— Я вам продолжу! — вошедший МакКой потряс последним из резервных гипо. — Я всё слышу!

— О! Боунс, не будь извергом, сбей градус. Ради праздника, — попросил Кирк.

— Ты смотри! Даже не убегает!

Доктор настропалил оружие. Хан мрачно протянул ладонь вперед. За бортом USS «Энтерпрайз» власть начмеда заканчивалась.

Другой обняв Джима под челюсть, Хан отклонил набок доверчивую голову, приставил гипо к выступившей на шее вене и плавно вдавил поршень. Джим рефлекторно дернулся сжаться в узел, но напряжение не понадобилось. 

Он оплыл в руках Хана, отпуская себя, когда лекарство начало очищать его кровь, и тут же вытянулся в гневе ликующего неверия — «Ну ты и гад!!» — в сторону Боунса. Под испепеляющими взглядами обоих тот скрестил руки:

— Что! — переспросил задиристо. — А как ещё тебя замотивировать хоть немного беречься?

— Ну, всё, — пыхтел Джим. — Теперь подыхать буду — тебе не дамся.

— Ладно, — обманчиво капитулировал МакКой. — Буду этого вызывать: иди, коли своего ветрожопого. Шилохвость!

Словцо означало водоплавающую птицу, но к Кирку пристало влёт. Даже Хан улыбнулся.

— Будет исполнено, доктор. Я прослежу.

Трезвеющий Джим звучно зевнул, как бы трубя сигнал к законному отступлению для вежливых хозяев. Помогая встать, Хан подхватил его под мышки, и Боунс фыркнул, посмеиваясь над мгновением беспомощно-кошачьей позы растрепанного, глазастого и густобрового капитана.

— Спокойной ночи, Леонард. Проводить вас до комнаты? — осведомился Хан.

— Да уж запомнил, — отбоярился МакКой. — Свою найдите.

— Светлых снов, — помахал ему Джим.

— Ага. Снов. — Боунс, набычив лоб, отдал честь, отмашкой указав, куда примерно следует идти доброжелателям. Наверх по лестнице.

Он еще покайфует в бурбонной дымке, а затем гипо ждет и его.

***

Джим проснулся от уютного шмелиного гудения репликатора. По спонтанно утвердившейся традиции, Хан делал чай на двоих. И так здорово ему удавались оттенки вкуса, что еще на корабле Джим беспрекословно променял свою ежеутреннюю чашку кофе на большущую, тонкого черного стекла пиалу с изысканным чаем. Не обжигающим и без чаинок.

То ли сказывалась индийская натура, возведенная, при перекраивании, в британский фенотип, то ли заслуженный диктатор столь непринужденно был лучшим во всём, но этот антураж чертовски Хану шел. До такой степени, что в первое их общее утро Кирк, сидевший на краю кровати, насмотревшись на луноликие ягодицы священнодеятеля, бережно взял сосуд — и отставил, как только согрел и омыл рот. Притянув к себе надвинувшегося Хана, он заглатывал до слез, а в решающий миг не выпустил, принял на язык, широко распахнув стрельчатые от влаги ресницы.

Гиперчувствительность на пике, ахиллесова пята могучего сверха, возбуждала Кирка дичайше. «Раздавите-мне-череп-но-я-хочу-видеть», каково это, сделать Хану так хорошо, что аж плохо. Джим тогда был на волос от суицида: ладони аугмента уже лежали у него на скулах, и какой предохранитель, встроенный или волевой, погасил импульс до «оттащить», знала только Джимова счастливая звезда.

Член вибрировал на языке, с силой бился раскалённой головкой, заливая нёбо горячим, терпким, а за лилейным касанием у висков сквозила бездна. Хан осёкся на хриплом стоне, рельефный, оскаленный, не дыша. Это было величественно и страшно.

Джим искал грань, Джим её ощутил. Всей шкурой нарванного безумца. Утолил ли он жажду по утренним ритуалам — как бы не так.

Когда Хан, с двумя наполненными пиалами, повернулся к кровати, его встречала живописная композиция. Джеймс Тиберий раскинулся навзничь вниз головой, свешенной с края, в обе руки лаская свою шею, грудь, живот и очень твердый стояк. Пахло смесью муската, гвоздики и цедры, — не желая упускать самые первые сонные поцелуи, Джим держал в тумбочке пряный настой, единственное послабление в Хановой тирании чистых запахов тела.

Весь его вид вопиял: трахать подано. Чаепитие снова откладывалось.

Хан не дрогнул ни единым мускулом, но только внешне. Тёмный жар взмыл от копчика и застил глаза. По-утреннему набухший член стремительно наполнялся желанием.

Джим, наблюдавший за процессом снизу, довольно улыбнулся приоткрытым ртом. Он очертил кромку зубов кончиком языка и нарочито медленно, охватывая горло, повел ладонью вверх, сомкнув вторую на яйцах. Хан без стука поставил свою ношу на прикроватный столик; Джим повернул голову, следя за ним. Его дыхание участилось, радужки потемнели до синевы. Приблизившись, сверх опустился на колени и теплыми руками огладил скулы, подбородок и выступающий кадык.

Словно впервые видел, подушечкой большого пальца он исследовал губы Кирка, приминая их пухлую мягкость. Путешествие продолжилось вниз по груди. Джим сладко всхлипнул, когда изболевшийся от ожидания сосок пока еще деликатно сжали. Зная слабости Хана, он сознательно «берег» определенные местечки, чтобы нетронутыми отдать в его безраздельное пользование. Хан привстал, ровно настолько близко, чтобы Джиму пришлось тянуться, и тот не подвел — до отказа выпятив язык, поймал готовую сорваться нитью каплю предсемени.

Хан прерывисто вдохнул аромат специй и мускуса. Джим не сделал ничего такого, чего бы Сингх не пробовал, и сам и на себе, но каким-то непостижимым образом именно с ним всё чувствовалось в разы острее: ласки заводили с полуоборота, теплый рот доводил до края, а отзывчивое тело сводило с ума. Про себя Хан назвал это «эффектом Кирка» и категорически не собирался позволять тестировать его на ком-либо еще.

Джим закинул руки далеко за голову, полностью вверяясь Хану. Прогладил вверх по сильным бедрам с задней стороны, любовно потискал напрягшиеся округлости. От этого недосягаемый аугментский член и вовсе подскочил к животу. Джим согнул колени, чтобы оттолкнуться. Хан с усмешкой обхватил себя и притронулся к его губам тугой головкой.

Вскоре она стала скользкой от слюны и смазки. Кирк сосал умело и жадно, Хан неимоверными усилиями сдерживал звуки. Вминая ладони в выгнутое перед ним упругое тело — бока, живот, — он подался вперед. Джим расслабил горло, увлекая Хана на себя, в себя, глубже и глубже. В их необъявленной игре, «заставь меня кричать», капитан знал себе цену. Он сглотнул, почти давясь, так горячо, так влажно. Хан невольно выдохнул тягучий стон. Его сжирала похоть к этому человеку, но было недопустимо причинить ему боль. 

На животе у Кирка натекла целая лужица предэякулята. Хан провел кончиком пальца вдоль дернувшегося члена, как с трамплина обмакнул и распрямился, оставив возле пупка блестящую, извилистую дорожку. 

Мелко и часто он стал толкаться в послушный рот. Одна ладонь поддерживала Джиму затылок, другая легла на гортань, вбирая спазмы и стоны. Носом в яйца, рукой на заднице Джим побуждал его двигаться от вдоха до вдоха, пока живот не втягивало вакуумом, а легкие не начинали гореть. Своим прикосновением Хан дал команду «можно», и Джим, уперев ступни в постель, приподняв таз, мучительно дрочил без права разрядки.

Сверх изводил его соски: томил и нежил, массировал и выкручивал, испытывал и утешал, и вот ни капельки не помогал сопротивляться наступлению оргазма. В бессильной надежде наставить таких синяков, чтоб успеть их застать, Джим впился пальцами в мышцу аугмента и впустил его до основания в глотку. Вал удушья затопил всё тело, протащил и выломал наслаждением. Джим кончил фонтаном спермы — долетело даже Хану до подбородка, а секундой позже Хан, вынув, разлиновал золотистый Джимов загар от шеи до паха, норовя попасть на член и бархатную родинку на правой груди.

Как только нахлебался воздуха, Кирк промычал всё своё отношение к повадкам сверха. Он обожал кончающего Хана и его фетиш на знаки принадлежности. Его самодостаточную мощь, скупые резкие движения, прорывающийся крик, прекрасно искаженное лицо, залитые семенем длинные пальцы. Но каждый раз в такой момент Джим ощущал себя немного преданным. 

Единственное, что он мог постфактум, — чувственно размазать по коже ценный генетически обогащенный протеин. Хан откликнулся низкой раскатистой нотой. Зацепив свой, почти истаявший след, он провел средним пальцем над верхней губой Джима. Чтобы весь день вдыхал феромоны и помнил, чей.

— Умираю от голода! — Джим погладил кругами по животу, привычно проверяя мягко разделенные кубики. Ему никак не удавалось качественно проработать верхние два, а Хан и в этом был ебучим совершенством. 

— Опять? Кто бы мог подумать, — выразительно проговорил сверх без видимого удивления на лице.

— Не в этом смысле! Кончать у меня уже пресс болит! — это было чистейшей правдой, и очень приятной. 

— Бедный, — посочувствовал Хан.

Он встал, помог Кирку поднять отяжелевшую голову и, подхватив под спину и ноги, как пушинку развернул его, укладывая на подушки.

— Да-а-а, жалей меня, — Джим трагично прикрыл глаза, но расплылся в улыбке. Хотелось заботы и похвалы. Хан, с неостывшими пиалами в руках, присел рядом на край кровати:

— Вы были великолепны, капитан.

— Просто еще один скучный супружеский секс, — тщеславно поскромничал тот. 

— Супружеский? — выгнул бровь Сингх. — Я пропустил некое предложение? 

Джим сцапал свой чай и загрустил:

— Так ведь я щас не на одном колене... А сработает? — он мигом просветлел глазами.

— Похоже, в коленях мы сбились со счёта. Тогда твоя очередь готовить завтрак, а я соберу пляжное. 

— ...И быт заел их в один момент. А поцеловаться, прагматик? 

Хан отставил плошки, прилег на Джима — прохладный к горячему, — и тут блямкнул ПАДД. 

— Да твою ж! — вскинулся Джим из-под чутко исчезнувшей тяжести. Но успел тактильно уловить фирменную Ханову усмешку уголками губ. 

«Идите трескать, успеете намиловаться», — сообщал МакКой. 

— Боунс проснулся, — пояснил капитан Очевидность. — Голодный. Зовет нас завтракать.

— Иди в душ первым. Я спущусь, как закончу сборы. 

«10 минут, Боунс. Пошарься там по шкафчикам» — отбил Джим ответ. 

«Офигеть, кухарку нашли?»

— О, еще и злой, — улыбчиво перевел Кирк. — Точно голодный.

— Чем дольше ты тут лежишь, тем голоднее становится Леонард. 

— Не-а. Я уполномочил его на самопомощь. Все-все, уже ушел, — под осуждающим взглядом Хана Джим покорно отложил ПАДД и вертикализировался. — Не задерживайся, милый, — добавил он, томно проведя по спине сверха, и с хохотом скрылся в ванной.

Представ на кухне, как обещал, через десять минут (вольному воля, но капитанские привычки въелись намертво), Кирк обнаружил голодающего у плиты, постукивающим ногой в такт неслышной мелодии, проигрываемой в голове. Джим с энтузиазмом потянул носом: свежий хлеб, яичница с колбасой — и подивился. Со времен общаги друг нечасто баловал их калориями, ревностно следя за рационом обоих. Кажется, Боунс наконец-то выспался, чему Джим был бескорыстно рад. К концу миссии темные круги под глазами МакКоя стали неизбывной чертой его образа.

— Привет, Боунс! Пахнет вкусно, — просиял Джим самым буквальным образом, жмурясь от косого солнечного луча. Он подошел ближе, заглянуть через плечо кулинару... и показательно скривился, увидев серую неприглядную субстанцию. — Фу-у, овсянка! Это без меня. 

— В смысле? А для кого тогда я тут корячусь, а?! — восстал МакКой.

— Для себя, мой друг, для себя. Ну, и для Хана — жить без овсянки по утрам не может. 

— Тебе бы с него пример брать, а не как обычно, — вычитывал Боунс. 

— Ай, да ладно тебе. Вернемся на корабль — опять будешь меня контролировать... 

— Делать мне больше нечего! У тебя вон целый сверх теперь есть. 

— Угу, — пробубнил Джим из недр холодильника. — Та-а-ак, что тут у нас?.. О! — торжествующе воскликнул он, свернув крышку схваченной бутылке с пивом, и сразу принялся выхлебывать содержимое.

— Тебе что, гипо не зашел? — съехидничал док.

Джим воздел указательный палец, прося минутку. Добулькав и слегка запыхавшись, он осушил губы одну о другую и заверил, столь же язвительно: 

— Зашел. Особенно руками Хана. 

Боунс хмыкнул, Джим полез обратно в холодильник, выуживая следующее пиво из вместительного нутра. 

— Ты хоть закуску сообрази себе! — предпринял Маккой последнюю попытку придать трапезе подобие здоровой.

— Как раз думал об этом, — Кирк был сама покладистость. — Кажется, где-то здесь были креветки… 

Когда на сцену выступил Хан, по пути аккуратно вписав объемную пляжно-спортивную сумку в одно из кресел, Джим, лицом к двери, завтракал слегка вареными креветками, запивая их второй по счету бутылкой пенного. Напротив Боунс пировал как положено — на большой тарелке разместив два ярких желтка, несколько ложек овсянки, пристроив сбоку тосты, а в центре художественно уложив поджаренную ранее колбасу, нарезанную ломтиками. На запитие у него был кофе из кофе-машины. 

Сверх молча произвел рекогносцировку и подошел к плите, где под крышкой дозревала овсянка. 

— Благодарю, Леонард, — своим густым и обволакивающим баритоном произнес он, накладывая в миску правильно пропаренную кашу. Джим икнул. МакКой, не оборачиваясь, махнул вилкой — «пожалуйста», мол. 

— Боунс, а поехали с нами подарок обкатывать?! — взыграло в Джиме. — Тут есть красивенная бухта, но доплыть до нее так, обычным людям, нереально, а Хан на себе отказывается катать. 

Доктор помедлил, прежде чем ответить:

— Если помнишь, Джо еще у Сулу. Пора ее забирать, а то неудобно нагружать парней дополнительным ребенком. 

— Фигня, — отмахнулся Джим. — Щас узнаем. 

— Джим! — подорвался Боунс, но Кирк уже набирал.

— Привет, мистер Сулу! Живой? — комм что-то чирикнул. — Слушай, не в службу, а в дружбу — ничего, если Джо у вас еще пару часиков побудет? Вам не сильно с Беном напряжно? — искренне побеспокоился он. — Спасибо, с меня причитается, — Джим нажал отбой и победно улыбнулся. Боунс вздохнул. 

— Вот видишь, всё утрясли! Не о чем волноваться — девочки отлично ладят и не доставляют хлопот. 

— А его ты спросил? — Ленн кивнул на Хана, занявшего свое место за столом. — Уверен, у вас двоих были другие планы, меня не включающие.

Тут он, наконец, перевел взгляд на аугмента и замер с куском во рту.

— Простите? — чопорно отозвался Хан. Джим откровенно ржал.

— Ты... куда полинял? — очнулся МакКой, прожевав. Сверх, вчера почти индусски смуглый, вновь сражал бескомпромиссной, знаковой, столько лет неизменной британской бледностью.

— А он такой аттракцион-хамелеон мне каждый день устраивает, — потешался Кирк над оторопью медика. — Это же Хан! В первый раз я на радостях пережарился на солнце, эм, местами, а он — даром что в основном спиной прикрывал — загорел ровненько, будто в солярии, меня аж завидки взяли. Утром просыпаюсь розовый как креветка, а этот вот организм — за ночь обновился до заводских настроек!

— И какой тебе больше нравится? — МакКой спешно восстанавливал кислотно-щелочной баланс, Хан с искрой во взгляде наблюдал за пикировщиками.

— Такой! Всякий, — горячо выдохнул Джим, чувствуя себя в сопли счастливым.

— У меня на вас смотреть слипнется, — проворчал Боунс. — Я умру в муках, а вы будете объясняться.

— Ну всё, доктор, ваша участь предрешена.

Покончив с завтраком, двинули за приключениями. Джим оделся по-пляжному: шорты-плавки, шлепанцы и пестрая гавайка нараспашку. Хан по обыкновению запечатался — со скидкой на отдых, в светлый лён, — а у МакКоя и выбора не было. Как приехал, в джинсах да бело-синей рубашке в мелкую клетку, в том и ступил на борт.

В каютке под деком яхты, капитанов ожидал сюрприз к сюрпризу. Два летних реглана, имитирующих форменки — золотистый первому и серебристый второму. Только вместо дельт Звездного Флота — вышитые символы штурвала и якоря соответственно. Боунс стоял в дверях, сложив на груди руки, в кои-то веки улыбаясь без сарказма. Джим в полном восторге обернулся к нему, как к единственному делегату от группы дарителей:

— Вапще крутяк! Спасибо!

— Бери-бери, а то совсем отвыкнешь от дисциплины.

Джим споро переоделся, Хан последовал его примеру. Но надолго Кирка не хватило. На палубе припекало, а глубина манила прохладой. Вышка на деке просто требовала быть «обмытой». Оголив корпус, едва дождавшись остановки мотора, Джим взобрался на верхотуру и с радостным гиканьем сиганул рыбкой в воду. Хан, оставшийся у руля, проводил глазами его полет.

Минуту спустя макушка Джима поплавком выскочила на поверхность. Довольно отфыркавшись и зачесав назад мокрые волосы, он махнул рукой:

— Вода чудесная, давайте сюда!

— Джимми, ты же знаешь, я не пловец, — повел головой МакКой. — Я лучше посижу на твердом и сухом, в тенечке.

— Да ну Боунс! Хоть раз у меня получится тебя уговорить, а?

— Не в этот точно, — не поддался Леонард. — Хан, если хочешь, я посторожу.

— Пожалуй, я с вами в зрительном зале. Сегодня у нас бенефис капитана.

— Какие вы скучные оба, — сгримасничал Джим. — Ну и парьтесь там, сами себе хуже делаете.

Боунс бы поспорил с данным утверждением, но желания не было абсолютно. Солнышко, легкий бриз и сытость настраивали на миролюбивый лад.

Вдосталь наплававшийся Джим влез на палубу по лесенке той же вышки и встряхнул головой. У Хана потемнел взгляд, а Боунс загородился рукой, спасаясь от брызг.

— Жабры не отрастил? — поинтересовался последний.

На серьезных щах, Джим ощупал шею, ребра и с досадой цыкнул языком:

— Генов не перепало.

Следующим пунктом в списке «Опробовать. Кирк» шел дек. Там и разлегся Джим, потянулся было большими пальцами под резинку шортов, облепивших бедра, но был остановлен окриком Боунса:

— Так, хорош! Перестань выводить Хана, — Джим недоуменно поднял голову, застряв пальцами где были. — Да-да, я про это, — кивнул Боунс на его руки. — Вижу, ты и впрямь намерен от меня избавиться. 

Джим всё так же строил изумленную невинность; Хан медленно ухмыльнулся.

— Да он же меня линчует за вид на твои причиндалы. А я бы еще пожил, если никто тут не против.

Кирк посмеялся нотациям друга, но пальцы убрал.

Воцарилась идиллия. На деке Джим всячески лез ластиться к Хану, из солидарности также оставившему на себе штаны, и с удовольствием изнывал в своем праве приговоренного к воздержанию, копя потенциал на вечер. Леонард приладил спиннинги в предустановленные для них крепления, на креветочные головы наудил рыбной мелочи, наживил ее и завел мотор на малый ход, поскольку хищную рыбу ловят в движении. 

Оттого-то он первым заметил в толще воды силуэт ската-манты поистине циклопического размера, который поднимался из глубины. 

— Хан! — крикнул МакКой. — Ты говорил, здесь нет опасной фауны. 

В один кувырок аугмент переместился с дека на нос. Заклинил руль, врубил полный назад, и нырнул в сумрак каюты. 

— Ебать! — Джим подобрался, вскакивая в боевую стойку. Ему стало виднее всех. В темя шибануло адреналином. Не только чутье, но и память определили во вспученном куполе вытесненной воды, за бурлением водопадов, срывавшихся по краям, всплывающий звездолет. 

Кардассианский эсминец. 

Бежевая туша, покрытая письменами, заслонив солнце, нависла над яхтой. Последнее, что, растворяясь в хаосе транспортации, увидел Джим — Хана с фазерами в каждой руке, пославшего в днище один отчаянный выстрел. 

Обратно Кирк материализовался прямо в руки двух дюжих амбалов, крепко взявших его за локти. С синюшно-серой гребнистой кожей, ростом выше него на голову и пропорционально массивней. Такая же стража в тяжелых, даже на вид, доспехах оцепляла округлый мостик, где на возвышении доминировало капитанское кресло. 

— Гал Гарат, — не вставая, представился собрат по разуму, произошедший от трицератопса. — Командор Обсидианового Ордена. 

Гал — эквивалент капитана. Но, конечно, разведка всех рас считала себя особой кастой, могущей не размениваться на вежливость. Ладно, поговорим.

— Капитан Кирк. Чему обязан столь пафосным визитом? 

Из-под чешуйчатого надбровья, с ложкообразным выростом посреди лба, что вместе с двумя грядами по сторонам придавало зачесанному черноволосому кумполу сходство с античным шлемом, в Кирка уперся враждебный взгляд. 

— Кардассианский Союз недоволен вашим вмешательством в дела Баджора. 

— А ему-то какое дело до суверенного государства? Первые лица просили о помощи лично меня. 

— Запрос к вам не предвидел кражу зоны обитания третьей стороны, входящей испокон тысячелетий в сферу прямых политических интересов кардассианской цивилизации. Вы нанесли удар против Кардассии в пользу Земли. И лично вы, и ваш искусственный, нитками шитый альянс планет, поплатитесь большими жертвами и разрушениями, если не вернете червоточину на место. 

Кирк рассвирепел. Не то чтобы он не привык к риторике жестоких рас, шаблонно уличавших Федерацию в непрочности и скороспелости. Его аж восхитил размах кардассианских амбиций. 

— Какая прелесть, — процедил он. — Живут себе сущности вне мерок пространства-времени, и знать не знают, что повинуются чьей-то политике. 

— Но вам они повиновались! — взревел Гарат. — И нам известно, что пришельцы из червоточины следят за вами. Вы — Посланник. Призовите их обратить вспять перемещение, и разойдемся мирно. 

— Эта карта сыграла только раз, — Кирк двинулся развести руками, однако его скрутили прочно. — Можете меня хоть в жертву принести, шанс израсходован. Им даже не похер, у них хера нет. 

— Мы никогда не знали поражения. Но я воспользуюсь вашей идеей.

Удерживавшие Кирка охранники синхронно заломили ему локти вверх, заставив согнуться почти пополам, и вытолкали вперед, под громоздкую раму на потолке, смысл которой становился понятен любому при виде заболтавшихся с нее цепей. Капитана выставили перед галом и сильнее вздернули руки за кисти. Кирк скрежетнул зубами от боли и плотно сомкнул губы, в ожидании худшего. Вырваться из этого положения было безнадежной задачей. Раса кардассианцев сама по себе отличалась физической силой, а эти её образцы так вообще являли собой горы мускулатуры. 

Тот, что стоял слева, снял с пояса пару стальных браслетов. Слаженно сковав ими предплечья арестанта, пристегнув соединительную цепь на карабин спущенной сверху, громилы отошли на пару шагов. Лязгнуло — третий, невидимый участник привел в движение пыточного монстра. Цепи натянулись. Кирка медленно поднимало вверх, распрямляя через паническое сопротивление. Перед глазами всё поплыло и запрыгали темные пятна. Джим зажмурился, с силой втянув воздух носом. Он больше не проронит ни звука. Все слова были сказаны и не услышаны. 

Выворачиваемые плечи обливало огнем, лопатки уперлись друг в друга, мысли путались. Босые ноги еще касались пола, по сантиметру теряя опору. Джим любил полистать на досуге доварповую историю; во все века, у всех гуманоидных рас типовые приемы дознания были незатейливы и эффективны. Он уже стоял на самых кончиках пальцев — в считанных секундах от того момента, когда перегруженные мышцы разом откажут, и кости попросту выщелкнет из углублений суставов, оставив тело висеть на порванных связках. Сразу он не умрет. Полчаса, много — час. Чертовы кардассианцы, почитающие и лелеющие варварские замашки.

Сквозь красно-черное марево боли и шум в ушах он расслышал команду:

— Хватит.

Натяжение тут же ослабло, и Кирк со стоном рухнул на колени, роняя руки. Вдогонку цепью долбануло по крестцу. Снимать с него кандалы никто не торопился, но хоть боль начала отступать понемногу.

— Это была демонстрация, человек. Говорите, покуда можете разговаривать.

Пытаясь сфокусироваться, Кирк с трудом поднял глаза, поддунул влажные волосы, упрямо упавшие обратно на лоб, и молча полоснул по галу взглядом, в который вложил всю накопившуюся ненависть.

— В растяжку! — гаркнул Гарат.

Бдительные молодчики перековали запястья, на этот раз выведя руки вперед. Джим вздохнул с условным облегчением: новая боль обещала быть изнурительной, но не лишающей разума. И здесь ничего нового с тёмных веков не придумали. Загрохотала цепью лебедка. С руками, задранными над головой, ногами еле цепляя пол — и то, если предельно напрячь мыски, — он потерял счет времени в спасительном полузабытье.

— В свете ваших последних слов, я пропущу стадию ритуального оскопления. Считать их вашей прощальной речью?

— Как вы правы, гал. После названной меры я бы не рассчитывал на добровольное сотрудничество капитана Кирка: он предпочтет смерть. 

О, этот голос! Его носитель разбирался в людях, а особенно в некотором капитане. Сквозь убийственную боль в плечах и шее, Джим приподнял голову. Отросшая стрижка густо завешивала глаза, но никаких сомнений не было — Хан здесь. По его, Джима, залётную задницу. В своем серебристом и светлых брюках, с вазоном в руках. 

— Вице-капитан Сингх. Я пришел с миром, и в знак готовности к переговорам примите это растение. 

С мимикой у Гарата не задалось. Весь его скепсис отразился в голосе: 

— Кактус мира? По известным культурным кодам землян, должна быть пальма. 

— Пальма и есть, — улыбка Хана могла резать металл. — Просто у нее стресс от транспортации. И да... еще она плохо переносит страдания всего живого. Так же как и я.

Гарат сердито дернул подбородком в сторону подвешенного Кирка. Того довольно грубо шваркнули на пол и расковали под прицелом фазеров. На одной гордости не позволяя себе упасть мешком, Джим свернулся калачиком сидя на пятках, обнимая подмышки изодранными руками.

Хан катнул желваками и указал на цветок. Длинные конические иголки развертывались по спирали, принимая форму действительно пальмовых листьев. Удовлетворенный подношением достаточно, чтоб спрятать в ножны короткий кинжал, кардассианец изрёк: 

— Очевидно, вы знаете способ повлиять на мистера Кирка? 

— И не один, но не для данного случая. Надеюсь повлиять на вас, гал Гарат. 

— Каким образом, мистер Сингх? — чтя иерархию как высший принцип жизни и миропорядка, энтерпрайзовское баловство с чинами он отказывался принимать всерьез, но о подвигах сверхчеловека был наслышан. Без понукания, гвардия, стоявшая у стен, взяла Хана в кольцо с дизрапторами наготове. Вице-капитан и экс-диктатор обратил на них внимания не больше, чем на мебель, бережно расправив запоздалый листочек. 

— Я знаю, зачем Обсидиановому Ордену выход в гамма-квадрант. Вас не оставляют мысли о господстве над Галактикой. И ваш расчет — на силы Доминиона. 

— Вот что значит опыт реальной власти, — в тоне командора прибавилось уважения. — Вы правили четвертью земного шара. Хотите управлять такой же частью альфа-квадранта?

— Вы забыли упомянуть свободу для вашего пленника. 

Гарат кивнул, а у Джима внутри захолонуло. Три года безрассудного доверия, общий корабль, общий дом... против трехсот лет в крио. Против психики, перепаханной сиротским детством, генной инженерией, лабораторными и полевыми тестами на выживание. Бунтом и войнами, вознесением и свержением, чередой предательств и тройной потерей самых близких. Джим Кирк стал тем, что удержало Хана в человечности, его связью с миром людей, единственным, кем он остался дорожить. Но не такой же ценой!

«Нет!!!» — хотел выкрикнуть он, стряхнуть руку аугмента, возложенную ему на холку. Хан, как обычно, опередил: 

— Четверть четверти царства и лучший капитан Флота в придачу... Звучит привлекательно, но не пойдет. Мой ответ — нет.

— Но это война, мистер Сингх. Мы долетели до вашего дома, достигнем и гамма-квадранта. Пощады не будет. 

— А теперь мои условия, гал Гарат. Всё остается как было: червоточины — по новым адресам, Кардассия — в своих пределах. Если будет хоть одно поползновение в гамма-квадрант или через границу Федерации, к которой вскоре присоединится система Баджора, вы лишитесь всех поставок с Объединенных Планет. Нарушить эмбарго не посмеет никто, под страхом исключения из новой системы связи на корридиевых передатчиках, финансовой в том числе. И молитесь вашим богам, что не успели пролить кровь капитана Кирка! 

Казалось, что каменно-серая будка ложкоголового сейчас покроется трещинами. Все еще высокомерно и торжественно, Гарат прогромыхал:

— Вам не поверят. Как минимум потому, что вы отсюда не выйдете.

Он приказал «пли», и в тот же миг два вихря транспортации унесли отдельно Джима с Ханом, отдельно пальму в горшке.

***

Тремя минутами раньше один нервный провинциальный врач готовил свой южный шарм для беседы с леди главнокомандующей. Адмирал Пэрис даже не удивилась вызову с личного шаттла отдыхающего Кирка. Приоритет значился «красный», но глава Флота и без того понимала, что звонить ей первая заноза Галактики стал бы только в случае прямой угрозы не менее чем половине этой самой Галактики. Удивлена она была увидеть вместо Кирковой гладкой мордашки — брутально обросшую рожу того субъекта, которого знала как СМО USS «Энтерпрайз».

— Доктор МакКой? — полу-спросила, полу-поздоровалась она.

— Так точно, адмирал! — рапортовал Леонард.

— Наслышана о ваших талантах. — Боунс чуток поперхнулся, но постарался не выдать польщенности с толикой паранойи. — Что у вас случилось на этот раз?

— Кардассианцы, мэм, — по-уставному кратко выдал МакКой. — Похитили Кирка. Вице-капитан Сингх отправился следом.

— Добрались, значит... Местоположение известно?

— Только Сингху. Сразу из экзосферы планеты эсминец ушел в варп.

— Даже так! Держите меня в ку... — начала адмирал, готовясь завершить эфир.

Искристая аура транспортации, рассеиваясь, пыхнула прозрачно-алыми язычками пламени. У Джима затлели концы волос, от шортов курился парок. Реглан Хана потрескивал электрическими разрядами. Вокруг вазона с зияющей в земле воронкой валялись сброшенные листья. 

МакКой бросился к Кирку. Он не в первый раз видел телепортацию из пекла и знал, что транспортер мгновенно сохраняет объекты (причем живые — на долю секунды раньше), но то, что свалило Джима до этого, требовало вмешательства. Сверх, по крайней мере, стоял на ногах и перенял эстафету. 

— Адмирал Пэрис! — доложил Хан. — Враждебные намерения Обсидианового Ордена подтверждены и зафиксированы. Носитель записи несколько нестандартный, но при конвертации в голограмму последняя будет сохранена.

Только тут Джим, велев себе «хватит страдать», выглянул из-за МакКоя, неразлучного с трикодером. В едва обкатанном шаттле еще благоухало техникой, детали сверкали хромом. С консоли свешивались проводки, приделанные к ПАДДу Хана. Аугмент сидел на корточках возле вазона и как-то даже ласково разгребал землю. Оттуда показалась шишковатая почка. Хан обложил ее датчиками от проводков. И на новом голоэкране отразилась недавняя драма — с момента прибытия сверха на борт эсминца. Ракурс был снизу, звуки приглушены, но узнаваемости это не мешало.

Адмирал Пэрис дослушала, не прерывая. По сторонам красивых полных губ зарезались жесткие складки. 

— Вы превзошли себя в самоуправстве, вице-капитан. Решать дела войны и мира от имени Федерации... Однако, вынуждена согласиться, что такой ответ на выпад кардассианцев является оптимальным. Вы сказали, запись сохранена? Перешлите копию мне. Этого обоснования уже достаточно для дипломатической ноты.

— Есть, адмирал.

Пэрис не отключалась, ее взгляд потеплел: 

— А что это за устройство? 

— Это меропа с планеты Каракс. В природе ей угрожают лесные пожары и травоядные ящеры. Данный вид развил навыки многофакторной памяти для обмена сообщениями об опасности. Поэтому на «Энтерпрайзе» ее прозвали зеркальным цветком.

— Та самая вулканская разработка! — ахнула главнокомандующая.

— Почти вулканская. Я был причастен к секвенированию ее генома.

— Да... мне докладывали об экспериментах с сеянцами, но вживую это, безусловно, впечатляет. Отличная работа, мистер Сингх, капитан Кирк, доктор МакКой. Представлю вас к награде — после отпуска, вестимо.

Джим молодецки расправил спину, глотая стон. Хан склонил голову и приложил правую руку к груди. «Благодарю, мэм», — сказал Леонард.

Конец связи заставил несчастную недо-пальму еще глубже вкопаться в землю.

— Хан! Ты знал?! — заорал Кирк. 

— Отдохнул, называется! — рявкнул Боунс. 

— Лечите его! — прорычал Хан.

От неожиданности притихло всё трио. Сверх заговорил первым. Точнее, Джим невольно фыркнул, затем его с обоих боков подняли и усадили, щадя поврежденные плечи, и лишь когда МакКой запикал бортовым походным регенератором, Хан ответил:

— Догадывался. Что кардассианцы этого так не оставят. Либо попытка вернуть статус-кво, либо месть, — вопрос только времени.

— И молчал, — с гробовым выражением на лице заключил Джим. — Вот это напарник.

— Не хотел портить отпуск, — ломано улыбнулся Хан.

— У тебя три года было, вообще-то! — негодовал Джим.

— Для подготовки. Нагнетать заранее без повода — не стоило.

— Что, и цветок тоже был частью плана? — любопытство пересиливало.

— Скорее, стал. Одно семечко завалялось в кармане формы, при чистке утилизатор распознал зачатки разума.

— Но как ты нашел корабль? В варпе?

— Если дашь себе труд осмотреть фазеры, я прирастил насадку для стрельбы сверхвакуумными метками. Дальше, рассчитал расположение мостика. Для транспортации назад один наводчик был в земле, другой — вот, — Хан указал на пряжку своего пояса.

— А фазеры ты всегда на пляж носишь? Я раньше не замечал, — ерепенился Кирк, больше уже из упорства.

— Ты хочешь меня в чем-то упрекнуть? — заледенел Хан.

Джим стушевался. Он ведь и вправду хотел — несколько долгих секунд, тогда, на борту. Хан уловил его состояние.

— Никогда больше не сомневайся во мне. Твои приоритеты — мои. И так будет всегда.

МакКой закатил глаза:

— Можете обменяться кольцами, дети мои!

— Я предпочел бы маячки. На случай, если тебя опять похитят, — усмехнулся Хан. — Буду признателен вам за помощь.

— Кругом одни маньяки, — обернулся Боунс, воинственно подбочениваясь. — Но Спок Ухуре хоть кулончик нацепил, а ты что, уж и микрочипы припас? Стесняюсь спросить, куда?

— Накладки на моляры, — Хан постучал пальцем себе по щеке пониже скулы. — От сканирования защищены, а чтобы позвать на помощь, понадобится посильней перетереть зубами. В остальное время — слежение исключено.

— Что? Пломбы?! — всполошился Кирк. — Боунс, я так не могу. У этого извращенца нет никакого понятия о романтике.

— Ты хочешь их розовыми, Джим? — бесстрастно уточнил Хан.

Тот надулся, не найдясь с ответом, а МакКой вошел в профессиональный раж:

— Типа виниров, но с микросхемой внутри? Дельно. Только извините, я не брал с собой зубоврачебное кресло.

— Не думаю, что до возвращения на Энти кто-то прилетит повторно ломать нам кайф, — заметил Кирк, радуясь отсрочке расставания с микронами эмали. Хотя сама идея отторжения не вызвала, даже напротив — грела тем, что в экстренной ситуации его всегда найдут, не отнимая при этом свободу.

Под болтовню и регенератор боль округлилась, сменилась приятной ломотой и, наконец, отпустила совсем. В отличие от Боунса. Тот еще поводил вокруг Джима трикодером, придирчиво всматриваясь в показания, прежде чем выдохнуть:

— Ф-фух. Легко отделался. До завтра — полный покой, душ и сон, потом разрабатывать. Понемногу! — пригрозил Хану, зная, с каким фанатизмом Кирк мог отдаваться закачке. — И... позаботься о нем. 

— Это по умолчанию, Леонард. Спасибо.

МакКой не собирался разглашать причину — захочет Джим, сам расскажет, — а Хана больше заботили следствия. Незавидной была бы доля рискнувшего расспросить сверха о прошлом.

— Что ж, я, пожалуй, пойду, — Боунс спрятал трикодер и открыл комм. Вылеты из единственного космопорта были частыми, но аэротакси ходили с ленцой. — Дальше вы и без меня разберетесь. Если что — звоните.