Китайская лапша в коробочках

Когда он впервые задумался об этом? О том, о чём стоило задуматься уже очень и очень давно.

Наверное, тогда, когда они в составе примерно четверти команды "Нормандии" поздно вечером ужинали в столовой.

Гаррус сидел рядом с Шепард, напротив него сидел Доннелли, опять поссорившийся с Дэниелс из-за какой-то сущей мелочи, а потому грустно ковыряющий еду в тарелке, напротив же Шепард сидел Вега, рассказывающий очередную байку из своей красочной армейской жизни. Не то чтобы Гаррус особо вслушивался. Медленно потягивая декстро-коктейль, он думал о том, как вернётся в отсек главной батареи и завалится на свой продавленный матрас под "Таниксом", а может даже позволит себе немного обнаглеть, заявиться в каюту капитана и завалиться на её мягкие чёрные диванчики. Или даже на кровать...

Из сонного оцепенения его вывел как-то по-особенному громко прозвучавший голос Веги.

— Раз уж у нас был уговор... Как-нибудь обязательно надо отвести тебя в одну классную забегаловку на Цитадели, где готовят ту самую китайскую лапшу в коробочках, словно бы прямиком из старых американских детективов.

— Любишь старые американские детективы, лейтенант?

— Вот скажи мне, Лола, как их можно не любить? Эти отчаянные сорвиголовы раскрывают сложнейшие, запутанейшие дела без привычных нам сканеров ДНК, дронов, голографического просчёта событий. Да поставь любого современного детектива в такие условия — он и того, кто выкрал ночью твой йогурт из холодильника, не вычислит! К тому же, — Вега откинулся назад, закинув руку на спинку кресла, — надо же было чем-то развлекать себя на Земле, пока я бесконечно сидел под твоей дверью.

Переводчик Гарруса справился со всеми словами, но общий смысл турианец так и не смог уловить. Это было что-то слишком... человеческое, что ли. Доступное только им. Несмотря на ужасную усталость, лёжа на своём матрасе в отсеке главной батареи, Гаррус тогда ещё несколько часов не мог заснуть, чувствуя какое-то странное, ноющее ощущение внутри.

Вторым разом, когда он задумался об этом, видимо, стоит считать тот случай, когда они с Шепард решили отдохнуть от политических дрязг и беготни туда-сюда по Цитадели и перекусить в каком-то небольшом кафе. Ничего не предвещало беды, пока Шепард, глядя на блюдо, которое принесли Гаррусу, вдруг не сказала:

— Хотелось бы мне узнать, какова турианская еда на вкус.

Гаррус хмыкнул.

— Можешь рискнуть.

— Ага. Даже если я переживу анафилактический шок, мне потом Хакетт на пару с Андерсеном надают по шапке за то, что единственная надежда на спасение галактики подвергает свою жизнь опасности по всяким мелочам.

Шепард улыбалась и уплетала разноцветное месиво из человеческих плодов растений, а Гаррус, нанизывая куски мяса на двузубчатую вилку, задумался о том, что она ведь и правда никогда не узнает без опасности для своей жизни, какова турианская еда на вкус. А он никогда не узнает вкус этих зелёных овощей и жёлтых фруктов. И почему "надают по шапке", если Шепард никогда никакие шапки не носила?

И то странное, ноющее ощущение под грудными костяными пластинами начало разрастаться ледяными полипами.

А потом подобное повторилось ещё раз, и ещё много, много раз.

Гаррус — турианец, а Шепард — человек. И дело тут вовсе не в физиологии.

Они оба солдаты. Они живут войной и постоянными сражениями. Пуля, выпущенная ими из винтовки, всегда достигает своей цели. Они руководствуются схожими правилами морали и чести. Но что останется, когда все войны завершатся, а термозаряды выгорят?

Гаррус не хотел знать ответ на этот вопрос.

В поисках Шепард он спустился в грузовой трюм. Под громкий счёт Веги она подтягивалась на турнике. Рыжие волосы выбились из затянутого на затылке пучка, веснушчатое лицо раскраснелось, мышцы на руках напрягались до предела и выпирали венами. Под ехидные выкрики Веги подтянувшись в последний раз, Шепард спрыгнула на пол с громким выдохом.

— Когда-нибудь, Вега... Когда-нибудь я тебя уничтожу, — сказала она, приваливаясь к стене и тяжело дыша.

— Ух, какие страшные угрозы, аж весь трясусь, — натужно-трусливо замахал руками Вега. — Лучше смотри и учись у профессионалов, как это делается!

С этими словами Вега запрыгнул на турник и принялся в бодром темпе подтягиваться.

Гаррус наблюдал за всем этим, остановившись рядом с консолями каналов снабжения. Дальше он проходить не стал. И не мог понять, хотел бы. Полипы в груди начали своё шевеление.

Наконец заметив его, Шепард с улыбкой махнула турианцу рукой. Гаррус кивнул в ответ. И направился обратно к лифту.

Гаррус лежал на ступеньках, ведущих в глубину главной батареи к подсистемам "Таникса", и пристально смотрел на протянувшиеся вдоль стыков потолка со стенами длинные полоски ламп, разливающие по помещению мягкий голубой свет. Для приведения мыслей в порядок не помешало бы пропустить стаканчик виски, но в то же время пить совершенно не хотелось.

Он услышал, как пискнул голографический замок, двери с мягким шелестом открылись и закрылись, и вид на потолок, нагло и беспринципно занимая всё его внимание, закрыло лицо Шепард — всё ещё растрёпанной, но уже не такой раскрасневшейся.

— Гаррус, ты в порядке?

— Более чем.

Возможно, это прозвучало несколько грубее, чем стоило бы.

— Не ожидала увидеть тебя в грузовом отсеке. Ты обычно спускаешься только для того, чтобы загрузиться в челнок.

— Я искал тебя.

— Так почему не подошёл к нам?

Гаррус оставил вопрос без ответа, вновь переведя взгляд на потолок.

— Что-то случилось? — спросила Шепард, заправляя рыжую прядь за ухо. Прядь тут же вылезла обратно.

— И да... и нет.

Чуть нахмурившись, Шепард села рядом с ним на ступеньки, скрестив ноги.

— Я слушаю тебя.

Гаррус не знал, с чего начать — в голове вертелось так много всего. Наступившую в отсеке главной батареи тишину нарушал лишь мерный гул систем корабля.

Каждый турианец — это защитник галактики. И если защита ослабеет, ослабеет и вся галактика. Так его учили с самого детства. Учили, когда и какие чувства испытывать и как их проявлять. Сталь должна быть не только снаружи, но и внутри. Но как подавить свои эмоции, как погасить чувства, когда даже не можешь понять, что именно испытываешь?

Молчание затянулось. Шепард молча ждала — Гаррус чувствовал на себе её взгляд. И он знал, что она прождёт столько, сколько ему потребуется.

Наверное, прошло минут пять, прежде чем он наконец заговорил:

— Шепард... Ты никогда не думала, почему мы вместе? Нас хоть что-нибудь объединяет, кроме бесконечной войны со Жнецами? Мы ведь... Мы буквально с разных планет. Я не знаю, что такое китайская лапша в коробочках или Blu-Ray диски, а ты — что такое пареный тотон или ветви лакрора. Когда я смотрю на вас с Вегой, как вы шутите о чём-то своём, доступном только людям, как понимаете друг друга с полуслова... Как он называет тебя Лолой, в конце концов... Мне начинает казаться, что даже с ним тебе будет лучше, чем со мной. Мне больно об этом думать, и ещё больнее произносить вслух. Именно поэтому я не подошёл к вам.

Дрогнув мандибулами и вдохнув побольше воздуха, Гаррус продолжил:

— Ты никогда не думала — вдруг мы сблизились лишь потому, что тогда, на подлёте к ретранслятору Омега, мы боялись больше никогда не почувствовать нежность и ласку? Были готовы умереть, и потому хотели надышаться перед смертью? И, вернувшись из самого пекла, мы продолжаем испытывать чувства друг к другу лишь по инерции?

— Что нас притянуло, как магниты, но не потому, что мы подходили друг другу, а потому что мы оба были заряжены до предела, — тихо произнесла Шепард.

Гаррус повернул голову в её сторону, встретился с ней глазами. И увидел в них те же мысли, что мучили его уже долгое время. Но в то же время в её глазах были спокойствие и уверенность, так часто в нужный момент придающие ему силы. И сейчас был очень нужный момент.

— Я тоже думала об этом. И не один раз. Но скажи — ты любишь меня?

— Да, — ни секунды не колеблясь, ответил он.

— И ты хочешь быть со мной?

— Да.

— Тогда какая разница, с каких мы планет? Да будь мы даже из соседних галактик. Мы уже столько вместе преодолели, и ничего не было способно нам помешать. Так неужели ты думаешь, что мы не сможем преодолеть такую ерунду как культурный барьер?

— Думаю, это будет в разы проще, чем скоординировать всю галактику в попытке надрать задницы Жнецам.

Она улыбнулась, морща нос. Гаррус не особо разбирался в человеческих эмоциях — уж слишком сложными для турианцев с их неподвижными костяными лицами казались эти быстросменяющиеся мимические состояния, — но чувства Шепард он понимал по мельчайшим морщинкам, по мельчайшим дрожаниям век и губ. А смотреть на её улыбку и вовсе был готов целую вечность.

— Подвинься.

Гаррус послушно подвинулся на ступеньках, освобождая место. Шепард легла рядом, подложив руку под голову.

— На Земле у меня было полно времени, чтобы думать. Об очень и очень многом. В том числе и о нас, — она взяла его за руку и крепко сжала. — И, если бы наши отношения действительно оказались всего лишь интрижкой на одну ночь, мы бы не лежали вместе здесь и сейчас.

Гаррус прикрыл глаза. Прохлада её руки и легкий, почти неуловимый запах одеколона от её тела успокаивал.

— Никогда не сомневайся во мне, Гаррус. И тем более не сомневайся в нас, — она повернула к нему голову. — Мы обязательно найдём этот чёртов Катализатор, уделаем Призрака с его амбициями, отвоюем Палавен, отвоюем Землю и загоним Жнецов обратно в ту дыру, из которой они вылезли. И, если это всё действительно случится... то я вполне могу метить на место адмирала Альянса. А из тебя выйдет хороший примарх.

— Ты действительно так думаешь?

— Что из тебя выйдет хороший примарх?

— Нет. Ты действительно думаешь, что у нас есть шанс на победу?

— Я хочу верить в это.

Вся галактика хотела бы верить в это, если уж на то пошло.

— Шепард.

— М?

— Пообещай, что не будет никаких "если". Пообещай, что будет "когда". Что каждый из нас ещё увидит чистое небо своей родной планеты.

— Обещаю, Гаррус.

В трёхпалой руке лежали два одинаковых жетона на цепочке — помятые и обуглившиеся. На одной их стороне был практически стёртый знак N7, на второй — фамилия, имя, личный номер и группа крови.

Её фамилия, имя, личный номер и группа крови.

Это всё, что смогли найти в обломках Цитадели.

Сжав жетоны в кулаке и подержав немного возле груди, Гаррус надел их себе на шею. Цепочка была несколько маловата для турианца, но его это мало волновало.

Она сдержала своё обещание.

В небесах больше не было ни одного Жнеца.