Ноги вверх

Если честно, за минуту до выхода из квартиры Антон был готов забить на тусу и остаться дома. Стоял у двери, крепко держась за ручку, и пялил в покоцанную деревянную поверхность. Пялил долго — до тех пор, пока ему не пришло сообщение от Димы, который написал, что уже подходит к его дому.

А идти не хотелось по нескольким причинам.

Первая, самая главная, — у него получился уродский костюм. Для тематической вечеринки всем предложили одеться во что-то символизирующее какой-либо исторический период; и Антон, который на историю ходил только в пятом и шестом классе, выбрал себе костюм римского легионера. Вообще, можно было бы одеться в свою обычную одежду и сказать, что он — представитель двадцать первого века, но это было бы скучно. И тупо. Да и Антон не ищет лёгких путей, поэтому целую неделю он клепал себе одежду из всего подходящего и неподходящего. В итоге получилось… что-то странное. Ярко-красная юбка, белая футболка, накидка, что чуть темнее юбки, и кривые наплечники, сделанные из пластика на манер железа.

Вначале он действительно гордился своим творением, но в самый последний момент в голову пробрались гадкие тревожные мысли о том, что Антон будет выглядеть клоуном. И это, кстати, было второй причиной.

О том, что там все будут выглядеть нелепо, он почему-то не подумал. Это ему и сообщил Дима, когда послушал Антоново нытьё, и тем самым дал мысленный пинок под зад, чтобы наконец-таки взять рюкзак с костюмом и другими вещицами и выйти из дома.

И вот теперь он здесь…

Стоит, уже переодевшийся, и неловко мнётся у стены, разглядывая знакомых и не очень гостей и их самодельные костюмы. Нет, на самом деле всё не так уж плохо, как успел себе надумать Антон.

У некоторых действительно шикарные образы.

Две неизвестные ему девушки в пышных бальных платьях громко болтают у барной стойки, обсуждая, как долго и кропотливо их шили; ещё один парень, молча сидящий рядом с ними, в идеально отглаженном фраке с кристально-белой рубашкой — хотя, увидев его, Антон мысленно закатывает глаза, потому что очевидно, что костюм купленный, и никакой креативности тут нет! Поз, как студент меда, переодевается в костюм чумного доктора, а Серёжа, ещё один его друг — ну, почти, — уже расхаживает по залу в прикольном костюме какого-то воина. Кажется, тоже что-то со времён Римской империи. Или нет. Антон, конечно, ходил на историю, но кто сказал, что он слушал? Не бейте — лучше обоссыте, так сказать.

Да, к слову, о Серёже.

Когда Антон таки выходит из ступора, переодевается и садится ко всем ребятам, то мгновенно замечает на себе взгляд сидящего напротив Серого.

Пристальный и изучающий.

Антон закусывает губу и выбирает единственно верную, по его мнению, стратегию — стратегию игнора: заводит диалог с сидящим рядом Димкой. Благо тот всегда готов поддержать любой разговор, даже несмотря на откровенную чушь, с которой начинает Шаст, только бы отвлечься от карих глаз, что то и дело пробегают по его телу и лишь изредка отвлекаются на подтягивающихся к центру зала ребят.

Что вообще происходит, ему кто-нибудь объяснит?

— Ну что, выпьем? — бодро предлагают, как только вся компания усаживается на диваны и кресла. Это, к счастью, сразу отвлекает Серёжу, и Антон перестаёт чувствовать на себе прожигающий взгляд и шумно выдыхает.

Это, безусловно, приятно, до мурашек приятно, потому что как может быть иначе, когда тебя разглядывает человек, который тебе симпатичен? Но вместе с тем пиздец как неловко, ведь тут не угадаешь — ему действительно понравился образ Антона или он просто хотел мысленно поугарать с нелепого костюма?

Пластиковый стаканчик наполняется до половины, и звучит первый тост:

— За нас! — встаёт со своего места Арсений, с которым Антон знаком не очень близко. Но он точно знает, что идея для такой вечеринки пришла именно в его актёрскую голову. — За то, что вы согласились поучаствовать в этом безумии!

Он приподнимает вверх свой стаканчик и первым тянется в центр — к нему тут же тянется десяток рук с такими же стаканчиками. В результате чоканья пара капель алкоголя проливается на пол, но Антон не обращает на это внимания — слава богу, что этот небольшой коттедж они сняли. Конечно, в итоге им всё-таки придётся убираться, но он очень надеется слинять пораньше.

Все пьют и веселятся, и Антон, быстро со всеми перезнакомившись, тоже вливается в разговор. Они долго обсуждают костюмы, хихикая с нелепых деталей и восхищаясь образами в целом, потом перескакивают на другую тему, потом на ещё одну, параллельно запивая обсуждение алкоголем.

Антон всё-таки расслабляется и отдаётся атмосфере. Ну а почему нет? Компания хорошая — много знакомых лиц, а с остальными ещё есть время познакомиться поближе!

Тосты сыпятся чуть ли не каждые полчаса: то за окончание летней сессии, то за здоровье, то ещё за что-то. Антон с радостью пьёт за всё, но по одному глоточку, он контролирует количество выпитого алкоголя — ему завтра вечером ещё смену батрачить, а с гудящей головой это делать ой как не хочется.

Но постепенно разговоры становятся всё ленивее и ленивее, и кто-то предлагает поиграть в какие-то принесённые настолки.

Шестнадцатилетний Антон бы недовольно повертел носом — послал на хуй затейщиков — и предложил открыть ещё одну бутылку, но двадцатилетний Антон охотно соглашается, прокручивая в голове мем «что-то я постарел», и садится на пол в круг. Слева по-прежнему сидит Димка, а справа, подвинув Шастову новую знакомую, Марину, усаживается Серёжа.

— Здорова, — первым говорит Серый. — Чё-т не успели сегодня с тобой поздороваться.

— Здорова, — сдержанно улыбается Антон, а на самом деле чувствует, как внутри всё вибрирует и ликует, заставляя покусывать внутреннюю часть щёк, лишь бы только унять этот неуместный щенячий восторг. Серёжа сел рядышком! Касается, вот, его бедра своей коленкой и улыбается в ответ так тепло, что хочется на него смотреть и смотреть, а на игру забить. Собственно, это Антон и делает, пока его тихо не окликает Поз.

— Мы уже начали, прекращай пялиться, — шепчет он на ухо и передаёт наполненный красным вином бокал, который ребята вместе с другой посудой отрыли где-то в глубине кухонного шкафчика минут десять назад.

Антон благодарно кивает, забирает бокал и пока что ставит рядом с собой на паркет. Серёжа рядом принимает холодную, судя по конденсату, банку с колой — он не очень любит пить, поэтому после первого же стакана шампанского переходит на безалкогольные напитки.

Они начинают играть.

Настолка представляет собой смесь обычной ходилки-бродилки и крокодила. Объяснил слово — сделал ход на определённое количество шагов. Антон такое любит, хотя и объясняет так себе. Но ему весело.

Благодаря алкоголю и приятной компании игра получается классной, но больше всего он ловит кайф с того, как объясняет Серёжа.

Его пантомимы — это что-то с чем-то. То, как он объясняет слова и словосочетания, разбирая их по составу, Антона восхищает, если честно. Он всегда знал, что у Серёжи очень интересно работает голова, но сейчас твёрдо в этом убеждается.

И, что самое главное, Антон всё время угадывает, что именно объясняет Серый. Он легко понимает его телодвижения, собирает всё в одну кучку и быстро озвучивает слово. С Антоном может посоревноваться только Арсений, у которого в мыслях вообще какая-то каша с изюмом, но это его и подводит. Он выдаёт максимально странные и смешные предположения, но не угадывает так же быстро, как Антон.

Так что он собой гордится. И ловит довольный взгляд Серёжи каждый раз, когда выдаёт верные предположения и приближается к ответу. От этого в груди разливается молоко с мёдом, и Антону хочется бесконечно улыбаться и громко-громко смеяться. Но последнее он всё-таки контролирует — люди не поймут.

Под конец игры Серёжа вырывается вперёд, и ему остаётся объяснить последнее слово, чтобы дойти до победной клеточки; Арсений остаётся позади, потому что объясняет, блять, загадками и не успевает уложиться в минуту, а Антон вместе с остальными стоит примерно в середине поля. В принципе, он и не жаждал победить, а вот помочь дойти до финала Серёже — как бы это ни звучало — он хочет.

— Блять, Матвиеныч, зайди с другой стороны, непонятно ни хуя! — ругается кто-то слева.

Однако Серёжа тактику не меняет и всё пытается довести компанию до ответа прежним способом.

— Ну что? Ухо? — не понимает Антон, когда тот в очередной раз дёргает себя за мочку — ту, на которой нет серёжки. — Что с ухом? А еда к чему?

Вокруг сыпятся предположения, но каждый раз Серёжа несогласно мычит и хмурится. Маленькие песочные часы показывают, что остаётся не больше двадцати-тридцати секунд.

— Да как связать еду и ухо?

— Жрать ухо? Не понимаю…

— Рыба?

— Уха!

— Ночной жор!

— Да ёбан-бобан, блять!

Антон, кажется, уже все губы себе успевает искусать, пока пытается допереть, что же загадано в карточке, которая уже сорок секунд уныло лежит на полу. Его немного поплывший мозг уже устал.

— Ухо, жрать. Ухо… Ухажёр? Ухажёр! — вдруг кричит он.

— Да! — Серёжа зажмуривается и победно вскидывает руки. — Наконец-то!

Он подскакивает и двигает свою фишку вперёд, а затем садится, разминая руки, и радостно смотрит на Антона.

— Шаст, красавчик! — он широко улыбается и вдруг наваливается с объятиями. Крепко прижимает своими руками к себе и кладёт щетинистый подбородок прямо на чувствительное местечко, где плечо переходит в шею. Обнимает, поглаживая спину руками и сминая накидку, и несильно ведёт подбородком по голой коже. Антон вздрагивает и покрывается мурашками.

Блять, Серый…

Мурашки не уходят, потому что такие долгие и откровенные объятия вызывают бурю эмоций, которую не удаётся успокоить, даже когда Серёжа отстраняется. Сердце бьётся быстро-быстро, что явно не могло скрыться от его внимания.

Тем не менее игра продолжается до тех пор, пока все не приходят к финалу. И пока последние ребята объясняют свои слова, Серёжа вдруг решает уложить голову прямо на его плечо. Но, когда полностью прислоняется, вдруг тихо шипит.

— Сейчас, погоди! — Антон аккуратно отодвигает его голову и быстрым движением снимает свою накидку вместе с наплечниками. Ох, как хорошо.

Серёжа снова ложится на плечо, двигается чуть ближе и замирает, наконец-то удобно устроившись. У Антона плечи немного костлявые, но, видимо, Серёге нормально — не жалуется, сидит себе спокойно и наблюдает за ходом игры.

По крайней мере, Антону так кажется.

Потому что примерно через пару минут — и через пару ходов, соответственно — он чувствует шевеление и лёгкое прикосновение к своему бедру. Антон переводит взгляд вниз и ошарашенно наблюдает за тем, как Серёжа проводит пальцем по юбке, то ли оценивая материал, то ли хер знает зачем; доходит до разреза и касается уже кожи.

Антон замирает, точно статуя, и чувствует, как его бросает в жар.

— Сер… Кхм… Серёж, — шепчет он и кладёт руку на бедро, чтобы из-за чужих движений юбка не уползла вверх.

— Извини. Я… — Серёжа отстраняется, отрывая голову от плеча, и быстро убирает руку, оставляя после себя невидимый ожог. — Просто стало интересно, из чего юбка. Вроде хлопок, да?

Антон настолько в ахуе, что не знает, как реагировать и как воспринимать слова Серёжи. Он оправдывается? Говорит искренне? Просто стебётся? Что?!

Щёки и уши горят и уже, наверное, давно выдают смущение своего хозяина ярким красным цветом. А хозяин тем временем не находит лучшего решения, чем дождаться, пока последний игрок дойдёт до финиша, встать и незаметно — как он надеется — уйти в туалет. Позорно сбежать, если уж называть всё своими именами.

Сука. Сука. Сука!

В голове истерично пролетают исключительно матерные слова, и Антон даже сам не замечает, как доходит до нужной двери. Запирается и закрывает глаза, прислоняясь к холодной кафельной стене. Шумное дыхание и сердцебиение не заглушаются даже музыкой из зала, которую, кажется, уже успели поставить погромче.

Скажите, пожалуйста, вот что это сейчас было?

За пару лет дружбы такое происходит впервые. Чтобы Серёжа взял и… просто погладил его по бедру? Если честно, выглядело всё это именно так. Или, может, дело в алкоголе?

Только вот непонятно, шампанское лишь натолкнуло Серого на странный поступок, который забудется уже через полчаса, или же придало смелость?

Иногда Антон замечал неоднозначные взгляды и действия от него, но всегда старался всему этому дать оправдание. Просто пошутил, случайно коснулся, сделал что-то на спор, ничего такого не имел в виду. Может, и сейчас Серёжа действительно заинтересовался тканью юбки.

Но это же звучит как бред.

Немного затуманенный алкоголем мозг очень старается хоть как-то оправдать поступок Серёжи, но все попытки заканчиваются неудачей.

Антон снова жмурится, чувствуя, как слегка покачивается, и сразу же меняет опору со стены на раковину. Голова кружится, очевидно, не только из-за шампанского и вина. Эти объятия и странные касания Серёжи подействовали на него сильнее любого крепкого напитка.

Нет, Антон бы не придал объятиям такого значения, если бы не их длительность. Если бы не долгое ощущение колючего подбородка на плече и шумного дыхания в шею. Если бы не, блять, поглаживания по почти голому бедру — по Антоновой эрогенной зоне, между прочим.

Он бы ещё поцеловал его! Ну а что, всё равно уже, считай, соблазнил. Вон, у Антона почти встал.

Рука опускается на пах, чтобы в этом убедиться, и чувствует несильное напряжение под юбкой и трусами. Уши вместе со щеками ещё сильнее начинают гореть от осознания всего происходящего. Ещё чуть-чуть, и Серёжа бы всё увидел. Всё почувствовал и всё понял.

Нет уж, пока Антон сам не убедится в том, что тот чувствует то же самое, он не будет готов этим поделиться!

С зала доносятся ещё более громкие биты — кто-то, видимо, уже пустился в пляс, — и Антон включает воду, чтобы немного освежиться и прийти в себя. Слава всем богам, что он выпил не так много — его не тошнит, и голова кружится несильно, но и она скоро пройдёт, надо только чуть-чуть подождать.

Вдруг раздаётся стук в дверь, и Антон резко выключает кран. От неожиданности сердце подскакивает, но быстро возвращается в привычный ритм, когда из коридора доносится голос Димы.

— Шаст, всё хорошо? Не блюёшь? — интересуется он.

— Не, всё хорошо! Просто ссать хотелось жутко. Скоро выйду, — нагло врёт Антон и ждёт, пока шаги удалятся в сторону зала. Да уж, поссать… Если бы только это!

Антон близок к тому, чтобы начать рефлексировать прямо в туалете, но, к сожалению или к счастью, алкоголь в организме, пусть даже в небольшом количестве, не даёт этого сделать, поэтому он лишь устало вздыхает, ещё раз быстренько умывается, вытирается и выходит.

По голове сразу же ударяет музыка, заставляя поморщиться. Надо бы как-нибудь незаметно уменьшить громкость, хотя бы немного.

«И как у народа уши не вянут от такого звука?» — задумывается Антон, как только возвращается назад.

Да, картина, конечно, совсем другая... Про настолку все забыли, отложив — или откинув — её в угол комнаты, открытая бутылка вина опустошена, и открыта новая, а бо́льшая часть компании уже отрывается в центре под Инстасамку, даже не посчитав нужным переодеться в нормальную одежду.

Руки тянутся к недалеко стоящему рюкзаку за телефоном, чтобы записать видос с этой вакханалией, но, достав старенький айфон, камеру Антон таки не открывает — хуй с ними. Танцуют и танцуют, чего бубнить? Им весело, Антону не мешают, что ещё нужно для счастья во время вечеринки?

Только если друг или любимый человек под боком, но Димка танцует со всеми, размахивая маской чумного доктора, а Серый…

Антон оглядывается и мгновенно — а как ещё? — натыкается на взгляд Серёжи. Всё такой же пристальный, но в этот раз не напрягающий, а обжигающий.

Боже, зачем он смотрит, ну зачем? Испытывает его на прочность?

После своей туалетной недорефлексии Антон не в силах долго держать зрительный контакт, поэтому неловко переводит взгляд на экран телефона и открывает первую попавшуюся соцсеть. Так, что там у нас новенького в инстаграме? Ага, сторис от любимого блогера, новые фоточки друзей и подружек — надо отлайкать.

Как же неловко. Впервые так сильно. Ещё ни на одной тусовке, даже с бо́льшим количеством выпитого алкоголя, между ними не было такого напряжения, и Антон даже не знает, что делать. Отдаться ситуации? Проигнорировать? Уйти? Нет, он не хочет уходить и игнорировать тоже. Он хочет узнать, что дальше предпримет Серый.

— Один тут отдыхаешь? — вдруг раздаётся совсем рядом голос Серёжи.

— Блять, Матвиенко! — подпрыгивает Антон и смотрит на широко улыбающегося, видимо, удовлетворённого реакцией Серёжу. У него морщинки расходятся лучиками от глаз, а борода с усами подчёркивают улыбку, и от этого невозможно оторвать взгляд — внутри всё в очередной раз переворачивается.

— Как себя чувствуешь? Не кружится башка? — он никак не комментирует испуг Антона, только смотрит внимательно и опирается о стену, практически прислоняясь плечом к плечу.

— Вроде всё хорошо.

Ни хуя не хорошо, но об этом никто никогда не узнает.

— Это хорошо… Слушай, а расскажи про костюм. Я так и не понял, кто ты.

Антон неслышно вздыхает.

Вот мы и снова здесь.

— Я — римский воин. Легионер, — объясняет он и силится вспомнить хоть что-то из курса истории, чтобы рассказать побольше, но, увы, голова забита совершенно другим. Например, всё-таки соприкоснувшимися плечами, которые разделяют только ткань футболок — к счастью, Серёжа снял свой костюм.

В отличие от Антона, который про свою юбку напрочь забыл. А ведь джинсы уже давно ждут его где-то на дне рюкзака…

— Серьёзно? — почему-то удивляется Серый. — А я вождь племени галлов.

Эта информация, к сожалению, ни о чём Антону не говорит, но он всё равно внимательно слушает. Потому что в любом случае интересно, что бы человек, который ему симпатичен, ни рассказывал.

— А ты знал, что в четвёртом веке до нашей эры галлы напали на римлян?

— Да? Получается, мы с тобой представляем один и тот же исторический период.

— Ага. Галлы стремительно атаковали, — продолжает Серёжа, хитро-хитро поглядывая, — и разгромили Рим.

Антон поворачивает голову и смотрит на него, практически не моргая. Буквально тонет и захлёбывается в этом горячем шоколаде, не издавая при этом ни звука.

Музыка как будто становится тише, а вокруг них надувается пузырь, ограждающий от вечеринки, от людей, от шума.

— Не знал, что ты шаришь в истории.

Ну давай, отвлекись от своей атаки на Антоново несчастное сердце, поговори про историю, расскажи ещё что-нибудь, только не смотри так. Перестань подкладывать дрова в пламя, потому что ещё чуть-чуть, и от любой случайно улетевшей искорки загорится всё вокруг.

— Я много в чём шарю, — немного понижает голос Серёжа. — В физике, немного в истории; умело обращаюсь с электроприборами и знаю, как сделать в комнате красивый интерьер. Но вот… — запинается он на секунду, — в тканях не разбираюсь совсем.

Серёжа отталкивается от стены, подходя ближе — хотя, казалось бы, куда ещё, блять, ближе! — и снова тянет руку к юбке. Гораздо смелее, чем в первый раз, касается немного помятой ткани и ведёт вверх.

— Так это хлопок?

И взгляд у него такой будоражащий, что внутри уже разгорается не костёр — целый пожар, что пламенем ласкает лицо, заставляя его покрыться румянцем.

Рука почему-то не останавливается, цепляется за подол и очень нагло тянет выше, обнажая бедро. Кожи касается вначале один палец, затем, не встречая сопротивления, второй и третий.

Неужели на них никто не смотрит, почему никто не останавливает это безобразие? Где же всегда выручающий Димка? Его помощь сейчас ой как нужна, потому что Антон не справляется — его тело медленно плавится, а мозг уже давно превратился в жижу.

Что творит Серёжа? Но, важнее, что творит он сам?

Придерживает юбку, чтобы далеко не уползла, однако не особо препятствует чужой руке, что поднимает ткань сбоку всё выше и выше.

— Ты без шорт? — вдруг подаёт голос Серёжа и останавливает поползновение своих пальцев. Но всего лишь останавливает — не отрывается от бедра.

— Что? — Антон ничего уже не соображает. Ему хочется прижать руку сильнее, прислониться всем телом к Серёже и не отрываться, поцеловать влажно и обнять за шею. А на вопросы отвечать не хочется.

Музыка, которая до этого была белым шумом, вдруг играет громче, и Антон вздрагивает, начиная быстро моргать.

Минуточку.

Так это, получается, Серёжа действительно с ним флиртовал? Подкатывал? Смотрел с интересом, а не с желанием поржать? Больше никаких гетеросексуальных оправданий его действиям нет и не будет.

— Я имею в виду… — Серёжа вздыхает и отводит взгляд, начиная бегать глазами туда-сюда. — Ну, я просто знаю, что иногда девушки поддевают шорты под юбки и платья, и… А ты решил не надевать?

— Я как-то не подумал об этом даже, — честно признаётся Антон. На самом деле он тоже слышал когда-то про то, что так делают, но действительно не задумался о том, чтобы сделать так же. Но ему кажется, что это даже к лучшему.

Серёжа молчит, немного тем самым напрягая и смущая, и кусает нижнюю губу. И всё ещё какого-то чёрта держит руку на месте. Прилип, что ли…

— А ты прав. Наверное, надо бы уже в джинсы переодеться, — Антон принимает правила игры.

Пальцы дёргаются и отлепляются от кожи, оставляя после себя такой горяченный след, что не поможет даже лёд.

— Нет! — голос у Серого неожиданно подскакивает, и он прокашливается.

— Почему нет? А то как-то не в кайф в юбке расхаживать, на меня некоторые уже пялятся. А так переоденусь и… вернусь к ребятам. Хорошая же идея?

— Нет.

— Снова нет? — с каждым словом тон Антона становится всё более тягучим и вкрадчивым, и, если честно, он сам с себя немного в шоке. Никогда ещё до такой стадии флирта не доходил. — Почему?

— Потому что я хочу на тебя пялиться, — строго отвечает Серёжа и смотрит глаза в глаза. Больше никаких морщинок от улыбки — только твёрдость и уверенность в каждом своём слове. И эта уверенность, кажется, оставляет Антона проигравшим.

Хотя может и победителем.

— Пиздец. Пошли.

Им надо либо поговорить, либо потрахаться.

Он резко берёт Серёжу за руку и, подхватив на всякий случай валяющийся рюкзак, выходит из зала, направляясь к гостевым комнатам в надежде, что они будут открыты и свободны. Прямо по коридору, затем по широкой мраморной лестнице — пиздец пафосно, конечно, — свернуть сразу направо. Благо, других путей тут и нет, так что не потерялись бы.

Одна дверь из трёх открыта, и сквозь щель в тёмный коридор просачивается яркий свет уличного фонаря. Антон решает не проверять остальные двери, сразу заходит в первую и закрывает изнутри — господи, спасибо хозяевам коттеджа за замки в каждом помещении.

Пока никто из них двоих не нарушает молчание, Антон бросает рюкзак у стены и включает небольшую лампу у кровати — с одним только уличным фонарём они бы на пол ёбнулись.

— Кажется, мы закончили на том, что я хочу на тебя пялиться? — говорит Серёжа и подходит вплотную, чуть задирая голову. Он уверенно обнимает за талию и прижимает к себе, не давая сказать ни слова.

Впрочем, это и хорошо — всё-таки вряд ли бы поплывший Антон смог бы сейчас ответить что-то адекватное, поэтому разговор откладывается. Всё, на что его хватает, — это облизывать взглядом чужое лицо и поглаживать его же руками. Жёсткая борода под пальцами заставляет вспомнить, как она приятно царапнула шею полчаса назад, и перестать сдерживаться в своих желаниях.

Кажется, Серёжа тоже так считает, потому что его лицо находится уже непозволительно близко, всё тянется и тянется, но не прикасается — не потому, что не достаёт, а потому, что ждёт, пока Антон сделает шаг.

И он делает.

Порывисто прижимается губами к губам, зажмуриваясь, и чуть не умирает от того, как приятно покалывает кожа от трения о щетину.

Пиздец, как же давно он этого хотел. И как же сильно ему хочется продолжить.

Слава богу, Серёжа и не думает останавливаться. Он несильно толкает его к стене, заставляя о неё опереться и съехать чуть вниз. При этом не прекращает поцелуй и руку снова кладёт на ногу, быстро ведёт ею вверх и залезает под подол юбки — больше не медлит ни секунды. Он крепко хватается за бедро и гладит так приятно, что Антон тихонечко стонет, откидывая голову назад и больше не чувствуя чужие губы на своих.

— Мне так нравится твой голос, — шепчет Серёжа, утыкаясь носом в шею. — Мне нравится, как ты рассказываешь всякие истории, как ты смеёшься и как стонешь. Не сдерживайся.

За его словами следует лёгкий укус под подбородком, жаркий выдох в то же место и крепкое сжатие бедра.

Ещё никогда у Антона не было партнёров с такими сильными руками. А ему этого на самом деле очень не хватало. Чтобы сжимали, обнимали, прижимали. Чтобы уверенными движениями делали приятно и не боялись навредить.

Нет, конечно, садомазохизм со всякими плётками и связыванием его не привлекает, а вот проявление силы в умеренном количестве — ещё как. Привлекает и пиздец как возбуждает. Настолько, что член стоит ещё с момента, когда они только начали целоваться.

Антон решает тоже проявить инициативу — ему самому не в кайф стоять доской у стеночки. Он опускает свою руку вниз, незаметно проезжаясь по паху, и хватается за чужое запястье. Затем поднимает Серёжину ладонь выше и перемещает на внутреннюю часть бедра — туда, где кожа ещё чувствительнее и нежнее, туда, где до члена — ха — рукой подать.

Серёжа намёк понимает и гладит хоть и медленнее, но увереннее; обводит пальцами каждый сантиметр кожи, вызывая новый стон. Даже не отказывает себе в том, чтобы потянуть за тонкие волоски на бедре, и это неожиданно тоже приносит удовольствие.

Вторую руку Антон таки кладёт на член, начиная слабо поглаживать через ткань, и то обводит его по контуру, то переходит на головку, испытывая странное наслаждение от того, что почти неощутимые касания перемежаются с сильными и сносящими голову.

Но уже через полминуты он чувствует, как Серёжа отводит подальше его руку.

— Я хочу сам.

— Хорошо, — хрипло шепчет Антон. Обе руки прислоняет к стене и одновременно с этим выпячивает таз вперёд, тем самым показывая свою открытость к чужим действиям.

Серёжа на этот жест шумно выдыхает, и на секунду его рука сжимается чуть сильнее, но после снова возвращается к поглаживаниям, с каждой секундой поднимаясь на сантиметр выше.

Он опять издевается над ним, причём даже не скрываясь! Ну какой нормальный человек остановится на полпути, чтобы поставить засос чуть ниже ключицы и снова жамкнуть за ляжку? Ещё минут десять, и Антон кончит от одного только трения о ткань.

— Серёжа, сука, — шипит он и выгибается сильнее, чтобы тот уже наконец прикоснулся. И не просто прикоснулся, а взял полностью в руку ствол.

— Что такое? — елейно спрашивает Серёжа, улыбаясь — ему, очевидно, доставляет огромное удовольствие дразнить Антона. Как будто он не занимался этим весь вечер.

— Что-что! Задрал испытывать моё терпение!

Антон откровенно бесится, хотя где-то в глубине души ему тоже нравится это своеобразное растягивание удовольствия.

— Ты хочешь кончить, котёнок?

Охуеть.

Вообще-то, он никогда не был фанатом всяких ласковых прозвищ, но это… Такое мягкое и бархатистое «котёнок» из уст Серёжи стреляет в самое сердце на поражение.

— Пиздец как…

После этих слов Антон чувствует, как его отрывают от стены и, придерживая за талию, ведут к кровати. Ну, он надеется, что к ней, — у него уже трусятся ноги и голова кружится посильнее, чем было ещё в туалете, поэтому стоять у стены больше нет сил.

Когда Антон укладывается на кровать и оказывается прижатым к ней всем Серёжиным телом, он, почти двухметровый лось, действительно чувствует себя котёнком. Громко-громко урчащим и пиздец довольным от всех ласк, что ему дают.

Он широко улыбается и одну руку кладёт на голову Серёжи, когда тот поднимается и вновь принимается целовать его шею.

Между прочим, ещё одно крайне чувствительное место.

Антон поднимает голову, громко охая, и максимально подставляется под губы, которые периодически меняются на зубы. Иногда немного неприятно, когда укус слишком сильный, но иногда — так, что в глазах всё двоится от удовольствия, а тело накрывают лёгкие волны тепла, щекочущего внутренности.

— Серёг… Мы же говорили про кончить, — напоминает он, когда чувствует пробегающую по боку руку. — Не увлекайся, мне ещё завтра на работу ехать, а у меня шея разукрашенная…

Серёжа звонко целует в щёку и отодвигается. Снова смотрит с этим предвкушающим огоньком в глазах и прищуривается.

— Как скажешь. А то, что будет скрыто под одеждой, можно кусать? — и приподнимает мятую футболку, оголяя торс.

— Можно, но недолго.

— Почему?

— Потому что у меня член стоит уже полчаса, блять. Серый!

Серёжа фыркает, как волчок кусает за бочок и понимающе съезжает вниз, опускаясь на колени. Футболку Антон одёргивает обратно и приподнимает бёдра, чтобы с него наконец стянули эту несчастную юбку — желательно, вместе с трусами, — но почему-то ничего не происходит. Он опускает голову и смотрит на Серёжу, что уже уместил руки на его коленях.

— Ну?

— Что «ну»?

— Снимешь юбку, или так и будем сидеть?

— Я бы хотел, чтобы она на тебе осталась, — неожиданно смущённо просит Серёжа и, проведя руками выше, откидывает подол вверх. — Тебе же она не сильно мешает?

— Не сильно, — Антон вздыхает и помогает задрать юбку выше.

И как они к этому пришли вообще? Дружили-дружили, и тут — хоп — дошли, считай, до секса. Может, в них просто долго копилось влечение друг к другу, а сегодня вырвалось наружу? Другого объяснения нет.

Чужие руки тем временем снова активно исследуют его бёдра, и, несмотря на сильное желание кончить, Антон не противится и не требует ускориться в этот раз — уж слишком ему нравятся эти пощипывания и поглаживания.

Если говорить совсем откровенно, они голову сносят напрочь.

Закинув одну ногу на кровать, Антон сгибает её в колене и немного склоняет к поверхности, чтобы открыть больше пространства для действий. После берёт чужую ладонь и кладёт её на ляжку. Серёжа соображает быстро — вновь перехватывает инициативу и гладит-гладит-гладит так приятно, что хочется просто раствориться в этих ощущениях. То щекочет, едва касаясь кожи, то щипает для контраста и вторую руку уверенно кладёт на другую ногу, сильнее отводя её в сторону. Ведёт выше, добираясь-таки до трусов и пролезая под ткань.

Антон поднимает бёдра, опустив ногу так, что Серёжина рука оказывается прижата к кровати, и стягивает трусы до колен — дальше не достаёт, да и пресс болит от таких упражнений.

Пусть Серёжа дальше сам разбирается.

И он разбирается быстро и радикально — немедля снимает трусы, возвращает ногу Антона в прежнее положение и подтягивает его чуть ближе.

От предвкушения по телу пробегается не один табун мурашек, и Антон закусывает губу, чувствуя, что сознание начинает ещё сильнее плыть от этих изводящих ласк.

— Ну давай же, — еле слышно бормочет он и немного прогибается в спине. Хочется уже так сильно, что внутри всё горит; но, слава богу, не сжигает дотла. Просто греет и обжигает несильно, когда его в очередной раз пытаются довести до грани.

Серёжа кладёт руку на пах, выбивая громкий, граничащий со стоном вздох, и окольцовывает пальцами член. Пока не очень уверенно — его выдаёт неровное и взволнованное дыхание, — но с каждой секундой он набирается смелости всё больше. Видит и слышит реакцию на свои действия, быстро её анализирует, и если это действительно помогает, то Антон с удовольствием будет показывать, что конкретно ему нравится.

Как будто до этого он не…

Антон неожиданно звонко стонет и поджимает пальцы на ногах, когда чужая рука проходится по стволу вверх, оглаживая головку, а затем вниз, снова её задевая. Вторая ладонь по-хозяйски лежит на бедре и периодически приятно сжимает, иногда поднимается выше, к самому паху, а потом медленно возвращается обратно.

И тут, и там доводят, что ж это такое!

Не то чтобы Антон против, конечно, только за, но тело и голова уже конкретно так плывут, и он совсем перестаёт контролировать свой голос и свои движения.

Серёжа дрочит пиздецки правильно, считывает все его реакции и перестраивает маршрут в зависимости от того, когда Антон стонет, когда шумно выдыхает и после чего дрожит.

Он несколько раз доводит его до предела, заставляя сжимать зубы и протяжно стонать, а потом ослабляет свои движения или вовсе прекращает до тех пор, пока Антон не восстановит дыхание. Буквально издевается над ним и наслаждается этим.

— Я больше не могу-у-у, — скулит Антон и ударяет кулаком по матрасу. Он сейчас просто взорвётся от переизбытка ощущений, а потом Серёже и собирать его ошмётки по стеночкам. — Серёж, пожалуйста, хватит…

У него срывается голос, и он не находит в себе силы, чтобы прокашляться; даже сглотнуть не получается — в рту просто Сахара.

— Хватит? — спрашивает Серёжа и снова — сука! — останавливается, не отрывая руку от члена. Большим пальцем дотрагивается до головки, размазывает по ней каплю смазки и жадно глазеет на это, совершенно не стесняясь. Затем получает в ответ быстрые кивки и продолжает: — Ну раз ты так просишь…

Он проводит ладонью вверх-вниз и начинает наконец-то ускоряться. Постепенно, но всё-таки ощутимо и больше не останавливаясь.

Антон зажмуривается, сжимает в пальцах покрывало и чувствует, как в паху концентрируется лава, что вот-вот выплеснется. Буквально — пошутил бы он, если бы был в состоянии.

Но он в таком несостоянии, что почти полностью пропускает тот момент, когда приближается к оргазму. Антон дрожащей рукой хватается за Серёжину и сам задаёт темп.

Мгновение — и он кончает прямо в ладонь, сильно закусив губу и надрывно и облегчённо застонав. От переизбытка ощущений на глазах выступают слезинки и начинают медленно ползти по вискам вниз.

В голове приятная пустота — наконец-то никаких мыслей, сомнений и загонов.

Глаза Антон не открывает, всё пытается отдышаться и хотя бы немного прийти в себя — сейчас у него даже звука произнести не получается. После оргазма всё тело ленивое и тягучее, как сыр после микроволновки, и он не двигается совсем — приклеивается к кровати и не собирается вставать.

Рядом слышится шуршание — Серёжа достаёт из его рюкзака влажные салфетки, а затем мягким движением вытирает его немного заляпанное бедро и свою руку; заботливо натягивает лежащие на полу трусы и опускает подол юбки.

Ну какой же хороший.

— Пиздец, — хрипит Антон и раскидывает руки. Дыхание уже в норме, а вот сердцебиение…

Боже.

Осознание того, что Серёжа реально ему подрочил, приходит только сейчас. И не просто подрочил — заласкал так, что Антон ещё на этапе поцелуев чуть не поехал кукухой от нежных касаний, заставляющих ёжиться, и от обжигающих укусов и засосов, что только провоцировали и сильнее возбуждали.

Ещё через минуту приходит сознание того, что без обратного влечения и чувств ничего бы не получилось.

— Я бы очень хотел всё обсудить, но… — Антон открывает глаза и видит, как Серёжа аккуратно присаживается рядом и тепло улыбается. — Но я без сил.

— Не переживай, мы поговорим завтра. Если ты не сбежишь рано утром, конечно, — смеётся он и оглядывает взглядом позу Антона. — Слушай, ложись нормально, а то чё ты ноги свесил. Так заснёшь, а потом будешь ныть, что всё болит. Давай-давай.

Серёжа садится подальше, цепляет его подмышками и тащит выше. Антон улыбается и выпутывается из рук, чтобы самому лечь поудобнее. Укладывается рядышком и кладёт голову на Серёжино плечо, одной рукой крепко обнимая за торс.

Как же тепло и хорошо.

— Тебе норм? — шепчет Антон, нежно проводя носом по шее. — А то я сейчас засну.

— Очень даже норм.

Чужая рука крепко обнимает в ответ и прижимает к себе, не собираясь, видимо, отпускать до самого пробуждения. А Антон и не против, для него проснуться в объятиях Серёжи — мечта, постепенно претворяющаяся в жизнь.

Вот так бывает: приходишь на вечеринку и случайно соблазняешь парня, который тебе симпатичен. И которому, очень надеется Антон, действительно симпатичен он сам. Звучит как сценарий для самого тупого, клишированного подросткового фильма.

Похуй.

Главное, что из этой игры они оба выходят победителями.