Когда мне сообщили, что ждут от меня возвращения к эльфам, пусть и ненадолго, я с трудом собрался с мыслями, а потом аккуратно попытался объяснить Мервину, почему об этом не может быть и речи. Моя семья изгнала меня давным-давно — какое может быть возвращение, тем более с такой важной миссией, как посольство? Но Мервин, отмахнувшись, заявил, что именно поручение, которое мне дали, и сохранит меня от бед. Кто же решится объявлять войну сразу трем странам, посланником которых я являюсь?

Я задумался. Да уж, в отсутствии логики Мервина обвинить было нельзя. Но кто бы знал, насколько мне не хотелось в возвращаться. Не так много времени прошло, с тех пор как я смог наконец-то успокоиться и перестать вспоминать свой позор с тем же ужасом, что и раньше. Конечно, воспоминания никогда не покинут меня, но прошло уже достаточно времени, чтобы они не вызывали ничего, кроме печальной улыбки. А теперь мне предлагают снова вскрыть эту рану. И ведь не откажешь. Не Мервину же.

И все же я, немного смущаясь, попросил дать мне немного времени переварить предложение. Мервин кивнул, но по его взгляду я понял, что отказа от меня не ждут. Слишком уж многое стоит на кону.

Да я и сам это понимал. Сверкающий набирает все больше сил, и уже совсем скоро избегать столкновения не получится. Каждому, кто не хочет оставаться в стороне, нужно приложить все усилия для победы, и я не в том положении, чтобы спорить. Но неужели нельзя обойтись без этого? «Нельзя, — подсказывал внутренний голос. — С прошлым нужно разобраться — один раз и насовсем. И только тогда получится двинуться дальше, не оглядываясь назад».

Я вздохнул и расправил плечи. Что ж, решено. Собирать мне почти нечего, поэтому зайду сейчас к Мервину, а завтра, скорее всего, отправлюсь в путь.

Дорога не была слишком тяжелой и долгой, и я пытался наслаждаться ей, не думая о том, какой прием меня ждет. И без этого хватало дел: нужно было продумать, что сказать, какими словами достучаться до других эльфов. Старики меня не послушают и отнесутся, скорее всего, с презрением, но, быть может, заинтересуются мои ровесники? Или те, кто ненамного старше?

Я нахмурился. Надежды мало, но шансы есть всегда. Этому я научился, путешествуя с Энингом. Непрошеная мысль тут же охладила мой пыл, и у меня перехватило дыхание. Вспоминать друга, который, скорее всего, больше не вернется, было больно. Знать бы еще, куда он ушел, — тогда, быть может, можно было навестить его, но хода в чужой мир никому из нас не было. Оставались только воспоминания, которые тоже причиняли боль.

Я похлопал Звездочку по холке, отгоняя грустные мысли. Что в них толку, особенно сейчас? Нужно сосредоточиться на настоящем, которое, надеюсь, принесет мне много радостных моментов. Вот только смогу ли я с кем-то поделиться ими?

Я отогнал эти тревожные мысли и снова вскочил на лошадь. Пора ехать дальше. До поселения уже рукой подать. Надеюсь, меня ждет там не такой холодный прием, на который я могу рассчитывать, учитывая расставание. На мгновение меня захлестнула волна обиды на несправедливый приговор, где меня убеждали, что во всем виноват я сам, но со временем у меня получилось подавить эти мысли. Винер был прав, сказав мне когда-то, что моя беда со временем обернется благом, хотя тогда я ему не поверил.

Чем ближе приближалось поселение, тем больше я сомневался. Моя решимость таяла с каждым шагом, но разве можно было отступить? Я спешился и, ведя коня в поводу, спокойно направился к центру — туда, где находилась деревянная постройка. Он до сих пор был здесь — помост, сколоченный из грубых досок, на который выводили осужденных и зачитывали приговор, после этого или надевая петлю на шею, или милуя, если находились доказательства невиновности. Я, пожалуй, один из немногих, кто попал в третью категорию. Моя вина была очевидной, но меня пожалели, посчитав мою молодость смягчающим обстоятельствам. Интересно, на что рассчитывали старейшины? Не было ли изгнание тоже своеобразной казнью, которая должна была послужить всем уроком? Что ж, если и так, они просчитались.

Я выпрямился, не желая показывать слабость тем, кто встретит меня здесь. Воспоминания — ну так что же? От них никуда не деться, а от того, как я поставлю себя здесь и сейчас, зависит многое.

Я смотрел на старейшин, которые приближались ко мне. Меня узнали и сразу же доложили о моем прибытии. Неудивительно. Слишком мало времени прошло с моего изгнания.

— Старейшина Элатар, — произнес я, поприветствовав главного среди них легким кивком.

Он нахмурился. Конечно, старейшина привык, что ему кланяются и говорят с ним уважительно, но уже давно прошло то время, когда я мог оказывать ему или кому-либо другому из племени подобное почтение. Возможно, и стоило пересилить себя, чтобы мне было легче наладить отношения здесь, со своим народом, но я не смог. В ушах до сих пор звенел гневный голос старейшины, обвиняющий меня в том, что я сам виноват, оказавшись под влиянием человеческого колдуна. Что ж, в этом он был прав. Доля моей вины в случившемся определенно была, но далеко не во всем. Это я усвоил после разговоров с Энингом, которые он вел, обучая меня защищать свой разум. Он объяснял мне, что на моем месте мог быть любой, и старейшины были неправы, избрав такую жестокую меру наказания. Я горько улыбнулся тогда. С их точки зрения, они, наоборот, повели себя чрезмерно мягко, заменив казнь изгнанием. Но тогда я не был уверен, что моя жизнь мне нужна, и считал, что казнь была бы милосерднее. Но никому из тех, перед кем я стою сейчас, знать об этом необязательно.

— Зачем ты вернулся? — спросил меня старейшина, сразу переходя к делу.

Я смотрел на него, не отводя взгляда. Он не понимал, ради чего осужденный может вернуться туда, где его может ждать смерть, и это его смущало. Старейшина Элатар привык к тому, что сам устанавливает здесь порядки, и любая деталь, выбившаяся из привычного порядка, сбивала его с толку.

А тут я. Вряд ли кто-либо думал, что я здесь еще появлюсь.

— Мне нужно поговорить с остальными эльфами, — твердо сказал я, стараясь, чтобы мой голос не прерывался.

Старейшины нахмурились и переглянулись.

— У тебя нет здесь никаких прав, мальчишка, — презрительно отозвался один из них. — Лучше уходи туда, откуда явился.

— Ошибаетесь, — четко возразил я. — У меня есть права, и я не уйду. Представители трех стран прислали меня сюда с посольством, чтобы я поговорил с вами и рассказал о грядущей войне со Сверкающим.

Кто-то презрительно присвистнул.

— Гляди-ка, человечьим прихвостнем сделался. Впрочем, чего еще ожидать от предателя?

Я оставил его слова без ответа, продолжая объяснить свою точку зрения.

— Война со Сверкающим затронет всех без исключения. Неужели вы думаете, что он оставит вас в покое в случае победы? Сверкающий уже засылал сюда своих шпионов — что мешает ему снова поступить так же?

Старейшина Элатар вздохнул, то ли признавая мою правоту, то ли считая, что я слишком много болтаю.

— Я так понимаю, что другим способом от тебя избавиться не получится, — протянул он, но в его голосе уже не было такого холода, как раньше. — У тебя неделя. Как только она закончится, чтобы и духу твоего здесь не было.

Я кивнул.

— Разумеется, — спокойно сказал я.

Неделя. Маловато, конечно, но могло быть и хуже. Надо радоваться и тому, что есть.

Помедлив немного — на меня больше никто не обращал внимания и все стали расходиться, — я отправился к дому, который, возможно, уже и не мог назвать своим. Но не навестить его я не мог. Какой бы прием меня ни ждал, я был к нему готов. Наверное.

И все же я не торопился. Вдыхая запах только распустившихся яблонь, я шел по знакомым с детства улицам. Другие эльфы мне почти не встречались, но в такой час это было и неудивительно. Они соберутся позже, тогда я и выступлю с речью. А пока ни к чему торопить события.

Я шел, с каждым шагом приближаясь к дому. Вот уже и знакомая ограда, а за ней на скамейке, изготовленной нами с отцом, кто-то сидит и занимается каким-то плетением.

Я сделал еще один шаг, под ногой у меня хрустнула ветка, и эльфийка подняла голову. Ну конечно, это была она! Моя любимая сестра. Она смотрела на меня, немного щурясь, как будто не узнавала, а потом на ее губах расцвела улыбка — яркая, солнечная. Именно так всегда улыбалась Эльвира. Плетение соскользнуло у нее с колен, и она бросилась ко мне.

Только тогда, когда руки Эльвиры обвили меня, а она прижалась ко мне теплой щеке, я понял, что снова, после стольких месяцев, оказался дома. Эта мысль, давно забытая, дарила утешение, хотя я знал, что надолго здесь не останусь. Я пробуду здесь отведенную мне неделю, и ни минутой позже, а потом уеду.

Но эти дни я проведу с сестрой, что бы там ни говорили остальные, в частности отец. Кажется, он так и не простил меня за то, что случилось, но тут уже ничего не поделаешь. Мы обменялись холодными взглядами — я больше не умолял его ни о чем и не просил, — а потом разошлись. Навсегда.

А через неделю я уехал. Вместе с эльфами, которые готовы были следовать за мной. И на этом мой визит закончился.