Рассказывать бабка Варвара любила всякое: от страстей великих до сказочек малюткам. И каждый в доме любил её слушать, покуда она пряла. Веретено ловко крутилось в её иссохших руках, пока она хриплым стариковским голосом околдовывала внучков своих очередным сказом.
Но в один вечер она что-то замолкла, призадумалась. Веретено в её руках застыло на чуточку, а потом снова отмерло.
- Бабка Варя, ну скажи! Скажи, что ещё-то в деревне бывало?
- Ишь, ягоза какая! Всё "скажи, да скажи!" А нешто я уж не помню? Старая стала, да и мысли путаются...
- Обещалась же про кузнеца рассказать!
- Ох, утомили старуху! - улыбнулась Варвара, подняла голову, поправила тлеющую лучинку и, отложив работу в сторону заговорила.
***
Да что уж тут сказывать-то? Жил был у нас Любомир-Кузнец. Паря видный, статный, девки по нему так и страдали по деревне. Ишо бы не страдали! Красавец он был знатный. В плечах широкий, руки крепкие, лицом хорош вышел. Но он чудной был - кроме печи и кузнечных мехов ничего в этом свете не видывал. Даже на праздники деревенские не ходил. Всё работал и работал без продыху. Свету белого не видал.
Но пошёл как-то раз по воду к реке, да так и обмер - на бережку лежала девица бездыханная.
Красоты она казалась неписаной - не деревенским девкам неказистым чета. Коса черная до поясу легла, лик белый, аки саван. Персты тонкие, как веточки березовые, щечки румяные. Любая бы чёрной завистью истлела. Замер Любомир - не в силах глаз оторвать. Но не только из-за того, что красива больно, а сколь потому, что нагая совсем была девица - в чём мать родила.
Видать выбралась девка из воды - да и без сил осталась: водоросли в волосах застряли, на теле грязь да чешуйки рыбьи.
Забыл Любомир про воду. Скинул с себя рубаху, накинул на девицу, да и понёс в дом свой. Благо, что никто из деревенских не видал.
Не приходила в себя красавица, дышала только едва-едва. Хладная она была, будто мертвец из могилы. Укутал её Любомир в покрывало, растопил погорячее печь и побежал скорее к ведунье местной. Она всё с людей хворь снимала, да раны помогала врачевать. Привёл он её в своё домишко, да и оставил с девицей.
Та её умыла, одела, но не просыпалась девонька.
Долго лечила её ведунья: и травами и заговорами. Пришла бедолага в себя нескоро. А как открыла глаза и взглянула ими на кузнеца - влюбился тот без памяти. Ведунья строго-настрого запретила её в деревню выпускать. Люд был дурной. Могли подумать, что река ведьму принесла вместе с бедой. Людям - им бы лишь виноватого найти. Да нет ни на ком в мире вины кроме нас самих.
Не виноват был кузнец в том, что ум потерял из-за красавицы. Спросил имя её - а память-то у девки отшибло. Ни имечко не помнила, ни откуда она, ни как её река принесла. Смотрела она на Любомира, не стесняясь. Другая б на её месте уже б со стыда померла, а эта сидит и молчит. Только головой кивает.
Стала безымянная жить у Любомира. Он и так-то затворником был, а уже опосля девки той совсем ото всех закрылся. Никого в дом не пускал. Разве что в кузницу свою. Токмо ведунью пускал, чтобы та девку лечила. Пошёл слушок, что он с чертями связался и в дому их держит, а ведунью пускает потому, что она с ними сладить может. Однако за подковками к кузнецу народ всё ж заглядывал.
Имя своё красавица так и не вспомнила, хотя и оправилась. Потому нарекла ведунья бедняжку Велеокой - за глазищи огромные, зелёные. Так и жила она с кузнецом. А тот, прежде молчаливый и угрюмый вдруг улыбаться стал, даже посмеялся раз, когда Велеока на себя покрывало с печи уронила.
Всё в ней ему любо стало: голос её был тихий, но мягкий, спокойный. Говорила она - словно реченька журчала. Смеялась и улыбалась. Хозяйствовать у него она стала в доме. Горница с ней посветлела, пол чище стал, ни одной паутинки по углам не притаилось. Дивился Любомир, да нарадоваться не мог.
И шло у них всё ладно. Ведунья взялась Велеоку учить. Учила травы заваривать, лечить, кашеварить. Но окажись - готовить-то девка умеет, да еще и вышивать оказалась мастерицей. Попросила она у старой ведуньи однажды полотно белое, да и нитки красные с иглой. Заперлась в горнице и шить принялась. Долго гадал кузнец - чем же девка занимается, покуда она не вышла оттуда. Держала Велеока в руках красивую расшитую узором рубаху.
- Благодарствую, глазастая моя краса, но почто она мне? В такой рубахе только на праздники ходить, а я на них забыл появляться.
- Так сходи, скоро Русалья неделя начинается, - прошептала красавица и пошла за кузнецом. - Много девушек там будет.
- Без тебя не хочу туда идти.
Жар от печи палил, но не уходила краса, присела токмо в уголочке и глядела на работу Любомира. А у того руки дрожали, по спине холод шёл - настолько пристально глазела Велеока.
Ни одна девка деревенская так на него не смотрела. А она - до нутра пробирала, душу выворачивала. Не удержался кузнец - бросил подкову и присел рядом. Обнимал девицу, целовал. Она - счастьем светится, как звездочка на небе - смеётся, к нему жмётся. Ластится, как кошка.
Не зная саму себя, прошлого не ведая, влюбилась девонька в кузнеца. Зажили они как муж и жена. Всё хорошо у них было, всё ладно, покуда днем жарким не купалась Велеока в большой бадье. А мимо двора проходил парнишка-пьяница Некрас. Дёрнул его чёрт заглянуть без спросу во двор Любомиров. Сам-то кузнец у печи стоял, в кузне, а девка в бадье мылась во дворе. И увидал её дурной! Испугался спьяну, побежал по деревне, да голосить начал во весь голос, что нечистая завелась у кузнеца во дворе. Что в бадье у него русалка сидит!
Велеока его-то не заметила, умылась себе спокойно, да пошла одеваться, а у ворот кузнеца люд начал толпиться. Всем не терпелось нечисть увидеть, а Некрас - дурень, стоит да голосит:
- Вона, в той бадье она! Богами клянусь! Пусть меня покарают ежели сбрехал!
Вышел на крики кузнец. Выслушал всех. А потом улыбнулся, подошёл к бадье, да уронил её наземь. Залила вода половину двора. Бадья оказалась пустой. Посмеялся люд, конечно, да и разошёлся по домам. А Некрас так и не унялся. Стал блюсти за домом Любомира. И снова увидал Велиоку - понесла девка крынку с молоком названному мужу своему. Снова пошёл дурак всем балаболить. Люд и верил, и не верил. Кто-то высмеивал Некраса. Злиться он начал. Ишо пуще принялся за домом следить. Ещё и друга своего позвал. Снова увидали они, как Любомир понёс девушку в дом.
Снова пошёл слух. Намного хуже - сказывали теперь, что грешит кузнец с нечистой. Девки деревенские завидовали и осуждали русалку - как прозвали они Велеоку.
Узнал Любомир о слухах дурных. Делать нечего. Надобно было идти к старосте деревенскому на поклон, да просить поженить его с Велеокой. Ибо жизни он уже без неё не представлял. Да и она в нём души своей не чаяла. Пусть и прошлого своего так и не вспомнила.
- Люд тебя видел. Надобно будет жениться, а то нам жить спокойно не дадут, - сказал как-то раз Любомир, ночью обнимая Велеоку.
- На что жениться? Мы и так уже муж и жена, - улыбалась ему красавица. - А народ пусть потешается. Им же худо будет.
- Откуда ты ведаешь?
- Ведаю, что нельзя нам к старосте идти... Что-то страшное случится.
Но не послушал кузнец свою жену. Собрались они всё-таки к старосте идти на праздник. Женил тогда старец парней да девок. Дошла очередь до кузнеца и русалки. Не дал разрешения на брак старец. Девку вовсе хотел с обрыву сбросить в реку - ибо вода от греха очищала, а девица наверняка была грешницей, раз жила наспокое у чужого мужчины.
Не унимался кузнец. Всё на своём стоял. Староста не дал ответу. Решил только последить за ними на празднике, а потом уже сказать - даст своё добро али нет. Делать нечего. Огорчились Велеока с Любомиром, да порешили на игры всё ж пойти.
А там все бежали от них, как от прокажённых. Стоило подойти, как трель смолкала вместе с голосами людскими. Злобно глядели на красавицу-русалку деревенские бабы, а мужики меж собой перешёптывались, да тихо завидовали кузнецу. Но никто упротив его слова не посмел сказать. Силушка-то у кузнеца была немалая, а нрав больно уж горячий.
Принялись девки с парнями через костёр прыгать. Испугалась поначалу Велеока, в сторонке осталась. Прыгнул Любомир вперёд, высоко и ловко, а уж потом и ненаглядная его решилась. Говаривали, что она всё ж огонь задела, только он ей таки ничего не смог сотворить плохого.
Дивились люди - как же нечистую огонь-то пропустил спокойнёхонько?
А Некрасу всё неймётся. Задумал он подлость сотворить. Подошёл к одной из девок деревенских. К той, что шибче всех Любомира любила и ревновала - Весее. Да и предложил ей Велеоку заманить к реке, да и сбросить оттудова, а деревенским сказать, что нечистая в воду спряталась. Та живёхонько согласилась.
Стали ждать они, пока красавица одна останется. И вот - отлучился кузнец. Нет его и нет. А Велеока спокойнёхонько в сторонке стоит, на пляску девок смотрит, да пританцовывает.
- Ты же жёнка кузнеца? - подошла к ней Весея. - Он говорил, что на бережку тебя поджидает. Просил провести.
- Но як же? - удивилась "русалка". - Он же сам сказал мне тут его ждать.
- Мне что велено - то и передала. Так пойдёшь? Он тебя там дожидается! - фыркнула девка и пошла в сторону реки.
Делать нечего - пошла Велеока за Весеей. А та совсем далёконько увела её от места праздника. Привела к обрыву. Видит красавица, а на самом краюшку стоит парень. Улыбнулась девка побежала к нему, и только потом разглядела, что это не Любомир был. Некрас схватил её да скинул в реку. Тут уж выбежали на берег Староста, мужики да бабы деревенские. Ибо староста всё ж глаз-то с голубков не спускал. Следом уж и кузнец показался. Услыхал, что жену его в реку кинули, так следом и сиганул с обрыва.
И не видал их никто больше. Ни кузнеца, ни его русалки из бадьи. Неведомо никому, что с ними стало. Кто-то говорил, что разбились они насмерть оба. Кто-то сказал, что Велеока и впрямь оказалась русалкой, ибо сарафан её на берегу потом нашли рядом с рубахой кузнеца. Сказывали, что она его в нечисть обратила.
Староста жестоко наказал Некраса с Весеей. Но и поделом им. Ибо смертоубийство - грех великий.
***
- Бабка Варя, а ты видала кузнеца с русалкой?
- Видать не видала, но как-то раз на берегу слышала два голоса. Будто девушка с пареньком смеялись. Токмо рядом-то не было никого совсем. Кто знает - может то Любомир с Велеокой были?