Лучшее применение

Маяк странный, высокий, голос у него глубокий, бархатистый и громкий. Красивый до одури, лицо тоже.


Он будто сошел с советских агиток — примерный студент, старательный и упорный, без единого пропуска. Впору стать старостой группы, да Аня как-то раньше успела. Не сказать, что Володя страдает по этому поводу. 


Если нужна лекция, всегда можно спросить у него. Даже несмотря на их прошлые стычки и предвзятое отношение, Маяковский никогда не откажет в помощи — пожурит, обругает, скажет пару колкостей, но не откажет. Правда, почерк иногда не разберешь, но не везде же ему быть идеальным. Нет, думает Серёжа, провожая взглядом широкие плечи Маяка, везде.


Перецапавшись в школьные годы, они оба, не сговариваясь, подали документы в один и тот же институт, на одну и ту же кафедру, и оказались в одной группе. Серёжа слабо верит в знаки судьбы, но это начинает походить на плохую шутку. Есенин любит смеяться над такими по пьяни, Маяковский любит ставить на место таких шутников и их благодарных слушателей. Всё изначально обречено на провал, Серёжа не обманывает себя ложными надеждами.


Но продолжает "случайно" пересекаться то здесь, то там, совершенно себя не контролируя.


Это становится похожим на одержимость.


Стихи Маяка очень быстро приобрели популярность — огромный успех для такого молодого писателя, — и Есенин чувствует себя помешанным, потому что стоит кому-то процитировать строчку или прослушать живое исполнение Маяковского, как у Серёжи будто провода замыкает в голове. Переключается тумблер, и вот он, как последний влюбленный идиот, ищет в толпе тёмную копну волос, возвышающуюся над остальными. Хотя почему "как"? 


Стихи Есенина нравятся меньшему кругу людей, они, не эпатажные и не рубленные — интимные, — приобретают известность у богемных слоев и других немногочисленных кругов. Маяковский говорит, что Серёжа растрачивает свой талант попусту, фанаты Маяка молчат. Им плевать на нишевого поэта. Маяковскому нет. 


Вживую они почти не разговаривают. Так, иногда по учебе, иногда на литературных вечерах бранятся, но человеческого отношения нет и в помине. Попытайся они нормально поговорить (а попытки были), всё в конце концов скатывалось к двум темам: не те стихи пишешь, не за той женщиной бегаешь. Таким как они лучше порознь, а ещё лучше как можно дальше друг от друга. Но когда это в жизни Серёжи что-то шло правильно?


Они часто курят вместе между парами — так получается. Маяк выкуривает одну не дешёвую, но и не дорогую сигарету, хотя может позволить себе и сигару. Есенин рядом с Маяковским хочет курить в два раза больше и трясущимися руками зажигает вторую сигарету. Они стоят на улице и в жар, и в холод, не произнеся ни слова, и есть что-то в этой тишине умиротворённое, резко контрастирующее с их школьным прошлым и литературным настоящим. Маяковский всегда докуривает первым, по-дружески хлопает Есенина по плечу и уходит, обязательно закинув в рот жвачку. Лиля не любит вкус табака.


Есенин держит в руках сигарету, пока она не обжигает пальцы.


Всё началось, наверное, еще в школьные годы. Всё это похоже на дрянную мелодраму. Маяковский любит смеяться над глупыми сюжетными ходами, Есенин на протяжении всего просмотра пьет.


Лёд, кажется, непробиваем.


Маяковский пытается себя в этом убедить.


Есенин любит писать стихи по-старинке: бумага, чернила и перо. Почерк получается, конечно, не очень, но строки рифмуются ладно, а вдохновение остаётся дольше. Потом он перепечатывает стихи и отправляет в сеть, а особо неудачные скуривает в самокрутке. 


Как-то раз у Серёжи заканчивается стипендия, чернила тоже. Вдохновение грызёт, нетерпеливо скребётся внутри грудной клетки. Серёжа пишет стих кровью.


Запястья у него перебинованы, пальцы облеплены пластырями. Маяковский впервые за все их встречи между парами на крыльце подаёт голос:


— Что это? — говорит бесцветно, кивая на марлю, выглядвающую из-под больших рукавов бесформенного свитера.


— Чернила кончились.


Есенин впервые уходит первым, чувствуя тяжёлый взгляд почерневших глаз, притворяется, что не слышит скрежет зубов.


В конце следующего дня его портфель становится подозрительно тяжелым для того, что хранит в себе одну мультипредметную тетрадь, ручку и пачку сигарет. Внутри оказывается десять бутыльков чернил.


Догоняет Маяка Серёжа в одном из дворов спальных районов. Лицо у Есенина горит, дыхание сбилость то ли от бега, то ли от ярости. 


Он говорит Володе всё, что о нём думает и не думает тоже. Говорит, что не сдалась ему чья-то жалость, не нужны ему никакие подачки, даже начинает расстёгивать портфель. Маяковский встаёт спокойно, спокойно затягивается в последний раз и так же спокойно выбрасывает окурок куда-то в сторону мусорки на детской площадке. Маяк подходит вплотную и говорит, словно дитю малому разъясняет:


— Найди своему таланту лучшее применение, балалаечник.


Губам Серёжи он уже нашел.