Разлука

Аякс, взмокший и раскрасневшийся, морщится недовольно, щурясь от солнца, но снова и снова кидает лукавые взгляды из-под выгоревших ресниц.

Кайя взгляда не отводит: лениво любуется; пытается запомнить каждую крошечную деталь. Разглядывает веснушки, которых высыпало ещё больше от мондовского летнего солнца, обгоревшую кожу на шее и на руках, выгоревшие посветлевшие волосы; губы, в кои-то веки целые, мягкие, растянутые в теплой улыбке; ровно вздымающуюся грудь, видную из растёгнутой рубашки — он водит и водит взглядом лениво, оглаживает, и ловит взгляды нежные и любовные Аякса, осматривающие в ответ.

Но Аякс вдруг закатывает глаза и тяжело страдальчески вздыхает, выбивая из Кайи смешок.

— Что такое, солнце? — он едва заметно вздрагивает от ласкового обращения.

— Я летом больше сюда не приеду, — фыркает Аякс, снова кидая на него быстрые, теперь нарочито сердитые взгляды: но они всё равно постепенно смягчаются, становятся нежными и смешливыми — Аякс улыбается, в конце концов, и Кайя улыбается ему в ответ.

Ему тоже жарко, но в каком-то роде будто бы наконец достаточно, выгревающе до костей; и он лежит в траве на чуть прохладной земле, скрытой от солнца деревьями; воздух застыл, высушивая внутренности теплом и сладкими цветочными запахами; птицы перекликаются изредка, и все вокруг невыносимо ленивое — хочется полностью раствориться в свете и тепле.

— Дома сейчас так хорошо. Не холодно! И даже снега нет. Солнце весь день на небе, но не душит, свежо и приятно, — продолжает Аякс, ковыряя землю палкой. Кайя потягивается и улыбается:

— Ты так описываешь хорошо, что хочется сейчас туда...

— А ты приезжай.

Аякс вдруг смотрит на него в упор, а потом вовсе поворачивается и падает рядом, не отводя взгляда. Потом растекается в совершенно невыносимой улыбке:

— До конца лета приезжай, правда. Состыкуемся. Я тебе всё покажу, там без снега всё по-другому, и, — он вздрагивает и дёргается, когда Кайя пальцами касается его щеки, отводит взгляд, улыбаясь, носом зарывается в траву.

— И мои будут рады посмотреть наконец на тебя.

— Чего ж они, — Кайя спотыкается о воспоминание обо всех бесчисленных аяксовых письмах, в которых он вычитывал всё про его семью, и старается справится с новой ролью героя бесчисленных же писем о нём самом, писем, что шлёт Аякс родным. Прикрывает глаза, смакуя это чувство, ведь пишет же, скомканно, шифрованно, но пишет. Интересно, как?

— Значит, зовёшь? — задумчиво тянет Кайя.

— Зову! — подрывается Аякс, — я могу сделать работу хорошо и быстро, а после — остаться там. Ты только со своим разберись! И обязательно в Снежную на лето съездим.

— Съездим, — улыбается Кайя.

***

В Снежную к Аяксу Кайя так и не приехал, но это летнее воспоминание он смакует каждый день.

Осень выдалась холодная и смурная. Положение дел с Орденом Бездны и Фатуи становилось всё серьёзнее и напряжённее, и забот было полным-полно: летом у Кайи, сейчас же — у Аякса.

Кайя усмехается, перебирая бумаги на столе, и вытаскивает его свежее письмо снова: одно из тех, что уже выучил, но пока ещё не сжёг, потому что не хочется. Он подносит его к лицу и вдыхает.

В Снежной другая бумага, почти неуловимо; И они ее используют во всех своих точках, откуда Аякс чаще всего отправляет письма, даже если он не дома. И запах этой бумаги, более резкий, острый, иной, у него теперь крепко связан только с Аяксом. Кайя пальцами бездумно разглаживает листок, невольно перечитывая случайные места, за которые цепляется взгляд; Аякс не пишет почти о себе, и никак не выдаёт даже близкой информации, что с ним и что он делает, и в словах его только надломленная любовь, тоска и бесконечная нежность.

Кайя скучает. Он хочет послушать бесконечным говором о чепухе и всяких бессмысленных мелочах, а не считывать между строк катастрофы.

— Сэр Кайя?

В кабинет стучат, Кайя вздрагивает, почему-то застанный врасплох. Он неловко прячет свёрнутый клочок бумаги под корсет.

— Да?

В кабинет заходит рыцарь и неловко тушуется, не решаясь начать говорить.

***

В таверне громко и очаровательно почти; Кайе хочется утопить свою тоску пусть не в вине, но в разговорах; но ни пить, ни слушать сейчас нельзя. Кайя кивает мальчишке из гильдии приключений и выходит на улицу.

За городом темно и зябко.

— Не надо искать меня. Тем более так безвкусно и нагло, — Кайя улыбается, показывая зубы, и фатуец ёжится, считывая улыбку правильно.

Кайя не знает этого мальчишку; у него налажены связи с фатуи, но этот неловко и топорно выискал его сам, и теперь переступает с ноги на ногу и смотрит волком, но не отступается: что бы там ни случилось, оно его пугает сильнее, чем капитан кавалерии. Это всё небезопасно и выглядит как большая неуклюжая ловушка, но у Кайи на сердце скребутся кошки; если связано с фатуи, значит, может быть, как-то связано с Аяксом, и он должен проверить.

И он проверяет, водимый как за руку неловкими зацепками — у него нет времени проверять информаторов и складывать факты, он берёт лошадь и едет на указанный постоялый двор. Снимает комнату и идёт осмотреться; фатуйцев тут почти нет, да и людей немного, постоялый двор не самый приятный, отличное место для засады. Впрочем, для передачи тайной сомнительной информации тоже; Кайя обходит окрестности, но ничего примечательного, кроме блюющего пьяницы у стены не видит. Чувствует, что за ним следят, но не может поймать, кто и откуда.

Становится совсем темно и холодно, и он возвращается в гостиницу. Когда он подходит к двери снятой комнаты, то понимает: там кто-то есть. Задерживает дыхание, кладет руку на эфес меча и толкает разумеется скрипящую дверь...

Аякс поворачивается стремительно и тут же тенью скатывается с подоконника; доходит до него в два быстрых шага и замирает в нерешительности, прямо перед Кайей, бродя по нему взглядом и не веря будто, не решаясь: руки его застывают воздухе. Кайя смотрит на его лицо, на котором растекаяется глупая неловкая улыбка и сам не может поверить.

— Привет, — неловким громким шёпотом разрывает наваждение Аякс, и Кайя наконец выдыхает. Понимает вдруг, что все ещё держит руку на оружии, понимает, что это всё взаправду, отмирает и снимает перчатки, бросая на пол, чтобы сделать последние полшага и взять лицо Аякса в ладони, прикоснуться губами нежно и почувствовать наконец, как талию обвивают сильные руки, прижимая к себе.

Кайя не может пошевелиться, обессиленно сползает ему на плечо и шепчет ему в ухо:

— Напугал меня своими посыльным. Придурок.

— Я думал ты любишь загадки, — он шепчет также в тон и смеётся; потом вдыхает печально и добавляет:

— Мне здесь не стоит светиться. Я буквально проездом, совсем ненадолго. Хотел увидеться с тобой. Утром уеду.

У Кайи жмётся сердце тоской заранее; и он обнимает Аякса только крепче: не может его отпустить.

***

Они берут еды и вина, уносят прямо в комнату, и Аякс рассказывает ему сломленно-смурно о всяком, смеётся и касается постоянно. Они хотели поговорить, наговориться вдоволь, но лезут друг к другу и целуются так много и развязно, бесстыдно и глубоко, что все больше и больше важных слов заменяются прикосновениями. Аякс раздевается быстро и льнёт к нему постоянно, мешая стягивать одежду, лезет к корсету, руками по складкам и швам и целует-целует-целует... Кайя наконец ему возвращает сторицей, и начинает руками водить по знакомым мышцам и шрамам, и губами, и языком; оглаживает плечи и опрокидывает легко Аякса на скрипучую неудобную кровать, и тот улыбается смущённо, притягивая к себе в поцелуй.

Они давно не виделись, но они нежничают, делают все плавно и тихо, будто что-то изменилось, будто они или их отношения или их жизни вдруг стали хурпкими в одночасье и рассыпятся, если что-то сделать не так; Кайя отрывается от него и садится, кончиками пальцев ведя по ребрам. Все ещё не верится будто, что они встретились наконец, но это правда Аякс; открытый и искренний, он всё равно прячет лицо в сгибе локтя и обрывает стоны, будто кому-то здесь есть до этого дело; весь покрытый шрамами боец, оружие Царицы, дышит сорванно и лежит перед ним раскрасневшийся беззащитно и доверчиво; вырвался, не забыл и не бросил, вернулся, поднял всех на уши, чтобы свидеться на одну жалкую ночь.

И утром снова пропасть.

Кайя не сразу понимает, что плачет; чувствует вдруг горячие слёзы на щеках, и от осознания становится только горше; он плачет, то ли от перепоняющей нежности, то ли от отчаяния и близости разлуки — все мысли перестают иметь значение — он просто теряется в этом моменте и в необъятном чувстве, и льнёт к Аяксу, то ли в порыве любви и нежности, то ли также от него зачем-то прячась.

Не успевает — ловит краем глаза встревоженный взгляд, но чувствует только, как Аякс щекой трётся о его мокрую щёку и обвивает Кайю руками.

Кайя обнимает в ответ. Они лежат так долгое время; Кайя чувствует, как Аякс начинает его гладить по спине, и растворяется в нежности и близости полностью.

— Я скучал, — признаётся вдруг Кайя, очень честно, но не теми словами; чувствует ухом тёплую усмешку.

— Я тоже скучал. Постоянно по тебе скучаю.

***

Кайя чувствует прикосновение к щеке. Вздрагивает, встревоженно поднимаясь на локтях и моргая.

Архонты, уже утро.

Аякс сидит рядом на краю кровати, развернувшись к нему, одетый и собранный, и смотрит влюбленно и очарованно.

— Не хотел будить тебя. Но уходить не попрощавшись тоже не хотел, — шепчет.

Кайя щурится ласково и улыбается, но не сдерживает вздоха, отчего Аякс тихо смеётся. Снова оглаживает его ладонью по щеке.

— Еще свидимся. Ты же знаешь?

— Вернёшься скоро?..

Аякс грустно улыбается, и Кайя вдруг остро жалеет, что так хорошо может его читать.

— Как только смогу.

Кайя чуть двигается, и Аякс подкладывается рядом; какое-то время они просто лежат друг напротив друга, совсем близко, и смотрят в глаза. Кайя так и не находит в себе силы ему что-то сказать, порывается снова и снова, но только ерошит волосы рукой, с плавящимся сердцем смотря, как Аякс в удовольствии жмурится. Кайя считает про себя мгновения, снова силясь все запомнить, выжечь в сердце и голове; бесконечный момент обрывается быстро, когда Аякс целует его в губы и наконец уходит, как и пришёл: через окно.

Ему надо вернуться в город до начала службы, но Кайя ещё долгое время не может заставить себя подняться и лежит в тёмной убогой комнате, вылавливая его запах через затхлость старых простыней.

***

Не лето — поздняя осень; не самое приятное время для Мондштадта. В Снежной и вовсе беда — Кайя промёрз насковь и чуть не заблудился, но всё же добрался до пограничного городка. Тут и там снуют фатуи: у них здесь временный пункт вербовки. Просто худшее место и время, отвратительнейшее во всех смыслах; если его кто-то узнает, будет плохо. Если нет, дело в любом случае кончится неприятными привлекающими внимание слухами, чего уж говорить о брошенном городе.

Но Кайя высматривает рыжую макушку в толпе наконец, слышит знакомый громкий голос, и сердце замирает на мгновение; Аякс оборачивается, пытаясь кого-то глазами найти, но спотыкается взглядом о Кайю.

И Кайя думает, что удивление на его лице, сменяющееся восторгом в глазах и нежной улыбкой, стоило всего.