Карантин был тем еще злом. Арсений понял это еще во времена ковида, когда провел два месяца дома взаперти с трехлетним сыном, которому вечно хотелось играть, бегать и узнавать все на свете. И он, конечно, любил своего маленького альфенка до невозможности, но тогда Арсений был готов чуть ли не молиться на короткие тихие часы днем и минуты уединения, которые они с Антоном пытались выкраивать друг другу каждый день. В те времена были, конечно, и плюсы: они провели много времени втроем, отдохнули от бесконечной работы, да и вообще, никто из них так и не заболел.
Но сейчас все было иначе.
Потому что карантин теперь был условно только у сына. Платон притащил из садика ветрянку и вот уже почти неделю сидел дома, а вместе с собой запер дома и своих родителей. Правда, к сожалению, не вместе, а по очереди. Так как сначала у Арсения был завал на работе и домой он приезжал только под вечер, а один раз вообще лишь в аккурат к сказке на ночь. А потом у Антона начинались запланированные концерты.
Хотя Антон уезжать совершенно не хотел. И скорее всего, так никуда и не поехал бы, если бы в единственную общую свободную неделю в их графиках у них не были запланированы поездки к родителям, которые давно не видели внука. Только благодаря этому, Арсений с трудом, но уговорил мужа ничего не переносить. Как будто он три дня с собственным сыном провести не мог. Однако даже в утро перед отлетом, Антон сидел на кухне и думал, не отменить ли ему все и не остаться дома. И это несмотря на то, что у Платона уже прошли все симптомы кроме высыпаний на коже. А виной тому было то, что Арсений ветрянкой никогда не болел. Он в свое время пережил кучу карантинов и в садике, и в школе. И ничего. Но Антон все равно боялся, что он заразится.
И может, все-таки не на пустом месте.
К вечеру второго дня с отъезда Антона у Арсения внезапно разболелась голова, а сил не осталось совершенно ни на что. И быстро перебросившись парой сообщений с Антоном, он умудрился уснуть посреди диалога. Но то, что тогда Арсений хотел списать на усталость от дня с неугомонным ребенком, на утро никуда не пропало. Хотя почти восьмичасовой сон точно пошел бы ему на поправку. Все-таки, сколько бы не шутил Антон по поводу его возраста, сохранился он очень даже ничего. Да и возраст у него еще не такой уж и большой был. Но Арсению на следующий день как будто стало только хуже. Вдобавок к квадратной голове и усталости, у него еще появилась сухость во рту и ломота в теле. А самое страшное, что все тело начало жутко чесаться.
Арсения охватили смутные подозрения. Недовольно поднявшись с постели, он на ватных ногах тихо потопал в ванную, чтобы не разбудить Платона раньше времени. Единственным плюсом в болезни сына была возможность просыпаться позже семи, по которой Арсений неожиданно для себя начал скучать после его рождения. Казалось бы, он раньше сам любил вставать ни свет ни заря, а нынче вон расстраивался, что в начале девятого был вынужден идти за градусником.
Тот до сих пор лежал прямо на полке под зеркалом с первого дня болезни Платона, которые тот пролежал со слабой температурой. Арсений уже начал надеяться, что если у него то, о чем он думал, то и он сам промучается не дольше. Хотя результат на градуснике почти на градус выше, чем был у сына, заставил его напрячься. Температура у Арсения подскакивала редко, все простуды и гриппы обходились обычно болячками на глазах, но если та все-таки поднималась, то всегда высоко и резко. И переносил он ее, к сожалению, на редкость плохо. А сейчас к тому же вообще было не самое лучшее время болеть. Внимательно изучив свое отражение в зеркале, он не обнаружил на себе ни одного прыщика, что чуточку его успокоило, и быстро умывшись, Арсений решил разбудить и накормить Платона, пока он совсем не слег.
В детской творилась квинтэссенция всех интересов его сына — от футбола до рисования. Платон умудрялся увлекаться буквально всем. За полтора года он успел попробовать с десяток кружков, и они с Антоном даже смеялись между собой, что тот решил научиться всему еще до школы. И с игрушками была та же ситуация; одну неделю он хотел быть пиратом и не выходил из дома без шпаги, а в другую уже был космонавтом и собирался лететь в космос.
А сейчас его новая фаза включала любовь к животным, поэтому весь пол был завален разнообразными зверушками, выпрошенными у них с Антоном. Или точнее подаренными в попытке отвлечь от бесконечных просьб завести собаку. Против собаки они, собственно, ничего не имели, но в последнее время в их разговорах все чаще проскальзывала мысль завести еще одного ребенка, и они оба пока негласно решили повременить с домашними животными.
Хотя их предложение пока потренироваться заботиться о питомцах на какой-нибудь игрушке Платон выполнял со всем энтузиазмом и не отпускал своего любимого
плюшевого жирафа от себя ни на шаг. И даже во сне крепко прижимал его к себе. Арсений, несмотря на дикую ломоту в теле, не смог сдержать умиленной улыбки. Вся стойкость сурового альфы пропадала в нем вмиг, стоило ему увидеть сына. Он осторожно пробрался мимо лавины игрушек, которые они не стали вчера собирать, и присел на краешек кровати.
— Эй, Платош, просыпайся, — прошептал Арсений, погладив его по плечу. — Ты что на завтрак хочешь?
— Папа? — сонно пробормотал тот, не открывая глаз. Арсений приложил руку к его лбу и облегченно выдохнул, поняв, что хотя бы температура поднялась у него одного. — Ты горячий.
— Я знаю, — мягко согласился Арсений, думая, что Антон бы сейчас обязательно захихикал от таких слов. — Ты кушать что будешь?
— Варенье, — заявил с зевком Платон, как и последние шесть дней до этого.
— С блинчиками опять?
— Ага, — мечтательно вздохнул он и свесил ноги с кровати. — А можно на ручках до кухни?
Арсений вздохнул и потрепал его по волосам.
— Давай не сегодня, хорошо? И кому-то сперва еще надо зубы почистить.
Платон кивнул и, схватив любимого жирафа, понесся в ванную, как будто это не он спал еще минуту назад. Порадовавшись его бодрости, Арсений оглядел масштабы хаоса и, смирившись с тем, что сегодня сил у него не хватит разгрести весь бардак, а один Платон точно отвлечется на что-нибудь, махнул на все рукой и пошел на кухню.
Блины у них остались еще со вчера, банку малинового варенья они с Антоном тоже открыли, еще когда сын только заболел. Их сын настолько привык к тому, что любую его простуду они лечили так, и просто отказывался слушать любые аргументы о том, что у него в этот раз была совсем другая болезнь. Упорством он явно пошел в Арсения, поэтому переубеждать его было бесполезно, и было проще согласиться. Все равно эта вера им еще не раз пригодится.
Включив чайник и поставив блины в микроволновку, Арсений изможденно опустился на стул и потер виски. Ему нужно было взять себя в руки и как-то продержаться сегодняшний день. Лучше никак не становилось, но пугать Платона совершенно не хотелось. Арсений все-таки последний раз серьезно болел, когда сыну был всего год, и вряд ли тот помнил это. Для него папа всегда был самым здоровым.
Через пару минут Платон прибежал на кухню и радостно показал ему свои чистые зубы. Арсений, быстро натянув на лицо улыбку, похвалил его и постарался вести себя как обычно. Он сполоснул их кружки, налил кипяток и бросил по пакетику чая, пока сын доставал им ложки. Аппетита у него совсем не было, но он все равно достал из шкафа два блюдца и, передав их сыну расставлять на столе, потянулся за разогретыми блинами. Правда, только от одного их запаха его уже начинало подташнивать.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил Арсений сына, чтобы хоть как-то отвлечься.
— Хорошо. Только чешется все.
— Спасибо бабушкиному варенью, — усмехнулся Арсений, и залив горячий чай холодной водой, протянул стакан Платону. — Сейчас мы еще новые пятнышки помажем, и они перестанут чесаться.
Платон согласно кивнул, слишком занятый наворачиванием блинов. Хорошо хоть на его аппетит болезнь никак не повлияла. И пока Арсений с трудом впихнул в себя две ложки варенья, тот успел съесть целых два блина.
— А мы гулять сегодня пойдем? — спросил Платон, облизывая пальцы, как только опустела его тарелка.
Арсений поморщился, глядя на эту картинку. Его коробила эта дурацкая привычка, от которой у него все никак не получалось отучить ни сына, ни мужа.
— Пока еще нельзя. Так что мы еще дома денек посидим, а завтра, может быть, вечером уже с па погуляем.
Платон задумался.
— А сегодня тогда что будем делать?
— А сегодня давай просто устроим ленивый день; на компьютере поиграем, мультики посмотрим…
— И в прятки поиграем? — громко добавил свое предложение Платон, смотря на него своими большими зелеными глазами.
— Если очень хочется, — не смог отказать Арсений, надеясь, что после вчерашних догонялок, его организм это выдержит. — А еще тебе сегодня уже точно можно в ванной поплавать, если ты не передумал. Правда пока без пены.
— Не передумал, — тут же закивал Платон, подскакивая на стуле.
Он еще при Антоне упрашивал набрать ему ванную, но в интернете писали, что в первые дни лучше с этим повременить, и они тогда так и не рискнули. А сейчас раз уж он очевидно на поправку шел, было уже и не так страшно. Да и Арсений надеялся, что пока просто рядом посидит, может хоть сил чуть наберется.
Да и вообще, сегодня ему нужны были все возможные способы развлечь сына без его активного участия.
***
Платон радостно купался в компании всех своих резиновых уточки, кита и краба. Его правда поначалу немного расстроило, что зеленые точки по телу от воды немного смывались, но Арсений успокоил его, что они потом нарисуют новые, и тот быстро переключился обратно на свои игрушки. Игра у него складно шла и без участия Арсения, поэтому он просто сидел рядом с ним на кресле-мешке, притащенным из детской, и следил за тем, чтобы сын ненароком не поранился. Вот только голова болела все сильнее, и сосредоточиться было не так уж просто.
— … Папа!
— А, что? — встрепенулся Арсений, открывая не пойми в какой момент закрывшиеся глаза, и повернулся к сыну.
— Ты падать начал, — растерянно произнес Платон, смотря на него испуганными глазами.
— Я всего лишь устал, — успокоил его Арсений и сжал его протянутую руку в своей. — Папе, кажется, надо немножко полежать, и все пройдет.
— Пойдем тогда лежать, — тут же собрался Платон, чуть ли не вываливаясь из ванной.
Только многолетний опыт Арсения ловить сына в любое мгновение спас того от падения. И пока он боролся с неожиданно возникшей одышкой, Платон успел сам выдернуть пробку, чтобы спустить воду, и даже закутаться в халат. Арсений краем глаза наблюдал за ним и поражался, когда тот успел стать таким взрослым. Но хорошо, что не до конца, потому что его маленькая ладошка в его руке казалась слишком правильной при любом самочувствии.
Платон, не теряя времени, сразу повел его за собой в гостиную. У них была не самая большая квартира, но диван еще никогда не казался Арсению таким далеким, и оказавшись рядом с ним, он сразу лег, больше не в силах удерживать вертикальное положение. Сын рядом с ним замер на месте, явно не зная, что ему дальше делать и как себя вести.
— Поиграем сегодня тут, ладно? — Платон как болванчик закивал головой, а у самого в глазах уже чуть ли слезы стояли. Арсений похлопал по месту рядом с собой и, дождавшись, когда тот присядет рядом с ним, обнял сына обеими руками. — Да не волнуйся ты так, все хорошо. Заболел папка немного, с кем не бывает? Ты же тоже болел у нас и вон как быстро выздоровел. Я буду с тебя пример брать.
Последнее предложение, казалось, немного его успокоило. Арсению было совестно, что он так быстро сдался и слег, но тут же пришел к выводу, что было бы гораздо хуже, если бы он попытался бегать и еще, не дай бог, потерял бы сознание или просто упал. Он ведь сам толком не знал, что можно было ожидать от себя в таком состоянии и решил перестраховаться. Зато Платону казалось, что у его проблемы был очень простой выход.
— Надо па позвонить и домой его вернуть.
— Не надо ему звонить, — остановил его Арсений, когда тот уже собирался соскакивать с дивана. — Мы же с тобой взрослые альфы, сами справимся. Согласен?
Платон быстро закивал в ответ, но уже через пару мгновений задумчиво поинтересовался.
— А если главный альфа в доме заболел, получается, я теперь за тебя, и должен помочь тебе выздороветь?
Арсений как-то не ожидал такого вывода, но если сыну так было проще, то он не видел повода отказываться. Хотя откуда у него все эти идеи про главного альфу, надо еще будет потом расспросить. Потому что они с Антоном всегда ему говорили, что они все равны, и главного у них дома нет.
— А тебя кто лечить будет? — подловил его Арсений.
Платон пожал плечами.
— Ты? — спросил он, растерянно хлопая глазами. — Я же могу тебя лечить, а ты меня.
С этим Арсений поспорить не мог.
— Договорились.
Он протянул сыну ладонь, и Платон пожал ее с настолько важным видом, как будто они многомиллионную сделку заключали, не меньше. Правда весь эффект смазывал надетый на нем плюшевый халат с кошачьими ушками, но так было даже лучше. После этого Арсений отправил его переодеться в пижаму, а сам в это время проверил телефон и ответил на сообщение Антона, порадовав того, что Платон был здоровее всех, и скромно умолчав о своем самочувствии. В конце концов, Антону еще выступать вечером, незачем его было волновать.
Через пару минут после того, как он отложил телефон, Платон вернулся к нему с охапкой игрушек и бросил их все на пол. А потом вытащил из всей этой горы своего любимого жирафа и протянул ему.
— Возьми себе Джека. Он мне больше всего выздороветь помог.
Арсений осторожно положил его себе под бок и, не удержавшись, приподнялся и поцеловал сына в щеку.
— Спасибо. В такой компании мне теперь точно ни одна болезнь не страшна.
— Надо тебя еще как доктор Айболит осмотреть, — довольный похвалой добавил Платон и крикнул уже на бегу. — Сейчас я чемоданчик принесу.
Арсений предпочел бы просто поспать, но он понимал, что раньше часа ему это не светило. А значит, оставалось лишь перетерпеть все обследование и в конце сделать вид, что ему стало лучше. Хотя Платон так старался, что отказать ему все равно было бы сложно. Тем более, когда он вернулся и важно раскрыл на полу свой набор, сходу надевая круглые очки. Арсений внимательно следил за тем, какой прибор выберет сын, и был приятно удивлен, когда тот вытащил фонендоскоп.
— Меня доктор так лечил, — поделился Платон и принялся водить прибором по груди.
Расслабившись под его осторожными движениями по всему телу, Арсений не смог сдержать улыбку, когда сын даже руки ему все прослушал. Но на этом он не остановился, и только после использования термометра, лупы и двух уколов в пупок Платон смог вынести свой вердикт.
— Пациент правда больной.
У Арсения на секунду глаза расширились от такого заявления, но потом его закипающий мозг понял, что к чему, и он усмехнулся.
— Вы правы, доктор, — все-таки включился он в игру. — И что же мне теперь делать?
— Лечиться вареньем и зеленкой, — как нечто разумеющееся произнес Платон, но уже через несколько секунд скромно добавил. — Только ты можешь сначала меня намазать, пожалуйста? А то оно опять чешется все.
— Я же обещал. Тащи лекарства.
Платон ускакал обратно к себе, а Арсений, тяжело кряхтя, сел на диване. Голову прострелило резкой болью, и он ухватился за висок. Надо бы отвлечь чем-то сына и дойти до аптечки. Можно было даже ноутбук ему с играми дать. Пусть оторвется.
Вернувшись в комнату с флакончиками в обеих руках, он протянул их Арсению и встал перед ним, расставляя руки в разные стороны.
— Заголили прессяки, — хихикая, повторил Платон фразу, с которой его всегда мазал Антон, стоило Арсению потянуть вверх его футболку.
Новых пятнышек у него, к счастью, уже почти не было, но Арсений все равно протер его всего антисептиком и отметил их зеленкой. Платон, почти не дергаясь от щекотки, дал всего себя обработать, но стоило ему услышать предложение поиграть на компьютере, он тут же потерял все свое терпение и радостно подпрыгнул на месте.
— А ты? — стушевался он через мгновение, поднимая на Арсения взгляд.
— А я рядом полежу и понаблюдаю, идет?
Арсений сходил в спальню и принес ему ноутбук, а себе взял с кровати свою подушку и одеяло, потому что озноб начинал брать свое. И пока Платон выбирал игру, выпил таблетку жаропонижающего, которое прописали сыну, на случай, если тому вдруг станет хуже. Знал бы Арсений тогда, что себе таблетки, получается, покупал, ни за что бы не поверил.
Следующие пару часов они провели, не вставая с дивана. Температура у Арсения вроде немного спала, хотя появившаяся боль в горле и жуткий зуд по всему телу все равно не давали расслабиться. Джек все это время лежал под боком, и Арсений периодически утыкался в него носом, расслабляясь от мягкого запаха сына, которым жираф пропитался насквозь. Платон постоянно его проверял, просился подержаться за руки и очевидно старался вести себя как можно спокойнее, чтобы не беспокоить Арсения лишний раз. За что он был ему безгранично благодарен.
Хоть Платон и был альфой, в такие моменты он всегда напоминал ему Антона. Тот тоже всегда пытался убедиться, что всем вокруг комфортно, даже если ему самому в это время нужна была поддержка. Это вообще было одной из первой деталей, которые его очаровали в будущем муже. Еще когда он впервые пришел к ним в студию на первую, как потом оказалось, в своей жизни съемку, принес каждому кофе и буквально за десять минут успел расположить всех к себе, а потом перед камерой так зажался, что Арсению пришлось всячески подбадривать и помогать ему с позированием. С уверенностью, к счастью, у Платона было лучше, но вот это его желание заботиться обо всех явно было генетическим.
Когда подошло время обеда, Арсений нашел в себе силы разогреть остатки вчерашнего супа. И под пристальным взглядом Платона, которого самого не так давно упрашивали поесть, он даже смог впихнуть в себя половину тарелки. Но вот дальше совсем не пошло, и как бы тот не уверял Арсения его же словами, что он всю силу на дне оставил, больше Арсений съесть так и не смог. Горло драло от горячего, поэтому пришлось идти с сыном на сделку и соглашаться выпить остатки его сока. Но несмотря на это, стоило Арсению предложить лечь на тихий час, Платон тут же вцепился в его руку и наотрез отказался расходиться по разным комнатам.
— Давай я лучше с тобой полежу, — упрашивал он Арсения. — Па со мной спал, когда мне плохо было, теперь моя очередь.
— Ладно, останемся вместе, — сдался Арсений меньше через минуту, хотя голова трещала так, что хотелось вешаться или хотя бы запереться одному в какой-нибудь темной каморке.
В итоге он отправил Платона за своим плюшевым зверинцем, чтобы хоть на минуту остаться в тишине, и, быстро задвинув светонепроницаемые шторы, с облегчением улегся в спальне. Вот только уже через мгновение его покой прервал стук в дверь. Арсений разрешил заходить, и Платон прошел в комнату, тут же завертев головой во все стороны, поскольку обычно они с Антоном не впускали его к себе, а тому вечно все было интересно. Арсений похлопал по стороне кровати Антона, привлекая к себе внимание, после чего Платон, сбросив на кровать всю охапку игрушек из своих рук, забрался наверх вслед за ними.
— Я же тебе помогаю, да? — вдруг неуверенно спросил Платон, устраиваясь у него под боком.
— Конечно, помогаешь, — успокоил он сына и потрепал по макушке. — Я бы без тебя точно не справился.
Арсений укрыл его одеялом и закрыл глаза. Он всегда души не чаял в этом маленьком альфенке, но сегодня Платон превосходил себя. То, насколько он старался его не напрягать и волновался за его самочувствие, вызывало в нем как в отце гордую улыбку. А как в заболевшем человеке еще и бесконечную благодарность, которая росла все сильнее по мере того, как он погружался в сон.
***
Когда Арсений проснулся, лучше чувствовать он себя, к сожалению, не стал. Вернее даже, ему, наоборот, стало только хуже. Тело казалось ватным, глаза жгло, а кожу хотелось сорвать с себя от противного зуда. Но это все отошло на второй план, стоило ему понять, что на кровати он лежал один. Арсений тут же соскочил с места и, не обращая внимания на закружившуюся голову, поспешил на поиски сына. Дверь в детскую была открыта, и он уже хотел идти туда, но в этот момент до него донесся грохот из гостиной, и он поспешил в ту сторону.
И давно он не видел свою квартиру в таком раздрае. Весь ковер был засыпан подушками, большая часть игрушек из детской теперь тоже валялась здесь, и зайти в комнату, ни на что не наступив, оказалось не так уж и просто. Арсений на цыпочках добрался до дивана и сел рядом с Платоном, который, заметив его появление, тут же подскочил с подушек и поспешил к нему с объятиями.
— Ты проснулся!
В голосе сына была столько радости по этому поводу, что недовольство бардаком тут же отошло на второй план. Арсений не удержался и чуть ли не из последних сил усадил его себе на колени. Платон прижался к нему всем телом и уткнулся носом ему в ключицу. В последнее время он делал так все реже, но рефлекс успокаивать сына в такие моменты никуда не делся, и Арсений на автомате начал поглаживать его по спине и мягко поинтересовался.
— А ты чего меня не разбудил?
— Я пытался! — громко воскликнул Платон ему прямо в ухо. — Но ты не просыпался, а потом па сказал тебе не мешать и тихо поиграть пока одному.
Арсений оглянул масштабы бедствия и тяжело вздохнул. Тихой игрой тут даже не пахло, и как он умудрился проспать такое, оставалось для него загадкой. А судя по часам, проспал он часа на полтора дольше Платона. Хотя был бы Арсений дома один, он бы и еще столько же поспал. Потому что уже сейчас ему снова хотелось просто полежать и ни о чем ни думать. И уж тем более не было никакого же желания убирать весь этот аврал.
— Ты па позвонил, что ли? — спросил Арсений, когда до него дошло, кто все это посоветовал Платону, и попытался вспомнить, лежал ли его телефон на тумбочке, когда он проснулся. — А что он еще тебе сказал?
— Сказал, что не болеет и приедет домой, как только сможет.
Арсений покачал головой. Платон оторвался от его шеи, но стоило ему слезть с колен, как он тут же попросил его наклониться. Хотя все тело просило откинуться назад и полежать, разум победил, и Арсений все-таки заставил себя вытянуться вперед и замер в паре сантиметров от лица сына. И даже не пожалел об этом, потому что в этот же момент Платон поцеловал его в лоб.
— Это чтобы ты выздоровел быстрее. А то у тебя там как у меня прямо пятнышки появились, — обрадовал он Арсения.
— Спасибо, — слабо улыбнулся он в ответ. Теперь еще и в зеркало без страха не взглянешь на себя. Просто замечательно. — Соберешь подушки обратно по местам, хорошо?
— Очень надо, да? — немного скис Платон и после уверенного кивка Арсения тяжело вздохнул. Но, к счастью, спорить не стал и принялся наводить порядок.
Через десять минут в гостиной стало заметно чище. Подушки под руководством Арсения вернулись на свои места, игрушки вернулись в свои ящики и частично были возвращены обратно в детскую. И пока Платон был занят уборкой, Арсений успел тайком закинуться таблетками и вернулся на диван, куда через несколько минут прибежал сын с зеленкой и антисептиком в руках.
— Тебя опять намазать?
— Нет, — отмахнулся от него Платон, не давая ему флакончики. — Теперь моя очередь тебя мазать.
— А на мне так много пятнышек уже? — удивился Арсений, но, опустив взгляд на голые ноги, сам смог ответить на свой вопрос. Там, где до тихого часа была чистая кожа, теперь было почти с десяток розовых пятен.
— Заголили прессяки, — поторопил его Платон, и Арсений подчинился и потянул наверх футболку, думая про себя, что еще пара дней, и он прибьет Антона за то, что научил Платона этой фразе.
Доверившись благоразумию сына, Арсений дал ему кусок ваты и разлегся на диване. Платон забрался на него и с сосредоточенным лицом принялся медленно водить смоченной в антисептике вате сначала по лицу, а потом и по шее, рукам и туловищу. Зуд потихоньку спадал, и только из-за этого он был готов позволить сыну сидеть на нем сколько ему вздумается. И видимо, он слишком расслабился и немного задремал, потому что когда Арсений открыл глаза в следующий раз, весь его торс был изрисован не только зелеными точками, но еще и какими-то рисунками.
— Это что? — осторожно спросил Арсений сына, продолжающего самозабвенно рисовать что-то на его руке.
— Это рисунки, папа. Ты сам мне говорил, что так болеть веселее.
Арсений не мог с этим поспорить. Они с Антоном действительно в первый вечер его болезни изрисовали его живот разными животными, чтобы Платону было не так грустно. И, кажется, эти рисунки держались дня три, прежде чем начали стираться. Но Арсений быстро успокоил себя, подумав, что ему все равно теперь в люди нельзя, так что можно было и разрисованным походить. Главное, больше не засыпать поблизости с зеленкой.
Поэтому на оставшуюся часть вечера Арсений попытался взять инициативу в свои руки. Лучше в ближайшее время ему явно не собиралось становиться, а Платон и так весь день кружился вокруг него. Правда, на словах это оказалось осуществить проще, чем на деле. Стоило ему подняться с дивана, как барабан, бьющий весь день в голове, превратился в кучу молотков, но Арсений все равно решил не сдаваться и смог целых двадцать минут проиграть с Платоном в прятки. И только когда у него начали подкашиваться ноги, пришлось быстро доставать сына из шкафа и придумывать развлечения полегче.
Так они посчитали все точки на его теле, которых к радости Арсения, оказалось меньше, чем чисел, известных Платону. Потом сын устроил перед ним концерт, и при всей любви к песням группы Антона уши и голова Арсения сразу начали требовать пощады, но он держался как мог и даже хлопал после каждого номера. Зато снова лежа. На ужин они вместе приготовили омлет и съели его с одной тарелки, после чего Платон по слогам сам прочитал ему пару страниц из Айболита.
Но вот когда настала пора ложиться спать, Платон не выдержал и расплакался. Видимо, плохое самочувствие Арсения сказывалось на нем не меньше. Он наотрез отказался отходить от Арсения, почему-то уверенный, что ночью с ним что-то случится, упрашивал привести Антона домой и отказывался отпускать его руку. Арсений тут же забил на себя и из последних сил начал его успокаивать, но когда тихие всхлипывания превратились в истерику, сдался и на руках унес сына в спальню. Плюшевые игрушки все еще лежали здесь, включая Джека, которого Арсений тут же протянул Платону. С тяжелым сердцем, головой и дыханием он полчаса слушал страдания сына и терпеливо наглаживал его по голове, пока тот так и не уснул с тихим подвыванием. Звенящая тишина, повисшая в квартире, давила ничуть не меньше его плача, но Арсений настолько вымотался, что сам через несколько минут отключился, даже не выключив свет в квартире.
***
Посреди ночи Арсений проснулся от копошения в коридоре. Точного времени он сказать не мог, поскольку телефон не отозвался на касание и продолжал лежать мертвым кирпичиком. Но судя по Платону, мирно сопящему рядом с ним, была середина ночи, и никого кроме них двоих в квартире еще не должно было быть. Поразмыслив пару секунд, Арсений сдался и решил выяснить, что там происходит. Заодно и от головы что-нибудь выпить, раз уж он проснулся.
Однако стоило ему выйти в коридор, как все эти мысли отошли на второй план. Потому что он чуть ли не сходу влетел в собственного мужа, вышедшего из детской. Антон был в своей концертной футболке, из-под ворота которой выглядывала метка, даже спустя столько лет, ярко выделявшаяся на фоне бледной кожи. А вот маленький засос прямо под ней, который он поставил перед самым отъездом, успел, к сожалению, исчезнуть.
— Антон?
— Привет, ты чего не спишь? — удивился шепотом тот, замерев на месте. — И где Платоша?
— Он у нас спит, — Арсений кивнул на дверь спальни и, не удержавшись, обнял мужа за талию и притянул к себе. — А ты что так вернулся рано? У вас же на вечер билеты были.
— Догадайся, — закатил глаза Антон, выпутываясь из его объятий. — Пошли на кухню, там поговорим.
Арсений заглянул в комнату, убедиться, что они не разбудили сына, и, прикрыв за собой дверь, тихо пошел за мужем. Антон на кухне уже вовсю грыз печенье из «взрослого» тайника на верхней полке шкафа и разливал горячую воду по чашкам, но, заметив Арсения при свете люстры, не смог не съерничать.
— Ветрянка его не берет, иммунитет у него, посмотрите-ка.
— Ой, не начинай. Ну ошибся чуток, — Арсений сел на стул и придвинул второй вплотную к себе. — Иди сюда лучше, я соскучился.
Антон не стал возражать и тут же подсел к нему, устраиваясь под его рукой, которую он положил на спинку стула. Арсений совершенно не сомневался, что его муж так отреагирует, поэтому, ничуть не обидевшись, просто сидел рядом, радуясь, что Антон вернулся. Даже если они иногда видели друг друга за день не больше часа, ему и этого незримого присутствия мужа рядом очень не хватало. Особенно в последние полтора дня. Но Антону, судя по синякам под глазами и опущенными уголками губ, пришлось не легче. Оставалось надеяться, что это он не из-за Арсения так доводил себя. Потому что он еще и спал явно меньше него, ведь его голова почти сразу скатилась Арсению на плечо.
— Ты как хоть себя чувствуешь? — смягчился Антон через пару минут и поцеловал ключицу.
— Жить буду. Хотя здоровым все равно было лучше, — пошутил Арсений, решив утаить тот факт, что весь последний день он с трудом вставал с дивана.
— Дурак, — со слабой улыбкой пробормотал Антон.
— Так все-таки ты каким образом, умудрился раньше приехать, а? — перевел он тему, пока Антон не успел всполошиться.
— Да я еще вчера что-то заподозрил, когда ты мне за весь день ни одного ревнивого сообщения про Макара не записал, — Арсений поморщился. Из всех причин его сдала дурацкая ревность. — А потом мне Платошка голосовое прислал, что тебе плохо, и он тебя никак разбудить не может, хотя тебя же обычно пальцем достаточно задеть. Еще и спросил, чем тебя лечить. А ты же у нас не болеешь никогда, поэтому когда я через час после этого до вас дозвониться попытался, и никто трубку не взял, я плюнул на все и махнул после концерта в аэропорт сразу. Даже вещи из гостиницы не забрал.
— Прости, что не отвечал, мне сегодня вообще не до телефона было, — Арсений потрепал мужа по макушке и уткнулся в нее носом. Как же он все-таки скучал по Антону. — Хорошо выступили хоть?
— Нормально выступили, — Антон сделал глоток из своей кружки и поставил ее обратно на стол. — Но Макар не в восторге, что он вместо меня должен завтра с утра на радио тащиться и вещи мои забирать.
— Переживет. А вот твои фанаты меня теперь прибьют.
— Мои фанаты вас с Платоном больше меня любят. Они бы скорее меня прибили, если бы узнали, что я вас больных тут бросил, — проворчал Антон и, допив чай, встал со своего места и через пару секунд вернулся с градусником и аптечкой в руках. — Померь температуру, а то ты что-то совсем горячий.
— Это потому что ты снова рядом, — ухмыльнулся Арсений, но под пристальным взглядом мужа сдался и засунул градусник подмышку.
Напускная бодрость духа давалась непросто, и когда градусник дал сигнал, он уже сидел, привалившись к стене. Он хотел было сам посмотреть результат и присочинить, что все было в порядке, но под пристальным взглядом Антона сдался и отдал ему градусник. И судя по его поджавшимся губам, там не было ничего хорошего.
— У тебя тридцать восемь и два, — вздохнул Антон, поднимая на него озабоченный взгляд. — Ты врача не вызывал?
Арсений покачал головой.
— Платон и так весь день боялся за меня. Если бы ко мне еще врачи пришли, он бы у нас поседел.
Антон фыркнул и, встав сбоку, крепко обнял его за плечи. Видимо, он в дороге успел себя накрутить, и теперь, когда все оказалось не так плохо, как он себе представлял, его понемногу начало отпускать. Он даже снова шутить начал.
— Ладно, сами справимся. Зато будешь весь совсем пятнистным теперь. Мало же нам твоих родинок было.
— Чем тебя родинки-то мои не устраивают? — разомлевшим голосом возмутился Арсений.
— Всем устраивают, — Антон наклонился и поцеловал его в родинки на щеке. — Ладно, пей таблетки и спать пошли лучше. А то Платоша опять с утра соскочит ни свет ни заря, а я его теперь даже на тебя спихнуть не могу.
Арсений кивнул и запил оставшимся чаем жаропонижающее, после чего поставил кружки в посудомойку и поспешил обратно в спальню, где Антон уже тихо переодевался в домашнее, в то время как Платон продолжал спать в окружении игрушек, не обращая ни на свет, ни на копошения Антона ни малейшего внимания.
— Он тебе все свои игрушки отдал что ли? — шепотом спросил Антон у Арсения, давясь смехом.
Арсений загадочно подергал бровями и, отодвинув игрушки в сторону, оставил мужа без ответа и улегся на кровать. Антон покачал головой, выключил свет и через мгновение присоединился к ним, обнимая сына. Арсений нащупал его ладонь и положил свою руку поверх его, но когда он хотел ему что-то сказать, Антон это сразу почувствовал и прервал его, не успел он и рта раскрыть.
— Спи, давай, — пробормотал он ему уже в полудреме. — Я за тебя завтра возьмусь.
Арсений решил послушаться и закрыл глаза. Он был абсолютно уверен, что завтра вместо одного благодетеля вокруг него будут кружиться сразу два члена семьи. И без капли сомнения знал, что в окружении самых родных для него людей он быстро пойдет на поправку и сразу после этого ответит им не меньшей любовью и заботой.
Ведь в их семье не могло быть иначе.