Pov: Влада.

Сегодня было удивительно солнечно. Обычно в это время вовсю идут дожди и лужи на асфальте по ночам покрываются тонкой корочкой льда, но именно сегодня отчего-то неожиданно вернулось лето. Сегодня, семнадцатого ноября, был двадцать второй день рождения Стаса. День рождения, до которого он не дожил всего два дня.

Я нервно обматывала лёгкий чёрный шарф вокруг головы, стоя перед зеркалом. Глаза покраснели и их сильно щипало, последние сутки я практически бесконечно плакала. Костя был против того, чтобы я ехала на похороны, он раз за разом повторял, что беременной мне там не место, что Стас был не тем человеком, из-за которого мне стоило бы так убиваться. И только моя истерика и несколько разбитых об стену тарелок убедили его в том, что я не откажусь от идеи хотя бы попрощаться со своим лучшим другом.

Я узнала о том, что он умер, вчера утром, как раз выписалась из больницы и ждала, пока Костя заберёт меня домой, но его задерживали на работе. От нечего делать листала местные паблики в телеграмме, зашла в группу ЧП. И среди разномастных фотографий ДТП увидела пост о трупе, найденном за углом клуба, в котором до недавнего времени мы часто бывали. Новость вещала о подростке, который, судя по всему, откинулся от передоза на тусовке. Тут же были комментарии сочувствующих, требования найти «бедных родителей несчастного ребёнка», знакомые погибшего, утверждающие, что он уже взрослым был, злобные и язвительные шутки всяких троллей и одна фотография с места происшествия, на котором я чётко увидела знакомые спутанные волосы, которые красила собственными руками, и пустые, смотрящие в никуда серые глаза, кажущиеся голубыми на фоне полопавшихся капилляров. Стас, точнее, его тело, полулежал на асфальте, прислонившись спиной к стене, голова его под неестественным углом свешивалась влево.

Мои крики, наверное, слышала вся больница. Я разбила телефон и кричала, пока не сорвала голос. Врачи, медсестры — все окружили меня, стараясь успокоить, а я не могла взять себя в руки, как и не могла поверить, что его больше нет. Дальше всё было как в тумане, меня забрал Костя и увёз домой. Уже лёжа в постели я хватала его за руки и умоляла узнать хоть что-то о случившемся. Конечно, он не мог мне отказать.

Уже через несколько часов стало известно, что смерть наступила действительно от передоза.

— Он ебашил в последнее время так, что из этого говна буквально состоял. Представляешь, в каком состоянии там организм был? У него после инъекции тупо сердце остановилось, — хмуро сообщил мне Костя, сидя на краю кровати возле моих ног. — Короче, по официальной версии, он просто ширнулся за клубом и отъехал. И я знаю, что ты хочешь сейчас сказать, не перебивай, дай мне закончить. В этом разбираться не будет никто, там явно уже всё куплено, Фирсова в городе нет, как подозреваемый он не числится. Да и с чего бы его кому-то подозревать?

— Стас не мог, он презирал тех, кто на игле сидит, — всхлипнула я, всё ещё не веря в услышанное, — он бы не стал, я уверена! Это этот пидор его убил, сам же говоришь, его даже в городе нет. Заплатил кому надо и съебался! Мне Марина писала, сказала, что похороны завтра и что когда она его видела в последний раз, он к Дане ехать собирался. Ну как это могут так спустить на тормозах?!

— Малыш, успокойся. Мы тут уже ничего не сделаем. Я понимаю, что тебе больно, но возьми себя в руки, ты сейчас должна о другом думать.

***

Теперь, по дороге на кладбище, я бесконечно пила ромашковый чай и неотрывно смотрела в окно. Мы ехали в полной тишине, Костя максимально осторожно вёл машину, а я хотела заорать, чтобы он нажал, наконец, на газ. Нервы просто зашкаливали, я боялась.

Это кладбище любви, кладбище добра.

Какая разница: кто виновен, а кто прав?*

Я боялась стоять близко к вырытой прямоугольной яме. Она словно звала к себе, неаккуратные комья грязи на её дне вызывали лёгкую тошноту, из тёмной глубины веяло холодом. Стас никогда не любил холод, кутался в тёплое едва дунет ветер и обожал греть об меня ноги. А теперь его туда…

Народу было немного. Отец, нервно курящий сигарету за сигаретой, мать, картинно промакивающая сухие глаза бумажным платочком. От неё за километр несло перегаром, и она слегка пошатывалась. Марина с Андреем — последний выглядел совсем дерьмово, волосы свисали сосульками, а голова странно подёргивалась, он постоянно оглядывался и что-то недовольно говорил безостановочно рыдающей Марине. Здесь же была Лена с каким-то типом — и он, и она под стать Андрею. Я не могла не отметить для себя, что внешне недавняя школьница стала похожа на тётку лет тридцати, если не больше. Сутулая, высохшая, она слабо была похожа на ту себя, которую я знала ещё летом. Кавалер выглядел не сильно лучше неё.

— Я во всём виноват, — раздался позади меня грустный голос. Я обернулась и увидела Илью. Он был сильно загоревшим, волосы отросли за то время, что его не было, в целом, вид у него был подавленный. — Если бы я тогда остался, ничего бы этого не было.

— Ты как тут? Тебя же увезли? — полушёпотом спросила я, не сводя слезящихся глаз с пока ещё прикрытого крышкой дешёвого гроба, обтянутого тёмно-красным бархатом. Всё тело словно оцепенело, и я плохо понимала происходящее вокруг.

— Разрешили домой съездить… За хорошее поведение. Сегодня приехал. И сегодня же узнал. Думал, не успею сюда… А вот, успел.

Движение сбоку привлекло моё внимание. К гробу приблизился темноволосый взлохмаченный молодой мужчина в чёрном костюме. Отчего-то его лицо показалось мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, кто это. Он нервно кусал щёки и сдавливал в руке букет цветов так, что мне казалось, я слышала, как хрустят стебли. Он что-то сказал матери Стаса, и та как-то излишне нервозно прикрикнула на него, из-за чего муж дёрнул её за руку и попросил вести себя тише.

— Сам заткнись, Юра! Я уверена, что ты, урод малолетний, тоже в этом виноват! И ему туда дорога и тебе! Дружок, блять, нашёлся! Все вы, блять, такие, пидорасы и наркоманы! — женщина орала на парня во весь голос, словно забыв, где находится. Тот, видимо, поняв, что разговаривать с ней бессмысленно, лишь покачал головой и отошёл в сторону, а я вдруг вспомнила, где видела его. Это был Саша. Стас показывал мне его страничку с кучей фотографий вконтакте. Внезапно изнутри накатила злость. Значит, уехал тогда, бросил его здесь, а сейчас припёрся со скорбным еблом и веником в руке? Я даже дёрнулась было вперёд, чтобы высказать всё, что о нём думаю, но Костя ухватил меня за плечо и покачал головой.

— Перестань. Это не то время и не то место, чтобы разборки устраивать.

Пришлось согласиться с ним. Щелчок — сотрудник ритуалки, отвратительного вида алкаш лет пятидесяти, открыл крышку гроба. Я, не чувствуя под собой земли, ринулась вперёд и застыла, глядя на до боли знакомое лицо.

Он почти не изменился после смерти. Раньше он всегда шутил, что выглядит так, словно умер позавчера, а теперь оказалось, что это не шутки. Непривычными были только плохо замазанные трупные пятна на щеках, уже начавшие проступать, и вытянувшееся лицо, отчего и без того острый подбородок сделался ещё острее. Что-то внутри меня сломалось, и я просто потеряла возможность дышать, в глазах потемнело, а в ушах застучали молоточки. Костя увёл меня в сторону раньше, чем я потеряла сознание окончательно, в губы ткнулась бутылка с водой, и я, тупо глядя в сторону гроба, сделала несколько больших глотков.

Словно в тумане, я слышала, как плачет Марина, как сбивчиво что-то говорит Лена и как этот ебаный Саша пиздит какие-то слова извинений и прощания, склоняясь над Стасом и целуя его лицо. Родители даже не подошли к гробу, ограничившись лишь несколькими минутами разговора, из которого я услышала несколько фраз вроде «ни раньше, ни позже, и так с деньгами плохо, а тут ещё хорони его, блять». Где-то рядом раздался всхлип — Илья, тоже не осмелившийся подойти, не выдержал и спрятал лицо в ладонях.

До носа долетел запах сигаретного дыма, это Ленка закурила вонючую дешёвую сигарету. В целом, было очень тихо, если не считать редкого шёпота, ещё более редких тихих шмыганий носов и, наконец, гулкого стука земли о крышку гроба. Это был последний раз, когда я видела его, пусть и не живым.

Мамаша даже не потрудилась принести его фото, но я это предусмотрела. Вчера весь вечер выбирала из его немногочисленных аватарок подходящую, пока, наконец, не остановила выбор на одной. Там он смотрел куда-то в сторону, чуть улыбаясь и щурясь от солнца. Живой, красивый и, как всегда, немного грустный. Я полезла в сумку, чтобы достать распечатанный портрет в стеклянной рамке, но его не оказалось ни в одном отделении.

— Вот чёрт…

— Что случилось, милая? — Костя наблюдал, как я, психуя, копошусь в безразмерной кожаной торбочке.

— Фото в машине оставила… Принеси, пожалуйста.

Он немного помедлил, словно думая, стоит ли это того, чтобы оставить меня тут одну, но почти сразу кивнул и скрылся из виду. Я же, всё ещё пребывая в неком оцепенении, наблюдала, как Саша аккуратно укладывает свои грёбаные белые гвоздики у подножия деревянного креста с табличкой, которую сегодня утром я в спешке забирала из ритуального агентства.

Кайсаров Станислав Юрьевич.

Как много нашего ушло с тобой,

Как много твоего осталось с нами.

— Как же, блять, я ждала этот день! — звонкий женский голос прорезал тишину, и всё присутствующие резко повернули головы к его источнику. По тропинке к нам приближалась незнакомая мне девушка, одетая в светло-розовое пальто, пуговицы его были расстёгнуты, открывая взглядам белое платье, она выглядела максимально неуместно здесь, среди оградок и памятников. Ярко накрашенная, с накрученными волосами, она светилась непонятной радостью.

— Сдох, наконец, уëбок! — подойдя к могиле, она с чувством харкнула на свежезакопанный холмик. Все словно онемели.

— Ты охуела?

Илья и Саша подали голос одновременно. Лена пискнула:

— Олеся, блять!.. Ты…

Дальше я уже не слышала. Глаза заволокло кровавой пеленой, и я сама не поняла, как оказалась около этой мрази в один рывок и вцепилась ей в волосы. Естественно, шансов у неё, тощей селёдки, не было, она лишь верещала и размахивала руками, пока я с остервенением опускала её лицо на своё колено. Клянусь, я убила бы её, если бы в какой-то момент меня не оттащил вернувшийся, наконец, Костя. Девица, роняя кровавые сопли, спешно ретировалась, но я успела напоследок смачно плюнуть ей в рожу.

— Влада, блять, ты чё творишь?! Шестой месяц, а ты в драку полезла! Тебя вообще оставить нельзя?

Я лишь потёрла ладонью щёку, по которой эта овца всё-таки сумела мне заехать, и поставила принесённый парнем портрет к подножию креста. С него мне улыбался уголком рта мой единственный в жизни лучший друг. Друг, которого я просто бросила в самый сложный момент его жизни и никогда себе этого не прощу. Хотя у меня не было другого выбора.

***

Шестнадцать лет спустя.

Я бросила короткий взгляд на часы — уже стоило бы быть дома, совещание затянулось, и теперь я чувствовала себя вымотанной и заебаной. Но, тем не менее, материнский долг заставлял меня прокручивать в голове, всё ли я приготовила к дню рождения Сони. Сегодня ей исполнилось шестнадцать, и мы с Костей обещали отпустить её праздновать день рождения к подружке на ночь. Честно, я ужасно волновалась, но она убеждала меня, что уже совсем взрослая и что алкоголя там не будет. В итоге мы сдались, и вчера вечером я усердно резала салаты, запекала мясо и заворачивала подарок в обёрточную бумагу.

Конечно, это был новый телефон. Идеальный подарок для подростка, это уже стало традицией — каждый год мы с Костей покупали ей новую модель, а она прыгала от счастья и кричала, что обожает нас. А мы обожали её, Костя даже слишком сильно баловал дочь, покупая то брендовые шмотки, то лимитированные коллекции косметики. Но Сонечка и не борзела, всегда оставалась доброй, вежливой, благодарила за подарки и хорошо училась. Сейчас она ждала меня дома, зная, что я приеду и вручу ей подарок, так что я с трепетом в душе повернула руль, заезжая во двор дома и представляя себе её восторг от нового айфона. Из года в год эта традиция приносила радость нам всем, жаль только, Костя умотал в командировку, обычно ему удавалось провести этот день с нами.

— Мамуля приехала!!! — завизжала дочь, как только я вошла в квартиру и бросилась в мои объятия. Я уехала сегодня очень рано, так что даже не успела её поздравить.

— С днём рождения, солнышко! — я поцеловала Соню в щёку и жестом фокусника вытащила из ниоткуда коробочку, обтянутую яркой тисненой бумагой. — Расти большая, мы с папой тебя очень любим!

Я смотрела, как она с гиканьем разрывает упаковку и пищит от счастья так, словно не знала, что там находится. В какой-то момент она подняла на меня взгляд, снова рассыпаясь в благодарностях, и я в который раз уже вздрогнула. У Сони были большие и ясные прозрачно-серые, как две льдинки, глаза. Слегка курносый нос, острый подбородок, слегка асимметричная улыбка. Маленькая и тоненькая, как веточка, она была до боли похожа на своего отца.

Конечно, Костя изначально был в курсе, что Соня не его дочь. Я узнала, что беременна ещё до того, как у нас с ним впервые случился секс. И сразу же поняла, что к чему.

Стас не запомнил тот случай. Когда я приехала от барыги в слезах и истерике, он уже был пьян в ноль. А пока я сидела и бухала с ним, он нажрался ещё сильнее, буквально до невменоза. Мне стало плохо от выпитого, и я вышла в туалет, а когда-то вернулась, на кухне его не обнаружила. Стас лежал на диване в комнате совершенно голый и спал пьяным сном. Бухать дальше одной я не видела смысла, так что встряхнула его за плечо, говоря, чтобы он встал и закрыл за мной дверь, а он вдруг распахнул глаза и пару секунд пьяно смотрел на меня.

Я до сих пор не понимаю, как это произошло. Как вообще мы оказались под одним одеялом, что было в моей голове, когда я помогала ему стягивать с себя одежду. Я была кошмарно пьяна, настолько, что помню всë отрывками. А он не вспомнил вообще ничего. Как я уходила, как он закрывал за мной дверь — казалось, он тогда даже не проснулся. И вечером, когда я, осознав весь пиздец произошедшего за последние сутки, психанула и потащила его в клуб, планируя поговорить об этом, он встретил этого обмудка Даню, а ко мне подошёл Костя. Я и решила не заморачиваться в итоге. Пока не узнала, что жду ребёнка. Костя тогда сказал, что полюбил меня сразу и что ему плевать, кто отец. Но настоял на том, чтобы Стас ничего не узнал и чтобы ребёнок тоже был уверен, что Костя его родной папа. Я согласилась.

Потом, естественно, мы со Стасом отдалились друг от друга. Костя злился когда я звонила ему, напоминал, что теперь мы семья и был против нашего общения. Естественно, он ревновал и часто говорил мне, чтобы я избавлялась от такого человека в моём окружении. Тогда, в больнице, он буквально на говно изошёл от злости, когда увидел Стаса в палате. Прогнал его, а я и сделать толком ничего не могла — если бы я только знала, во что это выльется… Я же видела, что ему плохо, видела, что он разбит. И просто отпустила его. Никогда не смогу простить себя за это.

Каждый год, блядь, езжу на его могилу. Каждый год там срач, каждый год я вырываю заросшую густую траву, выбрасываю старые цветы и ставлю новые. И каждый год я ставлю рюмку с разведённым в воде мефедроном, который ненавижу всей душой, возле памятника — да, я организовала памятник на его могилу. Чёрный, гранитный. С большой фотографией и прощальными словами. Его установили следующей же осенью.

Примерно лет десять назад я каждый раз стала находить там огромный букет красных роз, перетянутый чёрно-золотой лентой. Я догадывалась, от кого он, и каждый раз со злостью швыряла алое безумие в помойку, стоящую неподалёку, а на его место ставила любимые Стасом белые лилии, тяжёлый сладкий запах которых прочно засел у меня в мозгу ассоциацией с кладбищем и огромными серыми глазами.

Конец беременности был кошмаром, развилась жесточайшая депрессия, из которой Костя еле вытащил меня. Я толком не спала и не ела, в итоге, роды были настолько тяжёлыми, что мне казалось, я не переживу их. Сонечка родилась второго марта, и мне с первого взгляда сразу стало понятно, что она вырастет пугающе похожей на него. Так и вышло. Болезненная и слабая, с каждым годом она всё больше и больше походила на Стаса. Сейчас она складывала миски с салатами в пакеты и вызывала такси, тыкая в экран нового телефона.

— Всё, мам, я пошла. Не дозвонишься мне — звони Таньке. Обещаю не пить, завтра приду как проснусь! — дочь застегнула пуховик, поцеловала меня и унеслась на улицу, нагруженная пакетами. Я подошла к окну, наблюдая, как Соня распихивает продукты по багажнику и садится на заднее сидение.

Конец POV: Влада

Таня ждала около ТРЦ Колибри, перепрыгивая с одной ноги на другую и ходя кругами вокруг туго забитых пакетов. Она стояла тут уже минут пятнадцать, и тонкие замшевые сапожки совершенно не спасали её от холода, пальцы начинали неметь. Наконец, возле неё остановилась машина, девочка влезла в салон, клацая зубами.

— Сонь, чё так долго? Я уже инеем покрылась!

— Прости, мама задержалась на работе. Ты всё взяла?

— Да, там водка, вино и вермут. И ещё сока разного несколько коробок.

— Ништяк. А у этого твоего хоть рюмки есть? — Соня вытащила из кармана подик и затянулась, водитель недовольно покосился на неё и приоткрыл окно. Таня захохотала.

— Спрашиваешь! Конечно, блять, есть!

***

Вечеринка была в разгаре. Новый Танин парень, прыщавый и нудный Серёжа, в квартире которого всё и происходило, не слишком понравился Соне, зато его друг, Олег, был весьма привлекательным, с серьгой в ухе и, к тому же, старше на два года. Он зачесывал чёлку вбок и обаятельно улыбался Соне, говоря тост за тостом. Гремела музыка, все уже сильно напились, Сережа так вообще отрубился лицом на столе.

— Народ, идите, чё покажу? — пару минут назад пропавший из зоны видимости Олег вдруг вынырнул из кухни и поманил пальцем всех присутствующих.

— Чего?

— Да чё, сидим тут как пиздюки, водку жрём. У меня поинтереснее кое-что есть, — он с заговорщицким видом вытащил из кармана небольшой пакетик с порошком, — кто со мной?

— Я не, ну нахуй, — покачал головой Дима, одноклассник Сони и Тани. Таня тоже отказалась, впрочем, не согласились и остальные.

— Да и нахуй идите, мне больше будет, — хмыкнул Олег и высыпал немного на стол, разравнивая картой.

— А я вот попробую. Сегодня можно, в конце концов, я уже не ребёнок! — неожиданно для всех подавшая голос Соня ослепительно улыбнулась парню и села за стол напротив него. Таня с опаской тронула её за плечо.

— Соф, ты уверена?

Но та уже склонилась над только что сделанной полоской бежевого-карамельного цвета, втягивая её носом.

Что такое хорошо, что такое плохо?

Я тебе не расскажу, сам не знаю толком.

Что такое хорошо, что такое плохо?

Если честно, не ебу, мне вообще, бля, похуй**