Зак стягивает с лица упавшую сверху тряпку и отпрыгивает от горящей балки. Девушки бегут навстречу, уши закладывает от их криков и плача, сбивают его с ног. Падает на руку, переворачивается на спину и пытается продрать глаза от слёз. Парочка девушек пробегается по нему. Он не уверен, но кажется, осколок ребра проткнул лёгкое. Сглупил.

Кашляет. Маска неприятно липнет от, он надеется, пота. Подтягивает себя, обхватывает одной рукой ещё не опалённую колонну. Прячет нос в локоть. Щурится, ищет Жирафа и Нео. Дышать тяжело, что-то булькает в горле. Зак сглатывает ком и тянется быстрее к рации и телефону. Повторяет адрес, едва не кричит, что здесь пожар. Вслушивается в треск рации и голос Ники, что они в пути. Вдыхает осторожно. Оглядывает кабаре, пытается вспомнить хоть немного его планировку. Опускается на корточки. Он сейчас примерно в центре здания. Сцена, столики полукругом. Течёт словно воск тлеющий занавес. Куски бархата отваливаются, поджигают стоящие рядом декорации. Зак бежит сквозь густеющий смог налево, сквозь частокол стульев, отпихивает их дальше. Выбивает плечом дверь и кашляет. На этот раз кровью, он уверен.

Огонь тянется к окнам. Бежит по чёрному потолку и пали ковра. Зак отмахивается ножкой стула. Дышит редко, неглубоко. Кислорода всё меньше. Перескакивает ступени, прикрывает голову рукой, отшатывается от обоев, текучих по стенам лавой. Жар растёт. Форма липнет, бронежилет виснет мешком с картошкой, тянет к полу. Скрипят балки, натужно стонут бетонные стены. Зак начинает отсчёт. Двести.

Слышит Жирафа. Зак кричит, пытается дозваться. Кашляет от жжения в горле. Идёт вперёд. Тянет себя туда, через обжигающую боль на запястьях.

Сто сорок. Слишком горячо, он в грёбанном аду.

Жираф кричит, матерится, приглушённо сквозь вой огня. Зак едва не падает, когда разбирает имена детей. Бежит по длинном коридору, теряется в чёрном тумане. Дышит еле-еле, вдыхает совсем по чуть-чуть. Ядовитый воздух уже оседает тонкой плёнкой на его кровоточащих лёгких. Зак зовёт их по именам.

Сто.

Голоса разносятся отовсюду. Зак выносит с ноги поджаренную дверь, стряхивает едва заметив отколупанный лак. Слышит, как сипит Джаст. В комнате закрыто окно, щели забиты какой-то одеждой. Зак скачет, заходится в кашле и ищет. Его тошнит, трясутся ноги и разум кричит. Куча тряпья разбросана по полу, свешивается с потолка горящими паклями. Желчь поднимается к горлу. Он поднимает диван, вытаскивает аккуратно как может сейчас из-под обломков ноги Джаста. Хватает его на руки. Семьдесят. Отрывает с какого-то платья рукав и прикладывает к носу Джаста. Он тоже заходится в кашле. Шестьдесят пять. С улицы доносится вой сирены.

Алфёдов бредёт в коридоре, цепляется за стены. Он ничего не видит. Зак молится, чтобы пожарные уже были рядом. Трёт глаза, боится. Он не чувствует левой руки, хотя видел, как её прищемило дверью. Потом. Сейчас нужно вывести детей. Алфёдов бьёт Джаста по лицу, хрипит без слёз, чтобы не смел отключаться. Зак глядит сквозь помутневшее окно. Тридцать восемь.

Зак прижимает на секунду к себе Алфёдова, говорит громко, чтобы услышал сквозь рёв и треск, "сгруппируйтесь". Звон стекла. На улице гомон людей. Зак молится. Выглядывает пожарных, выдыхает нервно, чуть спокойнее. Кричит, "ловите!". Алфёдов выпрыгивает из окна. За ним через десять секунд падает камнем Джаст. Люди кричат, что дети живы. Пожарные разворачивают гидрант.

Двадцать одна.

Зак путается в ногах, не чувствует половину тела. Он просто хочет упасть. Проклясть Жирафа, что лез всё глубже в дело Жреца. Им трижды давали намёки. Теперь они горят.

Девять.

Зак зовёт на последних силах Жирафа и Нео. Ждёт три секунды и сам прыгает со второго этажа.

Его хватают руки. Уводят-уносят, что-то шепчут. Пальцы бегают по его лицу. Зак не в силах кричать, сдирают кожу с щёк, маска тянет за собой. Кончик носа горит. В глазах красный туман. И он не может надышаться. Ему мало и слишком много. Мало свободы — врачи обступают кольцом, пытаются спасти его. Мало знания, что сейчас с детьми? Целы ли они? А Жираф? Какого чёрта этот ублюдок забыл в этом кабаре? Почему, что вообще произошло? У Зака глюки, он видит как в воздухе вьются золотые бабочки. Их много. Так много, что он не может разобрать ничего кроме этого полотна и лиц врачей. Кислород, слишком сладкий, переливается через край. Он везде, как эти бабочки. И его слишком много. Зак задыхается в нём.

Всё тело прошибает слабость. Руки трясутся, и желудок сжимается. Желчь течёт по обугленным губам. Он дышит нервно, как загнанная собака. Ему холодно.

Глаза бегают, пытаются выловить сквозь бабочек знакомых. Руки, не его, тянут врачей за халаты. Язык едва ворочается, неумело складывает звуки, сливаются в вопрос, "где они". Ему не отвечают, затаскивают в белый катафалк. Зак хочет кричать, что ему нужно знать. Он бьёт слабо руками по кушетке, дёргает ногами. Говорит и говорит, заплетается, продолжает. "Что с ними?"

Зак дышит быстро-быстро, как после марафона, дёргает головой. Нет, подождите, ему нужно узнать, чёрт возьми!

Зак глотает воздух ртом, пытается скинуть кислородную маску с лица. У него глаза закатываются.

Золотая бабочка сидит на его закопченном носу, машет медленно крыльями.