на перемене после третьего урока илья намеренно задевает фила плечом, когда проходит мимо. в коридоре людно. «случайность», — илья надеется, что фил так подумает, но не может сдержать слабую самодовольную улыбку.
«пожалуйста, обрати внимание».
скорее от неожиданности, чем от боли, фил матерится и собирается испепелить илью гневным взглядом, но, находя его в толпе школьников, лишь смотрит ему вслед. нахмуренные брови постепенно возвращаются в нормальное состояние, а уголки поджатых губ медленно, но неотвратимо ползут вверх. в коридоре солнечно. медно-рыжие волосы муромова на свету сияют и напоминают нимб. «красиво», — мысль на пару секунд задерживается в голове, но «пара секунд» длится слишком долго, и фил смотрит на удаляющегося илью, на его ровную спину, худые длинные руки и длинные пальцы, крепко сжимающие кожаный ремень школьной сумки, пока муромов не пропадет из виду. смотрит и неосознанно прикасается к плечу. правда красиво.
за пять минут до звонка с урока илья выскальзывает из спортзала и, переодевшись в школьную форму, встаёт как ни в чем не бывало возле стены, напротив того места, где обычно переодевается фил. через минуту тишину погребают под собой шум, гвалт и клятвы никогда больше не приходить на физру.
«давно я не бегал», — фил первым заходит в раздевалку, и его лицо при взгляде на илью на мгновение обретает странное выражение. ещё через пятнадцать секунд толпа из всех двадцати одноклассников (удивительно, что никто не прогулял!) заполняет небольшую комнату так, что яблоку негде упасть. толпа, словно бушующее море, сбивает илью с ног и выносит прямо к филу. вот это — правда случайность. и даже то, что теперь муромов плотно прижат к разгорячённому телу фила, — это не больше, чем простое стечение обстоятельств.
фил ужасно тёплый, а через тонкую ткань футболки илья (может поклясться) чувствует очертания пресса. он уверяет себя, что не хочет этого видеть, но развитое воображение рисует яркими красками изображение фила без верхней одежды.
чёртово подсознание, ну почему именно сегодня и сейчас, когда он находится слишком близко? неужели нельзя было задуматься об этом во все предыдущие разы, когда риск разоблачения был близок к нулю, зря они, что ли, учатся в одном классе?
илья зажмуривается от стыда и очень надеется, что красочная картинка в голове не вызвала в теле никакой другой непроизвольной реакции. было бы довольно неловко. илья изо всех сил пытается сделать вид, что ему ужасно неприятно вот так вот стоять рядом с филом, до крови прокусывает губу, чтобы не завизжать от переполняющих чувств, но густой румянец на щеках всё равно готов выдать его с головой и словно кричит: «илья муромов гей и просто пиздец как влюблён в фила черных».
«и правда пиздец, но всё же прикоснись. пожалуйста».
у фила буквально перехватывает дыхание, когда он видит облокотившегося на стену илью. прямо напротив его любимого места, большое спасибо, муромов! так будет гораздо удобнее и комфортнее переодеваться, у фила же совсем нет пунктика на его, ильи, рыжие, немного вьющиеся волосы, и его длинные худые пальцы, и его веснушки, которые фил иногда может увидеть… чёрт.
тупой муромов, ну вот и зачем он туда встал? фил старательно игнорирует мысль, что ему это, вообще-то, немного нравится. если сделать вид, что смотришь влево, можно будет скользнуть взглядом по чересчур симпатичному личику муромова, по его веснушкам и… неконтролируемый поток мыслей прерывается тем, что куча потных, голодных и уставших десятиклассников врывается в раздевалку, словно полчище саранчи, сметая всё на своем пути, в том числе и муромова. бедняга.
«и почему у нас такой большой класс?» — размышляет над вопросом пять секунд — целых пять, потому что на шестую напирающие одноклассники прижимают фила к стене. саша, миша и илья. — «о, так вот почему».
фил ни разу не смущён (ну, разве что самую малость порозовел — но в отличие от кое-кого он может сделать вид, что румянец — последствие недавней напряжённой игры в баскетбол) и не обращает внимание на муромова. это довольно легко делать первые пять секунд, но потом, когда илья выпрямляется, и кончики его волос начинают щекотать подбородок фила, черных понимает, что эта миссия точно провалена.
фил склоняет голову и осторожно касается носом рыжих локонов. аромат корицы и мандарина одурманивает, действует словно наркотик, и филу хочется вдыхать ещё и ещё. (вот вроде бы новый год отпраздновали три месяца назад, а илья решил закосплеить елку только сейчас. хотя никто не говорит, что илье этот образ не идёт, совсем наоборот). фил не может надышаться и почти теряет голову.
просто запах, просто волосы, просто илья.
интересно, а насколько гладкая у него кожа? было бы славно коснуться его пальцев или даже запястья.
фил слепо пытается нащупать руку муромова, но, похоже, хватается за мишу, потому что в следующий момент слышит возмущённое «фил, нашёл где лапать!». «не тебя хотел», — шипит раздражённо и поспешно отпускает. боже, какой стыд. впрочем, он снова испытывает удачу, и на этот раз фортуна явно благосклонна к нему. его тёплые пальцы касаются чьих-то холодных и очень худых, и фил вдруг замечает, что илья застыл в оцепенении, боясь шевельнуться.
«точно его», — фил не знает, как трудно сейчас илье не завизжать, и как долго будет болеть прокушенная им губа, зато теперь уверен на девяносто девять процентов, что его, фила, щёки горят огнем уж точно не из-за баскетбола, в котором его команда, кстати, проиграла со счётом пять-ноль.
илья всю химию витает в облаках, вспоминая, как три дня назад он долгие пять секунд ощущал тепло пальцев фила. самое замечательное в этом, несомненно, то, что именно черных и был инициатором. «не тебя хотел» — это он имел в виду, что искал пальцы ильи? было бы здорово. впрочем, даже если и нет, всё равно в груди уже поселилось тёплое чувство надежды, греющее изнутри и заставляющее каждый раз при взгляде на фила давить глупую лыбу.
от громкого стука (кира захлопнула окно, потому что ей, видите ли, холодно (арт дал ей толстовку, и она успокоилась)) илья роняет (на самом деле, очень целенаправленно кидает) ручку под стул фила. ну не здорово ли, что черных сидит прямо перед ним? без раздумий тянется за ней, но фил опережает на считанные доли секунды, быстро поднимает ручку и протягивает её илье.
«если бы я был быстрее, мы бы опять соприкоснулись».
зрительный контакт длится не дольше трёх секунд, но сердце заходится в бешеном темпе, будто вот-вот разорвёт грудную клетку, а тёплый комок чувств грозится повысить градус и сжечь муромова дотла. синие-пресиние с жёлтыми крапинками глаза завораживают, гипнотизируют. илья хотел бы смотреть в них вечность.
скорее всего, яркий румянец снова старательно выписывает все его мысли на веснушчатых щеках — фил почему-то улыбается. илья стыдливо отводит взгляд и быстро забирает, почти вырывает ручку, коснувшись кончиков чужих пальцев. «стыдно, стыдно, стыдно, я дотронулся до него». фил всё улыбается и никак не возвращается к написанию реакции. «чего он ждёт, боже блять».
одноклассники начинают недоумённо коситься, а фил всё смотрит и смотрит. «идиот», — думает илья, но выдавливает из себя тихое «чего смотришь?».
«жду, пока скажешь спасибо», — вот так просто и бодро. иди на хуй, фил.
«с-спасибо», — выдавливает из себя через секунду и прячет лицо в ладонях. как провалиться под землю?
«пожалуйста, не останавливайся».
фил наконец отворачивается и утыкается носом в тетрадь. за прошедшие пару минут реакция понятнее не стала, и очень жаль. блуждающий взгляд натыкается на алину, застывшую в нерешительности возле доски. химица смотрит на девушку исподлобья, поджав губы.
вик аккуратно подталкивает к другу тетрадь и показывает на решённое задание. какие-то непонятные закорючки. «ну и что это было?» — интересуется шёпотом, как бы между делом. фил недовольно шипит.
к счастью для фила, химица, видимо, отчаявшись в молодом поколении и их умственных способностях, вызывает на помощь алине вика и, похоже, собирается продержать этих двоих там до звонка, а то и ещё дольше.
фил сладко зевает и бросает взгляд на часы. три минуты до звонка. потом пересаживается на место вика и, скосив глаза, смотрит по диагонали назад. илья сидит, неестественно выпрямившись. сильно же фил его смутил. жаль муромова, хотя это очень даже весело. приятно повышает самооценку и почему-то греет сердце.
минута.
в голове проносится мысль, что илья невероятно мило краснеет, а ещё в смущении он смешно морщит нос. надо бы поговорить с ним после уроков.
старый дребезжащий звонок прерывает суперрабочую атмосферу в классе, а через тридцать секунд мимо фила проскальзывает муромов. задевает углом сумки пенал, лежащий на краю парты, и все письменные принадлежности в мгновение ока оказываются на полу. говорила кира носить с собой одну единственную ручку и листочек, надо было её тогда послушать.
фил вздыхает и опускается на корточки. он ведь всегда мечтал провести половину большой перемены, собирая канцелярию в любимом кабинете химии. «может, поможешь?», — окликает илью и смотрит в упор. должен, просто обязан помочь, это же он задел пенал. муромов нервно оглядывается, заводит рыжую прядь за ухо. фил сглатывает. по илье видно, в каком смятении он находится, но в конце концов тот всё же подходит к филу.
«извини, я случайно, не хотел», — присаживается на корточки и поднимает карандаш. в глаза не смотрит. какой стеснительный.
«да ничё страшного, вот, клади сюда», — протягивает илье пенал и сваливает всю работу на него. в конце концов, имеет право. пока муромов занят делом, ненароком придвигается ближе. кожа у ильи бледная-бледная, а веснушки, оказывается, есть не только на щеках и носу, но и на костяшках пальцев (фил заметил это, когда илья поднимал линейку) — такое вообще бывает? ещё у ильи есть родинка, кажется, на правой щеке.
«черных, всё нормально?», — на щеках красными пятнами проступает смущение (невероятно, но там есть место не только для веснушек и родинки). илья поднимает взгляд на фила, находящегося слишком близко, и инстинктивно отодвигается. фил деланно удивлённо приподнимает брови, мол, а что не так, и кивает.
тёплый комок, поместившийся в районе сердца, разрастается, заполняя собой каждую клеточку, растекается по венам, смешиваясь с кровью, словно лианы оплетает фила с головы до ног, срастаясь, становясь с мальчиком одним целым.
вот блядство. фил по уши в этом дерьме. хуже этого только то, что он совсем не против.
илья сидит в столовой, для вида обложившись всеми тремя заявленными в школьной программе учебниками по химии. зачем ему, соцгуму, поступающему на филфак, столько познаний в области нелюбимой науки, он понятия не имеет, да и спрашивать никогда не было желания, потому что за такие вопросы можно нехило огрести от химицы и получить гору дополнительных заданий.
муромов едва заметно качает головой, выбрасывая прочь мысли о химии — во-первых, для этого есть более подходящее место, чем шумная, кишащая людьми столовка, во-вторых, химия его не очень интересует, а в-третьих, фил.
фил сидит через три столика, дружески закинув руку на плечо арта. он не ест — считает, что отравится, как только прикоснётся к еде плебеев — и о чём-то болтает с виком, занявшим самое удобное место на диванчике напротив. ни взгляда на илью. блять.
мысли заполняют разум, толкаются так, что начинает болеть голова. всё смешивается, и илья практически видит жалкое «он не смотрит он ненавидит он глумится ты жалок жалок жалок и никогда не мог ему понравиться с чего ты вообще это взял я ненавижу тебя», висящее, к сожалению, не на периферии сознания, а прямо перед глазами. он зажмуривается, пытается выкинуть тупые мысли прочь, но они всё наслаиваются и наслаиваются друг на друга, пока не превращаются в месиво отчаяния, а воображение услужливо подкидывает красочные изображения фила, с отвращением и презрением смотрящего на илью.
«я так больше не могу».
«не можешь что?» — рядом звучит спокойный голос. вик. какого хуя он здесь забыл, и почему илья не заметил его появления? и вообще, разве илья сказал это вслух? вот блядство, а если он и все свои предыдущие мысли озвучивал? стрёмно.
илья судорожно пытается придумать ответ, взгляд падает на стол. «х-химия. новую тему не понимаю», — голос ужасно дрожит. только бы не спалиться, только бы не спалиться.
вик задумчиво смотрит на него, но никак не комментирует. правда поверил или что-то заподозрил? «а мне казалось, ты разбираешься. у тебя же хорошие оценки», — он выгибает бровь.
«да, но не с этой темой, — нервно улыбается и кидает на одноклассника быстрый взгляд. — это всё, или ты ещё что-то хотел?»
«фил разобрался с этой темой», — ему показалось, или в голосе промелькнула провокация? что, блять, вик задумал? он что, хочет, чтобы илья совершил незапланированный каминг-аут прямо здесь и сейчас, перед филом и ещё парой десятков человек? а на хуй пойти не хочет? срочно нужно исправлять ситуацию.
«а он-то тут при чём?», — злые, резкие слова вылетают слишком быстро, а на щеках проступают алые пятна. охуенно исправил, нечего сказать.
«он мог бы помочь, — губы вика на секунду кривятся в улыбке. — а что, у тебя какие-то проблемы с ним?»
браво, капитан очевидность. это ведь не муромов с четвертого класса знатно портит жизнь филу и, кстати, не только ему.
«проблемы только у черных, — илья натягивает маску надменности, но в глубине души понимает, что уже поздно, — с химией. я на сто процентов уверен, что он шарит в ней так же, как арлен семёнович разбирается в видеоиграх».
вик достаёт из-за пазухи вчетверо сложенный листок, раскрывает его и полминуты держит перед чужими глазами.
«можешь убедиться, это его проверочная».
илья поднимает полные недоумения глаза на одноклассника. серьёзно, что он задумал?
«нахуя она мне? — нерешительно отодвигает исписанную бумажку от лица. — помощь черных мне не нужна».
вик глубоко вздыхает и трёт переносицу. «рад, что ты самостоятельный и всё такое, но я всё же настоятельно рекомендую ознакомиться с проверочной. это уже дело принципа и чести — доказать тебе то, какой фил умный».
что. за. хрень. вик реально пугает, и илье очень некомфортно. говорил же кто-то, что обладатели великих умов были немного чокнутыми. проще говоря, ебанутыми на голову.
«э-эм, слушай, — начинает неуверенно, — если я посмотрю, ты свалишь отсюда?»
вик пожимает плечами и снова протягивает листок. илья закатывает глаза. бумажка испещрена уравнениями реакций и химическими значками. почерк мелкий и корявый, буквы налезают друг на друга, словно в давке, а «к», «н» и «и» не различить даже при тщательном рассмотрении через лупу и проведении тысячи экспертиз.
ужасный почерк. кривой почерк. только такой и может быть у такого безалаберного и ленивого человека, как фил. правда, коряво выведенное в уголке клетчатого листка «фил ч. 10 а» выглядит почему-то мило. илья представляет, как фил пишет своё имя — не фамилию, как все нормальные люди, вот какой он особенный — в правом верхнем углу и не сдерживает слабую улыбку. в воображении ильи фил высовывает кончик языка и выводит каждую кривую палочку, каждую кривую загогулинку с таким усердием, что можно позавидовать.
потом вдруг вспоминает, что над душой стоит вик и, вероятно, всё понимает. натягивает маску полнейшего безразличия и возвращает листок обратно.
«да-да, с химией у него всё замечательно, очень рад за него, теперь уйди, пожалуйста», — не смотрит на вика и устремляет пустой взгляд в никуда.
вик кивает, разворачивается и молча уходит. илья долго смотрит ему в спину и забывает, что одноклассник предлагал ему помощь фила.
фила.
так ничего и не предложил.
илья переводит взгляд на столик черных, и волны мыслей сразу накатывают, возвращаются, топя муромова в собственных сомнениях и страхах.
на хуй всё.
он сметает учебники в сумку, не заботясь об их целостности и сохранности, и чуть ли не выбегает из столовой.
«сделай хоть что-нибудь, я тебя умоляю. одно-единственное действие или я сойду с ума».
фил смотрит на илью только тогда, когда последний в спешке покидает столовую. растерянный и взволнованный, поворачивается к вику: «как всё прошло?»
«дурень ты, — вик закатывает глаза, — молись небесам, чтобы это всё было не зря, потому что так позориться во второй раз я не собираюсь».
арт хмыкает, глядя на готового разныться фила, и легонько толкает вика. тот смягчается: «он-то поумнее тебя будет, глядишь, и запомнит то, что нужно. хотя, поверь, твои каракули очень сложно забыть».
фил облегчённо выдыхает и лезет обниматься.
скоро всё разрешится.
должно разрешиться.
вредные привычки известны тем, что от них можно избавиться. постепенно, потихоньку отучая себя от регулярных, ставших обыденными действий.
в первом классе у филиппа черных выработалась замечательная привычка не ходить в школу в последние дни учёбы перед новогодними и летними каникулами. в середине четвёртого — перед каникулами в целом. в шестом — пропускать уроки перед праздниками типа восьмого марта. в восьмом фил перестал учиться по субботам.
девять, почти десять лет фил беспрекословно подчинялся лишь одному завету — максимально избегать учебный процесс и всё, что с ним связано.
в середине десятого фил решил… нет, не так. в середине десятого класса филу внезапно пришлось изменить старой привычке. хотя он не то чтобы сопротивлялся.
всю неделю перед апрельскими каникулами он с усердием прилежного ученика приходил в школу и отсиживал положенные шесть-семь уроков. поразительно и невероятно. даже учителя замечали столь резкие перемены и притворно-заботливо интересовались, уж не заболел ли фил.
хуже.
окончательно и бесповоротно влюбился.
фил мчится по коридору, чуть ли не сшибая с ног радостных, охваченных возбуждением перед предстоящим отдыхом школьников. лёгкая куртка, накинутая на плечи впопыхах, еле держится и вот-вот соскользнёт вниз и затеряется среди пёстрого моря ветровок, плащей и тоненьких шарфиков, надеваемых только для вида якобы закрытой шеи. в левом кулаке — плотный белый конверт. фил бежит, и кровь гулко стучит в висках, заглушая окружающие звуки, оставляя наедине с мыслями.
«только бы успеть, только бы успеть».
бегающий взгляд выхватывает из толпы самого важного человека. он стоит, замерев в сантиметре от стены, и что-то листает в телефоне. губы сжаты в тонкую линию, глаза словно остекленели, между нахмуренными бровями — складка.
и снова он не присоединяется к веселью окружающих. снова не радуется долгожданным каникулам вместе со всеми. снова ведёт себя как обычно.
фил почему-то так этим возмущается, что не замечает, как объект наблюдения вмиг теряет всю свою хмурость и взволнованно оглядывается по сторонам в поисках чего-то. или кого-то?
ладонь потеет, конверт грозится выскользнуть из дрожащих пальцев и навсегда утонуть в море безумия.
план, придуманный виком, поначалу казавшийся таким надёжным, подвергается сомнению.
а вдруг фил ошибся?
а вдруг не было никаких взглядов и прикосновений?
а вдруг он воспримет всё не так?
а вдруг…
одёргивает себя и твёрдым шагом направляется к илье. три длинных и один короткий, обогнуть какую-то пятиклассницу с огромным ранцем, ещё пять шагов наискосок и два вперёд, чтобы остановиться ровно позади муромова, возвышаясь над ним на голову.
и сердце совершенно не колотится, разрывая грудную клетку, и пальцы совсем не трясутся, как у наркомана при ломке, и три слова (не «ты мне нравишься», а то зачем вся эта беготня) не застывают комом где-то в горле, перемешиваясь с недавно съеденными чипсами, просящимися наружу.
так и стоит, пока илья не отрывается от телефона и не поворачивается медленно. на веснушчатом лице — недоумение. а ещё расцветающие красные пятна. бедняга, аллергия, наверное, замучала.
«ч-черных, ты чего?» — похоже, фил стоит тут слишком долго, а молчит и того дольше. пытается выдавить из себя хоть что-то, но получается лишь ловить ртом воздух.
хуйня план. и никаких сомнений. сейчас илья пошлёт фила далеко и подальше, и стоит навсегда забыть обо всём.
янтарные глаза так глубоко затягивают, топят в нежно-медовом цвете, что фил забывает про конверт, и тот благополучно падает вниз.
глухой стук отрезвляет, заставляет неловко наклониться и сбивчиво пробормотать: «а это, кстати, тебе передали».
неловко, некомфортно, страшно.
фил чувствует, как горят кончики ушей, а ноги становятся ватными, словно в них впилась тысяча иголочек. ещё секунда рядом с ильёй, и он распластается прямо тут, на полу, чтобы потом позорно растечься в лужу.
«это срочно, если что», — добавляет фальшиво-непринуждённо, так, что голос срывается на фальцет, в надежде, что илья услышит и поймёт, что конверт нужно открыть сразу после того, как фил ретируется.
илья, красный как рак (а фил этого даже не заметил!), кивает и давит улыбку. наконец, отворачивается и даёт филу сбежать.
фил выбегает на крыльцо задыхаясь.
«пожалуйста, пойми, что это был я».
огибает школу и останавливается возле куста сирени. ветви тонкие, длинные, голые.
неуютно. зато пусто и видно главный вход.
в голове всплывают обрывки воспоминаний — вот фил пишет «за школой около серени» (вик хотел исправить ошибку, но фил не позволил), вот выводит «мне нравится твоё солнечное лицо и мне нравишься ты», вот складывает листок вчетверо, так, чтобы надпись не было видно, кладёт в конверт и запечатывает.
«пожалуйста, пойми всё правильно».
щёки горят лихорадочным румянцем, ногтями впивается в ладони, чтобы не смотреть в сторону входа каждые пять секунд — проверить, не выходит ли муромов.
«пожалуйста, скажи, что это взаимно».
он ждёт совсем недолго и, пока смущённый илья приближается, как мантру повторяет «пожалуйста пожалуйста пожалуйста», хотя нутром чувствует, что волноваться не стоит.
в конце концов, вселенная выполнила каждое желание ильи, и было бы странно, если бы она не сделала то же для фила.