Немного о болезни и романтике

Ничего хорошего в болезни нет, абсолютно ничего — лежишь полуживой в кровати, из носа водопад, а горло жутко саднит; вокруг разбросаны использованные платки, потому что дойти до мусорки жутко лениво, на столе несколько пустых кружек с засохшими каплями чая на дне, а одеяло, скомканное, лежит на краю постели.

Та ещё атмосферка…

Ещё и башка болит так, что ни в телефоне не посидишь, ни домашкой не займёшься. Казалось бы, терпи и радуйся внезапным каникулам, Арсений.

Ага, в одиннадцатом-то классе радоваться, что пропускаешь драгоценные дни, которые можно было бы потратить на подготовку к ЕГЭ, особенно когда действительно ответственно относишься к сдаче экзаменов и ставишь себе цель на хорошие баллы.

Все эти мысли навевают такое тяжёлое, давящее на и без того больную голову уныние, что хочется просто взять и уснуть — самое простое решение проблемы. Хотя бы на несколько часов, лишь бы только отвлечься от этой мерзкой простуды и гнетущих мыслей. Накрыться бы мягким одеялом, улечься на прохладную подушку, прикрыть глаза и погрузиться в сон. Вот только постельное бельё чересчур быстро нагревается — или это Арс слишком долго пытается заснуть? — и глаза тоже кажутся раскалёнными до предела, даже моргать неприятно.

Возможно, стоит померить температуру.

Арсений вздыхает, приоткрывая рот, и с глухим стоном тянется к тумбочке за платками. Усталому телу кажется, что до пачки далеко-далеко, хотя на самом деле достаточно подползти к краю кровати и протянуть руку. Вот если бы кто-то был рядом, ухаживал за ним, было бы в разы проще, но, увы, родители уехали на неделю в другой город, а Антон сегодня занимается с репетитором. Он молодец, в отличие от самого Арсения.

Хочется по привычке продолжить обвинять себя в безделии, но сейчас не хватает сил даже на это.

Арсений откидывает платок и берёт с той же тумбочки градусник. В прошлый раз, часа два назад, он показывал тридцать семь и пять градусов, сейчас, по ощущениям, — Арс прикладывает ледяную руку к горячему лбу — все тридцать восемь.

Десять минут, поехали.

Лежать и пялить в потолок уже настолько тошно, что остаётся единственный вариант — посидеть в телефоне, совсем чуть-чуть можно. Мобильник показывает семь вечера — Антон уже, наверное, заканчивает занятие.

Пальцы машинально открывают телеграм и нажимают на самый первый — закреплённый — чат.

Я, 19:06

Привет, ты как?

А может, и не заканчивает, репетитор по математике его периодически задерживает, чтобы доразобрать какой-то пример или задачку. Хороший мужик, по отзывам Антона, и объясняет толково.

Шаст, 19:11

привет! я норм, только вышел от репета. разбирали задачи на кредиты, я кое-как понял ваще. тьма какая-то, потом попрошу ещё раз его объяснить.

а ты там как?

какая температура? голова болит? нурофен пил?

Арсений расплывается в улыбке.

Вот любит он в Антоне эту странную привычку заваливать миллионом вопросов. Тот в любой неловкой ситуации может поддержать диалог, даже банально спросив, как дела, потому что за этим вопросом всегда следует ещё минимум два-три. Может спросить и про обед, и про день в школе, и про то, как, например, отнеслись родители к тройке, которую Арс получил по истории. Антон вообще внимательный невероятно: все-все детали из жизни Арсения может вспомнить, всегда интересуется им, его настроением, его мыслями. Он так искренне поддерживает его начинания в школьном театральном кружке, что Арс всегда мысленно пищит — никто его так сильно не поддерживает, как Антон. Даже родители. Особенно родители.

Я, 19:12

>> привет! я норм, только вышел от репета. разбирали задачи на кредиты, я кое-как понял ваще. тьма какая-то, потом попрошу ещё раз его объяснить.

Ничего страшного, если что я тебе помогу ))

Я, 19:12

>> какая температура? голова болит? нурофен пил?

Температура пока не знаю, вот несколько минут назад градусник поставил. Голова болит, нурофен пока не пил, но мб потребуется, посмотрим.

Шаст, 19:14

я вам запрещаю болеть

Я, 19:14

Я вам запрещаю запрещать

Несмотря на ноющую голову, Арсений не сдерживается и тихо хихикает, отправляя вслед всрато-милый стикер с котиком. А через пару минут — наверное, Антон дошёл до автобусной остановки — получает в ответ не менее забавный.

На этом диалог заканчивается — очевидно, Шасту не очень удобно переписываться, стоя в автобусе, а самому Арсению нужно идти капать в нос, а потом пить жаропонижающее, поскольку градусник всё-таки показывает несчастные тридцать восемь и один.

По-хорошему, перед приёмом лекарства стоит поесть, но в него сегодня не лезет ничего, кроме чая и нескольких печенек, поэтому он доедает оставшиеся печенья из старой пачки «Юбилейного», запивает крепким сладким чайком и пьёт «Нурофен».

Через час Арсений снова валяется в кровати и листает ленту тиктока, как вдруг на экране появляется уведомление о новом сообщении от Антона. Об очень неожиданном сообщении.

Шаст, 20:10

можно зайти к тебе??

Арсений удивлённо приподнимает брови и, занеся пальцы над экранной клавиатурой, не знает, что ответить. Он же болеет: у него температура — была, сейчас уже легче, — сопли текут из носа, а горло противно болит, какое «зайти»?

Но Антон добивает следующим сообщением:

Шаст, 20:12

я типо соскучился… вначале выходные, потом ты заболел и уже три дня дома сидишь в школу не ходишь, грустно мне как-то без тебя(

Несмотря на то, что встречаются они уже больше полугода — а для Арсения это уже приличный срок, — внутри всё сжимается, как в первый раз. Эта честность заставляет расплыться в умилённой улыбке и прижать к груди телефон. Заскучавшее за почти неделю разлуки сердце бьётся часто-часто и буквально умоляет Арса согласиться.

Я, 20:13

Ну, ладно. Главное, чтобы ты потом не заразился… Пообещай, что не будешь часто лезть, а то я всё-таки бацилльный.

Арсений и так прекрасно понимает, что даже если Шаст пообещает, то это обещание не выполнит, всё-таки они действительно давно, по их меркам, не виделись, и присутствует достаточно большой шанс, что Арс сам полезет тискаться.

Шаст, 20:13

посмотрим ;)

Арсений отправляет в ответ стикер с закатанными глазами — его любимый стикер, между прочим, он его даже в избранное кинул ещё пару месяцев назад.

Я, 20:14

А мама твоя, кстати, не против?

Шаст, 20:16

не

отворяй врата!

В дверь внезапно — ладно, не очень внезапно — звонят, и Арсений подрывается с кровати, случайно скидывая с одеяла забытый грязный платок. Он шустро подбирает его, следом все остальные и быстренько закидывает их в мусорку под письменным столом.

С подскакивающим от предвкушения встречи сердцем Арс выбегает в коридор, но сразу жалеет, что так резко подскочил, потому что боль снова начинает пульсировать в голове. Морщась и держась за ноющий лоб, он открывает дверь.

За ней стоит Антон, раскрасневшийся от холода и, судя по всему, бега по лестнице на четвёртый этаж. Стоит и широко улыбается — так тепло, что Арсений буквально не может оторвать взгляд от его счастливого лица: эти его ямочки на щеках, горящие зелёные глаза и очаровательные кудряшки, которые, вообще-то, никак не могут показывать настроение хозяина, но сейчас каким-то образом показывают — подсвечиваются оранжево-жёлтым светом коридорной лампы и так мило торчат из-под шапки, что тут всё очевидно. Шаст соскучился очень сильно, и Арс — не меньше.

— Привет, моя маленькая бацилла! — всё так же улыбаясь, здоровается Антон и проходит внутрь.

— Вообще-то, — задумывается Арсений, щёлкая дверным замком, — большая. Ты где-то видел бацилл ростом сто восемьдесят пять?

— Не-а, но какая разница?

Резонно, тут даже не поспоришь. Ладно, маленькая так маленькая, начинать дискуссию по этому поводу нет ни смысла, ни сил.

Поэтому Арсений, дождавшись, пока Шаст разденется, подлетает к нему, найдя внутри где-то энергию на этот неожиданный «рывок», и крепко прижимается всем телом. Окутанный чужим теплом, он, кажется, уплывает куда-то далеко-далеко.

Что он там говорил Антону? Не лезть? Как же похуй, правда. Пусть это безответственно, пусть опрометчиво, но невозможно не полезть с объятиями к такому близкому, родному и любимому Шасту, который сам только за.

Который в ответ так же крепко обнимает, прислоняясь щекой к его виску — а ведь когда-то он был ниже его! Вымахал, блин, за лето, — и обвивает руками. Арсений сквозь ткань своей домашней футболки и Антонова свитера отдалённо чувствует чужое быстрое сердцебиение и понимает, что не хочет отрываться в ближайший час точно.

Вот оно — лучшее лекарство от простуды! А ведь голова, кажется, действительно стала болеть меньше.

— Я тоже очень скучал, — признаётся Арсений и трётся носом о немного колючую ткань свитера.

Антон в ответ ничего не отвечает, только сжимает его крепче и выдыхает в висок.

Они так и стоят, пока из его комнаты вдруг не раздаётся тихий писк будильника. Арс от неожиданности отрывается и недоумённо смотрит в дверной проём спальни, а потом осознаёт, в чём дело.

— Блин, мне ж надо таблетки выпить!

— А-а, и ты будильник поставил?

Арсений кивает, чуть смущённо улыбаясь.

— Понимаю, я себе тоже постоянно напоминалки ставлю.

— Я помню.

Вообще, он эту фишечку у Шаста и спиздил. Раньше всё держал в голове и изредка записывал в заметки, а теперь добавляет кучу напоминаний в календарь и ставит будильники — иногда беззвучные, иногда с вибрацией, а иногда, вот, со звуком, чтоб уж наверняка не пропустить.

— Тогда пошли пить твои таблетки. Ты вообще как себя чувствуешь?

— Да ничего. Температура была, но сейчас уже снизилась, ну, а так… все типичные признаки простуды.

— Значит, будем тебя лечить, — улыбается Антон и по-хозяйски следует на кухню, чтобы зажечь там свет и усесться за стол.

Это постоянно проскакивающее «мы» в его словах внезапно так трогает, что Арсений спешит на кухню следом и, прежде чем заняться таблетками, не удерживается и чмокает мирно сидящего Шаста в щёку, совсем едва задевая уголок губ.

— Ты чего? — удивляется он.

— Ничего, — Арсений в улыбке поджимает губы и отходит к небольшому навесному шкафчику, чтобы найти нужное лекарство. — Просто… мне так приятно, что ты пришёл. Без тебя было очень не очень, — он вертит в руках блистер таблеток и всё-таки закидывает одну в рот, запивая водой. — Спасибо.

— Пожалуйста! Мне приятно будет за тобой поухаживать. Достаточно романтично, не находишь? — и Антон снова улыбается, но уже с хитринкой в глазах.

— Романтично. Главное, чтобы ты потом не заболел, — отвечает Арсений и в подтверждение своих слов шмыгает носом.

— Если заболею, ты будешь за мной ухаживать. Круговорот ухаживаний в природе.

Арс, не сдерживаясь, хихикает.

Антон, конечно, дурак, но за это Арсений его и любит. Нет, не так. Арсению нравится в нём его дурость, а любит просто потому что — не за что-то конкретное, а в целом за всё вместе.

— Люблю тебя, — озвучивает он свои мысли.

Шаст поднимается со стула и, не отрывая взгляда, подходит к нему — снова обнимает за талию и нежно и безо всякого напора целует, оставляя после себя тёплый след на губах.

— А я тебя.

Нестерпимо хочется поцеловать снова, передать в этом прикосновении все свои чувства, но Арсений решает всё-таки немного подождать — не стоит рисковать и заражать Антона.

Рассказать о своих чувствах можно и без поцелуев: словами или молча — обычными жестами. Например, можно пропустить сквозь пальцы чужую растрёпанную чёлку, можно пальцами нежно огладить щёку и прижаться к ней носом — пусть и сопливым, но Шасту, кажется, плевать, — чтобы провести им чуть ниже и уткнуться уже в шею. Можно просто обнять и стоять так до тех пор, пока не устанут ноги и больная голова снова не даст о себе знать.

И ещё миллион заманчивых вариантов, которые Арсений планирует испытывать на Антоне до самой ночи.