revers

I want to be forgiven

I want to hold you in my arms again

SYLVER – Forgiven

"У меня никого больше нет" – думает Волков глядя на проносящийся за окном город, город, в который он раз за разом возвращался.

В детдоме было сложно – не просто, как с годами стал поправлять себя Олег. Потому что по-настоящему сложно станет после. В шестнадцать сложным казалось все. Сережины длинные огненно-рыжие волосы, небрежно перехваченные резинкой-браслетом, его острые худые плечи и тонкие лодыжки, россыпь веснушек на юном фарфоровом лице и то, как он натягивал рукава безразмерного свитера на заледеневшие, под осенним ветром, пальцы.

Престижный вуз и вышка всегда были только его мечтой. И Олег не знал, как сказать, что для него самого будет лучше техникум и рабочая профессия. Не знал, как сказать, что влюблен по самое некуда.

Олег совмещал институт с разгрузкой вагонов по ночам, чтобы оплачивать однокомнатную на окраине Питера. И возвращаясь домой под утро, заваливаясь на разложенный диван, спиной к Сереже, мечтал никогда больше не чувствовать. Постельное пахло дешевым порошком, а сильнее травяным шампунем и самим Сережей.

К концу первого курса долгов по учебе становится больше, чем подработок. У Серого новые друзья, университетские мероприятия и семинары. У Серого своя жизнь, в которой уже не так много места для Олега и его тупой /извращенной/ влюбленности.

У Олега маячит отчисление и ритуальная дрочка в душе. У Олега чувства перерастают в одержимость. Он закусывает ребро ладони до крови, когда во сне Сережа неосознанно прижимается к его спине, обхватывает руками, теплые губы касаются шеи, чужое дыхании до одури обжигает.

Он забирает документы раньше, чем его выпнут. Находит более-менее стабильную подработку на стройке. Даже трахается с кем-то время от времени. И, как и мечтал, не чувствует ничего.

Лето в тот год выдается особенно дерьмовое, жаркое и удушливое от испаряющейся сырости. Они все чаще ссорятся. Сережа все чаще его в чем-то упрекает. Сережа все чаще уходит к своим друзьям.

В запале какой-то очередной ругани Волков говорит, что пойдет в армию. И каждый последующий день начинается со скандала. Сережа возвращается по ночам с очередной вписки либо пьяным, либо вообще не приходит. Олега пустота внутри сжирает заживо. Последние две недели до сборов он живет у знакомого с подработок. Обшарпанная двухкомнатная малогабаритка, пропитанная традиционными ценностями, запоминается ему на всю жизнь.

Молодая жена его пашущего без выходных знакомого, которой едва исполнилось восемнадцать, училась маникюрить на своих подружках – от ядовитой химозной вони и сигаретного дыма болели глаза. От постоянных криков их новорожденного сына голова трещала по швам. Олег никогда не отказывался от пива, которое приносили девочки. Они шумно смеялись, сплетничали и не стеснялись его, втягивая в разговоры о сексе и горькие, от дешевого табака и солода, поцелуи.

Во всей этой нищете и ограниченности они были счастливы, и единственное чего не хватало их семье – плоского телика. Олег спал на полу, на старом жестком матрасе, с теми самыми девочками, на чьи имена он никогда не заморачивался, или лежал часами пялясь в пожелтевшей от времени потолок.

На вокзал Сережа не пришел. Но был рад, когда через год Олег, вернувшись, вернулся к нему.

Спустя года Олег будет силиться вспомнить подробности, но не сможет. Сережа нашел инвестора на свой проект и вернулся поздним вечером чуть не трезвым с бутылкой дорогого шампанского и горящими глазами, мир вот-вот готов был лечь к его ногам, включая Олега.

Из шипящего помехами приемника играла попса, заглушая Сережины стоны. Пальцы Олега оставляли красные отметины на тонкой полупрозрачной коже, такой бледной, серебрящейся в свете луны пробивающемся сквозь ветки растущей под окнами сирени.

Он едва себя сдерживал, едва соображал, дорвавшись. Он еще чувствовал, так и не сумев убедить себя в обратном.

Утром Сережа, разглядывая свою шею в зеркале, едва заметно кривил губы, с раздражением рылся в шкафу, натягивал бежевый свитер с высоким горлом и упархивал в свою новую жизнь, в которой /днем/ не было места для Олега.

А вечером все повторялось. Разумовский выкручивал громкость на приемнике, собственнически целовал, но все же просил больше не оставлять следов на шее.

И все повторилось, когда Серый узнал про контракт. То же ты меня бросаешь, предатель и злое не возвращайся.

Воспоминания проносятся быстрее желтых фонарей за тонированным стеклом. Record 00`s – на бортовом компьютере в такси везущем его на окраину Питера, в крафтовом пакете на коленях бутылка Егермейстера.