Франциск стоял на платформе «Бексхилл», переминаясь с ноги на ногу из-за большой усталости. Давно он не выходил на такие большие путешествия. Мышцы в ногах завывали, да ещё и душевная боль не отпускала ни на секунду.

Декабрь в Англии проходил весьма слякотно. Под ногами хлюпали огромные лужи, в некоторых тенистых углах виднелись остатки выпавшего снега. Однако если не считать такие не очень приятные для брезгливых особ нюансы, воздух здесь был не таким холодным и сухим. Ветер дул редко, вместо него по узким улочкам городка плавал серый туман.

К счастью, поезд приехал быстро, даже обскакав свое расписание. Огромное, чёрное, железное нечто, внутри которого работала тысяча механизмов, прикатило к станции и плавно остановилось у края влажной платформы. Франциск вошел через раздвижную железную дверь, поднялся по ступенькам на второй этаж поезда и вошёл в салон. В Англии, если честно, он был впервые, и всё, что окружало его в ту секунду, казалось чужим, но до боли интересным. Франциск никогда не катался в таких огромных поездах, которые внешне больше смахивали на военные машины, чем на общественные.

Вообще, если уж была затронута в речи война, то Франциск ещё ни разу не почувствовал на себе косого взгляда. Здешний народ был малоразговорчив — каждый шёл по своим делам и приезжие из других стран никого особо не волновали. Отчасти это было даже здорово — не нужно было опускать от страха и стыда глаза или стараться говорить без сильного акцента.

Поезд постепенно ускорялся, из жестяной трубы выплыл чёрный дым и покорно последовал за механической змеёй. Франциск ощущал задом, как внутри этой махины грохотали и вибрировали механизмы.

До Лондона он доехал за два с половиной часа.

Выйдя на платформу, где его встречал ряд фонарей, магазинчиков и огромный пригласительный плакат, Франциск протянул вперёд руку, растопырил пальцы и почувствовал, как его ладонь целуют крохотные снежинки. Да, в Лондоне шёл снег. Белые крупицы бесшумно падали с неба и, будучи подхваченными ветром, кружили в каком-то невиданном танце, после чего удовлетворенно приземлялись на чёрный асфальт. 

Франциск Бонфуа вышел из платформы по длинной лестнице, прошёл через кассу на улицу и остановился посреди дороги, устремив свой озадаченный и одновременно восхищенный взгляд на выросшие из тумана небоскребы. На Франциска сверху грозно смотрели дома необычайной готической красоты, подобно большим великанам, нависшим над одиноким муравьем.

Франциск медленно перешел широкую дорогу, словно находясь в глубоком сне. Глаза никак не могли оторваться от любования городских фасадов. Его завлекало здесь всё. Всё, что только можно было разглядеть человеческим глазом. 

День только-только расправил свои крылья: с дальнего конца городских джунглей проявилась красная полоска света, которая со временем стала расти, становясь всё ярче.

На заказанном кэбе Франциск устроил себе небольшую экскурсию по самым злачным местам города. Вскоре за окнами мрачной коляски блеснул свет от извилистой реки Темзы. По воде наравне с кэбом плыли обыкновенные парусники, а сверху их нагоняло зимнее солнце.

Пересекая мост, Франциск обратил внимание на башню Биг Бен, которая прорезала своим шпилем персиковый восход. Башня выглядела куда более высокой и крупной, чем мог представить себе гость столицы. Подъехав чуть ближе к великой достопримечательности Лондона, Франциск слегка приоткрыл на ходу дверцу и внимательно посмотрел на тёмную башню с часами. Пытался разглядеть на часах хоть какие-то следы разрушения, но, что не удивительно, не нашел ничего.

Наступило девять утра, а жизнь в городе уже вовсю кипела, как в лесном муравейнике. На небе разгоняли тучи крылатые летающие объекты в виде механических дирижаблей и самолетов. Вот, что значит — страна, не сумевшая в полной мере подчиниться Церкви. Ею, как и прежде, управляла королева — женщина преклонных лет, но, вопреки возрасту, вполне себе живая и амбициозная дама. Англичане почитали свою королеву, как богиню. Она управляла своими землями, отдавала важные приказы, и ни одна реформа не вступала в силу без её официального соглашения. Ходили слухи, что она собиралась покинуть престол и отдать его на растерзание своим внукам, однако годы шли, а правление её оставалось отчего-то неизменным.

Франциск остановился в одном недорогом отеле, который назывался коротко «Билли». В честь какого Билли его назвали — пёс их знает, но отель, несмотря на свои три скудные звёздочки, умудрился внешне сохранить сносность и английский дух.

Бонфуа вошёл в небольшую комнату с тёмно-бежевыми обоями и непривычно низким потолком. Из плохо зашторенных полосатых окон лил утренний свет, осветив большую часть комнаты, включая и огромную голову оленя, висевшую на стене, и дубовый стол, за которым сидел служащий и что-то со скучающим видом писал в толстой тетради. За его спиной возвышался ряд узеньких полок, в которых лежали стопки каких-то серых папок. Чтобы привлечь внимание служащего, Франциску пришлось громко покашлять.

В предоставленном номере, в принципе, имелось всё для туриста среднего, если уж не низкого, класса. Тут тебе и кровать-купе, и простенький камин, собранный из белого кирпича, и столик для письма и трапезы, и круглый стул без спинки, который практически не скрипел, если на нём не прыгать. Франциск положил свои вещи на выдвижную кровать, посидел немного на её жестковатом матрасе и вскоре, поняв, что время не ждет, решил покинуть милую обитель. Он чувствовал себя смертельно уставшим, но это не мешало ему продолжать упорные поиски. Ведь время шло быстро. Незаметно. Пугающе.

***

Если уж говорить откровенно, то у Франциска всё же имелся в запасе небольшой план. Он ведь не мог приехать в чужую страну, не имея у себя в рукаве ни единого козыря. Это было бы, как минимум странно, если уж не глупо.

Ну, так вот. В Лондоне в одном не самом, возможно, популярном издательстве, выпускавшем газеты для не сильно богатых персон, работал один дальний знакомый семьи Бонфуа. Наверное, не стоит лезть в дебри и разбираться в том, насколько был близок Франциску этот господин, но, так или иначе, он был единственным человеком в стране, к кому Франциск мог легко податься, не имея за душой ни малейшего опасения, что его тотчас вышвырнут на дорогу, словно бездомного щенка. 

Молодой человек с прилизанной светло-каштановой шевелюрой, одетый в тёмно-синий жилет, из-под которого высовывался кусок жёлтой ткани рубахи, бежал по коридору, неся в руках крупную стопку абсолютно чистой бумаги. Он выскочил из кабинета настолько внезапно и быстро, что умудрился столкнуться с Франциском едва ли не лбами. Юноша, честно сказать, был одновременно и напуган и рад их встрече. Но больше, скорее, напуган.

— О! Франциск Бонфуа? Уже в Англии! Как… как я рад тебя видеть, — он хотел было пожать Бонфуа руку, но, увы, был сильно занят своим грузом. — Извини, но ты малость не вовремя. Как доехал, кстати? Нормально? Замечательно. Я получил твоё письмо и, извини, конечно, ни черта из него не понял. Тебе нужна информация о ком-то? 

— О да, — Франциск пропустил юношу вперёд и затем последовал за ним. — Мне страшно нужна твоя помощь, Лео. Здесь можешь помочь только ты. Ну, понимаешь, по старой дружбе. 

— По старой дружбе, говоришь? А как же война? — Лео заулыбался, надеясь, что его шутка будет оценена по достоинству. Но, увидев, что Франциск настроен крайне серьёзно, поспешно отвернулся. — Да-да, по дружбе. Ты столько раз меня спасал, что я даже, право, не имею тебе отказывать. Иначе я не англичанин. 

На этот раз Франциск позволил себе улыбнуться.

Они вошли в какое-то помещение, похожее на теплицу для овощей, только вместо полиэтилена стены были сделаны из прочного стекла, а овощи заменяли большие печатные машины, похожие на огромные коробки с отверстиями для бумаги и кучей исходящих от них труб. Одетые в синие фартуки рабочие аккуратно вынимали из контейнера стопку с готовыми страницами журналов и заправляли отсеки свежей макулатурой.

Лео спокойно отдал бумагу своим коллегам и уже потом вернулся к своему заморскому гостю. 

— Эй, эй, Франциск, не спи на ходу! Пойдем ко мне в кабинет. И… это… не вдыхай полной грудью. Здесь всё сплошь пропитано вредной печатной краской. Даже я.

Оказавшись в кабинете своего давнего знакомого, Франциск сел на предложенный кожаный стульчик и засмотрелся на позолоченные статуэтки, которыми был украшен рабочий стол Лео. 

— Итак, — юноша разлёгся на диване, который каким-то чудом смог уместиться в этом далеко не просторном кабинете. — Рассказывай.

И Франциск рассказал. Рассказал всё и практически без утайки. Возможно, где-то сгладил, где-то немножко приукрасил, а что-то и вовсе не посчитал нужным поведать.

В конце его непростой истории он увидел, что Лео смотрит на него с примесью паники и… недоверия. Он открыл рот, затем быстро его захлопнул, после чего проделал аналогичный процесс еще несколько раз. Франциск невольно заинтересовался таким состоянием.

«Значит, что-то в рассказах Фила всё же было правдой», — догадался он не без скрытой радости на сердце.

— Знаешь, Франц, — юноша мгновенно понизил тон. — Я и не думал, что ты — такой серьезный молодой человек — можешь верить в такую… чепуху.

— Чепуху ли? Да ладно тебе, Лео, выражение твоего лица говорит об обратном.

— Хо! И что же ты в нем видишь?

— Неуверенность и боязнь оказаться пойманным за руку. Я понимаю твои чувства, дружище. Но, что бы ты там себе не подумал, я от своего не отступлюсь! Я готов отдать тебе всё что угодно ради хоть крупицы информации, что ты прячешь в своих старых газетных выпусках.

Серо-голубые глаза Лео изумленно расширились. Но лишь на мгновение, потому что потом парень неожиданно выпрямился и изобразил на лице странную отрешенность.

— Мне очень жаль, Франц, но я не могу тебе ничего дать. И даже вовсе не потому, что мне страшно. Просто того, что ты здесь решил отыскать, нет.

— Нет? 

— Сейчас и без того время не самое лёгкое, а эти старые выпуски для нас были, как заноза в пятой точке, от которой росла большая опухоль. Руководство долго не знало, что с этим сделать, пока вдруг не сочло необходимым просто выкинуть их в огонь и сделать вид, что ни выпусков, ни Керклендов никогда не существовало. И уж не нам с тобой судить, хорошим ли было то решение или нет.

— Значит, ты мне не поможешь, — подытожил Франциск, но всё же где-то в глубине души надеясь, что парень передумает. Однако Лео был непоколебим.

— Я провожу тебя до выхода, — судорожно выдохнув, он поднялся и пошёл отпирать дверь.

*** 

Бонфуа схватился за голову, впился пальцами в свою светлую шевелюру и оттянул пряди в разные стороны. Он ненавидел себя за свои ограниченные возможности и ненавидел этот мир. Мир не мог ему ничем помочь. Не мог, не хотел, даже не пытался. Он не умел испытывать жалость к людям, он не умел прощать. Сочувствие? Нет, только не в этой реальности. Не надейся на это, дружище. 

Франциск упал на круглый стульчик, облокотился локтями на стол, при этом продолжая держать себя за волосы. Он хотел плакать, он хотел закричать, но не смог выдавить из себя и капельки звука.

Проклятые Керкленды. Франциск не знал их лично, слышал о них лишь смутные легенды, но уже ненавидел их каждой клеткой кожи. Ненавидел всё, что было с ними связано, ненавидел их так люто, что готов был умереть, захлебываясь своей злостью.

Он косо посмотрел в ту сторону, где лежал его чемодан, обвёл его потемневшим от глухой обиды взглядом. Возможность покончить с этим безумием таилось прямо под покровом дешевой кожи в виде двух винных бутылок. Разбить бы одну из них об угол стола и попробовать перерезать горло крупным и острым осколком…

«Боже, о чем ты только думаешь! — отругал он сам себя и дрожащей рукой стер со лба холодные капельки пота. — Мёртвым ты ничем не поможешь Элис! Ничем! Брось этот бред и борись! Борись вопреки отчаянию! У тебя ещё есть шанс, Франц… ещё есть шанс…»

***

Когда он вновь собрался на улицу, был уже полдень. Несмотря на прохладу, солнце продолжало гореть очень ярко, однако погода от этого теплее не становилась. Франциск затянул на шее шерстяной шарфик и отправился на прогулку как можно более бодрым шагом. 

Если бы он задержался ещё на две минуты в своей комнате, то возможно история эта имела немного не тот финал, который уже был предрешен. Дело в том, что как только Франциск скрылся из виду, в отель прибыл некий почтальон с письмом на имя приезжего Бонфуа. Скорее всего, в этом письме хранилось что-то очень важное…

Тем днём руки замерзли по-особому быстро. Стоило пройти пару кварталов, а пальцы уже казались неживыми и ярко-красными, словно кожура перца.

Но возвращаться обратно в номер он не хотел. Просто не имел право. Ему удавалось достаточно трезво оценивать свои силы и возможности, и Франциск прекрасно осознавал, что без помощи посторонних лиц он не сможет сделать ничего полезного для любимой Элис. И это была абсолютная правда. Голый и неоспоримый факт.

Зайдя в одно очень приличное, как он думал, заведение, внутри которого тяжело пахло лесным орехом, Франциск не сразу нашел в себе силы заговорить с местным секретарем — вместо этого он сел в уголке скамьи и попытался согреть остывшее тело. Коридор отчетливо напоминал ему школу своими белыми стенами и лакированным полом. В каждой находившейся здесь утвари отчетливо ощущалась какая-то внеземная строгость, от которой по телу бежали мурашки.

Прошло несколько минут, и внутренности Франциска начали быстро сворачиваться от колкого волнения. Мужчина медленно погладил темную бородку, стряхнул липкий снег со своего пальто.

«Ладно, парень, — подумал он. — Ты не можешь больше тянуть резину».

И наконец обратился к улыбчивому секретарю за помощью.

Мужчина, который сидел напротив Франциска в кожаном и мягком кресле, был частным английским детективом. И, если не лгали местные газетные заголовки, он был едва ли не лучшим представителем своей распространенной профессии. Критики отмечали невообразимую скорость его работы, сравнимую с бездушной машиной, которая ни в коем случае не вставала в спор с её качеством выполнения. Однако, что бы там не вещали громкие рецензии и хвалебные заголовки, реальность оказалась гораздо сквернее напечатанных на бумаге слов.

Известный на весь Лондон господин предпочел не знать конца истории, которую во всех красках пытался ему поведать Франциск. Не прошло и минуты с начала аудиенции, как его настоятельно попросили покинуть кабинет. И, желательно, «без всяких там глупостей».

— Иначе вызову полисменов, — закончил детектив, недовольно уставившись в невинные голубые глаза француза. Необъяснимость его гнева пугала гораздо сильнее, чем сам факт холодного отказа, не терпящего никаких возражений.

Выходя из здания, Франциск печально посмотрел на красивую резную вывеску, что равномерно покачивалась над его головой, и сплюнул. Он поверить не мог, что даже такие суровые и независимые личности, как частные сыщики, позволяли себе бояться старых сказок.

«Ну ничего… Всего-то один отказ, это совершенно ничего не значит. Всего один отказ, да, всего лишь один».

Но время шло с привычной для него быстротой, а отказы от сыщиков росли, словно майские цветы под теплым солнцем. Надежда имела свойство истощаться, и Франциск в скором времени совершенно устал надеяться на чудо. Он вошёл в шестое по счету детективное агентство и вылетел оттуда моментально, стоило ему только упомянуть имя на букву «К».

К вечеру ветер стал более сухим и холодным, над городом нависли чёрные, как смоль, тени. Но здесь не было комендантского часа. Звуки уличных приключений продолжали неустанно согревать слух, по широким дорогам, громко цокая копытами, бежали расписные мерины, а за ними следовали неповоротливые квадратные кэбы. Франциск старался не подходить слишком близко к тротуару — боялся, что ненароком окажется утянут под тяжелые колеса проезжих махин.

Он усиленно потёр онемевшие пальцы и вошёл в очередное по счету здание. В душе уже не имелось и капли надежды на удачную беседу. Честно признаться, Франциск сам не мог понять, зачем продолжал так рьяно упорствовать. Он просто шел вперёд, не обременяя себя какими-либо мыслями. Не считая тихой и тупой злобы, его душа была абсолютно пуста и отчасти готовилась к новому отказу.

Заведение, к которому его привела нечаянно оторванная со столба рекламка, находилось не в самом благоприятном районе Лондона и, как ни странно, не имело никакой вывески, а с виду больше напоминало обыкновенный жилой дом с дымящими трубами.

«И что же это за агентство такое, которое не может позволить себе место поприличнее?» — подумал с кислой усмешкой Франциск, тяжело поднимаясь вверх по лестнице. Ничто в этом жутком и мрачном месте не говорило о том, что он попал точно по адресу. Здесь не было очереди клиентов, рекламных плакатов, изысканных вывесок, секретарей с прохладными жемчужными улыбками.

Франциск столкнулся носом с обыкновенной железной дверью, на которой не было даже ручки, зато виднелся крохотный глазок на уровне груди, а над ним подпись мелом — Частный детектив.

Ну… уже что-то.

«Боже, что я делаю? Это же нелепица!» — но вопреки мыслям рука уже глухо стучала костяшками по двери.

Через несколько секунд Франциск услышал какой-то щелчок. Он рассчитывал, что хозяин комнаты хотя бы спросит его, кто он и зачем пожаловал, мало ли… вдруг это пришли воры? Хотя, зачем людям обворовывать детективное агентство, да еще и такое жалкое?!

Француз застыл на месте, больше не желая прикасаться руками к двери. Казалось, что каждый волосок у него на голове начал испуганно вставать дыбом. 

Через минуту дверь снова защёлкала, заклокотала и плавно отворилась, приглашая обомлевшего гостя войти в образовавшийся за порогом мрачный коридор. Нехотя шагнув внутрь, Франциск испуганно огляделся, поискал взглядом хозяина квартиры, но коридор ответил ему жутковатой тишиной. Дверь медленно затворилась за его спиной и сама заперлась на десять замков. Франциск встал на месте, ожидая, что хоть сейчас кто-то за ним придет, однако нет…

Это была какая-то подстава. Заманили невесть куда и невесть зачем… Может он попал в тайную секту?

Не снимая обуви, Франциск прошагал до конца коридора, который заканчивался чуть прикрытой деревянной дверью. Из щели шёл терпкий запах чего-то подгоревшего. Бонфуа взялся за круглую ручку и открыл дверь, выпустив из плохо освещённой комнаты скопившийся густой дымок.

И вот он очутился в кабинете — таком же мрачном, как и коридор, таком же таинственном, как и все это место в целом. Окна в комнате были зашторены, свет практически не имел возможности проникнуть внутрь. Посреди комнаты стоял лаковый стол в форме полумесяца, и вся его плоская поверхность была сплошь заставлена какими-то механическими приборами. Именно «какими-то», ибо Франциск видел такой металлолом впервые и представить себе не мог, для чего он здесь вообще был нужен. По одной маленькой дорожке в виде волнообразных рельс скатывались серебристые шарики. Другой механизм, похожий на коробку с термометром изредка подпрыгивал на месте и издавал повизгивающие звуки, словно кто-то наступил ботинком на мышь. И таких подобных причуд здесь было полно — аж глаза разбегались в разные стороны.

Но хозяина этого места Франциск заметил не сразу. Когда тот поднялся со стула, как-то резко выделившись среди разноцветных колб и серебра, Франциск невольно сделал шаг назад.

Первой деталью, что сразу бросалась в глаза, была огромная белая лупа, которая перекрывала незнакомцу левый глаз. Ещё Франциск обратил внимание на то, что в лупе плавало нечто чёрное, которое умело создавать различные формы.

— Добрый в…вечер.

— Через пару часов мы можем смело говорить «доброй ночи», — ответил задумчиво хозяин комнаты. Франциск сразу отметил, что этот тип был весьма молод. А еще он был очень худ и угловат. По крайней мере рубашка с длинными и острыми воротниками смотрелась на нём, как на вешалке, даже рукава были закутаны и висели мешками в области острых локтей. — Присаживаетесь, пожалуйста. Гм… у вас любопытный акцент. Вы приехали из Франции? Недавно? Этим утром? 

Франциск неохотно присел на предложенный стул.

— Вас не смущают мои безделушки? — хозяин обошел стол-полумесяц, убрал шторы с одного окна, и лунный свет вспыхнул в помещении, обратив во свет каждый уголок странной комнатушки, в то числе, и её жильца.

Перед Франциском предстал даже не мужчина, уж слишком низким и хрупким был этот человек. Светлые волосы небрежно лежали на голове, некоторые пряди торчали в разные стороны, как у сердитого ежа. На Франциска был устремлен единственный большой ярко-зеленый глаз, который был полон кучки золотистых искр. У него было немного овальное, но очень бледное лицо. Тонкие розовые губы были растянуты в любезной улыбке.

— Кеннет, — парень протянул гостю свою жилистую, на коже которой сверкал легкий белый пух, руку. — Можете звать меня Артуром, если вам так будет удобно. Надеюсь, вы хорошо знаете английский, так как я, вот, напротив, по-французски знаю всего лишь пару слов. Не хочу, чтобы между нами возникло какое-то непонимание.

— Я… — Франциск терпеливо выждал, когда Артур уберёт свою руку, так как совершенно не горел желанием прикасаться к ней. — Я искал следователя…

— А я кто, по-вашему? — парень обиженно скрестил белые руки на груди. — Я — следователь. Частный сыщик. Вы пришли по адресу. Если так хотите, давайте сразу преступим к делу, мне это не сложно. Простите, как мне вас называть? 

— Бонфуа, — выговорил с неохотой француз. 

— Мсье Бонфуа! Итак, рассказывайте, по какому же делу вы сюда явились?

Франциск снова осмотрел кабинет Артура, думая про себя, что этот парень больше смахивал на учёного-психа, нежели на детектива.

— Вы знаете, я, пожалуй, пойду, — встав со стула, Бонфуа медленно зашагал спиной к дверям. Артур смотрел на него спокойно, на его лице не выразилось ни единой эмоции, лишь глаз пылал малахитом, а в лупе, которая перекрывала почти всю левую половину лица, черная смесь стала менять форму. Если Франциск сначала думал, что это всего на всего жидкость, способная каким-то химическим способом двигаться внутри толстого стекла, то теперь он сильно сомневался в своих догадках. Это чернильное пятно выдавало весьма явные и смысловые формы. Когда француз начал отступать, пятно превратилось в большое черное кольцо, затем в кольце появились углы, пятно стало напоминать звезду. Затем и звезда исчезла, обратившись в неровный треугольник. И так фигуры изящно сменяли друг друга, не имея точного промежутка между их сменой. То есть, они менялись, когда хотели…или же… это зависело от хозяина волшебной лупы? 

— Вас что-то настораживает? — Артур не стал бежать следом за Франциском, хватать его за руку и останавливать своими мольбами. Он стоял вполне спокойно, даже слегка расслабленно. Конечно, он был в своей среде, чего ему бояться? 

— Нет, просто… извините, но… 

— Вы думаете, что у меня нет опыта в работе? — в голосе прозвучал очевидный холод.

Франциск застыл в дверях, пытаясь выдавить из себя хоть слово. Он смотрел на эти проклятые механизмы, что продолжали смиренно и невозмутимо работать на столе, затем на их хозяина, который спокойно ожидал от своего гостя хоть какого-нибудь ответа. «Чего ты боишься? — спросил внутренний вкрадчивый голосок. — Ужели этот юнец так страшен, что ты опасаешься при нём даже звук издать? Соберись, Бонфуа! Ну же!»

Вопреки грызущему внутри страху, Франциск сел обратно на стул. Ничего вокруг не изменилось — механизмы работали, колбы булькали, часы тикали, а мистер Кеннет смиренно ждал историй.

Сколько раз ему приходилось сегодня говорить о своей боли? Страшно подумать. Франциск говорил долго, иногда останавливаясь, словно пытаясь придти в себя и отдышаться, и вскоре очень тяжело продолжал. Его голос охватывала сильная дрожь. Не сколько страх перед странным Кеннетом, сколько внутреннее горе не давало ему возможности вести свой рассказ стойко.

Как и в прошлые разы, Бонфуа обошёлся без имён и не стал рассказывать об Элис. В этой информации все равно не было никакого смысла.

Когда Франциск закончил, в кабинете воцарилась тишина. «Ну же, давай, — прошептал он в своих мыслях и склонил голову, словно в поклоне. — Откажи мне, как это сделали твои коллеги! Сейчас же и прекратим этот безумный фарс…». Но Кеннет молчал. Он стоял возле окна, за которым прямым лучом лился лунный свет. 

— Как это любопытно. Давно я не слышал эту фамилию… очень давно. Вы ведь не из этого мира, мсье, и вам не понять, что пережили англичане, когда Керкленды разбойничали на их земле. Как это было… ужасно! Слышать, как кричит железо, скрывшись где-то в густых небесах цвета сирени. Где-то там — совсем далеко от людского взора — где когда-то по синему небосводу плыли воздушные замки…

— Простите, что? — Франциск непонимающе прищурил глаза.

— Я помогу вам, — Артур опустил голову и внимательно посмотрел на изумленное лицо своего клиента. Жидкость в его лупе обрела волнообразную форму и начала плавно двигаться за стеклом. Франциск ощутил, что его отчего-то неустанно тянет к этой проклятой лупе. — Я помогу вам найти Керклендов. 

— П-правда? — возникала странная смесь страха и радости. Радость от осознания того, что после стольких неудач ему довелось услышать два заветных слова «я помогу», а страх… Франциск не мог точно объяснить природу своих чувств. Одно он знал почти точно — этот Артур хоть и выглядел очень хрупким малым, но в его теле слишком явно ощущалась опасность.

— Сегодня я наведу некоторые справки… — детектив внезапно оторвался от большого окна и вернулся к столу. Несколько секунд за колбами слышался проворный шелест бумаг и тихое, невнятное бормотание. Франциск невольно наблюдал за профилем Кеннета: за его коротким лбом, слегка вздернутым носом, коротко постриженными бакенбардами на бесцветных щеках… Сколько ему можно было дать лет? Двадцать? Хотя Франциск не собирался вставать к нему вплотную, но он уже и так видел, что это человек не доходил даже до нормального роста. При всём этом из его хрупкого тела исходило столько внутренних амбиций, что хотелось от зависти тихо заскулить. Франциск выглядел гораздо шире и мужественнее этого юноши, но в душе был трусливым и нерешительным, словно маленькая мышь, очутившаяся в душной банке.

— Вы ведь торопитесь? — Артур поднял глаз на Франциска, ожидая немедленного ответа. А эта лупа… что же это такое? Головной убор для отпугивания прохожих? 

— Хотя да… Если бы это не было срочным, вы бы не бросились из Франции сюда, учитывая нынешнее время, — парень сочувственно вздохнул и покачал головой. Правда это его сочувствие выглядело настолько фальшиво, что хотелось закрыть глаза и поморщиться. 

Но Франциск не стал ничего говорить лишнего. Просто кивнул в знак согласия. В ответ следователь ответил ему шелестящим смешком. 

— Что-то не так? — настороженно поинтересовался Бонфуа. 

— Вы интересный человек, Бонфуа. Хочу сказать, что еще никто не искал Керклендов ради того, чтобы… э-э… вызвать Дьявола, — парень глумливо хихикнул. — Я охотно помогу вам, однако… вы уверены, что Керкленды примут вас в свои объятия? А будут ли другие люди счастливы, узнав, что вы сотворили? Есть ли резон лезть в такое пекло?

— Уверяю вас — есть, — твердо ответил Франциск. 

— Славно, — Артур одобрительно закивал. — Люблю упрямых и рискованных людей. Внутри них кишит весьма аппетитная энергия. Знаете, чем именно от неё веет? Паприкой.

Франциск не ощущал себя польщенным. Скорее сильнее пожелал оказаться дома.

— Напишите мне адрес гостиницы, где вы остановились. Утром пришлю вам письмо, — Артур протянул мужчине листик с механическим пером. 

— А… а обговорить цену? — Франциск чиркнул что-то на бумаге и скорее вернул её владельцу. 

— Знаете, я люблю рискованных людей не только ради паприки, — Артур вежливо принял у Франциска листок, и пока он говорил, его клиент мог наконец убедиться в том, что детектив едва ли дотягивал ему до подбородка. — Никто не знает, во что обернутся наши поиски. Поэтому давайте сначала займёмся делом, а потом уж и с деньгами разберёмся.

— Л…ладно.

На этом их разговор был окончен. 

И страх ещё не скоро покинул Франциска.

Вернувшись в отель, он долго не мог заснуть, хотя его тело завывало от усталости, желая наконец оказаться в объятиях тёплого одеяла. Но даже когда Бонфуа исполнил эту мечту, образ жуткого и немного несуразного детектива продолжал мучить его сознание.