Я так устал. Хочется уснуть и забыться. Я хочу… Я хотел… Боги, я не помню. И все же, когда я думаю о тебе, то вижу, как ты, закрывая глаза, откидываешь голову назад, а с твоих губ срываются стоны удовольствия, что я дарю тебе. Желанное мной тело выгибается дугой в экстазе, а ты впиваешься ногтями в мои плечи, спину, ягодицы, оставляя кровавые полумесяцы — своеобразные метки того, что я твой, что принадлежу тебе всецело. Притягиваешь меня ближе, будто боишься, что стоит разжать объятия, и я исчезну. Дикая и ненасытная — ты не шепчешь мое имя дрожащим голосочком. О, нет! Ты требуешь большего. Требуешь еще. Быстрее. Жестче. Грубее. Ты не просишь, а приказываешь, и я забываю о том, кто я. Ты и я?

      Нет, уже нечто большее, нечто значимое.

      Я не трахаю какую-то очередную девицу будь то на окраине Асгарда или каком-то из остальных миров.

      Ты полностью отдалась мне. Ты моя. И сделала меня своим. Первая женщина, что пожелала сделать меня своим.

      Отстраняюсь, не обращая внимания на твои протесты, и тут же одной рукой, перехватив твои запястья, завожу их тебе за голову, а другой — ласкаю тебя меж широко разведенных бедер. Как же ты стонешь и изнемогаешь от переполняющего желания, что разгорается в тебе все сильнее и сильнее. Целую тебя и не могу насытиться. Просто не могу. Твоя кожа сияет как шелк в отблесках пламени и искр, вспыхивающих и гаснущих в ночном небе. Продолжаю намеренно тебя мучить…

      Туман вырывает и это воспоминание. Харон снова зовет меня, протягивая костлявую руку на галере, на веслах которой шипят демоны, прикованные навечно. Теперь я вижу только мертвый огонь и пустые глазницы трупов, что окружают меня. Его

      И все же… воспоминания о пламени, том самом пламени, что сияет в твоих глазах, удерживает меня от того, чтобы совершить глупость и согласиться на предложение Паромщика Хельхейма.