Данте снятся кошмары.
Это не будет неожиданностью для всех, кто провел с ним в одном здании хоть одну ночь — посреди ночи есть высокая вероятность обнаружить Данте на кухне с кружкой кофе или куском холодной пиццы. Откуда берется еда в пустом холодильнике в такое позднее время в — чаще всего — богом забытой местности — отдельный животрепещущий вопрос. Вопросов не вызывает, откуда у Данте огромные темные круги под глазами — гораздо интересней, куда они исчезают утром.
Сны к нему приходят только от безделья, поэтому Данте работает на благо своему агентству порой слишком усердно: добирается до самых удаленных точек в рекордное время, днями подряд месит демонов с перерывами в пятнадцать минут, добирается до агенства или ближайшей гостиницы — как повезет — и едва находит силы, чтобы доползти до кровати. Тогда Данте может спать спокойно хоть целые сутки. Работу свою он делает хорошо, получает прилично и даже может покрыть счета за разрушения, которые развели увлекшиеся девочки и Неро.
Другая крайность — бессонница, моменты, когда работы совсем нет, и сны посещают с завидной регулярностью. У снов тоже две крайности: либо слишком хорошие, чтобы быть правдой, либо давящие своей ужасающей правдоподобностью. Трудно сказать, что он ненавидит больше. От них спасения нет, остается только ждать крупного заказа и заставлять себя бодроствовать до износа, благо демоническая кровь увеличивает выносливость в несколько раз.
Внешне, конечно, при любых раскладах ничего не меняется.
Данте шутит, отпускает слегка язвительные комментарии, выглядит все так же стильно-небрежно да и вообще легок на подъем. А ночью гуляет по улочкам, погружаясь в свои мысли, и возвращается с первыми лучами солнца. Грузить кого-либо своими проблемами совершенно не хочется.
Вторая ночь после возвращения домой из преисподней была как раз той, в которую было лучше или не ложиться, или не просыпаться вообще. Сон слишком реален, так, что Данте теряет грань между результатом работы его воспаленного разума и действительностью. В нем Данте и Вергилий общаются как братья, как настоящие братья, со спаррингами, подколками, легким соперничеством — куда без них? — и спрятанной в глубине серой радужки привязанностью. Но на поверхность он возвращается один, Вергилий толкает его в портал, и тот сразу схлопывается с яркой сине-голубой вспышкой. И эта вспышка становится приговором, потому что пути назад нет.
Данте не может пошевелиться, на грудь будто положили пару тонн, и он дышит короткими полузадушенными урывками. Данте смаргивает, пытается отогнать пугающие образы и тени, но те лишь тянут свои уродливые лапы все ближе.
***
Вергилий задумчиво вертит сборник стихов Уильяма Блейка, врученный Неро сразу после возвращения. Общение с сыном все еще стоит на одной точке, но Вергилий обнаружил, что в книге некоторые строки, а то и стихотворения целиком помечены. Осознание, что чем-то они все же похожи, отдается странным слабым теплом за ребрами.
За окном давно темно, и Вергилий уже собрался лечь спать, как тонкий слух уловил частое хриплое дыхание.
Любопытство пересилило необходимость в отдыхе, и вот он уже стоит у двери в спальню брата.
На кровати со смятыми простынями лежит Данте, неподвижный и напряженный, что заметно даже в полутьме. Стоит сделать шаг в комнату, как он сразу выныривает из оцепенения, поворачивает голову и шепчет неверяще:
— Вергилий?
— Ожидал увидеть кого-то другого?
Внимательно изучая брата, Вергилий садится на край кровати. Лицо у него влажное, с испариной на лбу и висках, взгляд такой, будто он увидел восставшего мертвеца. Данте резко берет ладонь близнеца в одну руку, а другой берет за шею и притягивает к себе, прислоняясь лбом ко лбу, смотря полубезумными глазами.
— Ты не будешь искать силы, не исчезнешь больше, слышишь?! — звучит как мольба.
Вергилий коротко кивает, не отводя взгляда, и не пытаясь вырваться. Хватка ослабевает, и Данте облегченно вздыхает, когда брат ложится рядом, все еще держа его за руку:
— Не в твою смену.
Вергилий убирает с его лба взмокшую челку и говорит притворно строго:
— Спи.
И на этот раз Данте спит сном младенца, чувствуя тепло под боком.
У Вергилия после пробуждения забавно торчат волосы, и во сне, с особым умилением замечает Данте, умиротворенное выражение лица.