Парень, нежившийся в окончании прекрасного сна, перевернулся на другой бок, невольно подставляя солнцу своё лицо. Лучи явно были уже дневными, заряженные ясным голубым небом, а потому нагревали кожу, пробуждающегося человека. Тот из собственной вредности, прописанной с рождения в ДНК, напрочь отказался открывать глаза. Одна часть тела высунулась наружу и скомкала одеяло под себя. Сооружённая дакимакура отдавала небольшое количество сладко-щемящего чувства счастья. Это был подарок за дарованную короткую жизнь. Чуя нежился в этом, словно в прекрасной ванне, которую так любит делать время от времени из всяких трав, ароматических палочек и молока. В эти моменты можно было забыть о перестрелках, заданиях и всяких проблемах, которые бьют твою голову, стоит только увидеть бренный мир. Щека потёрлась о приятные чистые покрывала. Неожиданный душевный прилив чуть не выбил из него настоящее кошачье мурчание. Хотя, даже если бы и мог, то это получилось бы скверно, учитывая пристрастия к алкоголю и сигаретам, что точно никак не вяжутся с таким мелодичным звуком. Парень остановился на удовлетворённом стоне и зарылся в мягкое одеяло лицом, пока ткань вокруг него, словно качалась, убаюкивая гостя и унося в космический транс. Из-за движения волосы сбились ещё больше, преображая кота в ёжика. Только вот они не бывают рыжими, что мы сразу опровергаем этой картиной.
Чуя утопал в этом наслаждении невероятно мало, по крайней мере, так ему показалось, когда уведомление на телефоне вызвало первую слабую волну раздражения. После такого всё чудесное действие испарилось из одеяла, словно это треклятый звук мог отгонять эфемерных энергетических созданий в радиусе ближайших нескольких метров. Чуя ругнулся про себя, так как теперь оно неимоверно начало греть, как и любой из собратьев. Душно. Ноги выпутались из тканевого змеиного захвата и откинули лёгкий прямоугольник куда подальше. Придётся идти на крайние меры, не зря они покупали такую огромную кровать. Всякая купленная вещь должна оправдываться, иначе он бы стал спать на диване в гостиной. Чуя перевернулся обратно в изначальную позу и чуть приблизился. Рука поднялась, согнулась слабой дугой и решительно опустилась. Воздух выбило из лёгких, а ощущение падения до сих пор пробегало сводящей судорогой по позвонкам, стягивая в истоме сухожилия. Глаза моментально открылись и увидели перед собой схваченную пустоту. Парень обернулся назад и тоже никого не увидел. На кровати он находился один, что было невероятно странно. Обычно, он просыпается самым первым, в отличие от остальных двух лентяев, и с самого раннего утра пытается задушить кого-нибудь цепкими руками. Чуя прогнал остаточную дрожь от случившегося конфуза и моментально сжался на кровати, неловко обхватив себя руками. В комнате почему-то стало неожиданно холодно, хотя кондиционер никто не включал. Вспомнив примерное местоположение одеяла, он одним движением руки накрылся с головой. Рыжие волосы гладило тёплое солнце, зарываясь в них, как маленький ребёнок. Стало немного легче, но недавняя паническая волна сбило всю остаточную сонную негу, из-за которой всем всегда не хочется никуда вставать, а поддаться обманной мягкости кровати и плевать, что после этого поражения голова будет весь день раскалываться на мелкие куски.
Парень выдал крепкое выражение теперь вслух, оскверняя лицо раздражением. Выпутался из кокона, что признал своё поражение в успокоении трепетно любимого хозяина, и сел в кровати. За окном выстроились в группы многоэтажных зданий, подглядывающих из-за своего любопытства в чужие окна. Благо, не смотря на густоту подобных сооружений, с обратной стороны комнату было не разглядеть. Между двух особенно тесных пристроилась полоска ослепительного глаза, что давно разбудил большую часть населения и их соседей — растений. Парень вздохнул после знакомого крика из соседней комнаты. Очевидно, столь громкий звук издал Дазай. Пришлось найти взглядом прибор, что скажет, во сколько этот петух будит всех соседей. Время электронных часов на прикроватной тумбочке оповещало о приближении дня. Должны признать, Чуя поспал многовато, но всё же чувствовал себя скверно, особенно после звукового вмешательства из недр квартиры. Считать основной причиной выпитый бокал вина совершенно не хотелось, поэтому оставалось сознательно игнорировать эту боль, делая вид, что всё хорошо. Как же изначально было прекрасно это утро, но теперь оно омрачено нефтяными пятнами, что не вывести никакими тяжёлыми химикатами. Парень окончательно выпутался из тянущейся к нему любвеобильной кровати и мимолётным движением оглядел себя в зеркале шкафа. Мимолётным, потому что перед ним предстало нечто из детских страшилок. Где страшные, лохматые существа мучили и пугали детей, обязательно куда-то их утаскивая. Маленьких он точно не ел, а вот ленивых, помешанных на стратегии и интеллекте придурков кусал ежедневно. Однако, воспоминания о них не снимут ощущение, что по нему проехались несколько раз катком, а после этого отправили на курсы начинающих космонавтом, проверять вестибулярный аппарат. Его единственной надеждой была ванная комната. И это была первая вещь, что оправдала хоть какие-то приятные ожидания.
На кухню он вышел уже напоминая обычного человека. Помещение было маленьким, но при этом проворачивать манёвры одним человеком-поваром было очень удобно. Белые жалюзи были подняты, пропуская солнце и сюда. Через открытое окно пробиралась дневная прохлада соответствующая внутренней норме. Яркая салатовая поверхность светилась от попадающего света, призывая что-нибудь приготовить, но на это совершенно не было сил. Стоило это упомянуть, как на плите нашлась кастрюлька в своём рабочем состоянии, выпуская небольшие дозы пара в воздух. Две тёмные головы, сидевшие друг напротив друга за светлым обеденным столом, обернулись. Первый был как всегда насмешлив и придурковат. Коричневые глаза переливались с карамелью во взгляде, отливая яркими звёздочками света в космическом тумане, скрывающим нечто страшное и обыденными людьми недосягаемое. Второй смотрел тёмным фиолетовым взглядом, излучающим вселенскую тоску и скуку. Только в некоторых моментах там загорались бенгальские искры. Один из способов их пробуждения, это, конечно же, различные игры с Дазаем, которые их головы генерировали чуть ли не ежедневно. Именно поэтому в руках обоих сейчас находились игральные карты. Что они придумали на этот раз, было бесполезно спрашивать. Очевидно, что-то, что заботит только их и невидимый счёт побед. На фоне домашней мятой одежды, что не поменялась с пробуждения, хотя было понятно, что проснулись те давно, явление было комичным. Этих настолько полярно разных людей точно связывал отказ от опрятности.
— Доброе утро, Чуя
— Дазай тебя разбудил? — спросил Фёдор, скинув с себя всю ответственность за происходящее. Ну, ладно, ещё последний упомянутый факт тоже дел их невероятно схожими. Менее придурками, несмотря на интеллект, они не становились в его глазах.
— Что произошло? — игнорируя реплики обоих, спросил недовольно Чуя, скрестив руки на груди.
Осаму вздохнул, делая самое страдальческое выражение лица, на всём белом свете. Признаемся, несмотря на комичность, его действительно захотелось обнять. Парень от этой мысли только незаметно смял ткань рукава.
— Мы всё утро не можем закончить игру. Счёт перевалил уже за двести партий. Сто шесть побед и сто семь поражений у меня.
— У меня, соответственно, наоборот.
Как жить с ними в одной квартире? От их проблем у Чуи чуть не начался дёргаться глаз. Сидят тут, играют с самого утра. Он не мог понять, почему раздражение накрыло его, ведь было совершенно привычно, что эти двое опять что-то придумали и теперь будут этим заниматься, пока не получат победителя. Однако успокоиться просто так сил не было, как и на что-либо вообще, поэтому он просто промолчал. Не услышав ответа, Фёдор с Осаму вернулись к картам. Первый окинул его перед этим нечитаемым взглядом. Несмотря на продолжительное сожительство, он до сих пор не мог привыкнуть к таким взглядам. Они появлялись именно в тот день, когда он готов терпеть их меньше всего. Знакомые мурашки пробежали по плечам и пришлось отвести взгляд к кастрюле.
— Овсянка варится для тебя, — сказал неожиданно Осаму, — если ты будешь держаться только на запасах вина в этом доме, то оставишь нас с Фёдором одних, и тогда мы помрём следом.
Чуя фыркнул и ничего не ответил, посмотрев на пузырчатое варево. Взяв ложку, он попробовал её. Та оказалась идеально вкусной, будто кто-то вытащил из его головы рецепт, придуманный им, и использовал. Парень покосился на Дазая, словно не верил, что тот сейчас сидит в этой комнате, но затем выдавил улыбку и помешал кашу. Впрочем, под звук падающих картонных карт и Дазаевским напевом какой-то песни, она быстро оказалась в миске с нарезанными фруктами. Взяв тёплую порцию, он приблизился к столу, занимая место рядом с Осаму. Его терпения хватило только наполовину тарелки, победного восклицания, а затем и полного скуки после проигрыша.
— Уберите это дерьмо со стола. Раз сами закончить не можете, я просто выкину их в окно, — проворчал с тоской Накахара, совершенно не показывая того, что готов выполнить обещанное.
— Чуя, ты забыл правила? Никакой лексики во время приёма пищи, — спокойно напомнил Фёдор, на секунду отрываясь от карт.
— Тебе приснился кошмар? — взглянул на него суицидник, тоже заметив странную реакцию на обыденное явление. Это настроение могло быть объяснимым данным фактом. Он припоминал, как время от времени вытаскивает из сна сидящего сбоку, потому что тот начинает задыхаться в собственных слезах. В такие моменты просыпаются все и убаюкивают с двух сторон слабого и беззащитного парня. Чуя никогда не признавался в том, что могло настолько пугать и делать его таким уязвимым, но они и не требовали в силу чужой закрытости. Дазай понимал это. Работа, тесно связанная с оружием, криминалом и боями, никогда не проходит бесследно. Он сам страдает от наплывающих волн полного безразличия к жизни. Его самого поддерживают, как могут, хотя пробиться через привычную в такие периоды броню апатии было сложно. За это он был готов благодарить присутствующих бесконечно. Осаму заправил рыжую прядь за ухо и стоило ему замереть в этом жесте, как руку скинули.
— Нет, — сморщился Чуя, уткнувшись в тарелку, всем видом желая показать, что разговор на эту тему с ним окончен. Дазай удивился, но потом лишь вздохнул и посмотрел на Достоевского. Казалось, они мысленно обменивались какими-то теориями по поводу происходящего. Настолько это выглядело серьёзно, что Чуи стало неприятно, и пришлось заработать челюстями быстрее.
— Поделишься с нами причиной плохого настроения? — осторожно попытался Фёдор.
— Всё нормально, — повёл плечами Чуя от концентрации внимания вокруг него, к этому ещё и прилагалась ладонь Осаму. Почему-то сейчас от долгожданного тепла стало тошно и противно. Благо миска теперь пустовала, и можно было спокойно свалить. Парень убрал чужую руку и поставил посуду в раковину. Он точно помоет её тогда, когда не будет подвержен на этой территории расспросам. Рыжая голова скрылась в гостиной, где через пару секунд включится телевизор.
— Что думаешь? — спросил Осаму, переводя красноречивый взгляд с проёма на оставшегося собеседника. Карточная игра уже стала наполовину заброшена, картонные прямоугольники летели на стол неосознанно.
— Что ты почему-то перестал быть наблюдательным, — сказал Фёдор, улыбнувшись.
Осаму выгнул одну из бровей на эту реплику: «А ты прямо уже его раскусил и понял, как нужно действовать?»
— Сам посмотри, — бросил карты на стол Фёдор, окончательно теряя к этому занятию интерес, и тоже пропал в проёме.
Дазай похлопал пару секунд глазами и понял, что все его кинули. Последовав примеру, он тоже бросил свой веер, не замечая, что некоторые из них приземлились на пол. В гостиной находились все жильцы разом. И что тут произошло за короткую минуту, не совсем ясно. Чуя, откинувшись на диване перед телевизором, таял от рук Фёдора, что с лёгкой улыбкой делал ему массаж. Его движения были уверенными, но не сильными и обладали странным воздействием, потому что вскоре рыжая голова перестала нормально держаться, падая вперёд. Этот момент был использован идеально. Фёдор наклонился к чужому уху и что-то прошептал. Лицо Чуи от этого повело в неразборчивой эмоции, даже отсюда была видна сетка одинаковых мурашек на руках. Почему его не оттолкнули с бранными криками? Что с ним сделал Достоевский? Который уже обошёл диван, уверенно приблизившись к оставленному парню. Его быстро притянули к горячему телу, от чего Чуя прикрыл глаза, глубоко выдыхая. Ладонь легла на тонкую шею и поглаживала её большим пальцем, кончик носа прошёлся по тонкой коже с другой стороны, дошёл до уха и прикусил мочку. Затуманенный негой взгляд устроил кавардак эмоций в Осаму но он пока не решался подойти ближе, будто бы упускал что-то важное, ускользающее каждый раз прямо перед носом, и если он не поймёт, то тот снова убежит, кинув что-то колкое. Чуя сдался от такой ласки окончательно. Он перебросил одну из ног и сел к нему на колени, прижимаясь всем телом. И первым потянулся к Фёдору, властно потянув его за растрепанные волосы. Поцелуй выходил нежным и невероятно медленным, где эта инициатива исходила от Фёдора. Они медленно сминали губы друг друга, потягивая по-очереди каждую. Руки не оставляли без внимания каждый сантиметр спины Чуи. Даже несмотря на работающий телевизор, можно было уловить спровоцированный тихий стон. После чего начались бесконечные беспорядочные прикосновения различного рода. Фёдор занял ими всё тело Чуи, медленно, уверенно, показывая своё желание к нему, а иногда сжимал в крепких объятиях, тело к телу. Он водил носом по его щеке и ушам, постоянно что-то говорил. Чуя кивал, постанывал, а на губах появлялась улыбка, такая счастливая и спокойная, что сердце смотрящего Дазая не выдержало.
— Кажется, я начинаю понимать, — сказал сам себе Осаму и приблизился к любимой его сердцем парочке, что уже ласкалась в объятьях друг друга.