Они все не смотрят ему в глаза.
От Морриган тянет жалостью, тяжело и горько, душно, словно от поля руты. От Кассиана — горечью и виной, и морем сила диматия доносит его тоску. Азриэль сливается со своими тенями, укутанный в них как в панцирь, что-то тёмное и ужасное крепнет в его молчаливой ярости на себя самого.
Они все молчат, словно в доме похороны. Молчат с тех пор, как Фейра принесла его из леса.
Она спасла его. Ризанд повторяет себе это раз за разом, слово за словом, жалеет, что не может силой своей себя в том убедить. Она выдернула его из лап ублюдков. Она вылечила его. Раны зажили. Спину жжёт.
Она спасла тебя не для этого, — набатом бьётся в голове, когда он свешивается с балкона, смотрит на бесконечную пустоту ветров, живущую под пиками гор. Под домом ветра. Спросить бы у Фейры, зачем она его спасла, да разве ответит она? Не захочет его видеть и будет права. Он сам себя видеть не хочет.
Но ведь не для этого.
И Ризанд делает шаг назад. Ветер вьётся с тихим скорбным воем среди серых камней и редких деревьев, таких же тусклых в холодных полумёртвых горах, словно поёт панихиду, словно хоронит кого-то. Что ж, может быть, кто-то действительно умер.
Он оборачивается. Около двери молча стоит Азриэль, не сводящий с него напряжённого взгляда. В глаза ему всё ещё не смотрит. Ну и отлично.
Ризанд кривится в подобии улыбки и говорит:
— Хотел бы прыгнуть — выбрал бы площадку поприличнее.
Его первые слова за неделю. Голос хриплый, каркающий. Неприятный.
Азриэль не отвечает. Тени вокруг него начинают клубиться чуть сильнее. Ризанд, помедлив с минуту, проходит мимо него.
Фейра тебя спасла, — так повторяет он себе. — Ты должен быть благодарен.
И не может.
Ризанд смотрит на себя в зеркало. Большое полотно, созданное специально, чтобы суметь показать даже иллирианца с крыльями за спиной. Оно отражает тусклый свет свечей, холодный блеск серебра и лакированного дерева. Отражает пустоту.
Фейра могла бы оставить его там, и ничего бы не поменялось. Он дышит, но всё равно мёртв.
Не может быть жив иллирианец без крыльев. А крылья остались в том проклятом лесу.