***

Лилит очнулась от мирного сна. Разум подавал сигнал подняться, но что-то, словно хитрый чертёнок, нашёптывало ей остаться в постели подольше. Одеяла окутывали её, как змеи-искусители, а прохладная простыня под спиной казалась мягче травы в Райском саду. Ах, эта сладкая нега первых моментов после пробуждения... Иногда она казалась дьяволице приятней самого сна.


Лилит медленно открыла глаза. Над головой нависал белоснежный потолок. На нём, словно на церковных куполах, плясали нарисованные ангелочки и пировали святые – но для дьволицы эта роспись была совершенно безвредна. Лилит поглядела на сказочный потолок ещё немного, пока отрывки мыслей и идей в голове не связались в одно целое, и села на кровати.


Вокруг стояли дорогие кресла, изящные торшеры, вместительные комоды и широкие зеркала. Лилит провела ночь в номере одного из самых роскошных отелей Парижа; не одна, разумеется.


Она повернула голову и посмотрела на лежащую рядом женщину. Та спала на боку, спиной к Лилит, укрывшись одеялом по грудь. Её короткие светлые волосы были красиво рассыпаны по подушке, лицо расслаблено, рот приоткрыт. Как же она была красива. Её Адала, безупречная Нахтнибел, её новое рождение и смерть...


Лилит погладила возлюбленную по голове и встала с кровати. Черный полупрозрачный халат сползал с её плеч. Он открывал россыпь поцелуев, укусов и царапин на бледной коже Лилит, напоминание о прошедшей ночи, украшение, отдающееся сладкой болью. Лилит усмехалась, легко касаясь их пальцами. Она больше никому не позволила бы поставить на себе клеймо. Только Адале можно было так нагло оставлять свои следы, рисовать губами и ногтями на чистом холсте её тела. Лилит готова была стать картиной, на которой Адала могла оставить свою подпись. Картиной, на которой Адала могла безобразно смешивать краски, выплескивать радость, гнев и печаль, создавать самые безумные образы. Она готова была стать её шедевром.


Лилит неторопливо прошла к большому окну и распахнула шторы. Перед глазами открылся сонный светлый город, в котором только-только начинала закипать жизнь. Главную достопримечательность города из отеля не было видно, но вид милых парижских улиц все равно радовал глаз.


И все-таки, как же Лилит посчастливилось вновь встретить Адалу здесь! Одно мимолетное столкновение взглядов около одного из магазинов — и вот они уже снова рядом. Дьяволица не смела даже мечтать об этом, когда отправлялась в путь. Хорошо, что Адала любила путешествовать, зачастую одна или только с дочерью... В Париж же она прилетела сама.


Вдруг утреннюю тишину разрезал звон телефона. Лилит вздрогнула, хоть и знала, кто мог позвонить в такую рань; она испугалась, что резкий звук прервет сон Адалы. Она быстро прошла к аппарату, взяла трубку и бросила взволнованный взгляд на возлюбленную. Та продолжала спокойно спать. Лилит облегченно выдохнула и шепотом ответила на звонок:


— Людвиг, милый... Почему ты звонишь так рано? Я только проснулась... — она постаралась зевнуть как можно убедительней. — Ты забыл, что у нас сейчас разница во времени в семь часов? Дурачок...


Лилит чуть скривилась от собственной слащавой речи. Если бы она выпивала каждый раз, когда ей приходилось играть перед мужем роль дурочки, она была бы самой законченной алкоголичкой и на Земле, и в Аду.


— Ты снова с той женщиной, да? — раздался в трубке грубый, обиженный упрек.


Лилит застыла, прикрыв глаза. Похоже, Люцифер сегодня был не в настроении.


— Да... — призналась она осторожно. — А что-то не так?


— Все не так! — простонал Люцифер, как капризный ребенок. — Для чего я отправил тебя во Францию? Я ведь просил тебя оповестить всех демонов о подготовке к Концу Света. Без промедлений. Без задержек. Без отвлечений. А ты? Для тебя что, важнее эта проститутка, чем мой план?


— Милый, ты меня обижаешь, — медленно ответила Лилит, еле сдерживая злобу. — Не говори так о моей… Игрушке, мы же договаривались.


В груди неприятно кольнуло. Адала не была для неё просто развлечением, но нужно было убедить мужа в обратном.


— П-прости... — опомнился вдруг Люцифер.


— Я не злюсь.


О, она была в ярости. Никому не было позволено оскорблять её любимую. Но от срыва Лилит удерживала тонкая грань лжи, которую она разрушит им, и обнажит свой сердечный секрет. И всё же, ударить по больному она могла и другим способом.


– Но, милый, – изобразила недоумение она, – почему именно я должна созвать всех демонов отсюда? Почему ты не мог позвать всех наших слуг с Земли сам?


Люцифер помедлил перед ответом. Лилит точно знала, что означает эта тишина. Он слабел. Ослабевала его связь с народом. Но ни ей, ни самому себе он в этом не признался бы.


— Ну, мои слуги... — начал он неуверенно. — Лилит, подготовка к Апокалипсису — сложный процесс. Я не могу объяснить тебе все его тонкости. Ты не поймешь. Просто делай, что я тебе говорю, и все будет хорошо.


— Конечно, — сказала Лилит, закатив глаза. — Я созову всех демонов сегодня вечером.


— Ты умница, моя дорогая, — похвалил её Люцифер, и Лилит поджала губы в отвращении. Если бы Адала разодрала её спину в кровь и искусала плечи до ярко-синих синяков, это показалось бы Лилит нежнее слов Люцифера в тысячу раз. — И все же, прости меня за резкость… Я конечно же не против, чтобы ты вдоволь развлеклась с людьми перед их исчезновением. Я просто хочу, чтобы ты помнила, что до Конца Света остается меньше десятилетия… Не привязывайся к ним сильно, хорошо?


— На что ты намекаешь? — спросила Лилит, но Люцифер уже закончил звонок.


Костяшки Лилит стали белыми от того, как крепко она держала трубку в руке. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться; не делать никаких резких движений, чтобы не разбудить Адалу. «Не привязывайся»! Он слишком поздно спохватился. Лилит ставила её сладкий сон выше собственных чувств, собственного гнева. Она аккуратно поставила трубку на место и снова подошла к окну. Город потихоньку просыпался.


Вид Парижа уже не приносил ей радости. В голове Лилит возникали лишь видения, как город охватывает Адское пламя, как людей поражает страшный вирус, как всё, что есть в Париже — магазины, башни, все места, где Адала и Лилит могли бы пересечься взглядами — погибает, исчезает вместе со всем человечеством и Землей. То, что должно было приносить ей триумф, наполняло её лишь горечью и отчаянием. Лилит задернула шторы и села на кровать, подтянув к себе ноги.


— Милая моя, как ты несчастна… — Лилит погладила Адалу по щеке, нежно проводя пальцем по скуле. — Со всех сторон тебя окружает смерть, куда бы ты ни пошла, что бы ты ни делала…


Адала должна была умереть. Возраст с каждым годом приближал её к кончине. Но и гибель от рук преступников могла поджидать на каждом шагу — охотясь за её бывшим мужем, они могли погнаться и за ней. И она сама была для себя угрозой; жуткий, животный порыв из прошлого стоить ей жизни. Наконец, совсем скоро суждено было умереть всему человечеству, Адале — в том числе. Все люди в конце концов умирают, но Адала… Её судьба казалась Лилит печальней, чем у всех остальных.


Была и еще одна проблема. Лилит легко могла стереть скорбь из сердца, спасти Адалу, сделать её своей навсегда. Нужно было лишь подготовить демоническое тело, вселить туда её душу и вдохнуть вторую жизнь ровно в тот момент, когда её человеческое сердце перестанет биться. Это было легко. Они с Люцифером обеспечили жизнь после смерти многим верным земным рабам.


Но для этого Адала должна была погибнуть до Апокалипсиса.


Люцифер хотел не только уничтожить людей и их мир. Он хотел поглотить их души, все до единой, впитать их мощь и заполучить былую силу. Как он говорил сам, он не оставил бы от человечества ничего. Ни капли. Ни крошки. Он заберет все. Он заберет и Адалу.


Лилит не могла видеть будущее. Не могла предугадать, когда Адалу настигнет погибель, успеет ли Лилит её спасти. Она знала только, что будущее без неё будет худшим из всех возможных. Что Лилит и сама никогда не сможет спастись.


Лилит положила руку на плечо Адалы, так же покрытое отметинами в порыве страсти. Нежно погладила её, спускаясь к теплой шее… Лилит чувствовала размеренные пульсации вен под пальцами. В них билась такая драгоценная жизнь…


Вдруг в глазах Лилит что-то блеснуло. Что-то странное. Пугающее её саму, и, несомненно, испугавшее Адалу, если бы та была в сознании. Её рука стала чуть тверже; она нащупала выпирающую вену у Адалы на шее, выставила острый ноготь. Лилит взглянула на её умиротворенное лицо. Будет лучше, если оно останется таким после смерти. Лучше, чем гримаса жуткой агонии. Так будет лучше для всех. Для Адалы, что, итак, обречена, для Лилит, что не сможет перенести её внезапную потерю. Дьяволица слегка надавила ногтем на вену…


И тут же отдернула руку, одумавшись.


Лилит спрятала лицо в ладонях. Она не могла. Как она могла убить её собственными руками, даже если дарует ей вторую жизнь? Это было неправильно, это было слишком тяжело, слишком жестоко.


Лилит убрала руки от лица. Она наклонилась и поцеловала Адалу в плечо, в щеку, в ухо, в шею… Дьяволица осторожно легла рядом с ней, обнимая со спины. От Адалы исходило тепло. Тепло нового рождения, тепло, что обычно недолго держится после смерти… Сладкая нега. Это было лучше любого, самого глубокого сна.