, когда к холодной постели придавливало усталостью после тяжёлой охоты и удачной игры, а не душащим одиночеством пустого номера.

      Большего пока ему не требовалось.

***

      После восьмого гудка Дин прервал вызов и отбросил телефон в сторону.

      Это был его третий звонок Сэму. И, как и сейчас, каждый раз это случалось спонтанно. Дин сам не понимал, что его толкало, какая сила заставляла взять телефон и набрать номер. Но он понял, что больше пытаться смысла нет. Он бы и сам не ответил, с чего бы.

      После такого…

      После такого сам Дин игнорировал Сэма, морально издевался над ним, чуть не доведя до самоубийства, так что глупо было ждать, что Сэм поступит иначе. И обижаться тоже.

      Дин и не обижался.

      Он просто хотел объясниться. Хотел, чтобы Сэм понял, что он не желал ему зла, не пытался причинить боль. Чтобы Сэм знал, что Дин — конченый идиот, который слишком поздно осознал свои чувства, и последний трус, который не решился рассказать всю правду.

      Но Сэм не был готов его выслушать, и, наверное, это неплохо, потому что правда в том, что Дин тоже не был готов. Признаться во всём, по крайней мере в телефонном разговоре, слыша по ту сторону дыхание и чувствуя фантомное присутствие. Подобрать в моменте подходящие, правильные слова, чтобы донести всё то, что сидело в сердце, и не ляпнуть лишнего в порыве эмоций. Ему никогда не давались беседы по душам, но абсолютным кретином он тоже не был. Просто нужно было найти другой способ.

      И Дин его нашёл.

Сэм

      Спустя три недели — Сэм, разумеется, не считал дни, — жизнь потихоньку стала налаживаться. По крайней мере он снова начал нормально питаться и перестал походить на живого мертвеца. Впрочем, если подумать, Сэм Винчестер всё равно был ходячим мертвецом для всего мира. Никто, кроме Дина, не знал, что он жив, даже Бобби.

      Сэм иногда порывался ему позвонить, чтобы услышать родной голос и обрадовать старика новостью о своём воскрешении, но не знал, как всё объяснить. У Бобби наверняка будут вопросы, как, когда и что вообще произошло, а Сэм не был уверен, что сможет на них ответить. Не соврать не получится.

      А врать не хотелось.

      И Сэм не знал, рассказал ли ему что-нибудь Дин. Если их версии будут различаться, ничего страшного, конечно, не случится, но… Но такого Бобби не заслуживал.

      Так что Сэм пообещал себе, что расскажет Бобби если не всю, то часть правды, пусть и не в ближайшее время. Сначала ему нужно привести свою жизнь в порядок, насколько это было возможно.

      Порой он ловил себя на мысли, что это реально, что у него всё получится. Пережить случившееся, смириться и принять, идти дальше. Порой он даже начинал это чувствовать не только потому, что снова правильно питался. А после происходило что-то, что выбивало землю из-под ног.

      Например, звонок Дина.

      Дин за это время звонил трижды, и трижды Сэм не отвечал. Не мог себя заставить. И не мог представить, о чём им говорить.

      Сэм знал, что будет говорить Дин.

      Прости.

      Но Сэму извинения были не нужны. Ему нужно было знать, почему Дин так с ним поступил, но на этот вопрос Дин бы не ответил. По крайней мере не сейчас точно. Несмотря на всё, что произошло, Сэм всё ещё оставался его братом и потому знал его вдоль и поперёк. Знал, что тот не готов к самоанализу и откровенным разговорам. А просто извинений Сэму мало, даже если и хотелось услышать голос Дина. Даже если он скучал по нему до одури.

      Да, это было слишком эгоистично, но он и так знал, что Дин сожалеет о случившемся. Может, и не обо всём — Сэм в глубине души надеялся, что не обо всём, потому что, хоть он и злился, и не простил, но продолжал его любить, — но о том, что причинил боль, не сознался сразу и воспользовался беспамятством. И знал, что сейчас Дин мучается чувством вины. И всё же какая-то часть Сэма, наверное, та самая сучья, злорадствовала и тихо нашёптывала, что он должен помучаться ещё. Как мучился и страдал Сэм.

      Он лишь надеялся, что Дину хватит здравомыслия не натворить глупостей. И хватит смелости, чтобы разобраться в себе, а не зарыться головой в песок или, точнее, море алкоголя.

Дин

      Дин устало повёл плечом, разминая ноющие мышцы, и прикрыл глаза. Нос щекотал резкий запах дезинфицирующей мази вперемешку с ароматом бургера.

      Он только что закончил с очередной охотой. Принял душ, обработал мелкие ссадины и царапины и поужинал, если половину бургера, конечно, можно считать ужином. Желания навести на столе порядок и убрать медикаменты в аптечку не было. Мысли, да и всё тело были наполнены нервозностью и лёгкой паникой.

      Он несколько дней вынашивал эту идею, но никак не решался на действия, находя оправдания, глупые и несерьёзные. Сначала дело, нельзя отвлекаться. Можно, и даже нужно, но проще было откладывать, чем взять себя в руки.

      Но теперь отговорки кончились, и Дин, глубоко вздохнув, придвинул ноутбук ближе, открыл электронную почту и нажал значок «Написать письмо», вводя в строку получателя имейл магазина Сэма.

      Может, это было глупо. И, вполне возможно, Сэм удалит письмо сразу же, как увидит отправителя. А может быть, он даже не обратит на него внимания, приняв за спам. Но другого плана у него пока всё равно не было, а тянуть он больше не мог. Дин понятия не имел, что именно будет писать, только в общих чертах. Он долго пялился в экран, заворожённо наблюдая за мигающим курсором, пока в голове не опустело. И тогда пальцы как будто зажили своей жизнью.

      Спустя двадцать минут, не дав себе возможности передумать, он с бешено колотящимся сердцем отправил письмо и захлопнул ноутбук. Резко, как будто чего-то боялся. Как будто иначе оттуда вылезет какая-нибудь тварь или мир перевернётся. Казалось, что должна последовать реакция самой судьбы или мироздания. Гром, например, или что-то ещё, что прямым текстом скажет, что это дурацкая идея. Но Земля продолжала вращаться, и Дин откинулся на спинку стула, выдыхая скопившееся напряжение.

      Он не ждал сиюминутного ответа Сэма. Он вообще не ждал ответа. И, в общем-то, ни на что не надеялся. Лишь хотел верить, что не сделал хуже.

Сэм

      Он с головой погрузился в работу.

      За те несколько недель, пока он был словно парализован и едва функционировал, в магазине накопилось много дел. Том справлялся как мог и делал всё, что в его силах, но он работал на полставки и был подростком, у которого явно нашлись бы занятия поинтереснее, чем разбираться с завалами пыльных книг и кипами бумаг.

      Вернуться к работе было приятно. Сэм переживал, что теперь, когда он снова стал собой, он не сможет управляться как раньше, но всё было в порядке. От той, нереальной жизни ему остались не только воспоминания, но и знания с навыками.

      Так что после закрытия он снова засиживался допоздна, ковырялся в документах, оформлял заявки и общался с поставщиками. Холли такой расклад не очень устраивал, поэтому нередко Сэм брал её с собой на работу, где она днём развлекала посетителей, а вечером спала на лежанке в кабинете.

      Жизнь налаживалась, и эта новая жизнь его вполне устраивала. Может, она и была довольно однообразной и даже порой скучной, Сэму это нравилось. И иногда он ловил себя на мысли, что мог бы стать здесь счастливым.

      Мог бы и уже был бы, если бы не память о том, что сделал Дин. Если бы, приходя домой, его не накрывало отчаянием и безнадёжностью. Но человек привыкает ко всему. И жить с хронической болью тоже. Сэму ли об этом не знать. Поэтому он просто терпел и ждал, когда наступит ремиссия.

      Но у судьбы явно были другие планы.

***

      Новое письмо на рабочем имейле он открыл не задумываясь. Спам сюда практически не приходил, а с незнакомых аккаунтов писали только самые отчаявшиеся найти нужную книгу, но не настолько редко, чтобы к подобному относиться с подозрением.

      Хорошо, что рабочий день уже закончился и он был в магазине один.

      Лёгкие превратились в камень, стоило только увидеть первые слова. Он сразу же понял, от кого оно, и хотел закрыть и удалить, но продолжил читать, то ли ведомый любопытством, то ли мазохизмом.

      Привет, Сэмми.

      Хотя могу ли я тебя теперь так называть? Не знаю. И не знаю, прочтёшь ли ты это письмо или удалишь. Может, и не увидишь, но хочется верить, что всё же да.

Я многое должен объяснить и за многое должен извиниться, но сначала ты должен знать: ты ни в чём не виноват и никогда не был. Тем более в своих чувствах. Прости за всё, что сказал тебе тогда в мотеле. Ты спас меня от ужасной смерти, а вместо благодарности услышал отвратительные слова, за которые я ненавижу себя каждый день. Это всё была неправда. И я никогда не думал так, даже тогда. Я был зол и хотел сделать больно, но это, разумеется, не оправдание.

      Ты спас меня и спасал всегда просто тем, что был в моей жизни, а я забыл об этом, позволил эмоциям взять верх.

      Жаль, что я понял это слишком поздно.

      Ты самый важный человек в моей жизни, и ничто этого не изменит. Ты всегда был и будешь моим братом.

      Прости меня, если сможешь, за те месяцы, когда я был конченым мудаком. Я наказывал тебя, хотя сам не понимал, за что. Я причинил тебе много боли. Не знаю, смогу ли когда-нибудь её искупить. Наверное, нет. Но я надеюсь, что ты сможешь исцелиться, потому что ты не заслужил всего этого. Мне бесконечно жаль, что я заставил тебя пройти через ад.

      Прости меня за то, что я сделал, когда нашёл тебя после. Я не планировал этого. Даже не думал оставаться в городе. Но я жалкий человек, Сэм. Слабый и глупый. Я не хотел тебя снова потерять, даже если был для тебя незнакомцем, и не мог рассказать правду. А даже если бы и решился, ты бы не поверил. Я бы сам не поверил.

      Я не думал, что дойдёт до такого. Просто хотел быть рядом, знать и видеть, как ты счастлив, оберегать тебя. Снова быть частью твоей жизни.

      Всё, что случилось… Я не притворялся, не терпел, только чтобы не потерять тебя. Ты должен знать. Это не было ошибкой. Не для меня. Я слишком поздно понял, что именно ты значишь. А когда понял, больше не мог отступить. Я не такой сильный, как ты. Прости, что моя слабость стоила тебе ещё одной разрушенной жизни.

      Обещай, что не позволишь этому сломить тебя. Ты должен быть счастлив.

      Прости за всё и береги себя, хотя бы ради Холли.

      Д.

      Сэм рвано выдохнул, закрывая глаза. По щекам потекли слёзы.

      Он не знал, почему плачет, но не мог остановиться. Всё, что, как ему казалось, осталось позади, теперь вспыхнуло с новой силой. Затопило с головой, не давая дышать.

      Его трясло. Всё тело колотило мелкой дрожью, как от холода. Холли, проснувшись — наверное, от всхлипа, — подскочила с лежанки и через секунду была рядом, жалобно поскуливая. Сэм запустил пальцы в её шерсть и благодарно улыбнулся.

      Он думал, что ему не нужны извинения, но был не прав. Они, разумеется, не исцелили все раны, не стёрли боль. И Сэм, разумеется, не перестал злиться и не простил. Пока нет, но…

      Но это письмо подарило надежду, которую он так долго ждал.

Дин

      Дин начал писать регулярно, каждые три-четыре дня. Писал обо всём, что с ним происходило. На кого и где охотился, как опрашивал свидетелей и торчал в библиотеках, ругался на отвратительный сервис в мотелях, делился дикими фактами из истории городов и жаловался на человеческую глупость. Он нехотя и вскользь упоминал, что ранен, зато в деталях расписывал впечатления, когда натыкался на потрясающие пироги или бургеры в местечковых закусочных.

      Он понятия не имел, зачем об этом знать Сэму, но это давало призрачное ощущение нормальности. Что всё как прежде, что у них снова всё хорошо. Словно он просто ведёт дневник, теперь уже электронный, а не бумажный, как раньше, пока Сэм вышел в магазин или аптеку и вот-вот вернётся.

      И, хотя стоило только закончить письмо и, отправив его, закрыть ноутбук, Дина накрывало одиночеством, он не мог перестать.

      Это была его исповедь. Это была единственная нить, которая их связывала. Без неё не осталось бы ничего, кроме пустоты.

      Всё, что он теперь делал, что видел и слышал, складывалось в строчки на экране, через которые он мог прикоснуться к Сэму. Он представлял, как Сэм отреагирует, прочитав об этом. Он старался запомнить каждую мелочь, деталь, чтобы рассказать о ней. По вечерам он снова прокручивал события дня, делая мысленные наброски будущего письма.

      Порой он ловил себя на мысли, что именно так, наверное, сходят с ума. Кто-то начинает видеть всякое, кто-то — разговаривает сам с собой, а он пишет письма в никуда (хотя очень хотелось верить, что нет). Но ему было плевать. Он и так давно уже ненормальный.

***

      Дин посмотрел на список отправленных писем — вместе с сегодняшним их было тринадцать — и поморщился. Он не считал себя суеверным, но число всё равно вызывало подсознательную дрожь. А может, это из-за того, что прошло почти три месяца.

      Три месяца безжалостной тишины.

      Дин вздохнул и поднялся из-за стола, чтобы подготовиться ко сну. Последняя охота выдалась особенно тяжёлой, хотя и обошлось без серьёзных травм, и он хотел лишь скорее лечь и уснуть. Это было хорошо. В таком состоянии не будет кошмаров, не будет вообще никаких снов, которых Дин теперь опасался не меньше. Тех, в которых Сэм его обнимал и смотрел с нежностью. Они оставляли разбитым и отравляли разум на несколько дней. Уж лучше кошмары.

      Покончив с вечерней рутиной в ванной, он вернулся в комнату и собирался выключить свет, как раздался звонок. Это мог быть только Бобби, хотя обычно он не звонил так поздно, так что Дин насторожился, не ожидая ничего хорошего.

      Но это был не Бобби.

      Это был Сэм.

      На секунду Дин растерялся. Не поверил глазам.

      Из-за шока он чуть не сбросил звонок, но, видимо, последние крохи здравого смысла его ещё не покинули. Дрожащей рукой он принял вызов и, всё ещё не веря, поднёс телефон к уху.

      — Сэм? — прохрипел Дин, почему-то ожидая услышать кого-то другого. Сэм не мог позвонить сам. Зачем ему это делать? Или он случайно набрал не тот номер и вот-вот сбросит, как только поймёт ошибку. Но с той стороны раздалось:

      — Привет, Дин. — И Дин едва не заплакал. Все внутренности словно вынули, оставив от него только оболочку. Но не было боли. Была лёгкость, невесомость. Было облегчение. Как будто он вырвался за пределы земного тела. И не осталось и следа усталости. Он мог бы свернуть горы. Перевернуть мир. Он мог бы всё, потому что этот голос давал силы. В этом голосе была жизнь. Он и был самой жизнью.

Сэм

      Они начали созваниваться регулярно, раз в несколько дней, и разговаривали ни о чём: охоте, работе, погоде, последних событиях. Но ни разу не поднимали ту самую тему, аккуратно избегая её, словно неразорвавшуюся мину.

      Иногда Сэм хотел всё обсудить, но каждый раз одёргивал себя в последний момент. Он знал, что не готов, что время ещё не пришло.

      Это не телефонный разговор. Здесь нужен зрительный контакт. Особенно для него.

      Он должен видеть глаза Дина, слышать его голос вживую, чтобы уловить малейшие изменения, читать язык его тела, который порой говорил больше слов.

      И он надеялся, что Дин чувствовал то же самое. Что причина именно в этом, а не в страхе и банальном нежелании копаться в больном.

      Раньше из-за «аллергии» Дина на чувства многие проблемы, даже мелкие и несерьёзные, обрастали недомолвками и недопониманиями и потом становились причинами крупных ссор, после которых они днями молчали и ходили вокруг друг друга на цыпочках. Это было отвратительно, и, когда всё налаживалось, Дин снова зарывался в кокон, ничему не научившись. Это сводило с ума, но Сэм терпел его натуру и старался не давить, хотя очень хотелось.

      Сейчас тоже хотелось. Но последствием теперь стала бы катастрофа, а их в последнее время было достаточно.

      И Сэм надеялся, что Дин понимает: эти звонки ничего не значат. Точнее, значат, но не прощение, а готовность Сэма к диалогу, открытость и желание разобраться. Они ещё ничего не решили и не обсудили. У них пока что перемирие. Для окончательного мира нужны переговоры. И провести их стоило на нейтральной территории.

      Стоило только подумать об этом, как в голове тут же всплыл дом Бобби.

      Дин в недавнем разговоре обмолвился, что планировал его навестить в ближайшие дни, и Сэм зацепился за эту мысль. Это было бы идеальной возможностью убить двух зайцев.

      Давно пора было увидеться с Бобби. И, если честно, он скучал по дороге, по шуму двигателя, шороху колёс, полосе асфальта перед глазами и шуршанию ветра в приопущенном окне. Не настолько, чтобы вернуться к охоте, конечно, но всё же.

      Отделаться от этой идеи, как только она родилась, он больше не мог и потому стал готовиться к поездке, хотя и не рассказал ничего Дину. Не только потому, что хотелось его удивить, но и затем, чтобы тот не передумал, струсив в последний момент.

      Когда они наконец встретятся, бежать уже будет некуда.

Дин

      Дин вырулил на подъездную дорожку и понял, как соскучился по этому месту. Какие-нибудь модные дизайнеры и архитекторы впали бы в кому, увидев во дворе горы металлолома и хлама, кривые хозяйственные постройки и щебёнку с гравием вместо зелёного газона, но для него это было самое уютное место. Запах машинного масла и железа с солью переносил прямо в детство, когда они с Сэмом носились между старыми машинами и играли в прятки. Именно здесь они переживали самые тяжёлые моменты, здесь зализывали раны и находили убежище и помощь.

      Сердце защемило от тоски и ностальгии по прошлому, безвозвратно утерянному и всё равно, несмотря на все тяготы, беззаботному.

      Он не сразу обратил внимания на лай, заглушённый рокотом мотора, и нахмурился, когда всё-таки его расслышал. Бобби не держал собак. Неужели стариковское сердце размякло?

      Подъехав ближе к дому, он резко дал по тормозам и внутренне поморщился, надеясь, что детка его простит.

      Перед крыльцом стоял «Приус» Сэма — Дин не мог ошибаться. И он точно не мог не узнать Холли, которая носилась по крыльцу взад-вперёд и лаяла, радуясь Дину, как могут радоваться только собаки.

      Дин заморгал, прогоняя внезапные слёзы, и припарковался рядом с «Приусом». В груди бешено бухало сердце и от ликования, и от волнения, и от страха. Грудь свело спазмом, и Дин с трудом выдохнул, а после глубоко вдохнул полные лёгкие воздуха. Как перед прыжком в пропасть. И вышел из машины.

      Холли тут же бросилась к нему и начала кружиться, лихорадочно размахивая хвостом, но Дин не мог найти силы погладить её и поздороваться как следует. Он неотрывно смотрел, как из дома выходит Сэм, и изучал его лицо.

      Он так соскучился. Так хотел броситься к нему и обнять, но тело предало и не слушалось.

      Дин отмер, когда следом показался Бобби с настороженным выражением и, сняв кепку, вышел вперёд, закрывая собой Сэма.

      — Только не психуй, — медленно произнёс старик, словно успокаивая, и Дин непонимающе нахмурился, переводя взгляд на Сэма. Тот только виновато пожал плечами, так чтобы Бобби не заметил. — Это правда Сэм. Я провёл все тесты. Мы пока не знаем, как, но это он.

      Дин смог только молча кивнуть, наконец понимая, какую игру разыграл Сэм, всё так же продолжая смотреть на него.

      Тот не изменился. Дин переживал, что он опять похудеет, осунется, но напрасно. Сэм весь светился изнутри и цвёл жизнью, и Дин не мог оторвать взгляд.

      — Привет, — улыбнулся Сэм и, в два шага преодолев расстояние, крепко обнял.

      Дин обмяк и отпустил напряжение, позволяя себе обнять его в ответ, почувствовать крепкое живое тело и тепло. На мгновение забыть обо всём, что было, и снова насладиться близостью и запахом. Просто быть рядом и не думать ни о чём. Жить и дышать. Впитать в себя на будущее, запомнить ощущения, насытиться ими сейчас сполна, чтобы хватило на потом.

***

      В какой-то момент они оказались в доме. Дин пропустил его, весь сконцентрированный на Сэме, настроенный на него, как стрелка компаса.

      Он и не подозревал, как сильно Сэм ему нужен, пока не оказался рядом. Не замечал, как необходимо его видеть и слышать, чтобы функционировать. И не осознавал, что всё это время словно барахтался в вакууме и только сейчас прозрел. И мир заиграл красками и наполнился звуками.

      Насколько он понял по обрывкам, которые мозг всё-таки уловил за нескончаемым «Сэм-Сэм-Сэм», Бобби думал, что к Сэм воскрес с другими воспоминаниями, но несколько дней назад к нему вернулась память о том, кто он на самом деле, и он сразу же, как только пришёл в себя, приехал сюда. Тот факт, что он первым делом не связался с Дином, вполне вписывался в эту легенду, учитывая всё, что произошло перед его смертью, и вопросов у Бобби не вызвал. Как и их довольно прохладная встреча — от Бобби, разумеется, не ускользнуло, что они едва ли перебросились парой слов и сидели в разных концах комнаты, но он никак это не прокомментировал, хотя и нахмурился.

      Несмотря на внешнюю неуклюжесть и простоватость, Бобби был очень чутким и внимательным, а ещё очень тактичным, за что Дин сейчас был бесконечно благодарен.

      И ещё более благодарен, когда после недолгой беседы он проворчал, что гостей, вообще-то, не ждал и ему нужно затариться, и быстро ретировался. Повисшую тишину нарушил грохот мотора его пикапа, который затих, удаляясь от дома, и Дин почувствовал одновременно и облегчение, что не нужно больше притворяться, и липкий страх.

      Они с Сэмом остались одни. Если не считать Холли, конечно. Но та резвилась во дворе, как будто чувствуя, что им двоим нужно пространство, и не могла спасти Дина, разрядив обстановку.

      — Прости, — заговорил наконец Сэм, вырывая из оцепенения. — Что не предупредил. — Сэм сморщил нос и уставился в пол, как будто смущался. — Хотел сделать сюрприз или вроде того, — усмехнулся он и поправил волосы, но Дин знал, что он недоговаривает. Читал в его жестах и голосе другое — он не хотел, чтобы Дин дал заднюю. Потому что, как бы это ни задевало, если бы он узнал, что Сэм тоже приедет, то наверняка нашёл бы десяток причин и отговорок.

      Во всём, что касалось охоты и риска для жизни и здоровья, Дин не был трусом, но когда речь заходила о чувствах, о том, чтобы вытащить их из укромных тёмных уголков на свет божий и разобрать на кусочки, он всегда тянул до последнего. А порой и до момента, когда становилось поздно.

      Лучше предотвратить падение, чем склеивать осколки. Вот только эта философия совсем не вписывалась в кодекс Винчестера, будь он проклят.

      — Да, что ж. Сюрприз удался, — улыбнулся Дин. И он был искренен. Даже если внутри всё сковало страхом предстоящего разговора по душам, он был счастлив видеть Сэма.

      — Как, кстати, прошла последняя охота? Гуль, кажется? — спросил Сэм, и Дин понял, что не он один нервничает.

      — Да… — ответил он почти беззаботно. Разговоры об охоте всегда странным образом его успокаивали. Помогали сбросить напряжение, почувствовать себя увереннее. — Как и всегда в таких случаях. Грязно и мерзко, — поморщился Дин, вспоминая, как всё прошло. — Шмотки на выброс, а отмываться пришлось полчаса. Дрянь, в общем. А ты как? Есть какие-то новости?

      — Ну… Что у нас может быть нового? — рассмеялся Сэм, и сердце Дина ёкнуло от этого звука. Он так давно его не слышал. — Всё как всегда, разве что мы теперь без автомастерской. Картера разбил инсульт, — нахмурился он и притих. Дина пронзило виной, хотя он понимал, что его отъезд вряд ли стал причиной болезни. — Он жив, но больше не может работать. Да и жена ему голову оторвёт теперь, если он туда только сунется. Так что мастерская закрыта.

      — А что Джереми? — спросил Дин, на что Сэм закатил глаза. Дин усмехнулся. — Ну да, глупый вопрос. Как Том… — начал он, чтобы просто продолжить этот пустой разговор и ещё немного отсрочить неизбежное. Но Сэм не дал ему такой возможности.

      — Ты правда хочешь поговорить об этом? — перебил он, и лицо его вмиг стало серьёзным.

      — Он хороший пацан… — попытался Дин, на что Сэм вздохнул и отвёл разочарованный взгляд, которые бил больнее ножа. — Чёрт, Сэм. Это всё слишком неожиданно, и я… — Он спрятал лицо за ладонью, беря секунду передышки, чтобы взять себя в руки. — Прости меня. За то, что я полный кретин и… За всё. Прости. Я знаю, что повторяюсь, но…

      — Мне и не нужно, чтобы ты выдумывал что-то новое. И чтобы снова извинялся. Того письма было достаточно, — мягко произнёс Сэм. Он поднялся с кресла и сел рядом с ним на диван. От такой близости у Дина горело всё тело, а потом Сэм посмотрел на него, и воздух в комнате исчез. Были только глаза, полные мольбы. — Я просто… Я хочу понять, почему ты, когда узнал о моих чувствах, делал всё, чтобы причинить мне боль, вёл себя так, словно одно моё присутствие тебе отвратительно, а потом… — Он отвёл взгляд и вздохнул. — Что изменилось? Где был настоящий ты?

      — И там, и там, — ответил спустя несколько секунд Дин, не зная, что ещё сказать. Не зная, как сказать. — Сэмми…

      — Пожалуйста. Мне нужно знать правду. Нужно… — Сэм смотрел так, словно ждал приговора. Со страхом, но в то же время смиренно. Как святой мученик, готовый принять любой исход. Дина обожгло такой откровенностью. Он осознал, что всё, что он скажет или не скажет, решит их судьбу. Сэм протягивал ему своё разбитое сердце на покрытых кровью ладонях. Если он сейчас струсит, то предаст всё то хрупкое доверие, которое заслужил, и уничтожит его навсегда. Он не мог этого допустить.

      — Я… Не знаю, почему вёл себя как какой-то конченый абьюзер, почему… — Он отвёл взгляд и посмотрел в окно. — Я как будто хотел оттолкнуть тебя, потому что испугался. Или наказать за то, что тебе хватило смелости признаться самому себе, а мне — нет. Тогда я этого не понимал и не хотел понять. А когда ты умер, это потеряло смысл. У меня не было сделки, чтобы всё исправить, и не было Лизы, чтобы заглушить боль. Было только одиночество и чувство вины, за которыми я ничего не видел. А потом я снова тебя нашёл и как будто сам воскрес. И ничего не видел за ослепляющей радостью, что ты снова рядом. — Дин глубоко вдохнул, давая себе передышку перед шагом в пропасть. Он чувствовал взгляд Сэма, тяжёлый, прожигающий. Слышал, что Сэм едва дышал. Это сводило с ума, но он должен был. Иначе в этом не было никакого смысла. В письмах, звонках. Иначе тонкая нить между ними порвётся окончательно. — Когда ты поцеловал меня, что-то щёлкнуло. Как будто шестерёнки закрутились, и я не мог их больше остановить, не мог больше обманываться и прятаться. Я понял, что люблю тебя, Сэм. Наверное, всю жизнь. И это не та любовь, которую я испытывал к Кэсси или Лизе, может, поэтому я не понимал так долго. Она сильнее. Сложнее. Ты ведь всё ещё мой брат, ты самый важный для меня человек. Ты всё, Сэм, и даже больше.

      Дин снова посмотрел на Сэма.

      Он совершил прыжок веры. Теперь оставалось только ждать.

Сэм

      Сэм не дышал. Не мог. Забыл как.

      Это казалось чем-то нереальным, чем-то за гранью. Такого не могло быть. Только не с ним. Хотя, наверное, только с ним и могло. Все его мечты в один миг стали явью, но случилось это именно тогда, когда он не мог принять этот дар. Впрочем, это был не дар.

      Это была насмешка судьбы. Издевательство.

      Сэма окатило обидной несправедливостью, почти злостью на мир. На Дина за то, что произнёс эти слова, уж лучше бы их не слышать. И на себя за то, что не мог просто радоваться. Наверное, с ним и правда что-то не так.

      Он зажмурился, прогоняя слёзы. Дин всё ещё смотрел на него и ждал ответа, а Сэм даже не знал, что ответить, чтобы…

      Чтобы что? Не задеть и не обидеть? Но он знал Дина, знал, что тот закроется. Он всегда так делал. К тому же какая-то часть Сэма, очень маленькая и жестокая, хотела заставить Дина страдать.

      Но Сэм понимал, что эту часть нужно заткнуть. И понимал, что должен подобрать правильные слова.

      — Дин… — Он как можно мягче посмотрел на Дина. Как смотрел на загнанных и напуганных жертв, пытаясь успокоить и расположить к себе, облегчить боль предстоящего удара. И Дин это понял. Отстранился и отвёл взгляд. Весь затух и словно сник. И, пока он не успел напридумывать невесть что, Сэм торопливо продолжил: — Я не могу сейчас ответить тем же, просто не могу. Я до сих пор злюсь, и я до сих пор… Это больно. И я всё ещё в замешательстве после того, как память вернулась. Мне нужно время. Не знаю, сколько, и не знаю, изменит ли это что-нибудь. Но, как ты и сказал, ты всё ещё мой брат. И я точно знаю, что не хочу этого терять. Наверное, это очень эгоистично, но это всё, что я сейчас могу.

      Он так хотел приблизиться, обнять, как раньше, дать понять, что он рядом и никуда не исчезнет, но не знал, имеет ли на это право и стоит ли. Что, если Дин сочтёт это какой-то подачкой или вроде того? Последнее, чего ему сейчас хотелось, — это оскорбить его и обидеть.

      Поэтому Сэм продолжал неловко сидеть и ждать реакции.

      Через несколько мгновений Дин громко выдохнул и словно отпустил всё напряжение: его плечи опустились, взгляд из почти напуганного стал поникшим, но спокойным.

      — Я всё понимаю, Сэмми, — выдохнул он, опираясь локтями о колени. Сердце ныло от этого вида. Дин рождён для борьбы и ликования в перерывах между победами, а не поражения. Он рождён для свободной езды и свиста ветра в ушах, а не сутулой спины из-за ноши вины и оков безволия. — Чёрт. Конечно, понимаю. Это намного больше, чем я дал тебе, когда… — Он потёр лицо и поморщился. — Всё в порядке. Я не стал бы и просить о большем.

      — Ты уверен? — осторожно спросил Сэм. Он внимательно изучал лицо Дина, пытаясь найти… Он и сам не знал, что искал. Сомнения, возможно. Но Дин выглядел просто усталым, почти измождённым, и всё.

      — Разумеется, уверен. — Дин выпрямился и улыбнулся. — Сэм, поверь, я тоже не хочу терять того, что есть сейчас. Я рад, что ты снова есть в моей жизни, и этого достаточно.

      — Что ж… — Сэм с облегчением вздохнул и тоже улыбнулся. — Я тоже рад. И я рад тебя видеть.

      — Что, так сильно соскучился по моему идеальному лицу? — с нахальной ухмылкой спросил Дин, и Сэм с трудом удержался от смеха. Он и правда соскучился. По дурацким шуткам и подколкам. По чувству юмора на уровне подростка. По Дину.

      — Нет, я просто счастлив, что ты цел и невредим, учитывая, как беспечно ты относишься к здоровью и охотишься в одиночку. — Сэм никогда не тешил его эго и не собирался это делать сейчас. Он знал, что именно такой ответ Дин расценит как оливковую ветвь, и не ошибся. Дин с наигранной обидой скривился и чуть ли не схватился за сердце.

      — Жестоко. К тому же абсолютная ложь. Я и беспечность — понятия несовместимые. Уж ты должен знать. А ещё брат называется, — под конец откровенно проворчал он, и Сэм рассмеялся, качая головой.

      Впервые за долгое время он наконец не ощущал давящей тяжести в груди.

Дин

      Бобби вернулся спустя полчаса и сразу же принялся возиться на кухне. Сэм, разумеется, вызвался помочь, а вот Дин предпочёл отсидеться в сторонке с бутылкой пива. Не то чтобы он не хотел, но троим там было тесновато. А ещё нужно было переварить всё случившееся и понять, как быть дальше.

      Разумеется, Дин не ждал, что Сэм его простит и всё забудет, и тем более не ждал, что будет готов всё вернуть. Он не настолько наивен. И он правда счастлив быть просто братьями. Просто быть частью жизни Сэма.

      Но то, сколько усилий придётся приложить, чтобы сдерживать себя и не желать большего… Это пугало. Хватит ли ему сил? Что, если он сорвётся? Он никогда не отличался терпением и с трудом представлял, как держался Сэм. Он жил с этим годы. Годы бок о бок, на расстоянии вытянутой руки не в праве прикоснуться.

      Дин не понимал, как он не свихнулся. А может, и свихнулся, просто Дин не заметил, потому что сам давно сошёл с ума.

      Но он понимал, что должен держать себя в руках, чтобы не разрушить всё то, что с большим трудом получилось построить.

      Поэтому он улыбался, радовался и шутил во время ужина и после вечером, когда они сидели в гостиной и болтали ни о чём. На самом деле это было не так уж и трудно. Труднее было не касаться дольше положенного, не смотреть без остановки и не ловить каждое слово. Но лучше так, чем вообще ничего.

      И, когда они разъехались на следующее утро, Дин уже скучал по этой пытке.

***

      Он вернулся к охоте, но всё чаще стал ловить себя на том, что она больше не приносит удовольствия и удовлетворения, как раньше. И что не так он хочет провести остаток жизни. Разумеется, спасать людей приятно и благородно, но приносить в жертву себя ради этого он устал. Монстры не заканчивались, и всё это напоминало игру «прибей крота». И с каждым днём он всё лучше понимал мечты Сэма о нормальности.

      А ещё всё чаще и чаще в голове крутились слова Сэма про мастерскую и сумасшедшая идея её купить. Накопленных денег, скорее всего, не хватит, но он мог бы попросить Бобби или договориться с Картером о рассрочке.

      Во время телефонных разговоров с Сэмом Дин ненароком спрашивал, не продал ли её Картер, и с каждым отрицательным ответом идея только крепла.

      Он и сам осознавал, что это безумие. Что это совсем на него не похоже. Но люди меняются. Возможно, пришёл его черёд.

      Сэму он об этом не рассказывал. Отчасти потому, что ещё ничего не решил и, возможно, ничего и не получится. Отчасти потому, что боялся, как тот отреагирует. Что, если Сэм будет против? Конечно, поставить перед фактом, если Дин всё-таки решится, тоже не хорошо, но так было спокойнее.

      Спустя три недели вынашивания мысли Дин опять навестил Бобби и после второго стакана бурбона выложил всё.

      — Чёрт, парень, — выдохнул Бобби, качая головой. Дин замер в ожидании ответа. — Я столько лет надеялся, что однажды ты созреешь для чего-то подобного. Что на примере Сэма до тебя, наконец, дойдёт. — Он широко улыбнулся, и Дин разглядел в уголках его глаз слёзы. — Само собой, я помогу. Только обещай, что в этот раз ты точно завяжешь с охотой, а не как тогда, ясно?

      Дин поморщился от пусть и не прямого, но упоминания Лизы и Бена. Но сейчас всё было иначе. Сейчас у него не было причин жить охотой, снова посвящать себя ей. Его причина владела магазином и жила с собакой в своём доме.

      — Обещаю, Бобби, — ответил Дин, тронутый искренней радостью старика. — И обещаю, что всё отдам со временем.

      — Ерунда, — махнул рукой Бобби и хлопнул его по плечу. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Ты и Сэм, вы это заслужили, мальчик. — Он быстрым движением протёр глаза и усмехнулся. — Чёрт, Дин… За такое стоит выпить.

      Дин был с ним полностью согласен.

Сэм

      Вернуться домой после пусть и недолгой поездки было приятно. Сэм никогда прежде не испытывал этого чувства, и оно в некотором смысле шокировало. Покой и лёгкость, радость и нетерпение скорее переодеться в домашнюю одежду и рухнуть на свой диван. Всё это было в новинку.

      И для Холли тоже. Несмотря на то, что она довольно спокойно перенесла дорогу и пребывание у Бобби, она начала ёрзать и скулить, стоило въехать в город, а после пулей вылетела из машины и радостно скакала по лужайке перед домом. Сэм редко видел её такой и только рассмеялся.

      Влиться в трудовые будни получилось с трудом. Первые несколько дней мысли были наполнены совсем другим. Тот факт, что Дин влюблён в него, выбил из колеи и разрывал на части. Он понимал, что не готов к чему-то большему, чем быть братьями, по крайней мере сейчас. Боль, обида и злость ещё не стали тусклыми отголосками прошлого, от которых можно с лёгкостью отмахнуться, а строить отношения, когда в любой момент могло перемкнуть, когда во время даже мелких ссор могли посыпаться упрёки и упоминания всех промахов, — это путь в никуда. Но в то же время ему хотелось чуть ли не на глазах Бобби накинуться на Дина. Узнать, какие на вкус его губы, каково это — быть с ним так, самому, а не по фрагментам памяти фальшивой личности.

      Это сводило с ума. Но через несколько дней буря эмоций ослабла, и Сэм взял себя в руки.

      И всё же во время каждого разговора с Дином было непросто избегать флирта и слов, которые могли бы сбить его с толку. Сэм не хотел играться с его чувствами и путать, давая надежду. Хотя сам он надеялся, что она не ложная, он не мог знать наверняка. Возможно, однажды, когда они оба окончательно в себе разберутся, то смогут попробовать нечто большее, но судьба никогда не благоволила Винчестерам.

      И всё же Сэм старался не думать о плохом, сосредоточившись на хорошем.

      У него снова был брат. Как в старые времена, до той злополучной охоты на Потоса. Он и забыл, как скучал по той динамике, по тем версиям их самих. Они, конечно, не вернулись и никогда уже не вернутся, но это и не обязательно.

      Всё самое страшное осталось позади, и это было важнее всего остального.

***

      Прошёл месяц с визита к Бобби.

      Они с Дином всё так же общались, но Сэм начинал понимать, что этого мало. Ему хотелось видеться, проводить время вместе, смотреть матчи и готовить. Гулять с Холли и выбираться куда-нибудь поужинать.

      После каждого звонка он весь гудел от этого желания. И с каждым разом становилось сложнее успокоить тело и разум. Но хуже всего было, когда они разговаривали перед тем, как Сэм ложился спать. Он или полночи не мог уснуть, или ему снились такие сны, что половину утра приходилось проводить в холодном душе. Он боялся представить, что будет, если Дин приедет, но не мог избавиться от этой мысли.

      Последние несколько дней он планировал пригласить Дина и никак не решался. Как тот это расценит? Вдруг не согласится? Хотя подсознательно Сэм понимал, что это глупо. Дин не откажется. Сэм бы не отказался, даже если это мазохизм чистой воды.

      Поэтому в один день он проснулся с чёткой задачей наконец это сделать, и будь что будет.

      Обычно они созванивались вечером, и Сэм не собирался нарушать традицию, настраивался и подбирал слова, но к обеду уже весь кипел. Он знал, что если протянет ещё полдня, то может передумать. Так что Сэм решил дождаться перерыва.

      Но ждать не пришлось.

      Ровно в полдень колокольчик над дверью магазина зазвенел. Сэм, стоящий ко входу спиной, уже собирался крикнуть, что они закрыты на обед, как услышал:

      — Привет, Сэмми.

      Сэм едва не выронил книгу из рук и резко обернулся. На пороге стоял Дин с кофе и пакетом в руках и широкой улыбкой на лице.

      — Дин… — еле выдохнул он, пока сердце вспоминало, как биться. В голове опустело от неожиданности, приятной и волнующей. Конечно, он думал пригласить его сам, но так даже лучше. Это значило, что Дин приехал, потому что хотел, а не потому, что боялся расстроить. — Когда ты?.. — наконец произнёс Сэм, стряхивая оцепенение. — Почему ничего не сказал?

      — Сегодня утром, — ответил Дин и, пройдя внутрь, поставил на прилавок еду с напитками. Сэм на них не обратил внимания, весь поглощённый Дином. Голод забылся, хотя ему на смену пришли жажда и желание. Те, которые раньше в присутствии Дина он запирал на замок. Но сейчас они стали сильнее, гораздо. Сэм и не подозревал, что это возможно, и с трудом держал себя в руках. И всё же запах кожи, близость заставляли тело вибрировать, как будто тело Дина вырабатывало тысячи вольт электричества. — Хотел сделать сюрприз. Отплатить тем же, так сказать, — с ухмылкой сказал Дин, подмигнув. Сэм стыдливо отвёл взгляд, принимая камень в свой огород.

      — Справедливо, — кивнул он, беря стакан и делая глоток, чтобы отвлечься. Горячий кофе чуть обжёг горло, но охладил голову, и Сэм вышел из-за кассы, чтобы встать ближе. — Так какими судьбами? Мне казалось, у тебя охота в самом разгаре.

      — Ну-у, — протянул Дин и облокотился о прилавок, — возможно, я немного приукрасил серьёзность дела. Или просто я настолько хорош, что справился с этим в два счёта. — Он пожал плечами и тоже взял кофе и отпил, запрокинув голову. Сэм засмотрелся на то, как дёргается кадык, и сглотнул.

      — Не спорю, ты отличный охотник, но я поставлю на первое, — произнёс Сэм, снова переводя взгляд на лицо Дина. Нужно было собраться и успокоиться, господи. Всё это оказалось сложнее, чем он представлял. А ведь Дин только приехал, и Сэм с ужасом понимал, что дальше будет хуже.

      Дин громко рассмеялся, и Сэм не мог не улыбнуться.

      — Вообще-то, я и правда преувеличил насчёт охоты, — сказал он, когда успокоился. — Хотел провернуть кое-какое дело, из-за которого и приехал утром.

      Сэм замер в напряжении. И вид вмиг ставшего серьёзным Дина совсем не помогал справиться с паникой. В голове проносились десятки мыслей одна хуже другой, но ни одна из них не казалось правдоподобной. По крайней мере, он этим себя успокаивал. Ведь не мог Дин после всего, через что они прошли, вонзить в него нож.

      Не мог ведь?

      — Надеюсь, ты не будешь против, — тихо начал Дин, разбивая тишину, от которой стало тяжело дышать. — Я долго об этом думал, долго всё взвешивал и… В общем, — вздохнул Дин, словно собираясь силами, — я купил у Картера автомастерскую.

      — Что? — едва слышно произнёс Сэм, потому что ему наверняка послышалось. Это не могло быть правдой, иначе это означало бы, что Дин хочет осесть, начать нормальную жизнь, что было совсем на него не похоже. И, как бы Сэм ни хотел, чтобы он передумал, перестал недооценивать прелесть такой жизни, он понимал, что это природа Дина, его суть.

      — Это звучит дико, понимаю, — поднял в практически оборонительном жесте руки Дин и торопливо продолжил, как будто от этого зависела его судьба: — Но это не спонтанное решение. Я всё обдумал и понял, что правда хочу этого. Мне надоела охота. Надоели кровь, боль и постоянная дорога без конечной цели. Мне надоело быть беспризорником. Я знаю, что должен был сначала спросить тебя, не будешь ли ты против, но…

      — Как я могу быть против, Дин? — воскликнул Сэм чуть громче, чем хотел, но было плевать. — И ты ничего не должен. Тем более спрашивать моё разрешение. Боже, Дин… — Сэм дышал быстро, словно загнанный зверь, но теперь дело было не в панике, а радости, почти диком восторге. — Я так рад за тебя, — выдохнул Сэм, крепко обнимая его и пряча в плече Дина слёзы счастья. За него, за то, что он больше не будет рисковать, не будет жить на грани. Что больше ему не придётся каждый день сталкиваться со злом и тьмой и что он сможет познать покой и мир. Он мечтал об этом для Дина, когда сбежал в колледж, и даже раньше и надеялся, что и Дин однажды начнёт мечтать об этом для себя. И наконец этот день настал.

Дин

      О том, что мастерская снова заработает, все в городе узнали чуть ли не в день приезда Дина и с нетерпением ждали открытия. Ежедневно к нему подходили несколько человек, спрашивали, когда же это случится, и просили не затягивать. А ещё искренне радовались его возвращению. На этот раз Дин не был чужаком, пусть ещё и не стал окончательно своим.

      Это успокаивало и придавало сил, потому что мастерская поглотила его почти целиком. Ей требовался пусть и не капитальный, но ремонт, который отнимал много времени.

      Дин представлял, что, как только он осядет, они с Сэмом будут проводить вместе чуть ли не целые дни, но реальность оказалась не такой радужной.

      Виделись они вечерами, после того, как Сэм закрывал магазин и приходил помочь, и даже так они большую часть времени были заняты уборкой, покраской и прочими прелестями ремонта. Хотя те час-два после, когда они пили пиво и ели пиццу, болтали и обсуждали планы, уставшие, но довольные, Дин бережно хранил в сердце и перебирал перед сном.

      Миссис Мантгомери приняла его обратно с радостью, и, лёжа в уже знакомой кровати, ночами Дин снова и снова прокручивал улыбки Сэма, его смех. Переливающиеся всеми цветами глаза и собранные в хвост волосы. Мускулистые, покрытые строительной пылью и потом руки, запах крепкого мужского тела и капли, стекающие по шее. Всё это сводило с ума и не давало уснуть, но Дин не мог перестать. Как наркоман, нуждающийся в очередной дозе.

      Рядом с Сэмом сохранять ясную голову было ещё труднее, и Дин переживал, что однажды пересечёт негласную черту, если уже этого не сделал затянувшимися взглядами, откровенным любованием и порой проскальзывающим флиртом. Но Сэм или этого не замечал, или притворялся, что не замечает.

      Хотя порой ему казалось, что всё взаимно; казалось, что он чувствует на себе его глаза, тяжёлый, почти масляный взгляд. Но Дин не был уверен, что это не игра воображения, не попытка принять желаемое за реальность. Он помнил вполне однозначные слова Сэма, что тот не готов. И, зная его, он бы прямо сказал, что передумал.

      Так что Дину лишь оставалось надеяться, что он ничего не испортил, и стараться лучше.

***

      Спустя две напряжённые недели они с Сэмом закончили ремонт и навели в мастерской порядок. Дин мог бы открыться уже с утра, но решил взять один день перерыва, чтобы хорошенько отдохнуть перед началом рабочих будней и новой жизни.

      Он не планировал устраивать большой праздник в честь открытия и развешивать объявления. Завтра к обеду город и так будет это знать, поэтому какой смысл? Но Сэм всё же настоял на том, что это нужно отметить. Только они вдвоём и вкусный домашний ужин прямо в новеньком кабинете Дина. Хотя, конечно, кабинетом это можно было назвать с натяжкой, Дин всё равно не мог не улыбаться от мысли о том, что он теперь владелец автомастерской.

      Если когда-то в детстве он и позволял себе редкие и дерзкие мечты о жизни кроме охоты, то всегда представлял нечто подобное. Что-то связанное с машинами и тяжёлым, но таким приятным физическим трудом. Но тогда он и не подозревал, что не только доживёт до тридцати, но и исполнит свою наивную мечту.

      Скрип петель входной двери вернул его в настоящее, и Дин, окинув взглядом пока что скудное убранство комнаты — он знал, что довольно скоро она наполнится кучей всякой мелочи вроде плакатов и горы документов, — вышел встретить Сэма.

      Тот был один, без Холли, что вполне понятно, хотя Дину хотелось, чтобы и она разделила с ним эту радость. Несмотря на равнодушие Дина к животным, малышка покорила его сердце и стала такой же семьёй, как Сэм и Бобби, который обещал обязательно навестить их в ближайшие дни.

      — Привет, — с улыбкой кивнул Сэм, протягивая упаковку пива. В другой руке у него был пакет с контейнерами, но даже через них Дин услышал запах то ли лазаньи, то ли запеканки и чуть не застонал, прикрыв глаза. — Только слюнями пол не заляпай, — рассмеялся Сэм и уверенно прошёл в кабинет. Он вёл себя здесь как дома, и это не вызывало раздражения или дискомфорта, а наоборот, почему-то доставляло особое удовольствие.

      Дин вошёл за ним следом и с нетерпением наблюдал, как он достаёт еду и раскладывает по тарелкам, пусть и одноразовым. Впрочем, зная Сэма, тут уже скоро появится нормальная посуда и ещё много вещей для уюта и комфорта.

      — А ты постарался, — выдохнул Дин, заприметив пирог — похоже, яблочный — и всё-таки лазанью. Он вытащил пару бутылок пива и открыл их отточенным движением, протягивая одну Сэму. — Я ведь могу и привыкнуть.

      — Вот и хорошо. Хватит питаться всякой дрянью, — деловито ответил Сэм, принимая пиво, и наконец расслабился, его плечи опустились, лицо стало юным, беззаботным и довольным, и Дин не мог оторваться. Он и не хотел. Тем более Сэм никак на это не реагировал, лишь улыбался почти лениво. — Поздравляю, — наконец произнёс он и ударил горлышком своей бутылки по пиву Дина. Он сказал это без торжественности, ликования. Тихо, но искренне и по-настоящему. И это заставило сердце Дина пропустить удар. — Я счастлив за тебя. За то, что ты смог.

      — Без тебя ничего бы не получилось, — сказал Дин и, заметив упрямое отрицание в глазах Сэма, спешно продолжил: — Ты сейчас скажешь, что ничего особенного не сделал, но это не так. И ты…

      Он замолчал на мгновение, не зная, как объяснить всё, что чувствовал, как передать словами глубину этих чувств. Их было так много, что он захлёбывался, тонул. Шёл ко дну, но не хотел всплывать. Он был сломлен внутри, но правильно. Давно пора было, ведь только разрушив старое, можно создать что-то новое. Нечто лучше, сильнее. Только разрушение может принести освобождение и лёгкость.

      Сэм стал его разрушением. И спасением. Жизнью. Раем и Адом. Местом, где нет смерти.

      — Дело ведь не в помощи и прочем, совсем нет, — наконец произнёс он, понимая, что нет слов, чтобы описать всё правильно, их ещё не придумали, но им они были не нужны. У них был свой язык: взглядов, жестов. Дин лишь надеялся, что Сэм не разучился его понимать. — Всё намного сложнее. И в то же время проще. Ты не можешь не знать.

      — Дин…

      — Я помню, — прервал он, не давая Сэму возможности отстраниться, спрятаться. Уйти от разговора. Обычно всё было наоборот, но Дин хотел, чтобы Сэм всё понял правильно. — Даже если ничего не выйдет, даже если ты ничего не захочешь… Это не важно. Я мог бы найти другую мастерскую в любом другом городе страны, если бы дело было только в том, чтобы начать новую, обычную жизнь. Но я хочу её начать с тобой. И если только братом, то хорошо. Меня это устроит. Этого вполне достаточно, чтобы быть счастливым, понимаешь? Я выбрал этот город, не чтобы давить на тебя или добиться чего-то, а чтобы быть с тобой рядом. Иначе в этой новой жизни нет никакого смысла.

      Он дышал тяжело, запинаясь, как будто его тело резко забыло, как это делается, и до онемения в пальцах сжимал бутылку.

      Было волнительно, даже страшно, но в то же время его накрыло спокойствием, чем-то на грани умиротворения. Он наконец снял этот камень со своей души и словно почувствовал, как она расправляет крылья, готовая взлететь. И от Сэма зависело, куда именно. Но Дин был готов принять любой исход, потому что конечный пункт не имел значения. Он впервые за свою жизнь принял себя и свои чувства и стал свободным.

      Сэм, стоявший всё это время неподвижно, наконец отмер и поставил на стол бутылку — в звенящей тишине этот звук показался Дину ударом по гвоздю в крышку гроба, но он не сдвинулся с места, ожидая приговора, и, когда через мгновение Сэм оказался перед ним, был готов к чему угодно. Но не к губам Сэма на своих.

      Лишь через секунду он пришёл в себя и ответил на поцелуй, роняя пиво из ослабевших пальцев. Сэм на это только с усмешкой выдохнул:

      — Всё-таки заляпал пол, — и продолжил его целовать. Дин не смог сдержать улыбки.

      Его душа уже летела туда, где бабочки никогда не умирают.