Прошло ровно три дня, и терпение Леонардо лопнуло. Он и не представлял, что жить с Вольфгангом будет настолько трудно.
И дело было вовсе не в невыносимом характере парня. Нет, художник сам сидел допоздна и совершенно не умел поддерживать порядок в мастерской, поэтому это было даже плюсом. Болтание о работе по вечерам тоже не отвлекало, ведь так не приходилось включать на фон радио. А сон в объятиях друга согревал вечно мёрзнувшего да Винчи.
Моцарт даже готовил! Правда, боялся браться за что-то сложное, но те простые блюда, которые он подавал на завтрак и ужин, были весьма вкусными.
Более того, Вольфганг быстро привык к тому, что будить Леонардо — плохая идея. Ещё в понедельник художник в ответ на своё имя и попытку прикоснуться наугад врезал источнику шума. Сержант вскрикнул от боли: удар пришёлся прямо по носу. Поняв, что попытки поднять да Винчи с кровати принесут вред ему самому, Моцарт стал действовать по-другому. Он просто варил кофе и ставил чашку на стул рядом с кроватью. Тогда друг просыпался сам и молча пил кофе в ожидании завтрака.
Идеальная жизнь.
Была бы, если бы не один огромный минус.
Лео по-прежнему приходилось скрывать тот факт, что он тоже принадлежал к семье Сальери.
А это означало, что редкие ночи в объятиях мужа отменялись. Как и продумывание плана работы семьи прямо из мастерской. Как и телефонные звонки Антонио, чтобы напомнить о встрече или что-то уточнить. Как и занятия с Нико, и без того проходившие раз в сто лет.
Можно было бы признаться. Но да Винчи уже наблюдал за одной истерикой Моцарта и не хотел стать причиной другой. Вольфганг же точно сиганёт с моста, если узнает, что его лучший друг был консильери того самого преступника, который разрушил ему жизнь! А уж если случайно узнает про Лоренцо...
Поэтому решать вопрос о переезде сержанта надо было как можно скорее. И решать его с тем, кому пришла в голову идея начать весь этот кошмар.
То есть с самим Сальери.
Леонардо занялся этим в среду. Оставалось чуть больше недели до праздника, и, хотя он никогда не верил в Бога, был шанс, что свершится чудо, и Антонио наконец-то прислушается к словам любимого консильери.
Художник, дождавшись, когда Вольфганг уедет на работу, оделся как можно теплее и чуть ли не бегом отправился в театр. Охрана уважительно кивнула ему, на что да Винчи даже не обратил внимания и пошёл по петляющим коридорам, в которых любой человек легко бы запутался, если бы попал туда в первый раз.
Он зашёл в кабинет, не стуча. Зачем? Антонио никогда не ругался на его визиты и отвлекался от любого дела, стоило да Винчи прийти к нему.
— А где Джироламо? — вместо приветствия спросил Лео, оглядев кабинет, пока снимал пальто. Дон сидел, уткнувшись в бумаги. Подойдя ближе, художник увидел, что это было письмо. Кажется, на французском. — А это что? — он сел прямо на край стола.
— Он в подвале, — отмахнулся Сальери, на что да Винчи тут же нахмурился. В подвале располагался кабинет его мужа, где он допрашивал тех, кто перешёл дорогу семье. И оттуда живым не выходил никто. — Возится с идиотом, который посмел принести мне это. Чёртовы французы! — Антонио явно был зол.
— Французы-то что тебе сделали? — Леонардо наклонился к письму, но прочитать не успел. Дон порвал бумагу и поджёг прямо на пепельнице.
— Не дали разрешения! Помнишь, мы смотрели «Призрака оперы»? — он дождался утвердительного кивка. — Я написал Леру. Сказал, кто я. Объяснил, что хочу поставить мюзикл. Такая история! — Антонио ударил кулаком по столу. — А он отказал! Ни за какие деньги не согласился. Ты представляешь?
Не то, чтобы художника заботили такие проблемы. Сальери вечно забывал о том, что был доном и должен был вести весь бизнес семьи, а уже потом заниматься своим театром. В итоге дела вели да Винчи и Риарио, а сам дон приходил только на дипломатические встречи, так как обладал каким-то невиданным талантом убеждения. Никто не мог ему отказать.
До Вольфганга, конечно.
— Мне написать ему? — вместо негодования Леонардо мягко улыбнулся и коснулся руки Антонио. Тот сразу успокоился и посмотрел на молодого человека с нежностью и любовью, а после и вовсе притянул консильери к себе на колени.
Да Винчи не противился. Он обнял Сальери за шею и улыбнулся. Не мог он устроить скандал... Не мог, хотя и очень хотел.
— Нет. Найду другую идею для мюзикла, — Антонио хмыкнул. — Но только представь, как Алоизия бы смотрелась в роли Кристины. И какой бы из меня вышел Эрик!
Леонардо засмеялся и запустил руку в длинные волосы, распуская ленту.
— Ты разве что Рауль. В подвале театра сейчас настоящий Эрик. Да и Кристина в нашем случае...
— Ты?
— Вольфганг.
Они оба неловко замолчали. Лео поднялся на ноги и взял верхнюю одежду, чтобы уйти, так и не поговорив. Однако Антонио вовремя окликнул его.
— Ты просто так ко мне не заходишь. Что-то случилось? — мужчина возился с волосами, снова собирая аккуратный хвост. Идеальный, как и всё, что касалось дона Сальери.
Художник медленно выдохнул. Действительно, что же произошло? Так трудно догадаться!
Спокойствие. Терпение.
Чёрт, нет, с него хватит!
— Что-то случилось?! Твой тупой план случился! Ты хотел посадить парня в тюрьму, мы устроили всё, чтобы у тебя было достаточно доказательств! Чёрт, да Джироламо угрожал мне! Но тебе всего мало. Тебе обязательно нужно трахнуть мальчишку, чтобы после что? Отправить в тюрьму? — да Винчи снова рассмеялся. На этот раз зло, громко и наигранно. — В жизни не поверю, что ты это сделаешь! Ты влюбился, Сальери. Признайся в этом хотя бы себе, пока Моцарт не прыгнул с Бруклинского моста из-за того, что ты предпочитаешь издеваться над любимыми людьми, а не приглашать их на чёртово свидание!
Руки дрожали. Дыхание сбилось. Хотелось срочно найти мужа, обнять и уткнуться ему лицом в шею. И чтобы сильные руки гладили по спине, а поцелуи терялись где-то в волосах.
Антонио молчал. Очень долго молчал, смотря куда-то в пустоту.
А затем резко потянулся за сигарой. Что-то внутри, кажется, всё-таки заставило мужчину задуматься о том, как его действия влияли на сержанта. Леонардо давно понял, что вразумить Сальери насчёт Риарио было невозможно. А вот с мальчишкой ещё можно было попробовать.
— Я не влюблён, — прошептал Антонио, нервно закуривая, и достал бутылку виски, наливая себе. — Будешь?
— Нет, — Лео настолько же нервно проводил пальцами по воздуху, будто пытался вычислить, какой будет реакция дона дальше. — Ври, сколько хочешь. Но Вольфганг из-за тебя рассорился с семьёй и живёт у меня.
— Ты говорил, — Сальери сделал глоток виски.
— И говорю снова. Это проблема, Антонио. Наша общая проблема. Ты увиливаешь от обязанностей, а я не могу вести дела, пока он в мастерской! — да Винчи отобрал стакан и выпил сам.
— Вести дела — это трахаться с Риарио? — он холодно посмотрел на художника, пока произносил это.
— Блять, да не об этом я! — вздохнув, Лео поставил стакан и потёр пальцами виски. — К чёрту. Просто найди парню квартиру до Рождества. С этим-то ты справишься? — язвительно поинтересовался он и, всё же одевшись, ушёл из кабинета.
Оставалось надеяться, что его слова подействовали на Сальери.