Как же холодно. Пальцы покалывает, пробирает до костей, зубы стучат друг о друга.
Внутренности скрутились от невнятного ощущения, будто бы ветки скреблись по стеклу с характерным будоражущим скрипом.
В доме нет отопления, и следовало смириться но даже укрыться маленькому ребенку, нечем. Все ткани были съеденны молью ещё в сентябре.
Другие призраки; взрослые и дети, не испытывали холода. Они будто забыли все человеческое, перетекая из четких форм в смазанные черные силуэты. Их голоса стали искажаться, издавая завывающие звуки;что пугали не меньше скрипов за окном. Духи больше холода не чувствовали, их желания стали низменными лишая рассудка, когти тянулись за душой маленького мальчика что был единственным живым. Как ему самому казалось.
А дом не грел, не отпускал и не поддерживал на поверхности этого отчайного болота. Он был уверен в том что жив, чувствуя как черная мутная жидкость давила на грудную клетку. Тина затягивала но воспоминания о брате вытягивали, они– как солнечные лучи, слепили яркостью и грели бледное лицо младшего Юги.
Такая неправильная любовь что держала его на плаву. Уверенность в том что если Аманэ узнал бы то прекратил бы любое общение. Ядом бы плюнул прямо в душу или вонзил бы в хрупкое юношеское сердце нож. А Тсукаса бы и спасибо сказал бы; за правду, за честность. Ведь не мог он злиться на своего правильного любимого. Сам такого полюбил за это, ведь правильность и ответственность, любознательность и доброта, такие характерные для его брата качества.
Но брат и так его убьёт, вонзит кухонный нож и вспорет брюхо как крупному скоту. Слижет кровь с лезвия и заставит младшего чувствовать как его душу мелко режут и едят. Вилкой наколет куски и насладиться запахом боли, скорее душевной чем физической.
Но до этого ещё лет восемь за которые он попробует осчастливить его. И осталось лишь пережить холод этой снежной ночью. Перетерпеть скрипы и завывания, черные тени и одиночество.