Настоящая осень — не та, что творится внутри Рантаро, — наступает довольно скоро.
Заканчиваются летние каникулы, а это значит, что ему пора ехать обратно в Токио. Нужно успеть на вокзал, нужно въехать в общежитие заранее, нужно закупиться хотя бы парочкой тетрадей для лекций…
Много чего нужно — но на всё нет то ли сил, то ли желания, то ли всего сразу.
В спальне Амами снова так пусто. Рантаро и до этого с трудом смирился, что вторая кровать осталась без владельца, но даже с потерей человека, гостя, который занимал её, здесь стало совсем одиноко.
Он не может уснуть.
Рантаро пялится в потолок, на горящие слабым зелёным светом флуоресцентные звёзды — наследие его детства. Разглядывание этих точек наверху не помогает засыпанию вот совсем.
Иногда его глаза опускаются на соседнюю кровать, пустующую со времён последнего визита Амами домой.
— Я бы не отказался сейчас поговорить с тобой, — хрипло выдаёт Рантаро, снова чувствуя комок в горле.
Тот, кто был на той постели в прошлый раз, не отвечает ему.
— Мне жаль, что всё так случилось…
Ночь проходит без сна: ни проветривание, ни тёплое молоко, ни умывание, ни тёплый душ — ничего не помогает. Что бы Рантаро ни делал — глаза не закрываются, тело не тяжелеет, но даже если это и происходит, то тревожные и, увы, печальные мысли о Корекиё, занимают его голову, лишая сна.
Утро отъезда не менее тяжёлое — не столько потому, что ему снова приходится покидать семью, сколько чисто физически: ноги еле передвигаются, руки немного дрожат и с трудом держат кружку для кофе, а в голове мутно, спутанно и пусто одновременно.
Мешки под глазами, разумеется, замечают и мать, и сёстры, но если с девочками Рантаро просто отшучивается, родительнице привирает, сказав, что потратил время за играми — это ему легче объяснить, чем мысли о Корекиё.
Амами провожают все — и, безусловно, все будут ждать его снова — до следующих длинных выходных, чтобы он не метался через полстраны на одни только выходные.
На автобус парень тоже успевает. Он с лёгкостью серны запрыгивает в транспорт, предъявив билет, занимает своё место и отправляется в Токио.
В окнах рейсового автобуса движутся пейзажи всей Японии. По деревьям ещё не видно, что сегодня последний день лета по календарю: желтизна на кронах проявляется редкими пятнами, похожими больше на солнечные блики. Само же светило иногда выныривает из-за бело-серых облаков.
Рантаро видит такие пейзажи не так редко, как может показаться, но ему никогда не надоедает следить за проезжающими мимо машинами, смотреть на аккуратные домики и ветвистые деревья.
Постепенно эти маленькие, видимо, деревянные постройки сменяются всё более и более высокими бетонными коробками. На глазах вырастают леса из небоскрёбов, дорожных знаков и фонарных столбов, а вместо лиан тянутся вдоль магистралей бесчисленные электрические провода.
Вот и Токио.
Забрав свои вещи из багажника, Рантаро выходит из автобуса на площадь вокзала. Отсюда ему надо заехать в общежитие и оформить электронный пропуск через турникеты.
Пока Амами набирает номер Сайхары, глаза молодого человека цепляются за какую-то скамейку. На ней ничего нет. Но она, по какой-то странной, необъяснимой причине, кажется ему знакомой.
Да, он помнит это место. Здесь он схватился за сердце, здесь ему впервые стало плохо — здесь Шуичи подобрал его после того, как Корекиё позвонил соседу Рантаро по комнате.
Амами набирает номер.
— Сайхара-сан? Да, я приехал.
Немного нервно Рантаро потирает ручку своего чемодана.
— Ты уже забил мне место?
Судя по выражению лица юноши, ему отвечают утвердительно.
— Отлично! Да, я сейчас приеду. Чего-нибудь купить?
Он неловко роется в карманах, с трудом удерживая чемодан и телефон одновременно, достаёт и подключает наушники, а потом набирает что-то в самом устройстве.
— А-ага… ага… Хорошо, Сайхара-сан, скоро буду!
В общежитие Рантаро въезжает, заваленный сумками: на спине — рюкзак, в одной руке — чемодан, в другой — продукты.
— Амами-сан! — Шуичи тут же бросается на помощь своему другу и, взяв пакеты, начинает их разбирать, доставая еду: фарш, мясо, морепродукты, разные снеки, полуфабрикаты быстрого приготовления и парочка десертов.
— Хей, Сайхара-сан! — Амами снова пытается в улыбку. — Ты как? Давно въехал?
— Да около трёх дней назад, — брюнет откладывает продукты для морозильника в сторону. — Акамацу-чан тоже не так давно.
— И хорошо, — Рантаро падает на свою койку, раскинув руки.
Кажется, усталость наконец-то начинает его одолевать. Или это сон?..
— Ты выглядишь неважно, если честно, — обращается к нему Шуичи. — Что случилось?
— Неважно, — наотмашь отвечает ему Амами и укрывается тонким одеялом. — Не очень хочу говорить об этом.
— Прости…
Шуичи садится рядом, пытаясь изучить поведение Рантаро. Первому сложно понять его мысли сейчас, но видно, что Амами срочно нужен отдых, причём не только для его тела, но и для его головы.
— В общем, я хотел сказать, — Сайхара проверяет что-то у себя в телефоне, — у нас новенький!
— Ага.
— В беседе говорят: приехал из какого-то мелкого городка под Киото, соцсетей не ведёт, но где-то подрабатывает.
— Ага.
Рантаро всеми своими силами пытается показать, что он не заинтересован. Разумеется, это его задача — знакомить всех новеньких с процессом обучения, преподавателями и кафедрами — потому что староста появляется на парах ещё реже, чем он. Не то чтобы Амами против, но он понимает: в последнее время он и так не в состоянии натягивать улыбку на лицо, так ещё придётся поддерживать явно ничем не раздражённый вид. Сейчас, если честно, он бы отдал всё, чтобы изолироваться от окружающего мира на ближайшие пару месяцев.
— Жаль, я его в лицо не видел, а в общаге мы точно не увидим.
— Чего так?
— Он снимает.
— Вот как…
Звучит, конечно, знакомо, но кто знает? Может, просто совпадения. Мальчик из провинции упорно учился, поступил в престижный университет, снимает комнату в общаге или квартире, подрабатывает — под это подходит много кто. Сам Рантаро тому пример.
— Видимо, увидим его завтра.
— Ага, хорошо, учту.
Вечер проходит так же непримечательно: ужин, подготовка к первому дню нового семестра, сон.
Всё становится привычным.
Всё становится на круги своя.
***
Утро Рантаро проходит в заботах: он старается как можно быстрее позавтракать и погладить одежду, собрать вещи и бенто с собой. До него уже вышел Шуичи, а это значит, что парню следует поторопиться.
Толкучка в метро, марафон вдоль пешеходных переходов, бег до нужного корпуса — это так знакомо и привычно.
Пару раз Амами замечает в толпе высоких людей с длинными тёмными волосами. Он хочет подойти к ним, но каждый раз ошибается.
Это не он.
И снова не он.
Надо спешить, потому что пары скоро начнутся.
Некогда искать его. Да и есть ли в этом смысл?
Рантаро легко проходит через турникет, ищет в расписании свою аудиторию и спешит на место. Шуичи машет ему рукой, намекая, что рядом с ним есть пара сидений.
Амами приходится толкаться сквозь потоки студентов, которые распределяются по аудитории. Своеобразный амфитеатр постепенно заполняется людьми. Шум и гам, шёпоты и громкие голоса — все эти звуки словно бросают в общий котелок, где они варятся, кипят и шипят.
Место довольно неплохое: не нужно толкаться, извиняться, чтобы выйти, рядом лестница и окно, на которое гораздо проще отвлекаться во время скучного перешёптывания соседей или лекции не самого любимого преподавателя.
Внезапно Сайхара покидает своё место.
— П-Прости, Акамацу-чан написала, где она, и она уже забила мне место.
И Шуичи исчезает со своего места.
Правда, Рантаро не припоминает, чтобы Каэде действительно училась с ними. Да, в этой аудитории сейчас будет лекция на весь поток, но девушка Сайхары даже не с ними учится!
Тогда…
Почему он ушёл?
Рядом с ним появляется ещё какой-то человек.
— Здесь свободно?..
Рантаро смотрит на студента.
Это очень высокий юноша. Его длинные чёрные пряди спускаются лентами вниз. От волнения его длинные и тонкие ладони потеют и оставляют небольшие мокрые следы по бокам блочной тетради. Бледная кожа этого незнакомца кажется такой же шелковистой и мягкой, как и волосы.
Но глаза.
Эти глаза очень знакомы.
Эти золотые глаза…
— Аргх! — незнакомец не успевает даже ничего сказать.
Рантаро вскакивает со своего места, хватает юношу за грудки и прижимает к промежутку между окнами.
— Ты… Ты! Почему ты?!
Крепкие кулаки скручивают хлопковую рубашку, прижимают к стене.
— Почему ты ничего мне не сказал?!
— Прости…
Корекиё опускает голову и кладёт кисти на руки Рантаро.
— Почему ты не сказал мне ничего?! Ничего не написал!..
— У меня не было возможности, послушай…
Их перебивают резко наступившая тишина и голос преподавателя:
— Молодые люди, пара началась.
Рантаро отпускает Корекиё и даёт ему место, которое освободил Шуичи.
Всё занятие в перерывах между лекцией они перебрасываются взглядами в попытках не отвлекаться от материала. Они случайно касаются пальцами друг друга, пока пытаются записывать.
Так проходит весь их учебный день: они не отходят друг от друга, проводя время вместе. Вместе обедая, вместе изучая корпус, где они теперь будут учиться вместе.
И постепенно близится ночь.
За учёбой день правда почти не заметен. Казалось бы, было только утро, но сейчас вечереет, небо становится всё темнее, а в городе зажигаются фонари.
— Ты… Ты так ничего и не рассказал, — Рантаро открывает упаковку тайяки и делает небольшой укус за хвост.
— Ты о чём? — Корекиё тоже надкусывает печенье.
— По поводу всего, — уточняет Амами. — Ты ведь… Ты ведь никак не предупредил, ничего не сказал… А теперь ты, оказывается, не только жив, но и умудрился поступить туда же, где и я!
— На самом деле, я восстановился, — Шингуджи почёсывает свой подбородок. — Я учился где-то год назад, а сейчас решил вернуться.
— Это ладно, ещё могу понять, но…
Парень откладывает печенье и смотрит в глаза цзянши:
— Но ты не хочешь говорить, почему ты вернулся. Разве не ты говорил, что ты… умрёшь?..
— Я говорил. И я был к этому готов, Амами-сан.
Они неспешно бродят по людным улицам. За гудением автомобилей и тысячами голосов обоих становится всё сложнее услышать. Асфальт и сотни крыш озарены огнями всех цветов — и чем ближе вечер, тем они всё ярче и ярче. И в свете билбордов и фонарей, витрин и машин тонет всё живое.
Тонут в этих огнях и оба студента.
Рантаро заглядывает в глаза Корекиё: в его жёлто-зелёной радужке отражается каждый всплеск света. Его взгляд сверкает не только от блеска иллюминаций — на склере видны и яркие, живые искорки. И его улыбка теперь ещё мягче, чем до их вынужденного расставания.
— Сестра не приняла меня.
Амами знает: эта девушка очень значима для Шингуджи. Ради неё он отправился в долгий путь, ради неё он разграбил ведьмовское кладбище и похоронил остатки её тела. Он даже был готов умереть, чтобы душа его сестры упокоилась там, где она хотела.
— Сестра не приняла меня, понимаешь? — он издаёт горький смешок, немного прикрывая рот кончиками пальцев. — Она сказала… Она сказала, что у меня остались здесь дела.
Но почему он улыбается?..
— «Дела»? — изумлённо переспрашивает зеленоволосый парень. — К-Какие «дела»?
Вместо ответа Корекиё только смотрит на Рантаро. Его улыбка всё ещё мягкая, но она становится загадочнее — за этими губами цзянши точно хранит ещё один, один из последних, секрет.
— А разве ты не знаешь?
— Н-не знаю…
Юноши даже не замечают, как забредают к одному из многочисленных храмов. Это здание не сравнится с самыми известными из похожих. Здесь только начинающие краснеть клёны, дворик, несколько небольших святилищ и тории. На фоне арок и главного здания храма сквозь тонкую вуаль тёмно-лиловых облаков пробирается полная луна.
— Этих дел, на самом деле, очень много. Часть из них я уже сделал: я поел с тобой карри и теперь я учусь с тобой. Но их ещё очень много…
— К-Корекиё, — Амами слушает намного внимательнее.
— Я хочу вырастить с тобой сад. Хочу помогать твоей семье, хочу собрать с вами урожай. Хочу попробовать глинтвейн — я никогда не пробовал его, признаюсь.
— Ты…
— И я хочу быть с тобой каждый день, Рантаро.
Шингуджи обнимает Амами, прижимая его крепкие, но вздрагивающие от прикосновений плечи, к себе как можно ближе.
— Я обещал тебе вернуться. И я здесь.
На своём плече Корекиё замечает мелкие капли. Рантаро ничего не говорит, только прячет лицо и глаза.
— Разве ты не рад?
— Я рад… — дрожит теперь и голос Амами. — Я рад, прости…
— Ты хотел, чтобы я провёл с тобой остаток жизни — и я теперь тоже хочу. И поэтому сестра не оставила меня с собой.
В спину Корекиё впиваются пальцы Рантаро. Впиваются больно — как кошачьи когти, скребущие у него на сердце. И вампир, кажется, чувствует это: он выгибается, слабо шипит от боли, но не сопротивляется.
— Она мне даже немного помогла с этим, — цзянши отстраняется от парня и даёт ему взять свою руку. — Чувствуешь?
Амами краснеет. Он чувствует… тепло. Его рука… тёплая?
— У тебя тёплая рука.
— Потому что теперь во мне течёт кровь, — тихо смеётся Шингуджи. — Я снова живой человек.
— Но… как? — глаза Рантаро открываются всё шире. — Как это возможно?
— Сестра немного помогла. Теперь я могу сделать все эти дела вместе с тобой.
Серебряные лунные лучи разливаются по контуру каждой черты лица, отражаются в глазах юношей. Искры в них сияют так же ярко, как звёзды — они тоже выглядывают из-за синих облаков.
Уже в первые дни осени ночью довольно холодно, и оба должны были давно замёрзнуть. И, если по их телам и бегут мурашки, если их пальцы постепенно коченеют, но внутри всё горит.
Корекиё поднимает глаза на серебряный диск, висящий высоко в небе, и на сотни мерцающих искр.
— Посмотри! Тут каждая звезда — будто рисинка. Знаешь? Словно кто-то взял большой пакет, споткнулся и — рассыпал весь рис по небу.
Они оба теперь смотрят куда-то высоко в небесный купол.
— И посмотри на луну! Она такая огромная…
Луна светит всё ярче. Кажется, на её фоне все остальные огни меркнут. Даже фонари храма не могут освещать собой всё так же широко — если не по всей земле, то хотя бы по той её части, где сейчас вечер и ночь.
— Луна и правда сегодня так прекрасна… — Корекиё теряет дыхание от волнения, в его глазах появляются мелкие капли слёз, а лицо вспыхивает румянцем. — Как ты думаешь… Таро?
К щекам Рантаро приливает жар. Он смотрит то на луну, то на самого близкого человека.
Странный вопрос. Но Амами знает ответ:
— Корекиё…
— Да?..
— Она настолько красивая, что мне умереть хочется.