— А зачем тебе такой длинный... — Лена делает выразительную паузу, судя по блеску в глазах, нарочно. Вик успевает покраснеть (хорошо, что под шерстью не видно! Не видно же?..) и задуматься, насколько невежливо будет заглянуть себе под брюхо: вдруг там и правда, кхм, длинный.

Но тут Лена заканчивает:

— Язык. — И, смутившись, сцепляет пальцы в замок.

Всего-то язык — а по тону думалось, что там нечто куда более неприличное! Впрочем, всегда важен контекст; а у них контекст располагает к самым разным трактовкам.

Особенно если учесть, что Лена написала: «А можно приехать к тебе как в прошлый раз?» О чём приличном тут вообще думать?

Вик выразительно облизывается, заставляя Лену стремительно покраснеть; и, приблизившись, касается дыханием её щеки.

— А я тебе уже показывал, зачем. Но если хочешь — покажу ещё раз.

— Покажи, пожалуйста, — бормочет Лена, смотря в пол.

Смущение и дрожащие пальцы, правда, не мешают ей расстегнуть джинсы и пронзить исподлобья вызывающим взглядом. От этого взгляда у Вика шерсть на загривке встаёт дыбом — да и не только шерсть, честно говоря, и совсем не на загривке.

Интересно, согласится ли Лена?.. Исключительно рукой, ничем больше!..

— Что ж, я покажу, — выдыхает Вик. Подталкивает Лену к кровати, лёгким нажатием на плечи заставляет лечь и аккуратно снимает джинсы одной из пар передних лап. Хорошо, что лапы не столько лапы, сколько мохнатые руки: как бы иначе снял?

Когда вслед за джинсами Вик снимает трусы, у Лены только сбивается дыхание — хотя, судя по напрягшемуся животу, ей очень хочется подтянуть колени к груди или вовсе свернуться в клубок. Какая храбрая девочка.

— Я могу?.. — Вик снова облизывается, на этот раз — вопросительно.

Лена молча кивает. От неё ярко пахнет тревожным смущением — это не дело, надо срочно исправлять. Например, вот так: взять и провести языком от промежности до шеи.

Ахнув, Лена прячет лицо в ладонях — и тут же, выглянув, торопливо шепчет:

— Продолжай, пожалуйста, — будто Вик вот-вот передумает и уйдёт.

Глупый страх: с чего бы ему уходить?

***

Если бы можно было шептать, пока у тебя занят рот, — Вик бы много чего Лене нашептал: «Ты совершенно прекрасная», «Мне очень нравится твоё тело», «Если бы мог — сожрал тебя не задумываясь». Последнее — сомнительный комплимент; но, с другой стороны, любить кого-то настолько, чтобы в буквальном смысле погрузить его в себя, позволить свернуться в клубок под своими рёбрами... Чем не знак глубокого доверия?

Но Вик слишком увлечён ласками, чтобы что-то говорить: кончиком языка щекочет шею, вылизывает соски (грудь у Лены покрывается мурашками), спускается к животу, чтобы коснуться тонких тёмных волос возле пупка. Лена застенчиво, полувопросительно раздвигает ноги; в глаза не смотрит, сжимает пальцами одеяло, дышит едва-едва. Шевелит губами — чудится беззвучное «Пожалуйста».

«Значит, как в прошлый раз?» — хмыкает Вик. И осторожно проникает в неё языком, стараясь ни в коем случае не сделать больно — только приятно.

Поверхностное дыхание сменяется глубоким, разжимаются стиснутые пальцы. Расслабившись, Лена протягивает руку и чешет за ухом; и Вик тихонько урчит — вот это можно делать и с занятым ртом.

Одно удовольствие — занимать рот такой чудесной девочкой; в каком бы то ни было смысле. Потому что если бы она позволила обернуться чудищем побольше и взять её в пасть...

Нет, пускай фантазии остаются фантазиями. Так куда горячее.

***

Раскрасневшаяся Лена, то и дело облизывая губы, восстанавливает дыхание. Устроившийся рядом Вик с довольной ухмылкой расчёсывает когтями её влажные волосы — и набирается смелости. Или даже наглости.

Потому что всё ещё горячо; всё ещё нужна разрядка. Но вскакивать и убегать в ванную не хочется — а ласкать себя на глазах у Лены неприлично. Значит...

— У меня есть одна просьба, — шепчет Вик и, перевернувшись на спину, демонстрирует свой возбуждённый член. — Если тебе не противно...

— Как мне может быть противен тот, кого я люблю? — улыбается Лена. — Только... я же могу рукой?

О большем и мечтать нельзя!

Кивнув, Вик прижимает уши к голове и отводит глаза. Кажется, теперь его очередь смущаться.

У Лены до мурашек нежные прикосновения — и совершенно очаровательные складочки на животе, которые появляются, когда она сидит; трогательно прилипшая ко лбу прядка — и бледные растяжки на бёдрах; подрагивающие пальцы — и сосредоточенный взгляд. Вик любуется ей, расслабленно щурясь и урча.

Какие они с Лией разные: одна — холод заточенной стали, другая — воздушная мягкость свежей булочки. Как повезло знать обеих.

Под конец Лена пускает в ход язык, и Вик, сражённый её смелостью, не выдерживает — и не сдерживается: скулит, подёргивая задними лапами; а потом роняет Лену на кровать и вылизывает ей руки.

— Так вот зачем ещё тебе длинный язык... — смущённо улыбается она.

Совершенно прекрасная солнечная девочка. Прижать бы к самому сердцу — и никогда не отпускать.

Судя по глазам, Лена и не против.