Энму от природы очень жестокий. Смеётся на половине просмотренных фильмов ужасов и часто балуется со своей силой, забирая у случайных прохожих хорошие сны.
Энму от природы жестокий, но улыбаться пытается более мягко, более дружелюбно, чтобы не пугать.
Энму от природы жестокий, но всё реже говорит угрозы, предпочитая даже взглядом не сверлить.
Энму от природы жестокий, но.
В последнее время перед ним всё чаще появляется это глупое "но" в виде мелких исключений.
В последнее время одно "но", создающее все остальные, смотрит на него своими большими синими глазами и пытается отучить от жестокости, сделать так, чтобы на руках было меньше крови.
Энму лишь усмехается.
- Ты такой добрый, Химе-сама.
Химе-сама закатывает глаза и обнимает его за плечи, утаскивая от очередной словесной перепалки.
Химе-сама уже который месяц терпит это глупое прозвище, а Энму всё никак не может перейти на имя.
Потому что не имеет права.
Потому что его душа слишком чёрная для такого, хоть и по-своему неправильного, но светлого парня.
Энму снова усмехается, только уже своим мыслям, потому что наконец-то перестал использовать в адрес Химе-сама "человек".
Хотя, именно на человека Химе-сама и похож сильнее, чем все люди.
Окумура Рин слишком хорош для роли демона.
***
Энму непривычно ради кого-то усмирять себя и показывать те самые положительные качества, которые остальные не воспринимают всерьёз.
Энму жутко непривычно от того, что кто-то действительно с интересом его слушает, что у собеседника горят глаза и ближайшие два часа уходят на разговор.
Окумура Рин делает жизнь Энму слишком непривычной, но жаловаться не хочется. Наоборот, Энму тянет руки и помогает переворачивать всё в своей жизни с ног на голову, уже не так сильно боясь изменений.
Один аспект, связанный с Окумурой Рином, всё-таки, возвращает Энму к привычному.
К жестокости.
Энму смотрит на младшего Окумуру, едва нормальную улыбку держит, и слушает, как тот уже полчаса оскорбляет брата, не говоря ничего нового или оригинального. Всё из разряда "мой старший брат такой идиот, как же так можно, бла-бла".
Энму смотрит на Юкио и хочет расцарапать ему лицо, хочет втоптать в грязь так же, как тот делает это сейчас с Рином.
Сдерживается, кусая нижнюю губу и чувствуя, как клык прокусывает почти насквозь. По подбородку стекает тонкая струйка крови, и от слабой боли приходит ясность рассудка.
"Не сейчас, Энму, позже. Потерпи."
Терпит Энму долго, до почти полного крови рта и следов от ногтей на ладонях. В глазах отпечатывается образ Окумуры Юкио, и Энму мысленно швыряет в него дротики.
Перед лицом раздаётся пара щелчков.
Энму приходит в себя не сразу, хлопает глазами и заставляет себя вернуться в реальность.
Химе-сама осторожно стирает кровь с его подбородка и вздыхает, как мать, уставшая от того, что её глупое дитя вечно калечится.
Энму тут же глупо улыбается с тихим смешком, как учила Незуко-чан. Получается, наверное, так себе, но теперь он точно не выглядит, как психопат, думающий, кого этой ночью прирезать в ближайшем парке.
А прирезать хочется.
***
Химе-сама, как потом оказывается, очень тактильный. Почти как Незуко-чан. Им обоим дай волю - затискают и добавки попросят, но Энму не жалуется и позволяет себя обнимать, сам руки к ним тянет, принимая ласку.
Потому что чувствует себя любимым, потому что хочет ещё и ещё. Потому что впервые хочет не только брать что-то, но и отдавать взамен.
Возлюби ближнего своего. Нет, не так, глупый ты грешник.
Энму смешно от самого себя и своих мыслей. Он демон, вся их тройка, в принципе, демоны, но почему-то Энму ощущает себя самым главным грешником и почти видит, как собственные ладони чернеют от скверны и грязи.
Любить позволено всем, кроме него. Любить позволено всех, кроме тех, кого по-настоящему хочется. А хочется Энму слишком многого - губа треснет.
Дарить любовь позволено мелкими дозами, чтобы не переходить границы. Дарить любовь можно только одним образом, как семье, - фактически, Незуко-чан и Химе-сама и так его семья, словно младшая сестрёнка и старший брат.
И Энму тошно от того, что в какой-то момент всё пошло не так.
Возлюби ближнего своего, глупый демон, но не возжелай своего брата. Люби Его Высочество без страсти и на расстоянии.
***
Его Высочество прекрасен и недосягаем. Его Высочество слишком добр и хорош для своего окружения.
Его Высочество... он просто безнадёжен. Равно как и следящий за ним Энму. У Его Высочества две проблемы - глупый младший брат и мерзкая девчонка, играющая его сердцем, как только ей того хочется. Энму сжимает ладони до белых костяшек, дышать глубоко старается, всё повторяя себе слова Незуко-чан: люди друзья, люди - семья.
Эта семья сейчас вновь топталась по чувствам Химе-сама, и Энму почти физически от этого тошнит. Эта семья вновь только берёт и берёт, требует и требует, преподнося всё, как добровольную помощь, и взамен эта семья не даёт н и ч е г о.
Энму выругивается - крепко, подслушанными у старших выражениями, но витиевато. Однажды Энму послал к чёрту эту глупую девчонку - она, похоже, до сих пор не понимает, каким набором слов Энму её осыпал.
Ему же лучше.
"Идиотка."
Химе-сама это не одобрит, но Энму ничего не может с собой поделать. Химе-сама, если узнает, будет злиться, но ночью Энму забирает у Мориямы прекрасные сны, отдавая ей свои кошмары.
Энму слышит почти ощутимый голос чудом неумершей совести:
Чудовище.
Энму хочет напиться святой водой.
***
Химе-сама, конечно же, заботливо и с волнением бегает вокруг Мориямы, когда видит синяки под её очень большими и очень глупыми глазами.
Энму не завидует. Энму цыкает тихо и заставляет её заснуть на занятии, чтобы она получила от учителя.
Простой план такой же простой, но всё равно приятной мести работает целую неделю, а потом эта девчонка берёт больничный. А потом по Энму ударяет отдачей, и он умоляет свои собственные способности просто лишить его сна.
Лучше не спать вовсе, чем раз за разом видеть картины, которых хватает в реальности, которые ужаснее любой реальности.
Теперь уже Энму спит на уроках и почти не запоминает материал, который ему потом любезно объясняют Незуко-чан и Химе-сама.
Энму хочется завыть, потому что отдача слишком сильная, потому что он постоянно об этом забывает, потому что у него синяки под глазами не сходят почти месяц.
И в какой-то момент Химе-сама начинает отдавать всю свою заботу Энму.
Энму, довольно, но устало улыбнувшись, решает получить немного [незаслуженной] любви.
Он перестаёт замазывать синяки тональным кремом, использует иногда появляющуюся бессонницу "во благо". Благо странное, но Энму кажется, что оно того стоит.
Благо странное, но Энму слишком болен своим принцем.
И принц иногда приближает его к "благу", когда присылает короткие сообщения.
"Пожалуйста, ложись сегодня пораньше."
"Надеюсь, ты выспишься."
"Постарайся не пить на ночь кофе и проспать больше четырёх часов."
Большую часть сообщений, к своему сожалению, Энму игнорирует - учёба накрывает с головой, потому что он пропустил из-за себя дуры Мориямы слишком много.
Телефон вибрирует новым уведомлением, но Энму благополучно забывает проверить сообщение в перерыве между конспектами.
Из библиотеки он выходит поздним вечером, идёт по почти не освещённым улицам и оглядывается иногда - чувствует, будто кто-то преследует.
До дома далеко, Энму наверняка опоздал на последнюю электричку, и анээ-сан будет недовольна.
Включает телефон, смотрит на время, после переводит взгляд на последние уведомления.
От: «Химе-сама»
Получено: четыре часа назад
«Если ты сегодня спать в десять не ляжешь - я тебя сам уложу».
Времени - половина двенадцатого, и Энму даже жалеет о том, что не придумал остроумную шутку в ответ на это.
Медленных вдох, выдох.
Земля из-под ног резко пропадает. Энму не верит тому, что это происходит.
- Какая неожиданная встреча, Химе-сама.
Химе-сама закатывает глаза и, ничего не говоря, уносит его в противоположную от дома сторону. До дома, конечно, несколько километров, но увеличивать это расстояние Энму не хочет.
Химе-сама, к сожалению Энму, молчит всю их дорогу. Химе-сама несёт его в общежитие и потом любезно помогает снять обувь с пальто.
Химе-сама закутывает Энму в плед и укладывает на свою кровать.
- Не дай бог ты спать не будешь.
Химе-сама ложится рядом, для верности укрывает их обоих одеялом.
Энму не удерживается от довольной улыбки.
- Наконец-то мы с тобой оказались в одной постели. Кажется, я мечтал об этом всю свою жизнь.
Химе-сама закатывает глаза.
- Ты не мог мечтать обо мне до встречи со мной.
- Кто знает?
Спит Химе-сама хоть и глубоко, но чутко - просыпается несколько раз на попытки Энму скинуть одеяло, чтобы так жарко не было.
Энму дёргает уголком губ, когда переводит взгляд с лица Химе-сама на кровать напротив.
Выпутывается из пледа аккуратно, старается не издавать ни единого звука, на цыпочках подходит к кровати Юкио. Как и ожидалось, Юкио не спит. Как и ожидалось, реакция у Юкио хорошая. Как _не_ ожидалось, спит он с пистолетом под подушкой, и этот самый пистолет упирается Энму в грудь.
Надо же, даже с глушителем.
- Собирался пристрелить братика так, чтобы никто не услышал?
- Нии-сан любит притаскивать домой всякую гадость.
Всякая гадость - это он про Незуко-чан, которую Химе-сама принёс в тихую общагу, потому что дома шумно и сложно подготовиться к контрольной.
Всякая гадость - это все, кто не нравится Юкио.
Энму наклоняется, хватает его руку за запястье, ведёт её выше. Проводит языком по глушителю, сжимает зубами.
"Стреляй, раз так охота" - громкими мыслями, которые ему наверняка понятны.
"Стреляй".
Энму не боится за свою жизнь - знает, что не умрёт - но не хочет доставлять такую боль Незуко-чан и Химе-сама. Энму не боится, но ему всё неймётся поиграть на чужих нервах.
Юкио, хоть и мудак последний, похоже, ещё понимает банальное: "это сделает брату больно".
Юкио, хоть и мудак последний, выдёргивает руку, пистолет вытирает.
- Ложись спать, убожество.
- Конечно-конечно, - кивает Энму, не высказывая вертящегося в мыслях саркастичного "дорогой младший братец".
Обнимать Химе-сама дольше пары минут Энму не снилось даже в самом прекрасном сне. Обнимать Химе-сама приятно, мягко и тепло. Энму довольно жмурится и забывается сном до самого утра.
Неужели его мучения закончены, пока внутреннее чудовище вновь не возьмёт верх?
***
Энму продолжает пользоваться своим положением, приходит к Химе-сама чаще обычного и довольно отмечает, что знатно бесит этим Юкио.
Это война.
Их война идёт на взглядах, мимике и молчаливом общении. Их война прерывается, когда их запаливает Химе-сама.
Конечно, Химе-сама их не ругает. Конечно, пользоваться своим положением Энму не прекращает.
И самое неприятное в этом - то, что Химе-сама ни о чём не догадывается. Химе-сама просто притаскивает его к себе, как ребёнка, пригревает и ведёт себя так, как должен, как заботливый старший брат.
Энму немного горько. Сам виноват ведь, можно было уже и сказать, но Энму знает, что ему ничего не светит.
Энму знает, что Химе-сама - сидящий с ним в библиотеке Химе-сама - его не любит, тупит с ним в материал чисто из солидарности и устраивает прогулки просто как друг.
Энму хочется закричать, но вместо этого он натягивает спокойную улыбку.
Химе-сама увлечённо водит двумя пальцами по тыльной стороне его левой ладони, губу закусывает, словно хочет что-то спросить, но не решается.
- Что такое, Химе-сама?
- Я видел это всего пару раз, потому мне интересно. Ты действительно можешь создавать рты на руках?
- Что-то вроде.
- Покажешь?
Глаза у Химе-сама горят ярко-ярко, Энму бы не смог ему отказать, даже если бы захотел.
Энму слабо прикусывает подушечку пальца Химе-сама, пока тот водит по зубам.
- По большей части они нужны для моей силы, но использовать их, как просто рты, я тоже могу. Есть, говорить-
- Целоваться? - спрашивает Химе-сама таким простым и будничным тоном, словно это само собой разумеется. Энму чувствует, что, похоже, его загнали в тупик, и пожимает одним плечом.
Химе-сама осторожно берёт его руку, наклоняется немного и целует. Со стороны жест, как у высшего общества, но Энму об этом думать не может, у него в мыслях крутится лихорадочное:
"Это Химе-сама и он почти целует меня."
- Никогда не думал в таком ключе, - с жаром по щекам и волнением. С мыслями: "не шути так, пожалуйста".
- Прости, сам не подумал. Но, позволишь ещё раз?
Энму кивает, протягивая уже правую руку. За эту же руку Химе-сама тянет его на себя и целует нормально, целует так, как мог целовать Морияму. Целует так, как Энму не смел даже мечтать.
И Энму, такой грязный, скверный, мерзкий Энму обнимает его за шею. Его - такого чистого и непорочного. Не пачкает, а сам становится чище.