Неубиваемая любовь к жизни

Я не могу сказать, что никто не радовался жизни и не валялся в сугробах так, как она. В мире много людей, которые любят жизнь и наслаждаются каждым ее моментом. Но она....

Я помню ту снежную зиму и сиреневые облака, на которые мы смотрели из окна в электричке по пути на пары. Она сказала, что облака похожи на пышные булочки. Я бы никогда этого не заметил, но в то утро они были именно такими. Только с противня сказочного великана, аппетитные и, казалось, еще теплые. Единственное, что отличало их от сдобы, - цвет. Сиреневые, розовые, золотые, - такие нежные в лучах просыпающегося солнца. Больше никогда, после того дня, я не видел таких облаков. Скорее всего, не видел и до того. Лишь после встречи с ней я научился смотреть на небо.

Тогда мне казалось, что она ведет себя по-детски, и я раздражался, сам не понимая, какую боль ей это причиняло.

Теперь я знаю, что на самом деле за этим веселым и беззаботным внешним видом скрывалась глубокая печаль. Она ненавидела все, что я в ней так любил, но мои чувства придавали ей сил. Поэтому, стоило мне высказать недовольство, я долго не мог вернуть ее расположения. Ей было так больно... И она не могла со мной говорить, не потому что в чем-то винила. Ей нужно было время обдумать, как жить дальше в одном теле с самой собой.

Я носил брючные костюмы, а она бегала вокруг в джинсах. Со стороны, наверно, могло показаться, что я ее учитель, когда я укоризненно напоминал, что неприлично на третьем десятке скакать по лужам вместе с только что встреченным пятилеткой.

Она обожала лужи, да и все остальное, связанное с дождем. Никогда не носила зонта и звонко радовалась, опоздавшая на пары, насквозь мокрая, но невероятно счастливая. Такой я ее встретил впервые, и, разумеется, этот образ сразу заякорился в памяти. Наслаждающаяся тем, на что остальные лишь недовольно фыркают, стремясь поскорее спрятаться. Моя первая любовь.

Как ни старался, я так и не смог вспомнить, что же нас разлучило. Воспоминания будто украдены кем-то, чтобы не ранили. Защищаясь от них, я совсем забыл, чем кончился наш роман.

И вот, сегодня спустя столько лет я увижу ее снова.

Я трепетно сжимаю морщинистыми пальцами маленький букет полевых цветов. Когда-то в молодости я бы вприпрыжку нарвал такой в мгновение, а теперь старость берет свое, и сбор цветов так утомил меня, что я едва шагаю.

Но она любит цветы. Я точно это помню. Яркие, светлые, нежные. Все на свете цветы и краски так прочно ассоциируются с ней, что в моей памяти она сияет, окруженная радужным светом. Неизменно с каким-нибудь маленьким цветком за ухом, гордо демонстрирует мне его, широко улыбаясь.

Такой она всегда была. Она была светом. Невозможно было находиться рядом и не быть задетым ее энергией. Лишь самые мрачные и обиженные жизнью находили силы противостоять ее сияющему очарованию.

Я медленно пробираюсь через три невысоких ступеньки веранды, от волнения и усталости ноги становятся все тяжелее. Наконец взобравшись на летнюю веранду небольшого ярко выкрашенного дома, я утомленно опускаюсь в плетеное кресло.

На улице духота. Парит перед летним дождем, и я уже замечаю на горизонте стягивающиеся в кучку мрачные облака. Пышное тесто для хлеба с хрустящей корочкой, нежного и ноздреватого внутри. Должно быть, именно так она бы подумала. Мрачные предвестники грозы, которые она сравнила бы с чем-то уютным, вроде идеального теплого хлеба. Чему-то она меня все-таки научила.

- У вас назначена встреча? - в дверях появляется бодрая старушка в белом халате.

Я закономерно принимаю ее за работницу пансионата. Торопливо убираю дрожащими руками платок, которым только что стирал с лица пот, в карман рубашки.

- Да, я звонил пару дней назад... - я неловко улыбаюсь, слишком сильно от волнения сжимая в руке скромный букет разномастных цветов.

- Это вы для нее принесли? - женщина в халате присаживается напротив меня, в уголках ее глаз появляются насмешливые морщинки. Я киваю. - Очень мило. Правда, она сказала бы, что зря вы притащили эту солому. Вечно ворчит, что в цветах полно пауков и муравьев, поэтому лучше уж пусть растут в своем поле и не мешают жить спокойно.

- Это на нее не похоже, - огорченно отвожу взгляд, в странной задумчивости гляжу на букет в руке, который теперь кажется бессмысленным.- Я знал ее совсем другой.

- Да уж, - женщина тоскливо вздохнула с ностальгической улыбкой. - За все время здесь слова доброго не сказала. Только и делает, что ворчит, всех поучает и портит удовольствие. Телевизор надо потише, музыку поспокойнее... Она, наверно, пережила что-то печальное. Люди часто бывают жестоки.

Люди... Я. Это был я, вечно недовольный, ворчащий. Где-то в глубине души я даже стыдился ее поведения, хоть и не признавался себе. Разумеется, это из-за меня, эгоистичного идиота, который слишком поздно начал ее ценить. Слишком поздно научился любить жизнь как она.

- Опять ты стащила мой халат? - полненькая молодая женщина выглянула из проема двери и недовольно уставилась на одетую в ее вещи пациентку. - Еще и гостя расстраиваешь, - заметив на моем лице плохо скрытое тоскливое разочарование, она осуждающе покачала головой.

- Скучная ты, - старушка сняла халат, и я заметил на ней яркую разноцветную полудетскую футболку, словно сияющую радугой изнутри. - Нужно же мне тут хоть как-то себя развлекать.

Я ошеломленно застываю с раскрытым ртом, наблюдая за ней. Даже странно, что я поддался так легко, поверив, что она изменилась. Удивительно, как я мог не узнать эти блестящие, пылающие радостью глаза. Слишком легко, старый дурак, поверил, что ее неубиваемую любовь к жизни удалось бы загубить кому-то вроде меня. Как всегда эгоистичен.

Вернув владелице халат, она с довольной улыбкой поудобнее устраивается в кресле и, протянув руку, забирает мой скромный полевой букет.

- Очень красивые цветы. Не могу поверить, что ты купился, - она рассмеялась и прижала к груди букет, с нежностью прикрывая глаза.

- Все такой же глупец, как раньше, - я с облегчением улыбнулся, трепетно наблюдая за каждым ее движением.

Она вытянула из букета ромашку на длинном стебельке и привычным движением уложила цветок в волосы.