Когда Франциск перебрался через забор и очутился на земле Керклендов, волнение переполняло всё его существо: руки пребывали в нервной дрожи, кожа выглядела бледной, а над губой блестели капли пота. Любопытство разъедало его разум, будто сильный яд, но Франциск продолжал вдыхать его испарения и идти вперёд, не страшась быть пойманным местной охраной или кем похуже.

Раздвинув руками обожжённые ветви кустарника, Франциск увидел керклендский дом.

Он нависал над незваным гостем, будто большая и чёрная гора с россыпью разбитых окон. Он был совсем грязен, некоторые его стороны почернели, сгнили и со временем разрушились. С западной части крыши виднелся большой и круглый купол, осыпанный мелкими и тонкими, как паутина, трещинами.

То место, которое когда-то было садом, превратилось в народную свалку, ибо чего на траве только не валялось: и круглые деревянные бочки, и элементы одежды, и бумажки, фантики, коробки, чьи-то детские игрушки, и много-много чего другого, что уже практически сумело сровняться с землей. На эту картину невозможно было смотреть хладнокровно. Ну, никак.

Поднявшись по кривым ступеням, Франциск пересёк дверной порог, возле которого на стене, звеня тонкими цепями, висела табличка. Хоть она и выглядела неопрятно, буквы на ней можно было прочесть без труда.

«Усадьба Керклендов. Дата постройки — 1875 год». Еще ниже шёл сухой список, состоящий из одних дат. Даты, когда Керкленды выкупили дом. Даты, когда Керкленды в нём жили. Даты, когда в доме случился пожар… Список же завершала плохо нарисованная композиция из шестерёнок и крохотных винтиков.

Франциск очутился в парадном зале, который выглядел блекло и удивительно пусто. Украшенные лепниной колонны удерживали потолок, с которого свисала лопнувшая краска. Пол под ногами был гладким и довольно скользким из-за принесённой туристами груды снега. Куда ни глянь, всюду чернели грязные следы от подошв. Кое-где всё ещё остывали окурки сигарет и блуждали смятые листы от журналов. Некоторые комнаты перекрывались цветными лентами с кричащими табличками «Вход только для персонала!».

В некоторых комнатах виднелись стенды с фотографиями, картинами и вещами, которые когда-то принадлежали Керклендам. Франциск иногда останавливался возле таких плакатов и вчитывался в написанное. Пытался понять, что из него могло быть правдой, а что вымыслом.

«Гарри Керкленду было восемь лет, когда он создал свою первую стереотрубу из подручных материалов. Благодаря своему изобретению, он мог легко наблюдать за соседями и простыми прохожими из укрытия, не выдавая своего присутствия в доме. Он не любил выходить на улицу и заговаривать с чужаками. Если верить слухам, то когда братья заводили в убежище очередную жертву для опытов, именно Гарри продолжал неустанно наблюдать за улицей и оповещать свою семью об опасности, что могла ожидать их извне».

Франциск глубоко вздохнул, опустил голову и неловко почесал шею. Он не знал, как реагировать на прочитанное. Не знал, мог ли он вообще в это верить.

Кругом разгуливал сильный запах влаги и гнили.

Зайдя в другой пустынный зал, Франциск увидел лестницу, с виду похожую на огромную медную пружину, растянутую от пола до потолка и состоящую из ступеней и тонких, как лесочка, перил. Лестница вела на второй этаж, а также в подвал. Большая белая табличка гласила красной краской: «Лаборатория Керклендов! Вход строго по записи!».

Франциск снова задумался, но на сей раз слишком глубоко.

Перед взором постоянно возникал облик Артура, безвозмездно подающего мешочек с лекарством. Или Артура, придерживающего его за руку, когда ноги окончательно залились свинцом и не желали продолжить путь. Иначе говоря, Франциску было очень сложно вообразить себе именно «кровожадного» Артура. Это было нереально. Абсурдно.

И всё же где-то в глубине души, за пределами ушной боли, которая благодаря лекарству превратилась лишь в слабое покалывание, во Франциске продолжало жить сомнение. Раньше это сомнение было большим, оно обладало могущественной силой, имело влияние, на которое опиралась вся францискова жизнь, однако пережитые приключения в нещадных лесах Шотландии быстро обратили это сомнение в жалкую тень. Нет, не уничтожили, хотя на то были все шансы, а лишь обратили в слабый пшик. Тихий и робкий шепоток. Отголосок былого страха, который звучал примерно так:

«Ты упорно отрицаешь людские байки, не желаешь верить в дьявольскую сущность Керклендов, но что же тогда есть истина, гм? Возможно, ты слишком сильно привязался к этому юноше. Привык к его чудной доброте, которую он всеми силами старается прикрыть ядовитым сарказмом и нарочитым безумством. Может, как раз таки его сарказм и безумство и есть та самая истина, а доброта — лишь маска, которую он хочет тебе невольно навязать? Подумай об этом, когда появится время… Обязательно подумай…»

Проигнорировав надпись на табличке, Франциск начал неспешный спуск в подвал.

Внизу было очень темно, сыро и страшно зябко. Франциск старался растереть руки, разогнав по венам ленивую кровь, но от его попыток практически не было толку. В подвале всё равно властвовал могильный холод.

Вскоре ступеньки кончились, и ноги ступили на неровный пол. Франциск отчаянно пытался разглядеть впереди хоть что-то, но темнота была слишком густой и совершенно непреодолимой для людских глаз.

Он протянул вперёд руку, поводил ею взад и вперёд, упрямо ища стенку, на которую мог бы с облегчением опереться.

«Зачем я это делаю? — спрашивал он себя, выдыхая холодный воздух сквозь плотно сжатые зубы. — Зачем?! Мало ли мне проблем в жизни? Чего я пытаюсь добиться?»

Вскоре пальцы нащупали какую-то плоскость, по которой, несмотря на холод, струилась мелкими капельками вода. Ладонь плавно заскользила вдоль стены, сгребая холодную влагу, а другая рука искала в темноте преграды. Сначала стена казалась идеально ровной и гладкой, но затем Бонфуа нащупал в ней квадратное углубление. Кожа ощутила на себе шероховатость ржавчины. Здесь был рычаг.

Недолго раздумывая над тем, во что выльется его чудовищное любопытство, Франциск потянул рукоятку рычага на себя, и та с тяжким скрежетом поддалась его упрямству (хоть и не с первого раза). В стене раздались неприятный лязг и скрежет, и сердце Франциска замерло от страха.

«Зря я это сделал… зря, зря, зря!» — он попытался вернуть рычаг в исходное положение, но тот как будто застыл камнем, и никакие усилия не могли взять над ним вверх.

Подвал начал оживать, загораться. По огромному помещению поплыли световые пятна. Они быстро скользили по полу, по столам, на которых что-то лежало, по высоким полкам, по полукруглому потолку с зеркальными панелями. В дальнем углу вспыхнула медным цветом ржавая печь. По бокам от печи протягивались согнутые пополам железные лапки: с одной стороны четыре, и с другой столько же, прямо как у паука. Когда свет в подвале загорелся, эти лапки пришли в ленивое движение.

Вскоре Франциску надоело гипнотизировать печь, и его взгляд остановился на широком столе с грязной клеенкой, поверх которой лежало чьё-то тело.

Франциск мгновенно отпрянул к лестнице, издав тихий стон. Его глаза неотрывно следили за трупом, ждали, что он оживет, поднимется и протянет к нему руки. А потом… потом…

Прошла ещё секунда, Франциск неохотно пригляделся к причине своего испуга и вдруг понял, что на столе лежал никакой не труп. Это была кукла. Когда красный кусочек света лег на её восковое лицо, Франциск увидел круглые глаза, нарисованный краской рот, а почерневший от пыли или сажи нос. На лысую и блестящую голову куклы был натянут кожаный ремень с выпирающими ржавыми иглами и проводками. Такие же ремни можно было увидеть и на короткой шее, и на обнажённой груди, и на обеих руках.

К горлу подскочила сильная тошнота. Отшатнувшись назад, Франциск случайно наступил на что-то мягкое, опустил глаза вниз и увидел под своим ботинком игрушечную руку с растопыренными пальцами. Вскрикнул не своим голосом. Влетел спиной в стеклянный шкаф и тут же пригнулся, услышав, как по бокам от него посыпались банки и колбы. Не прошло и мгновения, как к звону стекла прибавился какой-то странный грохот. Может, это падали чьи-то кости? Следом за грохотом, откуда-то сверху полилась ледяная вода. Франциск в страхе зажал уши мокрыми ладонями и в сотый раз пожалел о том, что оказался здесь.

«Ну, всё, пора сматываться! — решительно подумал он. — Если сейчас на шум прибегут городские, мне не удастся от них отделаться. А если об этом ещё узнает и мсье Керкленд…»

Как только песнопения металла и разбитого стекла смолкли, Франциск побежал по лестнице, едва различая ступени.

Добравшись до первого этажа заброшенного дома-призрака, Франциск повалился на пол и попытался отдышаться. Перед глазами блуждали красные пятна, а сердце твёрдо намеревалось вырваться из груди. Каковой бы ни была та техника, она определенно служила злу — этого Франциск понимал без всяких посторонних разъяснений. Абсолютное зло. Чёрное, как сердце Дьявола. Но служили ли Керкленды этой махине? Или это была ещё одна уловка?

Голова постепенно очистилась от красного тумана. Франциск нашёл в себе силы подняться на ноги и оглядеться. Возможно, в глубине души он ждал, что в доме возникнут какие-то перемены, но — увы — старая развалюха оставалась той же развалюхой. И разбитые окна продолжали пугать своей пустотой, и газеты неумолимо блуждали по грязному полу, сметая за собой пыль. Жизнь продолжалась, а от былого страха остался лишь бледный, немного горьковатый отпечаток.

Дойдя на ватных ногах до входной двери, Франциск в спешке запер её за собой. А затем остановился, посмотрел на лик уходящей луны и вздохнул то ли с облегчением, то ли с глубоким разочарованием. Его тело терзало много странных ощущений. Там были и ужас, и откровенный стыд, и смятение, и даже какая-то странная неудовлетворённость.

Что именно он пытался увидеть внутри этого дома?

Увидел ли?

Наверное, больше нет, чем да.

Он ожидал, что керклендский дом милостиво поведает ему о прошлом, в котором крылось множество загадок, непонятных ситуаций и чёрных дыр. Но то, что он увидел в реальности, не было даже домом, а так… жалким трухлявым скелетом. Посмешищем для голодного люда. Возможно, именно по этой причине Артуру не хотелось возвращаться в Ливерпуль. Именно по этой причине он так торопился его покинуть.

Как только Франциск подумал об этом, он услышал странный шорох. Мужчина вздрогнул, пригнулся и снова внимательно осмотрелся. Ему казалось, что вокруг не было ни души, лишь он один, несчастный и промокший почти до нитки, блуждал по его закоулкам, ища дорогу назад. Но ошибся. Почувствовав на себе свирепый взгляд, Франциск обернулся, и его лицо стало бледнее мрамора.

Нет, конечно, за его спиной стоял не Артур Керкленд, которого он подсознательно ожидал увидеть. Сжимая в руках длинную деревянную палку, на него сердито смотрела незнакомая девушка. Непослушные кудри падали на её взмокшее лицо, чёрные глаза блестели от гнева и презрения.

— Какое право вы имеете лазать по запрещённым землям? — спросила она, пихнув его концом палки. — На сопляка вы не особо похожи. Тогда кто таков? А ну, признавайтесь немедля, пока я полицию не позвала!

Франциск испуганно захлопал глазами, не до конца осознавая реальность происходящего.

— Простите, но я…

— Имя! — девушка снова требовательно ткнула в него палкой. — Вы из «Красной вороны»? «Британского вестника»? «Камелота»? Может, из самого «Таймса» прибыли? Откуда вы? Ну? Нечего так на меня глазеть, я уже поймала вас с поличным!

— Простите…я… — он попытался улыбнуться ей и для этого специально перебрал мысленно все свои непревзойденные улыбки. — Я вовсе не хотел… я мимо проходил…

— Мимо проходили и решили просто так, забавы ради, сунуться на запретную землю? — покраснев, рявкнула девица. На вид она была довольно молодая, определённо, не старше Франциска. Личико казалось милым и нежным, почти, как у Элис, только глаза у неё были не такие большие и выразительные, да и кожа смотрелась белой, как полотно, с россыпью родинок на тонкой шее. — Вам вообще известно, что она запретная? Может, вы читать не умеете? В любом случае, ваши отговорки на меня не подействуют! И перестаньте, ради всего святого, хлопать глазами. Будто соблазнить пытаетесь, ей-богу! Давеча я встречала подобного вам — тоже красавца-журналюгу. Но так знайте, уважаемый, что на его лесть я не купилась от слова совсем.

— Не купились?

— Не купилась! — тряхнула кудрями девица. — Более того, я его хорошенько избила сапогом.

«О, Боже!» — подумал Франциск.

— Вы меня с кем-то спутали…

— Да ну! А глазки-то хитрые! — девушка криво улыбнулась. — И нос длиннющий, как у крысы. А ну, выворачивайте карманы! Я не потерплю соперников! Знай, негодяй, что Катерина Грей не прощает таких ублюдков, как ты!

— Катерина, значит. А я Франциск Бонфуа.

— Заткнись и выворачивай карманы!

Устало закатив глаза, Франциск всё же сделал то, что требовали. В карманах лежали его личные документы, не имевшие никакой ценности, сильно помятый паспорт и фотография Элис. Денег у него не было. Ни пенса. Но девушку это не волновало. Когда она заглянула на страницу паспорта, её брови дрогнули в удивлении.

— Вот как… значит, француз? — она разочарованно вернула документы хозяину. — Как же вас занесло так далеко от дома? Вы хоть знаете, что сейчас вовсю идёт война?

— Знаю, конечно, — пожал плечами Франциск. — Но разве это повод не ездить в гости? Вопросов, правда, задают на таможне больше, чем нужно, и даже маленьких ножниц лишают. Боятся, что мы начнём нападать на граждан, словно берсерки. Ну-с, — он резко выпрямился и взглянул на незнакомку сверху вниз. Изучил её славный фисташковый платочек, повязанный на шее, на заколку в виде стрекозы, спутанную в волосах. — Теперь довольны? Никакой я вам не негодяй из «Таймса».

Он думал, что девица попросит прощения или хотя бы устыдиться своего поведения. Но глубоко ошибся.

— Верно, не из «Таймса». И даже не из «Красной вороны». Да вы вообще не журналист, если говорить откровенно. Но ваше положение лишь больше прибавляет вопросов. Что вы забыли в том доме?

— Не ваше дело, — Франциск бережно упрятал вещи в карманы, пока тех не унесло ветром, и направился туда, где, как он думал, находился морской порт.

— Что ж, возможно, перед полицией вы будете более откровенным, — девушка засеменила следом за ним, придерживая руками простую светло-бежевую сумку.

Через несколько секунд Франциск вынужденно остановился и посмотрел преследовательнице в глаза. Он рассчитывал увидеть в них привычное презрение, но прочёл в них лишь страх. И это его, мягко говоря, изумило.

— Если вы думаете, что я там что-то выкрал, то расслабьтесь — в том доме и красть-то нечего, — ответил он очень медленно и осторожно, словно боялся вызвать на себя бурю гнева или чего ещё похуже. Ливерпульские женщины, как он уже понял, были совершенно не робкого десятка.

Но неужели эта дама действительно считала его каким-то там вором из «Камелота» или откуда-то…? И вообще, что это был за «Камелот»? Франциск не побоялся задать сей вопрос, и девушка тут же заулыбалась, словно только этого и ждала.

— О, а вы не слышали? Это же известная английская редакция под предводительством одного великолепного писателя Джона Кира. Вы должны были слышать о нём, на его счету есть много запоминающихся книг. Таких, как «История Уэльса», например.

— Я не понимаю, о чём вы толкуете.

— Ах, точно. Во Франции...

— Во Франции иностранная рукопись проходит через множество цензоров. Вы верно мыслите.

— А я слышала, что Церковь велит сжечь все английские книги, ибо искренне считает, что в их страницах скрыта некая чёрная магия.

— Нет, конечно, что за бред? — Бонфуа сердито сплюнул и потёр уставшее лицо. Ему хотелось есть, хотелось спать. Но говорить на тему Церкви не хотелось от слова совсем. — Какие нынче странные времена пошли…

— Что?

— Каждый представитель этой страны, которого я встречаю на своём пути, пытается либо осознанно, либо не совсем, но облить меня ушатом помоев. Рассказывает дурацкие истории, мифы о Франции и Церкви. Вам самим не тошно от этой глупости?

— Я вовсе не собиралась поливать вас помоями! — тут же ощетинилась девушка, но затем опомнилась и окинула Франциска удивительно нежным взглядом. — Если честно… вы не особо смахиваете на веруна. Да и на француза, как такового, тоже. У вас практически нет акцента.

— Я много путешествовал, — и это была чистая правда. Катерина понятия не имела, через что пришлось пройти Франциску, чтобы снова вернуться в нормальное общество. Она ничего не знала про его горе, про Элис, которую заключили в темницу, про Артура Керкленда, которому он доверился, лишь бы тот помог найти ему Дьявола… Если бы всё это Катерина знала, то не стала бы смотреть на него с такой необъяснимой лаской.

— А вы вообще в курсе, в чей дом надумали залезть? — судя по румяному лицу новой знакомой, девушка сгорала от нетерпения похвастаться своими знаниями. Её вид немного остудил Франциска.

— Он принадлежал Керклендам, я это знаю.

— О! — глаза Катерины удивленно расширились. — Так вы знаете?

— Да, я в каком-то смысле фанат… Керклендов, — Франциск поднял глаза к темному небу, окутанному сизым дымом из-за летучих кораблей, и попытался представить себе Элис. Однако, образ в его памяти выходил каким-то неполноценным. Словно Франциск что-то успел забыть за это время.

— Фанат?

— Ну, да. Много о них слышал и… читал. Проезжал вот тут мимо, увидел их дырявую крышу и решил заглянуть внутрь. Уж больно велико моё любопытство. Не смог устоять.

— И как? — в голосе спутницы зазвучала насмешка. — Понравилась экскурсия?

— Вполне.

Не хотелось вспоминать ту уродливую куклу, которую Франциск видел в подвале. Уж больно она была жуткой.

— Это вы его ещё в самом расцвете не видели, — Катерина невольно углубилась в воспоминания. Сжав в руках сумочку, она устремила тёмный взгляд на небо. — Раньше он был прекрасен, походил на сказочный дворец. Жаль, но тот пожар полностью уничтожил всё его великолепие. Всю его магию, которую он в себе таил. А тушить огонь никто не хотел. Простой люд боялся, что проклятие Керклендов прилипнет к ним, как репейник, а полиция… полиция была занята другими делами. Так дом и горел себе почти до самого рассвета. Вы бы видели, какие чёрные кружили над нашими головами тучи, такого даже в пьяном бреду не придумаешь! А запах-то… запах какой стоял всюду, аж глаза слезились!

После пожара на месте дома осталось лишь это страшное недоразумение. Чёрный призрак, которого боялись все, и я в том числе, — Катерина помолчала немного, закусив губу. Франциск старался ей не отвечать, ожидая продолжения. — Всё, что осталось лежать в доме, будучи не тронутым огнём, было в скором времени украдено: посуда, к примеру, картины, вазы, даже зеркала сняли, а некоторые разбили во дворе, так как испугались разбудить гнев заточённых в них духов.

Слыхала я, что большую часть керклендского добра прибрал себе какой-то там богатый ученый из дальних земель. Тоже, если не ошибаюсь, «фанат».

Потом прошла какая-то пара месяцев. Небо довольно быстро очистилось от туч, запах гари пропал, в корчмах перестали подавать кашу с пеплом. Керклендов никто не видел и не слышал. Ливерпуль старался жить прежней жизнью, не оглядываться назад слишком резко, дабы шею себе не свернуть. Зеваки продолжали, вопреки всяким запретам, сочинять истории о Керклендах. Мол, что живы они, и что на самом деле витают где-то в небе верхом на своём хвалёном драконе.

— Я уже начал полагать, что их дракон — это выдумка такая, — нехотя признался Франциск.

— Забавно, — Катерина незаметно взяла Франциска под локоть и вывела его через извилистые улицы на площадь, где было куда оживлённее, несмотря на поздний час. Небо казалось чёрным и бескрайним, и буквально давило своей чернотой на освещенные новогодними гирляндами домики и магазинчики. Так сильно успевший отвыкнуть от общества, Франциск весь съёжился и попытался спрятать лицо за завесой светлых волос.

— Смешной вы человек, француз. Сами говорите, что фанатеете по Керклендам, но при этом считаете знаменитого дракона выдумкой. Смелый ход! Гм… А куда, собственно, вы направляетесь? Может, мне вас проводить? — теперь Катерина выглядела очень дружелюбно. Франциск призадумался.

— Я не местный и не знаю здесь ни одной улицы, но мне нужен ирландский паб, вход которого украшен зелёной мишурой.

— Зелёная мишура, говорите, — Катерина внимательно оглядела яркие улочки городка. — Знаю один такой, он в двух кварталах от нас.

Не описать словами, как сильно обрадовался Франциск, услышав эту новость. Пара кварталов, значит… «Того гляди, вернусь ещё на назначенное место раньше мсье Керкленда, а он и внимания не обратит, что я где-то пропадал!»

Честно говоря, Франциску страшно хотелось, чтобы его судьба шла именно по такому сценарию. Он не хотел будить в Керкленде зверя. Особенно, сейчас.

 — Слушайте, а может, загляните как-нибудь ко мне домой? Чаем угощу, — девушка, видимо, окончательно осмелела, находясь в обществе Бонфуа. В её глазах горел яркий огонек, а губы изгибались в двусмысленной улыбке. Влюбилась что ли? Впрочем, Франциска это почти не пугало. Помнится, в юности, ему довольно часто приходилось терпеть на себе томные взгляды женщин. Вероятно, в его внешности было что-то такое…завораживающее. Но сам он этого никогда не видел, не понимал и, наверное, даже не пытался понять. Он просто наслаждался вниманием, питался им, словно вампир, и стенал от лёгкого наслаждения.

А потом он встретил Элис и, возможно, тогда впервые по-настоящему испытал сильную любовь. Элис сильно отличалась от остальных барышень своей… внешностью, своим характером, своими взглядами на мир. Каждая чёрточка в её характере была пропитана искренностью. Каждый взгляд, каждый вздох — всё это было обнажено перед Франциском, показано во всей своей чистой красе.

Это был его стержень.

— Я напишу вам адрес моего дома, — девушка продолжала нежно щебетать ему на ухо, не замечая задумчивости в его взгляде. — Вы знаете, у нас с вами много общего. Я ведь тоже интересуюсь Керклендами. Да и вообще, почему бы нам не объединиться? Вы будете искать интересные факты, а я их записывать. А потом… потом мы покажем наши труды народу!

— Хорошая идея, — Франциск ответил сдавленно. — Только напомните ещё раз, кто вы такая?

— А я разве не сказала? — Катерина опешила. В этот момент они как раз миновали площадь, музыка и болтовня народа стали постепенно стихать, город убаюкивал ночной небосвод, а головы двум путникам освещали огоньки высоких фонарей. — Я Катерина Грей, писательница. В будущем, если повезёт, мои труды опубликуют в крупных издательствах, и моё тельце наконец-то утонет в лучах славы.

— И что же вы пишете?

— Ну, моя библиография пока что не так обширна, как хотелось бы… Знаете, что я хочу, мсье Бонфуа? Я хочу написать книгу о Керклендах!

— La vérité?

— Да! Я планирую разделить её на два, а, может, и на три, тома. Книги, состоящие из фактов, фактов и только фактов! Всё об их жизни: начиная с первого появления их имён в хрониках и заканчивая нашими днями. Как они жили, где они бывали, чем занимались до того, как ступили на преступный путь. Всё, что только можно раздобыть не совсем честным путём!

— Очень интересно, — Франциска и вправду заняла эта новость, и он даже немного занервничал. — Откуда, позвольте узнать, вы будете брать эти источники? Англичане, как я уже понял, не очень-то и горят желанием вспоминать о существовании этих бандитов.

— Меня не остановят никакие суеверия. Люди должны знать правду! — Катерина начала быстро переходить на возбуждённый крик. — О-ох, если бы я только имела честь повстречать хотя бы одного Керкленда! Поглазеть на него одним глазком, увидеть, как он изменился за эти годы… разве я прошу так много?

— Не боитесь, что этот Керкленд попытается вас… убить? — не удержался от ехидной шутки Бонфуа. И это, так сказать, немного поубавило пыл в девушке, она склонила голову и замолчала.

— Не боюсь, — сказала она вскоре настолько твёрдо, что даже сумела вызвать у Франциска невольную дрожь в ногах. — Ради цели я готова пойти на жертвы.

Между ними воцарилось короткое молчание.

— Я…я восхищён вами, Катерина. Совершенно искренне.

— Спасибо.

— Конечно, простите меня за бестактность, — Франциск почувствовал, как его щёки обжёг слабый румянец. — Но не соизволите ли вы поведать мне о том, что уже знаете? Для меня это очень важно. Расскажите об их… об их… — он опустил глаза и взглянул на блестящий от влаги асфальт. Усиленно сглотнул и зажмурился, почувствовав в горле сильную сухость. — Об их детстве, например.

От сказанного ему стало дурно. Казалось, словно он ступил на запрещённую тропу. На тропу, которая не подразумевала под собой возврат. Но отступать уже было поздно, ибо глаза Катерины снова замерцали в ночи, как звёзды.

 — С удовольствием, мсье. Ох, я так рада, что вы интересуетесь ими, мне не часто приходилось встречать человека, столь близкого мне по духу и по уму. Я… я так счастлива.

Она снова замолчала, закончив свою речь тихим вздохом. Франциск не желал её перебивать. Шёл рядом и не пытался отнять её руки. Любопытство разъедало его внутренности, словно термит. К счастью, в скором времени Катерина начала свой рассказ, тем самым усмирив его волнение:

— Керкленды всегда были очень неспокойной семьей. Невероятно умные не по годам, настоящие гении своего ремесла — не удивительно, что многие боялись даже заговорить с ними. Возможно, стыдились собственного скудоумия на фоне таких титанов мысли, либо попросту завидовали им. Кто-то считал их злыми духами. Кто-то — безумцами, которых нужно было срочно запереть в лечебнице и держать до конца жизни.

— А что думаете вы? — поинтересовался Франциск. Катерина в ответ повела плечами.

— Я думаю, что они просто родились не в том месте и… не совсем в то время. Уж слишком они были хороши для таких простых людей, как мы. Неудивительно, что у них никогда не было друзей, зато врагов и завистников — хоть отбавляй.

Их отец — мистер Керкленд — был гениальным человеком, умевшим мыслить… весьма нестандартно. Его с детства привлекала техника. В юности ему приходилось работать подмастерьем у старого часовщика, человека очень знатного, любимого горожанами, настоящего профессионала своего дела. К несчастью, Керкленд не сумел проработать на новом месте и полного месяца. Как говорил сам часовщик: «Этот юноша слишком амбициозен и невероятно упрям! Ну, ничего, пара лет работы в поле быстро выбьют из него дурь!». Если скандал и имел место быть, то прошёл он очень тихо и незаметно. После этого мистер Керкленд, будучи сильно обиженным на своего мастера, поклялся служить исключительно своим идеям.

Он организовал в подвале мастерскую, а инструменты для работы либо крал у соседей, либо… находил на улице. В этом плане, он был не сильно брезглив. Родители не мешали его экспериментам, а во многом даже пытались ему помочь. Они были, как мне кажется, очень хорошими людьми. Мягкосердечными. Немножко наивными. Когда Керкленду исполнилось шестнадцать, неизвестная инфекция унесла их из жизни. Жаль их было, конечно, но что уж тут поделать…

Катерина ещё немного помолчала. Её брови сошлись на переносице, словно она пыталась вспомнить какие-то детали.

— Мистер Керкленд был очень нетипичным изобретателем. Он был очень красив, обаятелен, весь пропитан харизмой. Женщины так и вились вокруг него, будто кошки возле чана с молоком. К несчастью, все его любовные утехи кончались одинаково печально. Женщины уходили от него со скандалам, а он смотрел им в след, сжимая в руках маленький кулёк с младенцем. Все его пассии отчего-то решали, что место их ребенка должно быть исключительно рядом с отцом. Это почему-то никогда не обсуждалось. Просто, звучало, как факт. Коли позарился на женскую красоту, то и ребёнка сам воспитывай. Твой же труд, в конце-то концов. Но мистер Керкленд никогда не жаловался. Он очень любил детей и, похоже, совершенно не был против внезапного пополнения в своём семействе. Все его сыновья шли по его стопам, все, как один, тянулись к новым знаниям и не страшились орудовать гаечным ключом.

Франциск попытался представить себе эту свору разномастных детей, и ему стало немного дурно от полученного зрелища.

— Каждый год в Англии проходит день изобретателя. Для мистера Керкленда это был очень важный промежуток, который он всеми силами старался не пропустить. В преддверии праздника он собирал в повозку свои творения и увозил их на крупную городскую ярмарку, дабы показать свои изобретения люду, ну, и на конкурсах за лучшее изобретение поучаствовать. К слову, он в них побеждал, и очень часто.

— И как на это реагировал люд? — с нетерпением в голосе спросил Франциск.

— По-разному, — Катерина пожала плечами. — Кто-то любовался творениями с восторгом, кто-то с отвращением, многие с ненавистью. В то время Англия была особо сильно подвержена влиянию Церкви, а Церковь, как вам известно, относилась к бездушной технике очень неровно.

Когда мистер Керкленд вынес на критику своё очередное изобретение, которое, как он сам говорил в представлении, должно было помочь людям с ограниченными возможностями зажить счастливо, не испытывая на себе косые взгляды общества, зрители сильно забеспокоились. Не знаю каким образом, но верунам удалось убедить полицейских добыть ордер на обыск керклендского дома.

«Для этих дьявольских устройств ему нужны были подопытные! Вы только поглядите, как искусно эта железная клешня повторяет человеческие кости! В округе и без того постоянно пропадают люди, а тут вам ещё и бесовские протезы, будто копия людских членов!» — кричали они, а те — глупцы — и поверили.

В тот же день они явились в дом Керкленда с орденом в руках, перевернули всё вверх дном, но ничего подозрительного там, конечно же, не нашли. Ничего, кроме десятка похожих клешней.

Не найдя должных для обвинения в пропаже людей улик, полиция оставила семью в покое.

— А вы как думаете, Катерина, — спросил девушку Франциск. — Керкленды действительно были как-то связаны с теми похищениями?

Катерина пожала плечами.

— Что бы ни происходило за дверьми их дома, мы этого никогда не узнаем. Но факт оставался фактом — куда бы Керкленды не вознамерились переехать, смерть случайных людей следовала за ними будто бы по пятам. Скажите мне, мсье Бонфуа, было ли это случайностью? Злым роком?

Случайность — случайностью, а когда Катерина задала ему этот вопрос, Франциск понял, что они дошли до нужного места. Он снова увидел знакомый ему паб с зелёной мишурой, и радость отозвалась в его груди приятным покалыванием. Он уже искал взглядом Артура, но на крыльце стоял лишь одинокий пьяница и пытался самостоятельно спуститься по ступеням.

А где же Керкленд? В голове сидела лишь одна мысль, самая очевидная на тот момент — Артур ушёл. Не дождался.

Франциск поспешил расстаться с этой мыслью, пока та не отразилась горечью на его лице.

— Расскажите мне, как умер старший Керкленд, — вежливо попросил он, когда они остановились возле пабского крыльца.

— Его убили в горящем доме. Соседи утверждали, что слышали в тот день выстрелы, но кто в кого стрелял — вопрос очень затруднительный, — девушка посмотрела куда-то в сторону, и в её глазах читалась печаль, словно ей было очень тяжело вспоминать те давние события. — Останки мистера Керкленда закопали во дворе за особняком, обойдясь без всяких почестей. Закопали рядом с сыном.

Последние слова прозвучали как-то невнятно, будто во сне. Франциск часто заморгал и уставился на девушку так, словно она ему солгала.

— Сыном? — спросил было он, но тут их прервали.

Двери в паб с резким скрипом распахнулись, и на Франциска налетел Артур.

— А вот и вы! Я уже вознамерился искать вас с собаками! Вы забыли, где нам было велено встретиться? — радостно воскликнул англичанин. Казалось, что Катерину он не видел в упор, а, может, и не хотел видеть. По крайней мере, до тех пор, пока Франциск не отошёл в сторону и тактично не прокашлялся. Когда единственный малахитовый глаз парня уставился на девушку, кожа его побелела, как снег. — А это ещё кто?

 — Это Катерина. Катерина, — мужчина указал на Артура. — Артур Кер… Кеннет, — он вовремя успел поправить себя. — Он мой друг.

 — Лондонский детектив, — учтиво добавил англичанин, мигом выпрямившись, будто струна. Когда Катерина протянула ему руку, он не растерялся и поцеловал её тыльную сторону. Выглядело это очень мило, только Франциск прекрасно видел в глазу Керкленда застывший нечеловеческий гнев.

«Мне не жить…» — подумал он.

— Вас тоже привела в наши края легенда о Керклендах? — девушка заинтересованно посмотрела на лупу англичанина, при этом, абсолютно не заметив, каким напряжённым был ее хозяин. Но Артуру можно было отдать должное — держался он отлично.

— Хм, Керклендов? Нет, меня никогда не прельщали байки про этих сумасшедших. Я просто путешествую, показываю другу наш мир, — он коротко посмотрел на Франциска, и этого мгновения хватило сполна, чтобы Бонфуа смог испугаться. Ему показалось, что ему только что дали под дых.

 — Как это мило с вашей стороны, — Катерина выглядела такой невинной, что хотелось верить каждому её слову. В такие мгновения она была очень похожа на Элис. — Знаете, вы мне напоминаете кого-то… Мы с вами раньше встречались?

 Франциск глубоко задышал, стараясь унять дрожь в теле, но Артур выглядел, как кремень.

 — Я бы запомнил такую красоту, — произнёс он, медленно беря Франциска за руку и незаметно отводя его от общества милой Катерины Грей. С виду его жест казался невинным, но на деле хватка у англичанина была чудовищно крепкой. Франциск тихо пискнул и тут же замял писк кашлем. — А теперь, нам, пожалуй, пора идти, верно, мсье Бонфуа? Корабль не будет ждать нас вечно. Попрощайтесь с леди.

 — Корабль? — когда двое мужчин сошли с крыльца под недовольные возгласы пьяницы, Катерина упрямо пошла за ними. — Вы уплываете? Так скоро?

— Верно, уплываем. Ливерпуль — красивый город, но нас впереди ждут и другие не менее прекрасные города, верно, друг мой?

Франциск будто воды в рот набрал. Но когда вопрос адресовался к нему, он нашёл в себе силы для кивка.

 — Прощайте, Катерина! — крикнул Артур. Франциск неуверенно помахал девушке рукой.

Катерина провожала их грустным взглядом. Чуть позже она отвернулась и поспешила сойти с дороги, пока на неё не надумала наехать чья-нибудь коляска.

Дойдя до первого перекрёстка, она остановилась и опёрлась лопатками о длинный фонарный столб. Тяжело вздохнула.

— Артур Кеннет. Кого-то ты мне напоминаешь… — глухо спросила она в пустоту. — Кого же?

Мистера Керкленда похоронили рядом с сыном. Но с чьим? С его? Быть того не могло, все четверо Керклендов были живы и здоровы. Один из них шел как раз впереди, держась в угрюмом молчании.

Может, Катерина ошиблась?

Он думал об этом очень долго. За это время они сумели обойти чуть ли не весь город. Когда Франциск пришёл в себя, они уже стояли на пристани. Море скрывалось в ночи, но были хорошо слышны шлепки приближавшихся волн. В воздухе стоял запах соли и рыбы. На стоянке лениво покачивались корабли со спущенными парусами.

Здесь Артур и остановился, из его ноздрей выплыли клубы белого пара. Франциск боялся обратиться к нему. Боялся даже шелохнуться. Ему казалось, что англичанин был на него сильно зол.

— Где вы были?

В его вопросе явно ощущался холод. И какая-то странная небрежность.

— Я заблудился, — признался Франциск. — А Катерина… она просто помогла мне. Вывела обратно к пабу.

— Катерина, значит. Любительница кровожадных ублюдков Керклендов, вот как. Почему же мне кажется, что вы что-то мне не договариваете? — скривив губы, поинтересовался Артур. — Может, мне стоит вас проверить на правду? Гм? — его лупа опасно блеснула в ночи.

 Франциск инстинктивно прикрыл глаза ладонью. В страхе его ухо вновь стало неприятно пульсировать.

Он услышал, как парень сипло засмеялся.

— Расслабьтесь, мсье. Не буду я вас трогать.

— Честно? — Франциск не торопился отнимать руки от лица. Его ноги дрожали от страха.

— Я же обещал вам, забыли?

 Франциск послушно убрал руки и к своему облегчению понял, что Артур на него даже не смотрит.

 — Вы не против, если на этот раз мы продолжим путешествие по воде? — спросил он таким тоном, словно до этого между ними не было никакой возможной ссоры. — Что-то после нашего с вами дирижабля я стал испытывать к небу сильную неприязнь.

 «Я тоже…» — хотел сказать Франциск, но воздержался. Он боялся, что своими ответами вызовет в Керкленде новый приступ гнева.

— Через два неполных дня мы окажемся в Дублине, — сказал парень. — Вы готовы к новому приключению?

Почему-то ему вспомнились огромные драконы, пышущие красным пламенем. Франциск представил, как Артур сидит на шее ящера, выгнув спину, а в его лупе мечутся мелкие искры. Но к счастью, драконов рядом не было, а кого Артур если и мог с легкостью оседлать, то разве что бездомную собаку, которая с невозмутимым видом метила ржавый якорь возле закрытой палатки с рыбными изделиями.

«Тебе нечего бояться… — думал Франциск. — Артур ничего не сделает с тобой…он обещал. Он ведь обещал!»

 Почему же тогда он никак не мог позабыть тот темный и зловещий подвал с затаившимися там техникой и жуткими куклами? Почему он думал об этом чаще, чем об их с Артуром уговоре?

Немного потолковав с капитаном одного из кораблей — не такого крупного, как соседский, но весьма красивого и крепкого на вид, с железными панелями и тремя мощными мачтами — они вдвоем забрались по лестнице на палубу.

— Скоро вы увидите моих братьев, — продолжал довольно щебетать англичанин. — Кевина и Гарри. Думаю, они вам понравятся. На их фоне, я просто сущий злодей, — он задорно захихикал, а Франциск попытался повторить его смех. — Нет, правда! Они нежные, как бельчата, никому никогда зла не делали. Гарри очень нерешительный и тихий, а Кевин… — Артур громко присвистнул. Что бы это ни значило, Франциск не стремился узнавать подробности. Он помнил кричащие плакаты из музея-особняка, помнил те факты, о которых ему рассказывала Катерина. Он помнил всё это так хорошо, так ясно, что к его горлу подступила горькая тошнота.

— Послушайте, — наконец сказал он, когда они уже были внутри спальной каюты. Артур отпихивал носком ботинка рыжего кота, который отвечал пинкам оскорблённым фырканьем. — По поводу Катерины…

— Да?

— Наша встреча была случайностью. Я и понятия не имел, что она так сильно фанатеет по… по Керклендам.

— Она вам что-нибудь рассказала о нас? — Артур продолжал выглядеть равнодушным.

— Нет. Ничего. Абсолютно ничего, — тут же солгал Бонфуа. Ему показалось, что англичанин вздохнул с облегчением.

— Хорошо. Я вам верю.